Перринс пробормотал какие-то слова сочувствия и стал раздумывать, к чему все-таки клонит шеф.
Итак, Перринс, мы должны что-то предпринять хотя бы ради того, чтобы вернуть моей жене душевное спокойствие.
Перринс отпил из рюмки глоток джина, а затем задал глупейший из вопросов, который только мог прийти ему в голову:
У вас есть какие-нибудь предложения?
Вчера у меня был посетитель. Один из членов «Кабала».
Перринс чуть не выронил из рук рюмку. Дело оборачивалось хуже, чем можно было предположить. Он осторожно поставил рюмку.
Неужели?
Конечно, речь не идет об ультимативных требованиях. Они не такие люди. Просто дали понять, что полетят головы, если не начать делать дело.
Понятно.
Я заверил своего гостя, что вы свой долг выполните.
Вайатт?
Нет, как ни смешно, не он. И не Френч и не Бейнард.
Остальные редко покидают дворец, если, конечно, не считать Моррисона.
О нем и речь. Уберите его.
Сэр Джон предложил Перринсу еще рюмку вина, но тот отказался, тем более что не совсем понял приказ и решил, что ослышался. <*
Какой же смысл в этом?
Мы должны заставить их понервничать. Пока им все удается потому, что они чувствуют себя в безопасности. Кроме того, должны же мы с чего-нибудь начать.
Перринс вдруг заметил, что шеф избегает смотреть ему в глаза. Глядит в окно, на полки с книгами, на карту города, на портрет леди Грейс, но только не ему, Перринсу, в глаза.
Убийство Моррисона, сказал Перринс твердо, никакого влияния на авторитет Вайатта среди народа не окажет.
Черт возьми, да разве он не враг государства? Вы рассуждаете как забастовщик. Да разве народу есть какое-нибудь дело до Моррисона или даже до Вайатта? Люди просто будут глазеть на происходящее, как на новый эпизод из детективного кинофильма. Хлеб насущный и телевизорвот что интересует народ.
Но Перринс, прислушиваясь к обеспокоенному голосу человека, который стремился сохранить за собой должность, слышал только холодный, бескомпромиссный голос «Кабала».
Государственная безопасность. Что могли означать теперь эти слова? И зачем ему связываться с этим Моррисоном? Враг государства. Приказ свышеуничтожить. Это его задача. Прежде всего нужно найти этого человека, а затем убить. Государственная безопасность Перринс был уверен в одном: придется привлечь кого-то со стороны, его парни не захотят марать рук.
Приняв это решение, Перринс отправил Лингфилда собрать нужную информацию, а сам, откинувшись в кресле, постарался забыть об этом грязном деле. Обвел внимательным взглядом свой кабинет. Каким же обветшалым показался он ему. Потом Перринс стал считать булавки с флажками, наколотые на картах. Он знал, что означает каждый флажок. Разве это не власть? Ковер местами сильно потерт. И почему он не замечал этого раньше? Ну конечно, дела. Слишком занят преследованием врага? Но кто настоящий врагшпионы, Блейдс, Моррисон, Вайатт или Лэнгли? Нет, это не власть. От Блейдса и до последнего сторожавсе они рабы и прислужники «системы», а «система» снова пришла в движение и требует крови англичанина Моррисона, врага государства.
Перринс оторвал взгляд от потертого ковра и подумал, что он не кто иной, как инструмент мести. В этот момент вошел вернувшийся с задания Лингфилд.
Ну?
Только один попался недавно. Убийцы притихли после издания Вайаттом декрета. Но простите, сэр, мы снова будем заниматься своим делом?
Перринс пренебрег вопросом и не обратил внимания на огонек надежды, который засветился в глазах Лингфилда. Он очень часто думал о Керли как о подходящем начальнике концлагеря, если такие заведения существовали бы в Англии.
Это его личное дело?
Да, сэр. Лингфилд передал дело Перринсу. Тот быстро пролистал страницы, задумался, а затем произнес:
Любит побаловаться с оружием.
В армии был лучшим стрелком. С тех пор у него сохранилась любовь к оружию.
Перринс снова полистал дело. Помолчав, заметил:
Три года за вооруженное нападение. Очень уж громко сказано.
А как же, сэр?
У него был обрез. Он буквально перерезал ноги человеку пулями во время бандитского налета. Но «вооруженное нападение» звучит лучше.
И он подойдет?
Да Его политические убеждения тоже годятся. Он подойдет, Керли. Организуйте все как нужно, прошу вас.
Поговорить с ним?
Да. И быстрее.
В последующие несколько дней ничего примечательного не произошло. Все выглядело так, будто страна перенесла сильное землетрясение, и теперь все устраивалось. Кто-то правил странойи это главное. Не важно, кто был у власти и как этот человек управлял страной. По крайней мере не хуже, чем предшественники, если не лучше. Цены на продукты не поднимались, капиталовложения росли, принимались меры к сокращению безработицы. А до рождества оставалось каких-нибудь сорок дней.
Контролируемое общество! У Ригга на этот счет не было никаких сомнений. Именно так он в обобщенном виде представил необходимость подвинтить гайки, излагая свои мысли гостям, собравшимся у него на даче.
Это произошло потому, что мы слишком долго и слишком во многом потворствовали фермерам. Теперь время, что называется, проучить их.
Мартин любит народ, с улыбкой произнесла жена Ригга.
Народ! Это же мусор. Кандидаты в каторжники, поощряемые благотворительностью и заработками в сверхурочные часы на то, чтобы в какой-то момент сказать, что они тоже хорошие и даже лучше других.
Это он нас имеет в виду, пояснила жена Ригга гостям. Все только понимающе улыбнулись.
Ригг был вне себя.
Ну хорошо. Улыбайтесь. Но и вы знаете, что я прав.
Гости все понимали и вслух говорили об этом. Все было понятно всем, кроме одного гостяневысокого темноволосого человека, которого Ригг выбрал себе в преемники в «Кабале».
Слушая знакомую болтовню, этот человек думал о будущем. На него пал выбор осуществить мечту «Кабала» о контролируемом обществе. Для этого нужны были только время и терпение.
Никто не был так удивлен, как Милли, когда он в тот же день неожиданно вернулся домой. Она уже приучила себя к мысли, что муж будет отсутствовать долго. Он сразу же начал извиняться. Получил, дескать, работу на строительстве, хороший оклад. Но Милли не нужны были его извинения. Муж снова дома, и он ни в чем не замешан. Она даже застыдилась своих мыслей, что он способен на убийство сторожа или что-нибудь подобное.
А он? Он сидел и разглядывал коврик с изображением вставшей на дыбы лошади, который подарил им на свадьбу дядя жены. Милли знала, что муж не любил этого коврика. А он перевел взгляд на нее, и от этого взгляда ее бросило в дрожь. Фред не был похож сам на себя, когда заговорил:
Они знали Альф сказал им, где находится эта штука. Они отпустили меня и сказали, что сообщат, если потребуюсь. А затем они вернули мне эту штуку.
Что вернули? с дрожью в голосе спросила Милли.
Ответа она так и не дождалась.
17
В Западной Германии с некоторым опасением наблюдали за выводом войск британской Рейнской армии. Разговор об этом внезапно стал реальностью. Часть бастиона, защищавшего страну, рушилась у всех на глазах. Первые подразделения отправлялись на родину.
Только члены ассоциации офицеров радовались происходящему. Если достаточное число этих игрушечных солдат покинет фатерланд, можно будет снова свободно вздохнуть, увеличить свою армию и довести ее до справедливого уровня. Вермахт всегда остается вермахтом, и в быстро меняющейся обстановке американцы готовы пересмотреть свою политику в отношении атомного оружия.
Комментаторы телевидения собрались на аэродроме, готовясь встретить первые возвращающиеся подразделения.
Сержант?
Да. Стюарт.
Сержант Стюарт, вы, конечно, рады возвращению домой?
Конечно.
Не считаете ли вы, что Вайатт зашел слишком далеко, выйдя из НАТО?
Не понял.
Не считаете ли вы, что Вайатт поспешил с выходом из НАТО?
Да, он выходит из НАТО. Мы первыми вернулись из Германии, разве вы не видите?
Как вы относитесь к Вайатту?
Ничего не могу сказать, Я с ним не встречался.
Прошло восемнадцать дней. Страна, за небольшим исключением, признала правительство Вайатта. У народа не пропал интерес к этому человеку. Люди читали декреты и обсуждали их, на что Вайатт и рассчитывал. Во все школы было разослано распоряжение о том, что детям старше одиннадцати лет разрешается обсуждать дела страны. По указанию капитана Вайатта в часы, отведенные для изучения текущих событий, в школах должны были зачитываться все декреты и распоряжения правительства. По сообщению министерства просвещения, эти нововведения были хорошо приняты учащимися.
Вайатт не переставал разъяснять, что каждый шаг предпринимается им в интересах народа, для его выгоды и что народ имеет право знать, какие мероприятия проводятся от его имени, право обсуждать и даже критиковать эти мероприятия.
По этим причинам в канцелярию Вайатта поступило столько писем, что штаты пришлось резко увеличить. Через три недели после прихода к власти Вайатт имел все основания заявить, что политическая сознательность достигла небывалых высот. По мнению Вайатта, это было не только полезной, но и необходимой предпосылкой подлинно демократической конституции.
Планы отправки экспедиции были почти завершены. В ближайшее время Вайатт должен был объявить, что по согласованию с министерством обороны и видами вооруженных сил создан небольшой экспедиционный отряд, который через несколько дней отправится в Замбию. А пока все хранилось в строжайшей тайне. Слухи постепенно переросли в уверенностьВайатт что-то замышляет. Речь может идти только о Родезии
Следующим свидетелем был генерал-майор сэр Уильям Одгсон, ветеран второй мировой войны, неофициально считавшийся армейским козлом отпущения номер один. Армии тоже нужно было преподнести урок, которого она не забыла бы. Социалисты, тори и Хартфиш были в полном согласии на этот счет.
Вряд ли происходящее можно было назвать судом в общепринятом смысле. Никто на подобное не мог осмелиться, дабы не вызвать озлобления в вооруженных силах и не создать еще одного Вайатта.
Решение Хартфиша было прекраснымставить виновных к позорному столбу. Пригвоздить человека к кресту с помощью слов крепче, чем гвоздями. Поставить его в положение свидетеля, загнать в угол вместе с остальными соучастниками. Временное правительство дало Хартфишу согласие на это.
Сэр Уильям, вы были тесно связаны с этой военной операцией, не так ли?
Да.
Когда вы впервые узнали о ней?
Я получил соответствующее письмо, как и командующие другими видами вооруженных сил и официальные лица министерства обороны. В этом письме содержалось приглашение явиться на заседание совета в полном составе.
Учитывая ваши прежние обязательства, можно предположить, что вы игнорировали это приглашение?
Нет, я не игнорировал его.
Понимаю. Итак, вы прибыли на совещание, где председательствовал Вайатт?
Да.
Встречали ли вы его прежде?
Нет, никогда.
Какое мнение у вас сложилось о Вайатте?
На меня произвела впечатление прежде всего его искренность и, во-вторых, его хватка
Достаточно. Итак, он произвел на вас впечатление. Скажите, сэр Уильям, вы когда-нибудь смотрите телевизионные передачи? Театральные постановки, например?
Да, часто. Когда есть время.
Считаете ли вы, что умеете оценить игру актеров?
Уверен, что сумею отличить хорошую игру от плохой.
Во время всех этих событий Вайатт производил на вас настолько хорошее впечатление, что вы были готовы принять на себя часть ответственности за его военную авантюру?
Ваша терминология не отражает намерений Вайатта.
Признаете ли вы, кадровый военный, что приветствовали экспедицию, организованную дезертиром, потому что она рассеивала скуку мирного времени?
Если вы считаете, что прошедшие войну и знающие о ее последствиях горят желанием снова воевать ради избавления от скуки, то мне остается сказать одно: вы глубоко ошибаетесь.
Вам были известны сложности родезийской проблемы?
Вайатт ясно показал, что ничего сложного в этой проблеме не было.
«Вопрос не в белых меньшинствах и темнокожем большинстве. Вопрос в том, что люди лишают других людей определенных человеческих прав. Я привел достаточно фактов, доказывающих, что Родезия полна решимости создать на своей земле дух апартеида, по своей неприглядности точно такой же, как и в других районах Южной Африки.
Это положение сохранялось слишком долго и зашло достаточно далеко. Если, подобно Ригли, мы будем уходить от решения вопроса, то докажем так называемому третьему миру, что считаем белый цвет кожи священнее справедливости.
Мы слышали все аргументы. Знакомы с бесконечными дискуссиями, новостями и точками зрения всех заинтересованных. Только всех ли? Где голос двух миллионов африканцев, которые заинтересованы в этом вопросе больше других?
Если слово «целостность» имеет какой-нибудь смысл, то нам нечего терять в Африке, кроме сомнительной любви со стороны белых родезийцев. Если наши деяния правомерны, почему мы должны бояться отрицательной реакции ультрабелых государств? Почему мы должны поклоняться аплодисментам ультрачерных государств?
В следующей главе истории будет записано, что мы действовали во имя блага и во имя соблюдения чистоты принципов более значимых, чем десять заповедей, во имя уважения, соблюдения достоинства и справедливости для каждого».
Узнаете эту выдержку из вступительного слова Вайатта, сэр Уильям?
Узнаю.
Готовы ли вы сказать, что эта эмоциональная тирада убедила вас безоговорочно согласиться помочь Вайатту?
Да.
Скажите, сэр Уильям, что произошло бы в случае вашего отказа санкционировать применение силы в Родезии?
Думаю, что эту санкцию дал бы кто-нибудь другой.
Значит, вы согласились на проведение экспедиции, считая, что в случае вашего отказа ее санкционирует кто-нибудь другой?
Нет, это не так. Я
Не возникали ли у вас угрызения совести по поводу того, что белые будут проливать кровь белых людей?
Такой вопрос не возникал.
А его следовало бы поставить. Повторяювы не задумывались над тем фактом, что содействовали развязыванию гражданской братоубийственной войны. Не так ли?
В вашем заключении слишком много эмоций.
Вы считаете, что все дело в эмоциональной окраске?
С таким же успехом гражданской войной можно назвать и первую мировую войну, поскольку кайзер и король Георг были противниками.
Нас сейчас не интересует первая мировая война. Мы стараемся выяснить позицию армии в родезийских делах.
Армия решала свои задачи согласно полученным приказам, которые, строго говоря, никто не отдавал.
Мне кажется, мы уже разделались с этим довольно неприглядным обманом. Я имею в виду вопрос об ответственности.
Если вы пытаетесь взвалить вину на командование армии, то я лично готов принять ответственность на себя.
Ту самую ответственность, которую вам навязали неизвестный капитан, пара лейтенантов и несколько других темных лиц?
Капитан Вайатт был человеком дела и чести. В нем сочетались ум и понимание, чего не хватает шестистам вашим самолюбивым парламентариям.
Значит, вы сейчас принимаете на себя роль свидетеля, выступающего в интересах подсудимого, сэр Уильям?
Мне сказали, что меня попросят ответить на несколько вопросов о роли армии в Родезии. Я не был готов к замаскированным клеветническим заявлениям.
Чего же вы ждали? Награждения орденом за то, что смешали доброе имя нашей страны с грязью? За то, что вместе со своими коллегами не приняли мер, которые позволили бы ликвидировать заговор через два-три часа? За то, что спокойно сидели дома, пока королева, отец которой произвел вас в рыцари, подвергалась оскорблениям на глазах у всего мира? Чего вы ждали, сэр Уильям?.. У меня нет больше вопросов к этому свидетелю.
Перринс изучал сидевшего перед ним человека, решая, как приступить к делу. Тридцать семь лет, а выглядит на десять лет старше. Видно, сказалась тюрьма. Самоуверенность уже уступила место стремлению услужить сильным людям. Он еще не был твердо уверен в своем будущем, но чувствовал, что его не обидят. Притворная улыбка на грубом лице этого человека не устранила чувства брезгливости у Перринса. Стараясь скрыть свое неудовольствие полученным заданием от находившегося перед ним Лейвери и от самого себя, Перринс резко сказал:
Итак, вам нравится убивать ночных сторожей. Лейвери облизал сухие губы и почему-то огляделся.
Три дня публичного показа. Это вас привлекает? Три дня, не меньше, а потом десять лет в трудовом лагере.
Он не имеет права. В цивилизованном обществе это бесчеловечно.
Лейвери сомневался во многом, но в этом он был совершенно уверен.