Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар! - Ханс Хельмут Кирст 25 стр.


И вот, достигнув апогея и подчиняясь воле земного притяжения, он начал падать, все еще по дуге, и линь со свистом все еще вылетал из сумки.

Они провожали взглядами его взлет и падение, и еще до того, как гарпун промелькнул мимо ряда выбитых окон уже знали, что не вышло.

 Дерьмо,  сказал Кронски.

Оливер, высокий, громадный и невозмутимый, как скала, ответил:

 Попробуйте снова. Сдаваться еще рано.

* * *

Губернатор стоял в глубине зала и обнимал Бет за талию. Они вместе наблюдали как взлетает тонкий, чистый и сверкающий гарпун, и на миг у них блеснула надежда.

Первый, кто своим точным взглядом художника угадал, что операция не удалась, был Бен Колдуэлл.

 Начинайте искать другой выход, Натсказал он в трубку.

Он сказал это почти шепотом, но сенатор услышал.

 Это безнадежно?  спокойно спросил он.

 С такой пушкой,  ответил он,  вероятно, да. Думаю, что в Береговой охране есть более мощные, но насколько они точны  он пожал плечами.  Доставить линь на палубу судна, особенно если это грузовой пароходсовсем другое дело: в таком случае достаточно, если гарпун просто попадет на палубу. Но попасть в эти окна на таком расстоянии  Он снова пожал плечами.

Гровер Фрэзи со стаканом в руке, как загипнотизированный, наблюдал за происходящим, и когда гарпун скользнул вниз и исчез под окнами, губы его беззвучно зашевелились и взгляд стал почти безумным.

Кто-то в зале включил транзистор. По залу понеслись твердые ритмы рока.

 Ради Бога,  сказал мэр Рамсей,  сейчас не время для веселья.

Он тоже наблюдал за падающим гарпуном, пока тот не исчез из поля зрения.

 Я сейчас это выключу.

 Оставьте, Боб,  сказал губернатор,  разве вы предпочитаете псалмы и молитвы?

 Не понимаю, при чем здесь это.

 При том.  Голос губернатора звучал устало.  На палубе «Титаника» тоже играл оркестр, когда корабль уходил под воду. И некоторые молились.  В его голосе прибыло резкости, но не силы.  Черт возьми, Боб, эти люди до смерти перепуганы, и я их понимаю. Пусть делают, что хотят.  Его рука теснее обвила талию Бетти.  Я сейчас пойду звонить. А вы?

 Пойду с вами куда угодно,  ответила Бет.  Я не хочу оставаться одна.

В трубке раздался голос Ната:

 Мне очень жаль, губернатор. Слишком далеко. Оливер попытается еще раз, но  неоконченная фраза повисла в воздухе.

 Понимаю,  ответил губернатор.  Делайте, что в ваших силах,  он усмехнулся над собственными словами. Покачал головой.  Ну ничего.  Пауза.  Лифты придется сбросить со счета?

 Ядро слишком раскалилось,  сказал Нат.  Направляющие погнулись. Мне очень жаль.

Бет испытывала клаустрофобию в этой тесной, переполненной людьми канцелярии. Там были оба пожарных, Хоуард и Старр, Бен Колдуэлл, Гровер Фрэзи и шеф пожарной охраны. У Бетти возникло безумное чувство, что она физически ощущает расползавшийся откуда-то страх.

Губернатор отвернулся от телефона и спросил Хоуарда:

 Вы убеждены, что лестницами воспользоваться невозможно?

 Абсолютно,  ответил Хоуард и взглянул на Старра, который кивнул.  Здесь все же лучше,  продолжал он,  хотя тоже ничего хорошего. Вот смотрите,  он развел руками и поднял их вверх.  Вы когда-нибудь видели, как горит лес? Или нет? Обычно это начинается с маленького очага. Кто-то неосторожно разведет костер, бросит сигарету или что-нибудь еще. Вначале займется трава, потом кусты, потом низкие ветви больших деревьев.  Он замолчал, жестами иллюстрируя, как это бывает.  Допустим, там наверху, на самой вершине одного из больших деревьев,  гнездо с птенцами. Внизу на земле, да и в нижних ветвях дерева все уже горит, огонь и дым прибывает, пламя скачет с ветки на ветку.  Он снова помолчал.  Но гнездо еще долю будет в безопасности. Не навсегда, чтобы вы меня поняли, но на некоторое время. Пока пламя доберется до верхних ветвей, тем птичкам лучше сидеть на месте.  Последняя пауза.  Особенно, если они не умеют летать.

Шеф пожарной охраны сказал:

 А это чертовски высокое дерево. Так что кое-какое время у нас есть.

 Для чего?  спросил Гровер Фрэзи.  Чтобы мы просто сидели, прекрасно зная, что нас ожидает?  Он вскочил.  Я ждать не собираюсь!  Он говорил все громче.

Мэр Рамсей сказал с порога:

 Да сядьте вы! И ведите себя как взрослый человек!

Фрэзи тихо ответил:

 Вам бы стать вожатым у скаутов. Да вы им наверняка были. Бог, Родина и Йель? Галстук в тонах колледжа и «положение обязывает»?  Он направился к дверям.  И не пытайтесь меня остановить,  бросил он в лицо губернатору.

 He буду,  ответил тот, наблюдая, как Фрэзи исчезает за дверью.

В канцелярии все молчали. Бет открыла было рот, но только молча покачала головой. Шеф пожарной охраны беспокойно завертелся на стуле. Мэр сказал:

 Нужно было его остановить, Бент.

 Пусть это будет на моей совести,  ответил губернатор.

Пожарный Хоуард сказал:

 Ему не выйти с этой лестницы живым, мистер губернатор.

 Я это и имею в виду.  Лицо губернатора выдавало внутреннее напряжение.

На пороге появился сенатор Петерс. Оперся о косяк.

 Пусть это будет на моей совести,  повторил губернатор.  Возможно, я прав, возможно, нет. Я не знаю. И мы никогда не выясним. О таких решениях можно дискутировать до бесконечности.

 Ведь речь идет о жизни человека!  напомнил мэр.

 И это я понимаю,  согласился губернатор,  но кто дал мне право решать судьбу другого человека?

 Вы отказываетесь от своих принципов?

 В этом, Боб,  сказал губернатор,  и состоит разница между вами и мной. Я не верю в теорию о папочке, который всегда лучше знает, что и как. Когда речь идет об общественных интересах, я всегда занимаю твердую позицию. Но если взрослый человек решает сделать что-то, не затрагивающее остальных, это не моя забота.

Из зала отчетливо долетели ритмы рока. Неожиданно раздался смеющийся женский голос, в котором звучала истерика. Кто-то крикнул:

 Эй, смотрите! Он уходит!

 Сейчас это все ваше общество, Бент,  сказал мэр.  И оно настроено наподобие Фрэзи. Этого вы не можете отрицать.

 Именно поэтому я так решил,  ответил губернатор,  Честно говоря, я думаю, теперь нам будет легче. Мы избавились от взрывоопасного элемента.

Сенатор Петерс хладнокровно произнес, ни к кому не обращаясь:

 Хладнокровный сукин сын, а?

Никто не ответил.

Сенатор улыбнулся.

 Но я должен признать вашу правоту, Бент.

Губернатор встал из-за стола.

 Итак, все что нам остается,  это надежда, что ваши люди, Пит, сумеют справиться с огнем раньше, чем он доберется,  неожиданно он улыбнулся,  до гнезда.

 Как я уже говори#,поддакнул шеф пожарной охраны,  это чертовски высокое дерево.

Бен Колдуэлл спросил:

 Никто не слышал прогноза погоды? Гроза с приличным ливнем могла бы помочь.

Бет, наблюдавшая за всем этим, почти физически ощущала грозу, собиравшуюся в воздухе комнаты. Из глубины ее воспоминаний всплыла та особая темнота, означавшая приближение бури, первые порывы ветра, их нарастание, первые отдаленные удары грома. Сколько раз ей довелось это пережить и сколько раз, еще ребенком, она злилась, что гроза портит прекрасный летний день?

Первые капли всегда были крупными, редкими, молнии сверкали все чаще и чаще и все меньше становились интервалы между ними и ударами грома.

Двадцать один, двадцать два, двадцать три,  она всегда считала интервалы в секундах, чтобы угадать расстояние до грозы, пока та не была прямо над головой, и уже не было никаких интервалов, и гром гремел одновременно с ударом молнии.

Тогда небеса разверзались, и дождь лил сплошной стеной, иногда с градом, и градины подпрыгивали и стучали по окнам и крыше, как будто пришел конец света.

И ее это могло огорчать? Когда в эту минуту, по словам Бена Колдуэлла, гроза представлялась единственной надеждой на спасение? Невероятно!

 Да, хороший летний ливень нам бы не помешал,  как раз, улыбаясь, говорил губернатор.  Вы никого не знаете, Бен, кто мог бы вызвать дождь?

В этот момент ожил телефон. Губернатор нажал кнопку, чтобы слышали все.

 Армитейдж слушает.

Голос Ната Вильсона звучал совсем устало:

 Со вторым выстрелом получилось не лучше, чем с первым. С самого начала мы не питали особых надежд, но все равно старались как могли.

 Понимаю,  ответил губернатор.  Мы благодарны за ваши усилия.

 Браун хотел бы знать, добрались ли к вам благополучно двое его людей.

 Добрались. Они сейчас среди нас. А двое других успели спуститься вниз?

После долгой паузы послышался голос Брауна:

 К сожалению, нет, мистер губернатор. Они отрезаны на пятидесятом этаже. Ниже их по лестнице пожар.

 Тогда срочно пошлите их вверх, если они еще могут идти.

 Над ними тоже все горит.

Губернатор закрыл глаза. Потом медленно открыл их.

 Браун!

 Да?

 Дайте мне опять Вильсона.  И, когда узнал голос Ната:Я хочу поручить вам подготовить полный отчет. Главу за главой, пункт за пунктом по всей этой комедии ошибок. И сделать это немедленно, пока еще можно получить свидетельские показания. Ничего не утаивать, не щадить ничьи чувства. Кто что сделал или кто что не сделал, насколько возможно, и почему. Пока сможем, будем вас непрерывно информировать обо всем, происходящем здесь, о каждом решении, которое примем, о каждом факте, который выясним.

В динамике было отчетливо слышно чье-то бурчание. Это Гиддингс выражал свой протест.

 Скажите тому ворчуну, кто бы это ни был,  продолжал губернатор,  что это вроде предварительного слушания перед началом процесса, и если проведем его правильно, это может предупредить дальнейшие бессмысленные трагедии наподобие этой. По крайней мере я от всей души надеюсь.

 Понимаю,  ответил Нат.

 Пусть говорят факты,  продолжал губернатор.  Заранее никого не обвиняйте. Это ни к чему. Думаю, что при этих обстоятельствах виновников найдется более чем достаточно.

Он помолчал.

 Включая и некоторых из нас наверху, которые виноваты прежде всего в том, что дали своему тщеславию одолеть себя. Вы меня поняли?

 Да.

 Хорошо,  сказал губернатор.  Мы соберем  он запнулся, потому что в зале вдруг все стихло. Потом вдруг кто-то закричал, а кто-то завизжал. Там что-то произошло.

 Останьтесь на связи,  сказал губернатор, вскочил со стула, подбежал к дверям и выглянул в зал.  Боже мой! Господь всемогущий!

Кто-то открыл противопожарные двери, потому что в них ломились снаружи. В дверном проеме стоял Гровер Фрэзи. Большая часть одежды на нем сгорела. Волосы тоже, так что череп был голым и черным; глаза на изувеченном лице выглядели просто черными дырами. Зубы сверкали в безумном оскале. С верхней половины тела свисали клочья мяса, а кожа, оставшаяся от ботинок, дымилась. С вытянутыми руками он сделал неверный шаг вперед, в горле у него что-то хрипело и булькало. И тут он внезапно упал плашмя и превратился в обугленную, почерневшую, дымящуюся кучку чего-то неживого. Еще раз судорожно дернулся, но больше уже не шевелился и не издавал ни звука.

В зале стояла тишина, мертвая тишина.

Губернатор негромко сказал:

 Прикройте его.

Когда он повернул назад и двинулся в сторону канцелярии, лицо его было непроницаемо.

«Пусть это будет на моей совести»,  мысленно повторил он и на миг закрыл глаза.

18.09.-18.19

Этого не должно было случитьсяно случилось. Защитные системы Башни одна за другой вступали в бой за ее спасение, но также одна за другой проигрывали битву и погибали в огне.

На контрольном пульте вначале горели сигналы, за которыми некому было следить, но когда пропало напряжение, погасли и они.

Системы охлаждения, чьи тепловые предохранители плавились от жары, вступали в действие этаж за этажом. Но наибольший жар был внутри конструкции здания, где спринклеры были бессильны. А когда огонь прорывался в открытое пространство и жадно заглатывал свежий воздух, температура взлетала так быстро, что вода в подводящих трубопроводах превращалась в пар и трубы лопались. И еще одна вражеская атака достигала успеха.

В ядре здания вертикальные каналы, которых было сотни и тысячи, тут же превращались в вытяжные трубы, которые разносили огонь вверх и вниз и одновременно заглатывали свежий воздух, раздувавший и поддерживавший пламя.

Нагретый воздух поднимается вверхтаков закон природы, а раскаленный воздух еще быстрее, чем теплый. Но температура передавалась и через конструкцию: через стальной каркасбыстрее, через керамическую и деревянную облицовку стен и покрытия половмедленнее, но так же неумолимо, а кроме того, еще и по трубам, кабелям, коробам и нишам заземления. И огонь, достаточно разгоревшись, начинает поддерживать себя сам, повышая температуру до уровня возгорания, в результате чего материалы воспламеняются друг за другом. Таких случаев на совести Прометея предостаточно.

Башня была обречена. Это гигантское здание, которое должно было оказаться в центре коммуникаций всего мира, было теперь предметом всемирного внимания в совершенно ином смысле. О катастрофе знал весь мир, кое-где известие это воспринимали с удовлетворением, если не с радостью, оттого что в мирное время в самой богатой стране мира гибнет самое новое и самое высокое из когда-либо построенных человеком зданий, и что «вся королевская рать» так же беспомощна, как и простые смертные.

Но это было не совсем верно.

* * *

То, что осталось от Говарда Фрэзи, прикрыли белой скатертью и оставили там, где он упал. Противопожарные двери снова закрыли, но всем в зале было ясно, что они могут служить только временной защитой. Когда придет время, огонь они не удержат. Разве что

 Они пытаются локализовать огонь в нижних этажахсказал губернатор. Он уже снова влез на стул.  Это наша главная надежда.  Он чуть не сказал «единственная надежда».

Число слушателей поредело. В противоположном конце зала из транзисторного радиоприемника неслись звуки рока. С полдюжины людей танцевали, если это можно было так назвать. «Ну,  подумал губернатор,  ты сам сказал: лучше рок, чем псалмы и молитвы». И больше не обращал на них внимания.

 К сожалению, должен вам сообщить, что попытка с лифтом окончилась неудачей.  И после короткой паузы:Учитывая, чем закончился первый опыт, это, возможно, и к лучшему.

«Боже мой,  подумал он,  я изрекаю одну банальность за другой». С трудом заставил себя улыбнуться.

 Я не собираюсь утверждать, что все хорошо. Это не так. С другой стороны, нам здесь пока ничто не угрожает. И я, например, предпочитаю думать, что наши друзья, которые борются с огнем, подоспеют вовремя.  Он помолчал.  А теперь я намерен выпить. В конце концов, это же банкет.

Слез со стула и взял под руку Бет.

 Пора выпить и найти уголок, где можно поговорить. Мне надоело скалиться все время, как идиоту, чтобы доказать, что я не отчаиваюсь.

«А со мной он чувствует, что притворяться ни к чему,  подумала Бет.  Чудесно».

Подошли к бару и потом с бокалами забрались в опустевший угол. Губернатор придвинул друг к другу два кресла. Они сели вплотную, спинами к залу.

Первой молчание нарушила Бет:

 Какие мысли обуревают вас, Бент?

 Хмурые и невеселые,  губернатор признательно улыбнулся.  Думаю обо всех этих несчастьях. Мне так жаль. И я так зол. В душе я грожу кулаком небесам. Чисто детское бессилие.

Она понимала и даже разделяла его чувства. Но предпочла оставить их в стороне.

 Когда я была маленькой,  начала она,  и меня за шалости запирали в комнате,  она попыталась улыбнуться,  то я всегда старалась думать о том, что бы я хотела в это время делать, и пыталась на этом сосредоточиться. Чего бы вы хотели, Бент?

Медленно, едва заметно, спадало охватившее его напряжение. Улыбка смягчилась и погасла.

 Бросил бы политику,  сказал он наконец.  У меня хватает денег, и я сыт всем по горло. Мое ранчо в Нью-Мехико

 И все, Бент? Только это?

Он не спешил с ответом. Наконец покачал головой.

 Нет. Вы заставляете меня поверить вам мои истинные мысли. Совсем уйти на покой я бы не хотел.  Снова та же признательная улыбка.  Я адвокат. Хотел бы убедиться, насколько я в этом деле хорош.

 Вы будете хороши в любом деле, за что ни возьметесь.

 Но мне всегда оставалась бы рыбалка,  продолжал губернатор, как будто не заметив ее слов.  И я бы постарался, чтобы на нее оставалось время.  Он помолчал.  И раз уж я вам тут рисую утопические картины, то рядом со мной были бы вы.

Назад Дальше