Вы, дикари, слишком свободно обращаетесь со словом «цивилизация». Что бы я ни думал о Вайатте Перринс вдруг замолк, поняв, что совершает ошибку. Значит, вы умеете обращаться с оружием?
Да, сэр. То есть у меня были неплохие результаты во время службы в армии. Говорят, что я мог бы даже получить королевскую медаль.
Нравится стрелять?
Нравится.
По людям?
Лейвери испугался и решил промолчать.
Ваши политические убеждения?
Я либерал, сэр.
Перринс рванулся грудью вперед.
Не пытайтесь шутить со мной, Лейвери. Если вы вынудите меня презирать вас больше, чем я уже презираю, то исчезнете навсегда, и даже ваша жена никогда не пожалеет об этом. Понимаете? Перринс дал понять, что не ждет ответа. В течение двух лет вы состояли членом социально-селективной партии Грахэма Виндзора, были специалистом по террору против иммигрантов. Но даже для этой партии вы оказались слишком растленным элементом, и вас исключили. Перед тем как отбыть два последних наказания в тюрьме, вы служили у человека по фамилии Рахман. Что же вы делали у бывшего министра жилищного строительства?
Лейвери впал в отчаяние и тихо сказал:
Вы же знаете, что я делал.
Перринс сделал вид, что не слышал ответа. Он изучал лежавшее перед ним личное дело.
Итак, вы сторонник жестких мер против иммигрантов.
Мне они не нравятся.
Почему?
Просто так.
Ваша логика убийственна. Вы, конечно, знаете, что капитан Вайатт и его люди вряд ли согласятся с вами?
Опять этот Вайатт. У Лейвери хватило сообразительности, чтобы уловить связь между вопросами Перринса и этим именем.
Этот Вайаттсукин сын. Он не посмеет, ведь никто
Найдется порядочно людей, которые поддержат его, если, конечно, мы не остановим их.
Остановить их! По мнению Лейвери, можно было бы остановить сторожа, убить его. Но правительство? Пока Лейвери раздумывал над этим, Перринс как бы между прочим сказал:
Это будет стоить пять тысяч.
Лейвери от удивления открыл рот. Так вот в чем дело. Упоминание о деньгах сразу все прояснило. И все же нужно было выяснить дело до конца, тем более что Лейвери чувствовал нежелание Перринса вдаваться в детали.
Пока нам нужно убрать только одного из них, сказал Перринс. Одного, до которого можно добраться без труда.
Вы предлагаете мне работать на службу безопасности?
Для нас вы не существуете, уклонился от прямого ответа Перринс. Поняли?
А если я откажусь?
Попробуйте.
Лейвери быстро отверг это предложение.
Что я должен сделать?
Мой сотрудник даст вам все нужные указания. Мысли закружились в голове Лейвери. «Пять тысяч
и услуга стране».
Возможно, вам следовало бы потренироваться в стрельбе, сухо заметил Перринс.
Это излишне. Не беспокойтесь. Пять тысяч! Вот жена обрадуется.
Если ваша жена или кто-нибудь еще услышит хотя бы слово о том, что здесь говорилось, вас не станет прежде, чем вы сумеете написать завещание.
Лейвери с недоверием посмотрел на Перринса.
Это вы сумеете сделать.
Злость на самого себя и на Лейвери, охватившая Перринса, лишила его того удовольствия, которое он было испытал от наивности Лейвери. Через пять минут этот дурак будет беседовать с Керли, который в иных условиях сразу пристрелил бы его. Интервью закончилось. Перринс нанял убийцу.
На девятнадцатый день своего пребывания у власти Вайатт выступал на совещании представителей делового мира, состоявшемся в зале заседаний палаты общин Твердоголовых бизнесменов не интересовали планы Вайатта в отношении пересмотра конституции. Их больше волновали экономические проблемы.
Но разве не очевидно, что решение этих проблем нужно искать глубже? спрашивал Вайатт. Ваши проблемыэто проблемы общегосударственные, хотите вы этого или нет. Мы можем по-прежнему смехотворно вести себя, настаивать на своем праве играть так называемую международную роль, залезать в долги у европейских банкиров. Ведь международная помощь лучше национальной? Или мы можем осознать ответственность за решение внутренних проблем, совершить стратегический отход, сосредоточить наши силы и средства на обеспечении целостности нашего государства.
Выбирайте: мощные резервы, благоприятный торговый баланс, укрепление позиций нашей валюты или валютные кризисы, долги, безрассудные капиталовложения и, следовательно, экономический застой.
Ваши трудности производства, отношения с рабочими, проблема расширения производства являются следствием глупой, нереалистической политики бывших правительств, которые предпочитали пушки экономическому росту и стабильности. Эта политика стала преступной в руках социалистов, которые были убеждены, что смогут иметь пушки, масло и варенье.
Существует только одно решениеотказаться от этой политики, от услуг заокеанских экономистов, которым платят деньги, а они доказывают, что могут работать только при условии, если дважды два составит пять. Меньше чем за три недели я укрепил наши внутренние позиции просто за счет сокращения вдвое расходов на военные нужды. Раздавались крики и угрозы в мой адрес, возможно, и некоторые из вас причастны к этому. Но послушайте.
Из сбереженной тысячи миллионов фунтов мы выделяем сто миллионов для оказания немедленной помощи судостроительной промышленности, чтобы она могла на равных соперничать с остальными странами мира.
Почему мы не должны строить танкеров водоизмещением триста тысяч тонн? Коротко на этот вопрос можно ответить так: мы можем это сделать и сделаем. Если среди вас есть судостроители, передайте рабочим, что когда я говорю о промышленном развитии, имею в виду промышленное развитие, а не бросаю слов на ветер, подобно болтунам-социалистам, которые все время чего-то выжидали, сами не зная чего.
Или экономическая жизнеспособность или международное чванствои то и другое вместе невозможно.
Вайатт рассказывал дальше о торговых делегациях, направляемых в разные районы мира, о снятии импортных пошлин на промышленные товары, об ослаблении кредитных ограничений. Он подчеркнул необходимость разнообразить промышленную продукцию. Очень важно, сказал он, ликвидировать традиционную зависимость, например, от ввоза автомобилей. Это позволит стабилизировать экономику.
Вся речь Вайатта носила боевой характер. Он знал, что нужно атаковать, нужно самому навязать требуемый темп, чтобы преодолеть открытую оппозицию и скрытую враждебность. Своей энергией и глубиной мыслей Вайатт привлек слушавших его людей на свою сторону, воодушевил их своей целеустремленностью. Они приняли его лозунг: «Мы можем это сделать и сделаем». Один из присутствовавших позже сказал: «Этот парень энергичен, и его предложения конструктивны. Не знаю, чего еще нам желать».
18
Без восьми десять вечером на двадцать третий день после переворота Поль Моррисон вышел из Вестминстерского Дворца. Он устал и был раздражен: день прошел в спорах с членами комитета По реформам избирательной системы. Если бы они могли посмотреть его глазами на замыслы Вайатта, касающиеся нового общества! Картина была перед ними, на восьмидесяти страницах, написанных в строгом, логически выдержанном тоне и содержавших идею создания общества, близкого к утопии. Если быть справедливым к этим людям, нужно признать, что они пытались понять происходящее, и иногда даже теплые огоньки светились в их глазах, свидетельствуя о том, что перед ними приоткрывается светлое будущее. Но ведь эти люди были всего-навсего гражданскими служащими, у которых в привычку вошло мыслить определенными категориями и которые всегда искали каких-то оговорок.
Сильный дождь, мистер Моррисон, сказал караульный.
Ну и пусть, хмуро проговорил Моррисон, взял у одного из караульных, стоявших у ворот, плащ и через площадь пошел к себе домой на Даунинг-стрит.
За исключением Френча, все остальные члены совета жили во дворце. Так было и безопаснее и удобнее. Но с Даунинг-стрит у народа связаны определенные чувства, и поэтому лучше было не оставлять квартиру на этой улице и передать ее кому-нибудь из членов совета. Моррисон наотрез отказался от телохранителя. Он не знал, что Вайатт приказал тайно охранять его, держась как можно ближе к нему. И все же Моррисон скоро заметил, что за ним следят, и рассказал об этом Мэри.
Машина типа «Кортина» стояла в нескольких метрах от угла дома. Когда Моррисон приблизился, мотор заревел, и тотчас же прогремели пистолетные выстрелы. Моррисон упал, а его тайный телохранитель, отстав, успел только выстрелить по удалявшейся машине, которая быстро исчезла из виду. Телохранитель подбежал к распростертому на тротуаре Моррисону, который, чуть приподнявшись, попытался ползти вперед. Это было последнее движение человека, знавшего, что ему предстояло еще много дел.
Моррисон умер по пути в госпиталь.
О случившемся немедленно доложили Вайатту. Он сразу же отправил записку Френчу в Тауэр, приказал сменить охрану дворца и созвал членов совета. Без тени волнения на лице Вайатт рассказал о происшедшем и стал ждать, что скажут друзья.
Террор, заговорил первым Бейнард.
Видно, это начало, заметил Синклер, стараясь, как и Вайатт, сохранять спокойствие.
Мы должны принять контрмеры, потребовал Лоример.
Что ты предлагаешь?
Лоример почувствовал себя неловко при этих резких словах, которые трудно было ожидать от такого человека, как Вайатт.
Ну, например, полиция
Полиция? Она же нам не служит, досталась от прежних хозяев. Конечно, можно сомневаться, что в этом деле замешана полиция, но и считать ее другом мы не можем. Вайатт резко повернулся и посмотрел на огни, отражавшиеся в водах Темзы. Заложив руки за спину, он продолжал:Вы обманываете себя, если надеетесь, что полиция поможет нам разобраться в этом деле. Кроме того, существует служба безопасности. Ее руководители тоже не боготворят нас.
Ты считаешь, что это дело рук службы безопасности? спросил Бейнард.
Службы безопасности? Вайатт подумал немного, потом вспомнил предупреждение Марша. Он говорил о пистолете с глушителем, а сейчас никакого глушителя не было.
Дело рук службы безопасности? Возможно, но эти людиисполнители. Этот выстрел организован оппозицией. Вайатт круто повернулся. Они хотят, чтобы мы впали в панику, потеряли голову, расстреляли в отместку кого-нибудь из королевской семьи. Ведь они думают, что мы на это способны.
А если мы этого не сделаем, пробормотал Бейнард, они могут подумать, что стоит попытаться спасти королеву.
Могут.
Что же нам делать? спросил Синклер.
Продолжать свое дело, пока можно.
И позволить убивать себя по одному!
В глазах Вайатта вспыхнула злость. Повернувшись к Синклеру, он сказал:
Прежде всего не нужно паниковать. Разве попытки такого родакругляшки на счетах? Минус одна, две, три жизни, плюс семь декретов и так далее. Если у кого-либо из вас появилось такое арифметическое мышление, пусть лучше уходит.
Никто не шевельнулся. Все молча смотрели на расхаживавшего взад и вперед Вайатта и понимали, что кабинет, дворец, Лондон и даже весь мир сейчас мал для этого разгневанного человека. Постепенно Вайатт успокоился и необычным для него голосом сказал:
Если мы верим в то, что делаем, значит, сознаем и возможность гибели, как сознавал это Моррисон.
Вскоре все разошлись. Ни один не предал дела Вайатта.
Ригг узнал о случившемся из телетайпного сообщения, находясь в клубе «Букерс». Он заказал шампанского, а потом разыскал в библиотеке лорда Уинлоса.
Говорят, у совета шести беда, сообщил Ригг лорду.
Что же произошло?
Их осталось пятеро, пробормотал Ригг. Хотите выпить?
Милли Лейвери в пятый раз подошла к окну. Вдалеке от их дома была видна новенькая «Кортина» темно-красного цвета, который ярко выделялся на зеленом фоне кустарника. Сердце Милли учащенно билось при мысли, что это их машина, которая, должно быть, стоила очень больших денег. А Фред сидел в соседней комнате и был совершенно спокоен. «Работаю», объяснил он, и тут впервые Милли не выдержала. Она беспокоилась не столько о себе, сколько о будущем ребенке. «Надеюсь, ты ничего не натворил. Ты же обещал» Вместо ответа Фред встал и закружил Милли вокруг стола, как школьник, а она едва успевала переставлять ноги. Ей не часто приходилось видеть мужа в таком настроении. Она даже не могла припомнить, когда Фред смеялся. Сейчас он был счастлив.
Все законно. То, что я сделал, самое законное деяние за всю мою жизнь. Только я не могу рассказать тебе об этом. Понимаешь? Но ведь так просто мне не дали бы эту машину и деньги? Ты даже не поверишь, если я скажу, сколько стоит машина.
Когда же ты начал эту работу, Фред?
Он перестал смеяться и посмотрел жене в глаза.
Вчера.
Милли вдруг почувствовала озноб, и ей захотелось, чтобы Фред снова засмеялся.
Бронеавтомобиль и грузовик с вооруженными до зубов солдатами остановились у входа в здание палаты общин. По приказу Френча солдаты держали винтовки наизготовку. Сам Цыган еще на ходу выскочил из машины, пролетел мимо часовых и по лестнице поднялся к Вайатту.
Капитан был в кабинете один. Он работал при свете настольной лампы и даже не поднял головы от стола, когда дверь открылась и Френч, не обращая внимания на протесты часового, вошел, горя от злобы.
Ты должен быть в Тауэре, тихо сказал Вайатт, не переставая писать.
Я член совета или нет?
Да, но ты еще начальник нашей охраны.
Но решения принимаются без меня?
Если у тебя есть конкретная жалоба, выкладывай.
Я ждал приказа целый час. Целый час!
Приказа?
Эти сволочи убили Моррисона, правда ведь?
Да, его кто-то убил.
Значит, настало время отомстить.
А зачем ты здесь?
Получить от тебя приказ отомстить. Зачем же еще?
Кого же ты имеешь в виду?
Любого. Например, ее мужа. Это следовало бы сделать сразу.
Вайатт осознал, насколько близка была опасность. Если бы Френч немедленно принял меры
А что лично тебе даст убийство этого лорда?
Счет сравняется. Как же еще мы можем утвердить свою власть?
Даже и не пытайся себе представить, что ты сможешь обмануть себя или меня, такой путь неприемлем. Твоя ненависть все равно не получит удовлетворенияубьем мы одного или двадцать. Но если бы все пули слились в одну, все пистолеты в один, а все люди в одного человека, тогда бы ты удовлетворился, убив его.
Возможно, что мы разочаровались друг в друге. Мне казалось, что ты вождь. Не какой-то там Иисус Христос со стальными латами на белоснежных руках. Ты знаешь народ не хуже его, но это и все.
А что же я должен знать?
Ты либо Цезарь, либо никто! Для тебя нет середины. Мы взяли власть силой. Значит, мы должны удерживать ее силой. Только попытайся подставить им вторую щеку. Они вряд ли не ударят тебя.
Мы идем на риск. А поканикаких репрессий.
Тогда не удивляйся тому, что случится. Вайаттчеловек слабохарактерный (ты ведь не имеешь намерения коснуться и волоса на их головах), так что же удерживает нас от попытки спасти королеву? Они не посмеют стрелять. Так будут рассуждать наши враги. Ну, капитан, что мы тогда станем делать?
То, что нужно.
Что касается меня, то если они придумают что-нибудь еще в таком же роде, то я перестреляю всех, кого смогу.
Френч!
Я не хочу, чтобы мы проиграли.
«Мы проиграли». Эти слова прозвучали, как выстрелы из засады. Вайатт чуть было не бросился с кулаками на Френча, но вовремя понял, что эта вспышка гнева просто легкое дуновение ветра по сравнению с тем, что могло произойти.
Кто ты такой? Кто мы все такие? Какое значение для идеи имеет наш личный успех или наша неудача? Мыничто. Мымусор, который выбросят, как только мы перестанем быть полезными. Мы боремся за претворение в жизнь идеи. Она останется жить долго после того, как мы умрем. Ее будут передавать из рук в руки, как факел. Но ничего не дается даром, и это относится и к тебе, и ко мне, и к каждому. Запомни это, а сейчас возвращайся в Тауэр, стереги этих людей и жди.
Цыган не мигая смотрел на Вайатта. Дух противоречия еще не угас, но Вайатт постепенно гасил пламя страсти. На лице его мелькнуло подобие улыбки:
И жди до конца.
Френч резко повернулся, пошел к двери, и там его остановил голос Вайатта:
Вся власть, которой мы располагаем, в твоих руках. Я верю тебе, потому что сам выбрал тебя для этой работы.
Френч постоял не оборачиваясь, потом резким движением открыл дверь и вышел. Больше он никогда не видел Вайатта.