Та взяла бокал и слегка прикоснулась губами к напитку, не переставая улыбаться мужчине. Ее, видимо, нисколько не смущала и та обстановка которая ее окружала.
Здесь становится жарко. Прошептала она томным глухим голосом и стала медленно снимать пиджак своего строгого делового костюма.
Марлини с наслаждением наблюдал за ее действиями и даже отставил бокал с напитком, чтобы случайно не выронить.
Женщине льстило подобное внимание, и она стала медленно расстегивать маленькие перламутровые пуговички на своей белой шелковой рубашке.
Марлини заерзал на диване в нетерпении и стал сжимать и разжимать пальцы, не зная куда деть руки в порыве желания помочь девушке. Та же с надменно-довольным лицом смотрела ему прямо в глаза и чуть ближе подсела к мужчине, отбросив подальше пиджак.
Теперь уже мужчине не нужно было себя удерживать, и он запустил свои руки ей под блузку и стал ласково поглаживать спину. Гостья села ему на колени и вытащила его рубашку из-за пояса. Мужчина прикоснулся своими губами к ее губам и, получив своеобразное разрешение в форме непродолжительного мычания, крепче прижал девушку к себе. Та надавила ему на плечи своими хрупкими руками, и Питер откинулся на спинку дивана, потянув за собой партнершу. Не отрываясь от поцелуя, стянула сначала с агента, а потом с себя рубашки и принялась расстегивать юбку, когда у Марлини зазвонил телефон.
Оооо Разочарованно протянула девушка. Марлини это также не доставило особого удовольствия, но не ответить он не мог. Он подвинул спутницу и взял трещащий телефон.
Алло. Да. Да. Нет. Да. Нет. Не могу. Нет. Да. Я на работе. Да. Прости. Да. Пока. Спасибо. Пока. Разговор не продлился и полминуты, когда Питер зло бросил телефон на ковер перед диваном, и вновь обратив внимание на гостью, продолжил начатое.
* * *
Ты никогда не поверишь, кто оказался нашим новым напарником.
Оливер обнял полусонную женщину, проскользнув рукой под шелковое одеяло.
Синди Кроуфорд?
Мужчина вяло усмехнулся и чмокнул жену в затылок, вдыхая тонкий кокосовый аромат ее шампуня, отдающий пряным мускусом.
Ну, она, конечно, не супермодель, но тоже ничего. Ответил он.
Что? Женщина приподнялась на локте, свободной рукой удерживая одеяло у груди. Это женщина?
Более того. Это Кетрин Робинсон. Притягивая обратно к себе жену, кивнул Оливер.
Кетрин Робинсон?! Воскликнула женщина.
Тише, Барбара. Не хочу, чтобы соседи подумали, что ты выкрикиваешь имя какой-то женщины посреди ночи. Это поколеблет мою репутацию. Неловко отшутился он.
Кетрин Робинсон? Уже тише повторила женщина.
Да. Я не знаю, чем она провинилась в прошлой жизни, что судьба снова столкнула ее с Марлини. Поднимая подушку и усаживаясь на кровати, ответил Оливер.
Поверить не могу, легендарная Кетрин Робинсон будет работать с вами. Барбара провела рукой по щеке, удивленно вглядываясь в темноту. Лучше бы ты сказал, что это будет Синди Кроуфорд.
Я бы тоже был не против. Усмехнулся мужчина, получив шутливый тычок в бок.
И как они ведут себя? Поинтересовалась его жена.
Кстати, достаточно неплохо. Для их-то ситуации. Приподняв брови, отметил Оливер.
Женщина поправила волосы и легла на теплое плечо супруга, укутавшись с шелковое постельное белье темно-фиолетового цвета с крупным рисунком белого лотоса.
Может, все забылось. Проворчала она, погружаясь в сон.
Я бы не был так уверен. Шепнул мужчина, поправляя одеяло над женой и, последовав ее примеру, закрыл глаза.
* * *
Ночной холод аризонской пустыни заполнил все краешки безграничной земли. Каждое ущелье Большого Каньона почувствовало дрожь от наступившей темноты и дыхания февральского ветра. Яркий ослепляющий свет погас, уступив место лунным дорожкам, освещающим кактусы и сухую траву, возвышенности и трещины, хоканы и землянки.
На юго-западе стояло небольшое поселение навахо. От крепости, построенной здесь еще в семнадцатом веке ради спасения от испанцев, практически ничего не осталось. Да и теперь она бы все равно не спасла. Опасность, которой так боялись навахо сегодня, могла бы пробраться сквозь любые щели, крепости, стены и мосты. Ни пустыня, ни океан не могли ее остановить. Эта опасностьцивилизация. Отвоевывая кусочки земель резервации, она сокращала поселения коренных американцев медленно, но неотступно. И так скудная, жадная земля этих мест была еще и слишком небольшой для самого многочисленного индейского народа Северной Америки.
Пирамидальная постройка в центре поселения была сделана из толстых широких сосновых бревен. Холод не мог проникнуть туда из-за того что стены были тщательно запечатаны глиной и землей, которые забивали щели между бревнами и практически скрывали пятиугольную форму хокана.
Из него лился тусклый желтоватый свет, издаваемый несколькими большими самодельными свечами. Внутри бревенчатого дома кругом сидели несколько людей. Здесь были женщины и мужчины, старики и дети. Самому старшему из них было, наверное, больше семидесяти, самому младшему около тринадцати лет.
В центре располагался асбестовый круг для огня. На своеобразном алтареобычном для индейцев одеялеразмещали Библию, орлиное перо, а рядом кожаную сумку с непонятным порошком.
В хокан вошел человекв общем-то, еще молодой парень, но тяжелый труд и суровые условия жизни рано сделали из него мужчинувозможно даже слишком рано. Он поднес огонь к асбестовому кругу и все молча наблюдали за его действиями. Старик, сидящий рядом с алтарем, что-то прошептал вошедшему на ухо и тот понимающе кивнул. Спустя несколько минут индеец, руководящий церемонией взял книгу и стал читать молитву. Он произносил ее на древнем языке, и все, погрузились в дурман ритуала.
Мальчик-навахо стал разносить в большой жестяной банке какой-то экстракт. Каждый сидящий почерпнул по несколько ложек этого экстракта и, как ни в чем не бывало, сунул его себе в рот. Когда мальчишка подошел к подростку, видимо, впервые участвовавшему в обряде, тот долго не решался заглянуть в банку. Он посмотрел на всех сидящих рядом. Индейцы ждали от него действия. Но это ожидание не было нетерпеливым. Они не смеялись над ним, они не торопили его. Они просто молча смотрели на то, сколько ложек он возьмет себе. Они как-то даже с пониманием смотрели на него. Подросток посмотрел на старого индейца и после того как тот почти незаметно кивнул ему, почерпнул ложкой сухое растение. Он быстро сунул его в рот и тут же скривился от горечи. В его голове пронеслась мысль о том, как эти люди даже не поморщились когда съедали эту гадость. К горлу подступила резкая тошнота. Он отвернулся не в силах сдержать рвоту. К счастью рядом с ним стояла специально отведенная мискаего заранее предупредили о таком повороте. Когда его желудок немного пришел в норму он снова повернулся лицом к сидящим. Некоторые из них уже сидели, высоко закатив глаза и «погружались в себя» как говорил старик. Других рвало. Они в отличие от мальчика не скрывали своего естественного позыва, не отворачивались и не стеснялись этого. От этого зрелища ему стало снова плохо. Но теперь он уже не стал оборачиваться, он подставил ко рту миску и несколько минут не мог остановить рвоту.
Когда приступ прекратился, мальчик посмотрел на своего наставника. Старик уже был в экстазе и не обращал на него никакого внимания. Прошло, наверное, около часа, когда и он почувствовал изменения в своем сознании. Все сидящие рядом вдруг оказались так далеко, как если бы он стоял на одном краю Бруклинского моста, а они на другом. Было сложно различить их силуэты, не то, что лица. Сам новичок словно возвысился над землей и парил где-то над пустыней. Он мог видеть себя и сидящих рядом сверху, словно душа его отделилась от тела и теперь, соединяясь с верховной сущностью, пребывала в полной эйфории. Чувство тревоги и радости переполняло всего его. Он не мог понять, где находится. Тела он не чувствовал, необыкновенная легкость растекалась по каждой клеточке организма. Где-то в глубине его раскрепощенного сознания еще оставались частички разума, но и они скоро исчезли. Границы мира расширились. Он смог видеть пустыню, где находилось его тело сейчас, мог видеть айсберги Гренландии, оазисы Египта, небоскребы Чикаго, лесные тропинки, железные дороги, тропические леса Австралии и сибирскую тайгу. Все это он видел и по отдельности и словно все вместе сразу.
Сколько это длилось, он не знал, но постепенно эйфория сменилась на головокружение, легкость членов на тяжесть, тянувшую ко сну. Головная боль исходила откуда-то изнутри и тупой силой давила на стенки черепа. Его снова потянуло рвать. Не найдя свою миску подросток не в силах противится расстройству его желудка стал рыгать прямо на пол хогана.
Никто не обращал на него внимания. Люди находились еще в порыве «освобождения», вознося свои души к верховным божествам, постигая истину, узнавая себя изнутри.
* * *
В то время, когда молодой индеец познавал себя и раскрывал свою душу богам, пытался выйти из бренного тела, сдерживавшего порывы чистой невинной души, на другом конце поселка, почти в самой его глубине, там где заканчивались границы навахо и начиналась земля хопи, в старом домике сидел другой человек, ждущий того же, что и молодой индеец. Он пытался очиститься от страшных мыслей, сковавших его душу и цепями приковавших его к одной непостижимой цели: он должен выполнить свой долг перед предками.
О чем ты думаешь? Спросил его другой индеец, сидящий у него в ногах и начищавший ботинки.
Старик покачал головой и вытянул трубку из жилетки.
Думаю, что нам пора подготовить нашего гостя к последнему испытанию.
Собеседник испуганно вытаращил на старика глаза.
Но он еще не готов!
Тот улыбнулся.
В том и суть. Он и не должен быть готов. Он никогда не будет готов, и ты знаешь почему!
Более молодой индеец поднялся с пола, отложил сапоги, поставив их рядом с камином, и виновато посмотрел на старика.
Я проверю как он.
Старик кивнул.
Индеец поднялся по широкой лестнице на второй этаж и заглянул в первую дверь, чуть приоткрытую, из которой лился тусклый красновато-багряный, темный свет.
Ты? А где Гость приподнялся с кровати и оперся на локоть.
Погоди, ты не должен говорить. Обряд обязывает тебя молчать, разве не помнишь? Прервал его индеец.
Второй мужчина снова опустился на кровать, будто совершенно изнемог и закрыл глаза.
Я пришел сказать, что тебе стоит помолиться. Обряд начнется сегодня.
Мужчина открыл рот, удивившись, и тут же закрыл его ладонью.
Да. Кивнул в подтверждение индеец. Приготовься. Я помогу тебе.
Индеец посмотрел на стену, где висела маска с яркими перьями по окантовке и смотрящая таким злобным взглядом, будто хотела тебя сожрать прямо здесь, не разжевывая.
Он снова перевел взгляд на гостя, который явно недоумевал от происходящего.
Нет, тебе не придется ее надевать. Заверил его индеец. Ты должен одеться. Окинул он посетителя укоризненным взглядом, будто тот должен был заранее знать, когда за ним придут.
Я приготовлю отвар. Сказал индеец и вышел.
На пороге комнаты он встретил старика, который, не смущаясь, слушал их разговор.
Он готов?
Ты сам сказал, что он не должен быть готов. Ответил ему индеец и спустился вниз.
Старик зашел в спальню и, молча, наблюдал за одеванием гостя. Тот настолько сосредоточился в своих переживаниях о предстоящем ритуале, что не слышал нового посетителя.
Ты никому не говорил, где находишься? Спросил старик.
Мужчина вздрогнул от неожиданности и повернулся к старику, выровнявшись всей свой мускулистой крепкой фигурой. Он покачал головой.
Хорошо. Ты же знаешь, что каждый проходит это. Просто не всем это дано. Ты покинул нас, поэтому должен пройти освещение иначе новая земля утянет тебя за собой.
Мужчина снова кивнул.
Твоя жена не знает?
Тот покачал головой.
Хорошо. Когда ты пройдешь испытание, не говори ей. Об этом обряде никто не говорит, потому что он должен остаться между тобой и богами. Поэтому ваш шаман никогда не упоминает о нем. Он просит меня провести его. Потому что я сам, когда-то был отступником.
Гость внимательно слушал и наблюдал за глазами старика. Они не выдавали страха, наоборот, были уверенными, с твердой решимостью в глазах, которой можно было только позавидовать. Эту решимость гость хотел бы получить.
Старик еще несколько минут смотрел в лицо гостя, будто гипнотизируя его, и вышел, больше ничего не сказав.
* * *
Всю дорогу от аэропорта до полицейского участка напарники ехали молча. Питер вел машину и лишь изредка поглядывал на Кетрин. Она откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза.
На улице стояла теплая для февраля погода. Небо, правда, было затянуто тучами, которые предвещали скорый дождь, а солнце, светившее несколько дней, спряталось за серостью небосвода и не обещало снова выглянуть из-за облаков.
Да еще и этот Марлини! Возомнил себя Эдгаром Гувером и пытается ей доказать что она пиявка и только помещает его расследованию. Кетрин понимала, что ей вряд ли удастся наладить нормальные взаимоотношения с напарником сразу. Она понимала, что ей не раз еще придется столкнуться с мужской недоверчивостью к ее профессионализму. И в это тяжело время ей как никогда была нужна поддержка близких. Она хотела чувствовать, что поступила правильно. Нет, она всегда верила и не сомневалась в своем выборе, но иногда, нужно было, чтобы кто-то разделял твою уверенность.
Ее отецЧарльз Робинсон погиб, когда она еще училась в Академии. Он погиб исполняя свой долг. Пожалуй, это был единственный человек, который верил в нее. Несмотря на то, что он сам не один десяток лет проработал в Бюро и знал какая это опасная работа, он считал, что Кет сможет справиться с ней, что это именно то, что ей нужно и никогда не противился ее выбору. Отнюдь, он только поддерживал ее в этом. Он был так счастлив, когда она заявила, что хочет поступить в Академию, после окончания университета. Но он не смог разделить с ней радости выпуска и получения первого задания. Он никогда не разделит с ней радости от успешно раскрытого дела и горести от неудач. Иногда Кет казалось, что кроме отца ее никто не сможет понять. Мама всегда была против ее выбора и считала, что женщине не пристало бегать за преступниками. Брат тоже разделял эту позицию, ссылаясь на то, что не хочет однажды увидеть ее окровавленное тело на операционном столе. Особенно после смерти отца они пытались разубедить Кет, но она была непреклонна. Даже Майклее молодой человек, с которым они познакомились еще в университете, считал, что Кет просто бесится, что она передумает, что первое же дело отобьет у нее всю охоту заниматься подобной работой, хотя и сам намеревался продолжить работу в ФБР. Несмотря на то, что все смотрели на нее как на помеху, на девчонку, которая одержима чувством долга перед погибшим отцом, которая не понимает, на что идет, она надеялась, что когда она хотя бы станет полноправным агентом, это мнение изменится, но видимо она ошибалась. Марлини отнесся к ней также как и другие. Только как к неопытной девочке, способной лишь на то, чтобы сидеть и перебирать бумажки и подносить кофе начальнику.
Возможно, другая бы и сдалась, бросила все это. Но только не Кет. Такое отношение могло только усилить ее желание стать хорошим агентом. Она еще сильнее хотела показать на что способна.
Кроме того, из головы не шла та встреча с незнакомцем. Дважды за последние три дня она виделась с ним, и это не было случайностью. Кетрин просто не верила в такие совпадения. Зачем ее преследовал тот мужчина? Что он хотел ей сказать? Был ли он как-то связан с ее отцом или здесь было что-то другое? Тот разговор на кладбище к чему было затрагивать больную тему? Или судя по ней, было действительно понятно, что в жизни Кет не хватает понимания? Может быть, этот старик просто увидел в ней родственную душу? Может быть, ему тоже не хватает понимающих его людей?
Кетрин очнулась от своих мыслей, когда агенты уже подъехали к отделению полиции. Это было старое трехэтажное здание, выкрашенное в молочно-белый цвет. Недавний ремонт несколько обновил интерьеры помещения, но не смог скрыть возраста сооружения.
Комиссар полиции Лафарг сидел за столом в своем кабинете и в ожидании нервно стучал пальцами по столешнице. В течение года, пока происходили эти убийства, он практически не спал, и теперь под его глазами образовались четкие сине-бурые круги.
Он сделал запрос на тех агентов, которые сегодня должны были приехать для оказания помощи в расследовании. Но когда узнал, что это будут еще совсем молодые ребята, причем одна из них еще женщина, то ему стало еще хуже. Неужели в ФБР не нашлось ни одного опытного сотрудника, который смог бы оказать реальную помощь полиции?