Джон Адамс сидел в одном из кресел, опустив голову на крупные широкие руки. Он полностью закрыл лицо ладонями, расставив толстые волосатые пальцы, впустив их в свою густую каштановую шевелюру. Рядом с ним сидела его дочь Глориямолоденькая невысокая блондинка с глубокими синими глазами и длинными, угольно-черными ресницами, а напротив их двоих у стены, рядом с дверью спальни Жаклин Адамс стоял сын ДжонаТревор. Это был молодой человек, высокого роста крепкий, мускулистый с широкими плечами и узкими спортивными бедрами. Он был очень похож на отца и даже его тяжелый, смутный взгляд был необыкновенно близок ко взгляду Джона. И только цвет волос у него, как и у сестры, был отличенжелтоватый блонд.
Они ожидали уже около получаса пока из спальни матери АдамсаЖаклинвыйдет врач. Неожиданно ей стало совсем плохо и пришлось вызвать скорую женщина отказалась ехать в клинику, сославшись на то, что хочет умирать дома в окружении родных. Врач не мог убедить ее, что еще не все потеряно и можно поправить пошатнувшееся здоровье, но она была непреклонна. Теперь к ним пришел семейный доктор, проверить состояние своей пожилой пациентки. Он вышел минут через сорок с озадаченным и огорченным выражением лица.
Сэр, я могу только пожелать вам держаться. Всем. Обратился он к присутствующим.
Что с ней? Тихо спросил Джон, страшась ответа.
Все сразу. Она слишком стара, чтобы перенести подобное горе и Врач осторожно посмотрел на Адамса, я могу говорить откровенно?
Конечно. Конечно, сэр. Какая бы правда не была я должен ее знать. Собравшись, заверил его мужчина.
Ей осталось немного. Она и сама это чувствует. Никакая клиника ей уже не поможет.
Что? Но почему? Разве ее положение безнадежно? Ведь все еще можно исправить! Не обманывайте нас! Нет! Она не может умереть сейчас! Накинулся на него Тревор, не желавший мириться с подобным положением.
Нет, сэр. Мы не можем ей помочь. Она не хочет этого. Отстранился от молодого человека врач. Даже если мы заберем ее в больницу, это вряд ли улучшит ситуацию. Она просто не хочет жить. И здесь я уже не могу ей ничем помочь. Простите. Доктор откланялся и покинул дом пациента.
Папа! Всхлипывая, произнесла Глория. На ее глаза накатились слезы, сделавшие цвет зрачков еще более синим. Это правда? Почему она не хочет остаться с нами?
Джон ласково посмотрел на дочь и обнял ее за хрупкие плечи.
Она не может жить без Френсиса. Он был смыслом ее жизни и теперь больше нет ничего, что бы связывало ее с этим миром. Мужчина и сам еле сдерживался, чтобы не зарыдать.
Но разве мы не можем дать ей этот стимул? Удивленно спросил Тревор, не скрывая слез, текущих по его слегка небритым щекам.
Видимо, нет
Прошептал Джон и крепко прижал детей к своей широкой груди.
* * *
Барбара подъехала к высотке, остекленной с первого до последнего этажа, над входом в которую была огромная светящаяся надпись «Медицинский центр доктора Хоакина». Она быстро поднялась по лестнице, выложенной гранитной плиткой серебристо-серого цвета и вошла в крутящиеся стеклянные двери. У входа ее встретила вечно приветливая молоденькая медсестра, которая, увидев значок агента ФБР, стала улыбаться еще сильнее, от чего у женщины возник вопрос, а не рекламирует ли она новые зубные протезы. Моментально, без лишних слов пропустив Барбару и указав ей дорогу к кабинету доктора, медсестра ни на миг не переставала сиять от учтивости.
Человек, с которым у нее была назначена встреча, уже ждал ее. Его просторный кабинет был оформлен в стиле хай-тек и, хотя Уинстер не любила холодные металлические детали данного стиля, но отметила про себя, что в данном случае все довольно гармонично. Обстановка не вызвала напряженности или волнения и вполне располагала к разговору, что было особенно важно при общении с пациентами.
Доктор Хоакин был седовласым мужчиной шестидесяти лет с приятными мимическими морщинами, круглым довольным лицом, полноват, но приятен. Вообще, вся его внешность вызывала лишь положительные эмоции.
О, агент Уинстер! Голос его низкий и мягкий был весьма подходящ для приватных бесед о проблемах его клиентов.
Добрый день! Поприветствовала врача агент.
Присаживайтесь. Пригласил тот. Итак, Вы хотели бы узнать о гемофилии?
Да, совершенно верно.
Мы в этом медицинском центре занимаемся исследованием гемофилии. У нас есть все полные сведения о том, кто когда-либо болел ею, кто болен сейчас и кто возможно еще заболеет. Пока наши исследования еще не позволяют полностью излечить пациентов, но мы можем существенно облегчить их страдания. Я подготовил Вам списки тех, кто наблюдается в различных клиниках и проходит лечение и профилактику от приступов.
Врач протянул агенту несколько листов бумаги со список из фамилий и имен, адресами и некоторыми данными на больных и их контактами. Барбара бегло осмотрела список и продолжила:
Скажите, а возможно ли, чтобы человек не обращался в клинику, болея гемофилией?
О, Хоакин откинулся в своем белом офисном кресле и, задумавшись, скрестил руки на груди. Вряд ли. Честно говоря, я и не представляю как такое возможно. Я никогда с этим не сталкивался.
Но это же не значит, что этого не было. Чисто теоретически это возможно? Предположила агент.
Хоакин сомнительно качнул головой, но согласился.
Безусловно. Такое возможно, если это какое-то глухое поселение или дремучее племя, которое и о больнице, как и о гемофилии, никогда не слышали и считают любой недуг проклятьем богов. Естественно, они вряд ли обращаются к докторам, но среди цивилизациипоймите, насколько я понимаю Вы врач? Уточнил он, получив кивок подтверждения в ответ. Тогда Вы должны понимать, что это заболевание диагностируется очень быстро, сразу при рождении и я не хотел бы стать свидетелем мучений человека, который не лечится от нее, вряд ли он прожил бы достаточно долго, особенно если больнаяженщина.
Но, может быть, в Вашей практике, или практике Ваших коллег встречались случаи, когда человек умирал и уже, потом становилось известно о его заболевании?
Хоакин нахмурился, перебирая в памяти все случаи, когда ему приходилось сталкиваться с подобным заболеванием, но, не вспомнив ничего, лишь развел руками.
Нет, мэм. Никогда. Ведь очень часто эти люди погибают именно от кровотеченийвнутренних или внешних, но никогда сам факт болезни не был неожиданностью для врача, погибшего или его родных.
Спасибо. По крайней мере, наши поиски сужены до нескольких тысяч человек. Без удовольствия произнесла агент.
Если я могу еще чем-то вам помочь, можете обращаться. Хотя, от врача это всегда звучит довольно пессимистично. Мы с Вами довольно похожи. Люди моей и вашей профессий вряд ли хотят, чтобы у них было много клиентов. Не так ли? Улыбаясь, спросил Хоакин.
Да уж, в этом Вы правы. Столь же приветливо ответила ему Барбара. Я больше не буду Вас отвлекать. Огромное спасибо за оказанную помощь.
Они пожали друг другу руки, и агент покинула кабинет доктора.
* * *
Прибыв к комиссару Лафаргу, агенты включили запись беседы психиатра с полицейскими. То, что они услышали, шокировало даже бывалого полицейского. С таким комиссар еще никогда не встречался. Детали, описанные ими, были настолько впечатляющими, что никого не заставили сомневаться в их правдивости.
Митчелл и Куртте полицейские, которые дежурили в Сагуаро в ночь убийства Кларка Майклза, действительно слушали радио в своей машине. Затем один из них отправился на ежечасный обход территории, врученной им для наблюдения. Первоначально ничего не предвещало беды, но когда полицейский уже хотел возвращаться к автомобилю, он заметил в темноте незнакомый силуэт странного человека. Сначала этот человек перекинул через забор некий массивный сверток в белой простыне, а затем перелез сам. К этому моменту к Митчеллу присоединился его напарник, и они уже вдвоем проследили за дальнейшими действиями ночного посетителя кактусового леса. Он оставил тело на траве, возле одной из самых высоких сосен и направился в обратную сторону, когда полиция его остановила. Дальнейшие события мужчины помнят плохо, но довольно подробно смогли описать преступника. Хотя описание это мало что давало, так как лицо его было скрыто клетчатой повязкой, но, по крайней мере, оно было схоже с тем описанием, что предоставил агентам пастух.
Что же касается Харви Диккенсаохранника того самого пастуха, то он никуда не покидал свой пост и сидел неподалеку от фургончика мистера Уайты, когда заметил, что туда пробирается некий мужчина. Он точно запомнил его одежду, обувь, телосложение, но опять же совершенно не помнил лица, но и это описание было похоже на описание покойного индейца. После того как охранник вышел из машины и обратился к этому странному человеку, решившему среди ночи посетить пастуха, он уже больше ничего не помнил, что было тем не менее доказательством справедливости вынесенного психиатром диагноза о стирании памяти путем гипноза.
Ну и как Вам это? Спросил Марлини после долгой паузы, воцарившейся после прослушивания кассеты.
Лафарг не знал что ответить. Такое в его долгой практике было впервые.
Я не знаю, покачал он головой. Но, по крайней мере, у нас есть описание этого убийцы. Мы можем составить фоторобот, с надеждой проговорил он.
Это верно. Заметила Кетрин. Мы можем отправить эту запись экспертам. Пусть они займутся составлением портрета преступника.
А что дала Ваша встреча? Поинтересовался Гордон.
Относительно немного. Лафарг потянулся к сигарете и бросил вопросительный взгляд на присутствующих, после получения негласного разрешения, закурил. Этот Меерсон скользкий типок. Ему есть что скрывать, хотя он и говорит, что посещал пастуха редко, мне кажется, что он достаточно хорошо знает, что творится там. Да и весь он какой-то комиссар подернул плечами, пытаясь подобрать правильные эпитеты, но так и не смог и опустив плечи, затянулся сигаретой.
Кетрин сощурившись, посмотрела на комиссара, потом на своих коллег и спросила:
Меерсон работает в «АдамсКультуралИндастригс»?
Да. Кажется, финансовый директор. Ответил Лафарг.
Хмзнаете, мне не дает покоя Уна Сиху. Эта старуха не так уж безобидна. Кроме того ведь именно после того как пастух обвинил ее на совете общины, он был убит Стала размышлять агент. Да и наблюдение за ней показало, что она снова встречалась с неким человеком.
Встречалась? Заинтригованно спросил Питер.
Да. Они разговаривали о чем-то и этот мужчина ее даже просил что-то сделать для него, молил, буквально. Она сначала упорствовала, потом уступила. Но только они ничего друг другу не передавали. Просто поговорили и разошлись. Пояснила женщина. И, знаете что? Парням, следившим за ней, удалось узнать кто этот незнакомец. Кетрин выдержала интригующую паузу и добавила:Джон Адамс.
Джон Адамс? Президент холдинга? Пораженно переспросил комиссар, уже докуривший первую сигарету и потянувшийся за второй.
Да. Покачала головой Кетрин. Вам не кажется, что у этого холдинга слишком много связей с рядовыми индейцами? Причем даже не Бог весть с кем, а с рядовыми жителями резервации
Да, это уж точно странно. Подтвердил Марлини. А что с гемофилией? Вспомнил он о Барбаре.
Барб сейчас как раз должна встретится с тем человеком, который обещал помочь. Ответила Кет и как раз в этот момент в кабинет вошла сама Барбара.
Привет всем. Качнула она головой. Мой разговор был малопродуктивен, хотя и сузил районы поиска до пары тысяч человек.
Есть хоть какие-то пересечения? Знакомые имена? Поинтересовался Питер, забирая у нее из рук документы.
Нет, хотя я не успела все прочитать. Наверное, нам стоит разделить эту кипу на части и пусть каждый займется своими именами. Предложила она.
Марлини быстро пролистал отчеты и передал их Кетрин.
Женщина? Изумилась она, увидев пару женских имен в списках. Разве женщины могут ей болеть? Я всегда думала, что они лишь носители.
Да, Кет, могут и еще как. Таких случаев исключительно мало, но они случаются и, естественно, в силу физиологии, девочки, после достижения возраста полового созревания страдают гораздо более серьезно, чем мужчины. Но все поддается хотя бы некоторому облегчению и сейчас это уже не настолько страшное заболевание, как во времена королевы Виктории. Их всего-то в мире не более 60. В Аризоне таковых нет, но там данные по всей Северной Америке, по всем кто когда-либо обращался с подобной проблемой или родственники больных, занесенные в группу риска.
В общем, нам предстоит жаркая ночка. Обреченно вздохнул Питер.
* * *
Кабинет был обставлен дорогой мебелью в викторианском стиле. Старинные классические каноны интерьера прекрасно сочетали в себе витиеватые узоры и орнаменты античности, демонстрируя богатство обитателей дома. Четкие прямые линии, классические оттенки, благородные породы деревавсе это отражало любовь к роскоши. Мягкие диваны с резными ножками и подлокотниками, шикарные кресла, обтянутые самой дорогостоящей тканью, огромный камин из темного камня с позолоченной окантовкой, лепнина на потолке, тяжелые темно-зеленые обои, массивные двери и широкие подоконники, глубокие тона бархатных штор и обивки, мебель из мореного дуба идеально отражали состоятельность хозяина.
Адамс сидел в глубоком кресле с высокой спинкой повернувшись лицом к окну. Дневной свет был скрыт за тяжелыми занавесками и в кабинете было почти темно. Его тело обмякло и небрежно растеклось по креслу, грубые большие руки, еле держали стакан с Macallan, голова откинута назад, а ноги с расшнурованными ботинками широко раскинуты по зеленовато-бурому ковру с геометрическим орнаментом и высоким ворсом.
Глаза Джона были слегка прикрыты, а когда он их открывал, делая глоток виски, то из них брызгали соленые слезы.
Папа Джон не заметил, как в кабинет вошел его сын. Тревор расстегнул пуговицы на своем темно-сером твидовом пиджаке и присел рядом с креслом отца.
Папа Ты как? Он слегка коснулся плеча Джона и тот резко ухватил его за руку. Сильная рука крепко сжала пальцы молодого человека, от чего тот даже поморщился, но руку не отнял.
Тревор, посиди со мной. Я не могу больше быть один тихим, осипшим голосом произнес он.
Сказал бы, ты просил оставить тебя одногосказал бы, что хочешь побыть с нами упрекающе ответил молодой человек и присел на кресло, стоящее слева от того, в котором сидел отец.
Да. Кивнул головой тот. Позови Глорию. Попросил он, по-прежнему не открывая глаз.
Я здесь. Из-за спины раздался тонкий хрупкий голосок девушки. Они тихо прошла по мягкому ковру и села на диван у окна, напротив брата и отца.
Хорошо, давайте просто посидим. В тишине. Просто посидим. Просто. Бормотал про себя Адамс, так ни разу и не взглянув на детей, послушно подчинившихся отцу.
* * *
Генри Меерсон вышел из автомобиля, остановив его у въезда в собственный гараж, и оглядевшись, прошел в дом.
Нужно отметить, что, расположенный в самом элитном районе города его дом был одним из самых шикарных. Огромныйв 720 квадратных метров площадью он представлял собой многокомнатное царство шика, роскоши и богатства. Но эта роскошь не была напускной или чрезмерной. Все находилось на своих местах и было как нельзя уместно.
К центральному входу вела высокая каменная лестница с деревянными резными перилами, на верхушках которых виднелись круглые мраморные набалдашники светло-серого цвета. Над дверью висел бронзовый фонарь с помутневшим стеклом и искусственно состаренной огранкой. Всю веранду перед входом накрывал вырезанный из дерева и окрашенный в мышиный цвет навес с голубоватыми вставками на вершине.
Сам дом был обит камнем мягкого серебристого оттенка, окна были деревянными и имели на своих вершинах такие же вставки, как и на навесе. Крыша, покрытая немного более темной по цвету, чем дом, черепицей имела несколько остекленных отверстий и выход, что-то наподобие балкона, огороженного витой оградкой.
Хозяин быстро проскользнул в дом и прокопошившись там некоторое время вышел через черный ход. Теперь на нем был одет уже не дорогой офисный костюм, а широкие темные джинсы с множеством карманов и косуха с огромными прорехами на груди, которые при необходимости могли быть скрыты широкими тугими «молниями». В руках Генри крепко сжимал синтетические широкие ремешки своей спортивной сумки. Он быстро закинул ее на мотоцикл, привязав предварительно, чтобы она ненароком не свалилась во время быстрой поездки, и сам заскочил на своего «железного коня».