Какая-нибудь важная персона у русских?
И близко не попала. Это надпись на ассирийской дощечке, возраст которой около пяти тысячи лет.
Она забралась в кровать и тесно прижалась к нему, положив кулачки ему на грудь и согнув колено у него на животе. Бедро высоко поднялось, волосы разметались по подушке.
Мой милый Обломов.
Все в порядке.
Ты слишком осторожен, Дэвид, тыбольшой мрачный медведь, но трагедия не в том, что ты страдаешь, а в том, что ты не чувствуешь.
Поэтому тебе не следует слишком беспокоиться обо мне.
Ты родился с верой в идеалы, но все, чему тебя учили, оказалось сейчас бессмысленным.
Да, доктор, пробормотал Лайм.
В действительности ничто не имеет значения, не правда ли?
Кажется, все дело именно в этом, доктор.
Вот что я хочу сказать, произнесла она. Для тебя имеет значение то, что ничего не имеет значения.
В этом все дело, Дэвид, и это отправная точка.
ЧАСТЬ IIПОХИЩЕНИЕ
ПОНЕДЕЛЬНИК, 10 ЯНВАРЯ
10:35, континентальное европейское время.
Небо было цвета выжатого лимона, и над отелем вырисовывались неясные очертания Пердидо; сдуваемый с ее вершины снег образовывал маленькие бурные вихри. Одиннадцать тысяч футов горы и ничего, кроме неба. Дом был огромный, он обладал тяжеловесной массивностью, но не внушал того ощущения безыскусной простоты, которое, очевидно, должен был производить. Немцы построили его только в прошлом годунемцы, которые построили в Испании все. Они проложили дорогу в город, выстроили Пердидо Спа из стали Круппа и пластика, который используют в отелях «Хилтон», и постарались придать ему вид гигантской колоды. Это было отвратительно.
Лайом МакНили стоял перед домом на открытой деревянной площадке размером с футбольное поле. В обычное время она была бы заставлена маленькими столиками и оккупирована обедающими лыжниками, но сегодня туристов не было. Премьер Перец-Бласко раскошелился, и испанская казна выделила сумму, достаточную, чтобы снять Пердидо Спа на время лыжной прогулки новоизбранного президента Фэрли. Столы были убраны, и на их месте расположился морской вертолет Фэрли на лыжах с поникшими неподвижными лопастями винта.
Первоначально Фэрли планировал покататься здесь на лыжах, но теперь, после взрывов, он потерял интерес к этому занятию. Однако план испанской поездки нельзя было быстро и легко изменить. Фэрли выжидал здесь, по пути, отдыхая.
Рано утром, из Мадрида в черном лимузине прибыл Торрес, министр иностранных дел. Как адъютант и главное доверенное лицо Фэрли, МакНили встретил Торреса и сопровождавших его людей около машины и быстро проводил их в банкетный зал, который был специально отведен в отеле для приемов Фэрли.
С Торресом приехали его личный переводчик, двое чиновников, очевидно, мелкие сошки, и приземистый громила по имени Доминикес, который оказался начальником гражданской гвардии. МакНили представил помощников и Мейера Рифкинда, который руководил отрядом секретной службы, приданным Фэрли, и все они маленькой группой расселись на одной стороне огромной пустой комнаты. Все чувствовали себя натянуто и нерешительно, как гости, задержавшиеся после шумного вечера, оборвавшегося час назад.
Но Торрес был легок в общении, и они уладили график визита Фэрли в Мадрид. Доминикес проделал большую часть подготовительной работы, и в основном оставалось только согласовать действия секретной службы с мерами, принимаемыми испанскими силами безопасности.
Подобные визиты всегда требовали сложной и обширной подготовки. Точное место прибытия, точное время приземления вертолета, где он будет встречен Перец-Бласко и охраной в штатском, маршрут автомобильного кортежа от вертолета до дворца. Доминикес вместе с Мейером Рифкиндом более часа детально изучал карты. Здесьпохожий на обрубок палец ткнул в картуПерец-Бласко и Фэрли сделают «незапланированную» остановку, чтобы выйти из лимузина и пожать руки людям из толпы. Гвардейцы заранее очистят квартал, проверят витрины каждого магазина, каждое окно и крышу, располагаясь таким образом, чтобы держать под прицелом все пространство.
Здесь, вдоль бульвара, будут установлены телевизионные камеры, которые снимут движение кортежа. На этом месте будут сделаны отличные фотографии Фэрли и Перец-Бласко, которые «случайно» остановятся, чтобы попробовать свежих жареных каштанов у уличного торговца.
Все это являлось выдумкой, игрой в индивидуальную дипломатию.
Лимузин поведет сотрудник гвардии, а рядом с ним на переднем сиденье будет агент секретной службы Соединенных Штатов. Еще два агента, также объединенные в пару, разместятся на откидных сиденьях лимузина лицом к высоким особам. По бокам процессию будут прикрывать гвардейцы в подтянутой форме и тяжелых треугольных шляпах. Впереди и сзади поедут машины с людьми из службы безопасности.
В три пятнадцать кортеж автомобилей подъедет к дворцу Эль-Пардо. Фэрли и Перец-Бласко выйдут из машины, гвардейцы образуют вокруг них клинообразное прикрытие, они войдут во дворец, сопровождаемые сзади веером из агентов секретной службы.
Там пройдет легкий полуденный завтрак. Перец-Бласко и Фэрли вдвоем расположатся на возвышении; приемлемо ли это для МакНили? Перец-Бласко представит почетного гостя (копия его короткой приветственной речи будет прислана). Затем Фэрли выступит с короткой речьюможет ли Торрес получить сейчас ее копию? Затем высокие лица и репортеры разойдутся в разные стороны; Фэрли и глава испанского государства удалятся со своими помощниками для беседы с глазу на глаз
В положенный момент с широкой лестницы спустился Клиффорд Фэрли в своем домашнем жакететом самом, с заплатами на локтях. Улыбаясь собравшимся, тепло пожал всем руки, сел и завязал непринужденную беседу.
Протокол был соблюден, и Торрес, наконец, собирался уезжать. Они все вышли из отеля на площадку и, проходя к лестнице мимо вертолета, МакНили рассеянно улыбнулся пилоту. Люди из секретной службы пристально изучали углы, тени, склон горы, даже небо: им платили за то, чтобы они делали только свою работу, и они делали ее профессионально. Фэрли, Торрес и свита спустились к автомобильной трассе. Подъехал лимузин, и агенты гвардии вытянулись по стойке «смирно». Позднее, пытаясь вспомнить последовательность событий, МакНили с большим трудом выделял движения, которые он видел. Машина с репортерами остановилась позади лимузина Торреса; помощники и охрана забрались внутрь, пока Торрес и Доминикес говорили прощальные словавсе это после обычных заверений для прессы: обсуждение было очень полезным, все идет гладко, мы ожидаем откровенного обмена мнениями в Мадриде
Несколько служащих отеля подошли, наблюдая за ними, к краю площадки. Там же были пилот вертолета и запасной пилот, которые курили сигареты и поглядывали на свои часы, чем-то озабоченные. Теперь Торрес и его люди сидели в длинном автомобиле. Он был сконструирован как раз для таких случаев. Двухканальное радио, пуленепробиваемое стекло, запоры на дверях, которые могли быть открыты только изнутри. В эпоху политических похищений технология безопасности требовала тщательной продуманности. С верха переднего сиденья поднялся толстый стеклянный экран и со щелчком закрепился на потолке; Торрес на заднем сиденье наклонился вперед, улыбаясь, махая рукой и что-то говоря в открытую дверь, пока она не захлопнулась, и величественный автомобиль тихо соскользнул вниз по горной дороге.
Когда МакНили и Фэрли подошли к платформе, пилоты военно-морской авиации брели назад к вертолету, стоящему на площадке; позднее МакНили это хорошо вспомнил. Команда журналистов расходилась после безуспешной попытки выведать что-нибудь у новоизбранного президента.
Фэрли направился к лестнице в отель; вокруг него, как пастушьи собаки, теснились агенты секретной службы. «Нет, подумал МакНили, как прилипалы». Это начинало действовать Фэрли на нервы: он любил пространство, любил развернуться, и не любил людей, стоящих на его пути. Он был из тех, кому важна возможность уединиться. Ему теперь придется привыкнуть к этому.
МакНили стоял на площадке рядом с вертолетом. «Что если» подумал он и попытался представить снайпера с дальнобойной винтовкой, вглядывающегося в телескопический прицел где-нибудь в одном из островков соснового леса наверху.
Покушения всегда были так просты в исполнении. Если человек действительно намеревается убить тебя, существует единственный на земле способ остановить егоубить его первым. И если ты не Знаешь о том, кто он, не знаешь даже о его существованииу тебя нет никаких шансов.
Нездоровые мысли. Именно это место внушало их: мавзолейная атмосфера огромного пустого отеля, желто-серое небо с едва пробивающимися лучами солнца, холодный сухой ветер, непреклонная отчужденность гор.
Позднее он спрашивал себя, не испытал ли он предчувствие, сбывшееся в слегка искаженном виде: своего рода экстрасенсорное восприятие, предвидение, необычная восприимчивость к зловещим предзнаменованиям этого дня. Он никогда особенно не доверял таким ощущениям, в конце концов, снайпера там не было.
Он повернулся к двери, опасаясь простуды, думая о том, чтобы пойти в свою комнату и часок поработать. Но стремление к уединению никогда не отличало МакНили; лучше всего он работал среди шума и беспорядка. Большие пустые комнаты навевали на него уныние, и ноги сами бы вынесли его опять на открытый воздух, поэтому он вообще не вошел внутрь.
Вместо этого он завязал беседу с двумя пилотами вертолета, офицерами военно-морского флотас ними было легко общаться: хорошие манеры и внешность, наряду с их авиационным мастерством, определили, что выбор пал на них. МакНили сам в возрасте девяти лет начал клеить модели самолетов, и восхищение авиацией никогда не покидало его.
сорокапятифутовый винт. Мощность? Около тысячи лошадиных сил, крейсерская скорость сто тридцать миль в час. Мы без труда доберемся сегодня до Мадрида часа за полтора, и еще останется горючего на сорок пять минут.
Обычно для таких случаев используют «13-J», не так ли?
Обычно. Но та машина поменьше, у нее не тот потолок, что у нашей птички. Андерсон говорил о машине с гордостью, как о личной вещи.
Вертолет фирмы «Белл», «Ирокез HU-1J»с комфортно оборудованными шестью местами для «очень важных персон», был окрашен в синий цвет Военно-Морского Флота, с нанесенными через трафарет знаками Шестого флота. Не обращая внимания на уколы совести, МакНили убил около часа, болтая с Андерсоном, и Кордом о вертолетах и полетах на них.
Оба пилота оказались ветеранами с десятилетним стажем, хотя об этом свидетельствовали не шрамы на их лицах, а поношенные кожаные куртки летчиков. Они говорили, коверкая слова и пользуясь техножаргоном, который не имел ничего общего с человеческим общением, и были людьми того типа, который МакНили в целом презиралнедоучки, не умеющие связать двух слов, с кашей вместо мыслей, но это были добрые приятные парни, и МакНили был не из тех, кто из упрямого принципа отказывает себе в маленьких человеческих радостях.
В конце концов ощущение вины побудило его вернуться к бумагам в комнате. Он оставил пилотов на площадке, когда они пили кофе из термосов. Сделав несколько последних исправлений и примечаний в речи, которую Фэрли готовился произнести в этот день, он побрился, переоделся в серый костюм от Данхилла и прошел по террасе в комнату Фэрли.
Фэрли разговаривал по телефону с Жанетт, он махнул МакНили рукой, указывая на стул. Когда он повесил трубку, МакНили сказал:
Господи, это отвратительно.
Что именно?
Все это нежничанье и воркование в вашем возрасте.
Фэрли лишь усмехнулся. Он сидел на стуле рядом с телефоном, в вечернем костюме из Мадраса. Когда он вставал со своего места, казалось, что он будет продолжать подниматься целую вечностьэтот высокий человек, казалось, состоял из множества суставов и распрямлял их один за другим.
Пока Фэрли одевался, они разговаривали о Перец-Бласко, о Брюстере, о взрывах в Капитолии, о базах военно-воздушных сил США в Торрехоне и Сарагосе и о морской базе в Роте.
Перец-Бласко был и Мессией, и Иудой, возлюбленным Спасителем людей и деспотом, которого они учились презирать, либеральным гением и тупым тираном, неподкупным защитником и гангстером-вымогателем, проклятым комми и проклятым фашистом. Он мог поднять уровень жизни народа и мог тратить все деньги на дворцы, яхты, мог открыть бесчисленные счета в швейцарских банках.
Ты совсем не знаешь его, не так ли? Ты просто не можешь ничего сказать о нем. Хотелось бы, чтобы он находился на своем посту уже некоторое время.
То же самое он может сказать и о вас.
Фэрли рассмеялся. МакНили подождал, пока он завяжет галстук, и протянул ему речь.
Ничего из ряда вон выходящего. Одна из стандартных вариаций на тему гармонии и дружбы.
Это то, что надо. Фэрли внимательно просматривал ее, запоминая отдельные куски, так как он не мог выступать с потупленными глазами, не отрывая взгляда от листа. Ему нравилось смотреть на своих слушателей. Хотя в данном случае это едва ли имело значение: речь была короткой, на английском языке, и по крайней мере половина присутствующих в зале не поймет и одного слова из десяти.
Иногда, сказал МакНили, я спрашиваю себя, так ли уж нужны эти чертовы базы. Они постоянно зудят, как прыщ на здоровой коже.
Все мы поступаем в соответствии с требованиями разума, не так ли? Это резкий поворот в сторону концепции мирового господства. Хотелось бы вернуться к прежним временам и освободиться от этой ответственности.
Может быть, эта ответственность существует только потому, что мы ее сами на себя взваливаем?
Фэрли покачал головой.
Я думал об этом пути, он ведет в тупик. Антимилитаризмэто эмоциональный изоляционизм. Мы любим осуждать нашу военную мощь, но тебе известно, что она является гарантией своего рода балансане совсем надежного, но по крайней мере создающего нам условия, в которых мы имеем шанс успешно договариваться с китайцами и русскими. Мы являемся стабилизирующим фактором и даем почувствовать наше присутствие, и, как мне кажется, это гораздо чаще смягчает кризисы, чем обостряет их.
МакНили не прерывал ход рассуждений Фэрли, отдельными восклицаниями и жестами давая ему понять, что он слушает.
Мне кажется, отнюдь не наша военная мощь не дает нам покоя, скорее несуразность ее применения. Во внешней политике нельзя достичь успеха без некоторой философской концепциииначе твои действия непредсказуемы, и противная сторона все время будет входить в заблуждение.
Раздался стук в дверь: это был Рифкинд.
Что-нибудь случилось, Мейер?
Небольшая неприятность, сэр. Похоже, что вертолет сломался.
МакНили выпрямился.
Что с ним случилось?
Корд объяснил мне, сэр, но я мало что понял.
МакНили засунул руки в рукава пальто и большими шагами отправился на площадку. Корд и Андерсон залезли на фюзеляж, копаясь в двигателе. Они обильно промазывали все его детали.
Что случилось? резко спросил МакНили. Времени было в обрез.
Чтоб мне провалиться, пробормотал Андерсон. Затем он взглянул через плечо и узнал МакНили. Мы начали разогревать двигатель, собирались залить баки доверху, и вдруг он завыл, как сирена воздушной тревоги. Вообрази, какой шум. Неужели вы не слышали?
Комната Фэрли находилась на противоположной стороне; МакНили ничего не слышал.
Что бы это могло быть? спросил он.
Точно не знаю. Давление масла в норме, но звук такой, словно масло вообще не поступает. Все скрипит. Как будто туда попал песок, представляете?
Вы ничего не обнаружили?
Нет, сэр.
Как скоро сюда может прибыть другая машина?
Шестой флот базировался в Барселонечуть более ста миль отсюда. Андерсон ответил:
Примерно через час, я думаю.
Вызовите ее.
Он вернулся в комнату и доложил Фэрли. Появился Рифкинд.
Конечно, есть вероятность, что это диверсия, но в настоящий момент мы даже не знаем, что с машиной.
Посмотрим, что вам удастся выяснить.
Да. Рифкинд вышел.