Все ее существо затопила теплая волна.
Это предложение?
Без раздумья:
Да.
Тогда, не спеша ответила Бет, я его с радостью принимаю.
* * *
Нат подошел к дверям трейлера, потом спустился по ступенькам на площадь и уставился на огромное несчастное здание.
Пока Патти не заговорила, он не замечал, что она идет за ним.
Что за люди, заметила Патти.
Нат взглянул на густую толпу за барьерами.
Таймс-сквер под Рождество, сказал он. Голос его дрожал от гнева. Проклятые гиены. Мы могли бы публично поджаривать людей на вертеле и загребать миллионы на продаже билетов.
Патти молчала.
Мы все виноваты, продолжал Нат. Это главное. Я рад, что Берт не узнал об этом.
Спасибо. И через минуту:Но не забудьте, что в этом не только ваша вина. И моего отца тоже. В этом виноваты все, не только вы. Понимаете?
Нату удалось улыбнуться.
Вы умеете внушить оптимизм.
В отличие от Зиб. Та, как это сегодня модно, предпочитала все видеть в черном свете. Еще одна характерная черта людей большого города, которая ему не нравится: твердое убеждение, что ничто не таково, как кажется. Человек никогда не бывает «за», только «против», и постоянная поза «меня никому не одурачить», которая, как изгородь из колючей проволоки, должна компенсировать внутреннюю неуверенность. И все для того, чтобы казалось, что человек принадлежит к интеллектуальной элите. Элитевозможно, но интеллектуальнойтут уж позвольте
Что станет с теми людьми, Нат? В голосе Патти чувствовалось напряжение. Неужели они
Наверх прокладывают шланги, ответил Нат, с этажа на этаж. Каждый шаг дается с боем. Нужно одолеть сто двадцать пять этажей
Но я так и не понимаю, что там горит?
Все. Некоторые помещения уже сданы. Мебель, ковры, внутренние двери, бумага, все это вспыхивает первым. От этого температура поднимается и достигает точки, когда горят краска и плитка и растекается обшивка, и от этого температура возрастает еще больше, пока не загораются такие вещества, о которых человек никогда и не думал, что они горючи. Нат вздохнул:Я не специалист по части пожаров, но все выглядит примерно так.
Что, если бы все это произошло, когда Башня уже была бы в эксплуатации? продолжала Патти. Ведь там были бы тысячи людей. И добавила:Хотя дело не в количестве, да? Будь там только один человек, все равно это была бы трагедия.
«Посреди собственной беды, посреди горя от смерти отца, сказал себе Нат, она еще может думать о других. Но, возможно, это именно потому, что у нее умер отец, несчастье сближает людей».
Что вы будете делать, Нат?
Вопрос застал его врасплох.
Я как раз об этом и думаю.
Я имею в виду не сейчас, голос Патти звучал теперь нежно, а когда все это будет позади.
Нат молча покачал головой.
Снова займетесь архитектурой?
До этого момента он не задумывался, но ответил твердо и решительно:
Думаю, нет.. Пауза. Как раз сегодня утром Колдуэлл говорил о Фаросе, маяке, который стоял в устье Нила. «Он стоял там тысячу лет», сказал Бен Колдуэлл. То же самое он думал об этом здании. Нат покачал головой. Как это называется? Человеческая гордыня, вызов богам. В некоторых странах Среднего Востока ни одно здание никогда не завершают полностью. Всегда оставляют несколько кирпичей или реек, он улыбнулся Патти, потому что совершенное произведение подобно богохульству. Человек должен стремиться к совершенству, но никогда его не достигнуть.
Это мне нравится, сказала Патти.
Я не уверен, нравится ли мне это, но хотя бы понимаю. Когда-то мне кто-то сказал, что неплохо, если человек пару раз получит по шапке Он задумался. Идемте внутрь.
Вы что-то придумали?
Нет, Нат колебался. Но, как и вы, я не умею стоять в стороне.
Тут ему в голову пришла новая мысль.
Что, если бы вы не были дочерью Берта, но замужем за кем-то, имеющим отношение к Башне?
То есть за вами? Хрупкая, твердая, готовая взглянуть в лицо любой возможности. Была бы я сейчас здесь? Патти решительно кивнула. Была бы. Старалась бы не мешать, но была бы рядом.
Я тоже так думал, ответил Нат и удивился неожиданной радости, которую вызвало в нем это признание.
В трейлере у рации сидел один из командиров пожарных. Слышен был только его голос:
А вы не можете определить, как далеко тянется пожар над вами?
Голос, отвечавший ему, был хриплым от усталости:
Я же вам говорю, что нет!
Командир с яростью прокричал:
А под вами?
Тишина.
Тед! Говорите же! Что творится под вами?
Голос, наконец, отозвался снова; на этот раз в нем прорывалась истерика:
Что все это значит, мы что, играем в вопросы и ответы? Мы идем вниз. Если прорвемся, то расскажу, что там за пожар, ясно? Сейчас мы на пятидесятом этаже
А если внутрь? спросил командир. Туда нельзя? Вы могли бы высадить двери
Эти проклятые двери раскалились настолько, что к ним не притронуться. Вот такие дела внутри. Говорю вам, мы идем вниз. Другого пути нет.
Браун взял микрофон:
Говорит Тим Браун, сказал он. Желаю удачи.
Спасибо.
Мы на связи, если понадобится.
Ладно. И в сторону:Давай пошевеливайся.
Рация щелкнула и умолкла.
Оба командира замерли, глядя в пустоту. Патти заметила, что губы Тима Брауна беззвучно шевелятся. Молится? Гиддингс, сморщившись, гневно сверкал глазами. Взглянул на Ната и тихонько, почти незаметно покачал головой. Нат также незаметно кивнул. Патти закрыла глаза.
«Это невозможно», подумала она, но знала, что возможно. Это не сон, не ночной кошмар. Не будет внезапного пробуждения, не будет внезапного облегчения, что ужас исчез с лучами рассвета. Ей захотелось отвернуться и бежать прочь. Куда? К отцу? Как бежала к нему сегодня днем за утешением, за помощью, за сочувствием? Но отец
Переносная рация в руке Брауна вдруг ожила, из нее вырвался сдавленный вопль, потом еще один. Потом наступила милосердная тишина. В трейлере не раздавалось ни звука.
Первым разорвал оцепенение Браун. Подошел к чертежному столу, осторожно поставил на него рацию и выключил ее. Ни на кого не смотрел. Потом медленно, монотонно начал проклинать всех и вся.
18.1918.38
Паола Рамсей подошла к двум креслам в укромном уголке банкетного зала.
Простите, что помешала, сказала она, но то, что происходит за вашей спиной Она покачала головой. Я, конечно, старомодна
Губернатор кивнул. Его лицо было невозмутимо.
Не считая Поля Норриса и Гровера, сказал он, все до сих пор держались отлично. Что же теперь?
Кэрри Уайкофф произносит речь.
Губернатор вскинул голову. Голос слышал, но не мог разобрать слова. Однако тон, высокий, визгливый, почти истерический говорил достаточно.
Вероятно, заявляет, что нужно найти виновного и обещает, что займется этим.
Паола Рамсей улыбнулась:
Прямо в яблочко, Бент.
Через несколько минут, продолжал губернатор, Кэрри возглавит делегацию, которая явится требовать активных действий. Бог мой, сколько подобных делегаций я уже выслушал?
Люди, сказала Паола, облепили бар. Какой-то официант сидит один-одинешенек в углу и пьет из горлышка
Губернатор подумал, не тот ли это, у которого трое детей. Вздохнул и встал.
Что, по-вашему, я могу сделать, Паола?
Паола ласково улыбнулась.
Я, как Кэрри Уайкофф, Бент. Думаю, что-то надо предпринять, но не знаю что. И, помолчав, добавила:И поэтому надеюсь на вас.
Мне это льстит. Губернатор грустно, иронично улыбнулся. Улыбнулся сам себе и всей этой ситуации. Одного персонажа Марка Твена намазали дегтем, вываляли в перьях и вынесли из города на шесте. Улыбка стала шире. А он говорит, что если бы не великая для него честь, он лучше шел бы пешком. А я бы лучше сидел здесь. Он взглянул на Бет. Но попробую.
Прошел мимо запертых противопожарных дверей, где лежало прикрытое белой скатертью тело Говарда Фрэзи, у которого стоял генеральный секретарь, уставившийся в неподвижные останки. Он медленно, торжественно перекрестил их и, увидев губернатора, чуть виновато улыбнулся.
Со своих студенческих лет, сказал генеральный секретарь, я горжусь тем, что я атеист. Но сейчас начинаю сознавать, что детская вера так легко не умирает. Это любопытно, да?
Да нет, Вальтер. По-моему, это скорее достойно зависти.
Генеральный секретарь задумался.
Я начинаю понимать, что вы, в сущности, очень добрый человек, Бент. Мне только жаль, что я не понял этого раньше.
А я, ответил губернатор, о вас всегда это знал. Просто человеку в нашем положении приходится вести себя сдержанно.
Они улыбнулись друг другу.
У нас дома, продолжал генеральный секретарь, где альпинизмлюбимый вид спорта, при восхождении участники для безопасности пользуются страховым тросом. И отсюда поговорка: «Каждый, кто на тросенаш человек!» Это грустно, вам не кажется, что люди узнают друг друга только в критических ситуациях? И, после небольшой паузы. Я могу быть чем-нибудь полезен?
Молитесь, ответил губернатор без всякой иронии.
Я так и делаю. И буду продолжать. И потом снова пауза, и после нее вежливые, учтивые, искренние слова:Но если могу помочь чем-то еще, Бент
Я обращусь к вам, ответил губернатор и думал об этом всерьез.
Он вышел на середину зала и огляделся.
Паола не преувеличивала. В баре кипели страсти, в центре зала ораторствовал Кэрри Уайкофф. Действительно, тот официант с тремя детьми сидел один-одинешенек в углу и хлестал бурбон из горлышка. В другом углу из транзистора неслась музыка и несколько молодых людей кружились и извивались в такт ей.
Из-под решетки кондиционера уже проникал дым, он еще не душил, но его едкий запах уже висел в воздухе.
Губернатор закашлялся.
Мэр Рамсей, стоявший рядом, сказал:
Господи, вы только посмотрите!
Одна из танцующих уже вошла в транс. Одним движением стянула через голову платье и отбросила его в сторону. На ней были только трусики-бикини, без бюстгальтера. Пышные груди подпрыгивали в такт каждому движению.
Когда я учился в университете, нечто подобное вызвало бы сенсацию, сказал губернатор. Нашей компании это бы очень понравилось. Он рассмеялся. И мне, конечно, тоже.
Тут к ним подошел сенатор Петерс.
Здесь становится жарко, сказал он, во всех смыслах этого слова.
К ним присоединился Бен Колдуэлл. Его лицо было непроницаемо.
Дыму все больше, сказал он. Пока мы не разбили окна, система была более-менее герметичной. Теперь он покачал головой и слегка улыбнулся, давая понять, что понимаетдругого выхода не было. Я все еще жду новых идей от Ната Вильсона.
Кэрри Уайкофф вдруг выкрикнул нечто невразумительное и погрозил поднятым кулаком.
Черт вас всех побери, вы что, все обалдели? Он бросил испепеляющий взгляд на группку вокруг губернатора. Старые дураки, собравшиеся на файф-о-клок! Неужели вы не понимаете, что происходит?
Искушение ответить в том же тоне, начать кричать, жестикулировать, делать выпады, пока все до последнего не утратят здравый разум, было очень сильным, но губернатор с ним справился.
Я прекрасно понимаю, что у вас сдали нервы, Кэрри, сказал он. Что если вам затаить дыхание, сколько выдержите? Это почти всегда помогает.
Кэрри с трудом сдержал себя. За ним собралась кучка людей.
Губернатор узнавал некоторое лица. Все внимательно следили за ним.
До сих пор мы вас слушали, сказал Кэрри. Он уже немного успокоился. Вели себя как образцовые мальчики и девочки.
Все, подтвердил губернатор, кроме Поля Норриса и Гровера Фрэзи. Те тоже хотели хоть что-то предпринять. Результаты вам известны. Вы имеете в виду нечто подобное, Кэрри? Голос его звучал холодно и твердо. Если да, пожарные двери за вами. Они не заперты.
Кэрри молчал, тяжело переводя дыхание.
Есть еще одна альтернатива, продолжал губернатор. Если уж речь зашла о выбитых окнах. Можете прыгать.
Кто-то из кучки, стоявшей за Кэрри, выкрикнул:
Но ведь должен быть какой-то выход, черт возьми! Не можем же мы погибать, как крысы в ловушке!
А эта дурацкая идея с тросом на башню Торгового центра! закричал Кэрри. Это был просто перевод времени! И ничего другого! Все прекрасно знали, что ничего не выйдет!
Раздался одобрительный ропот. Губернатор подождал, пока он не стих. «Эти лица, подумал он, уже утратили проблески воспитания и ума, это лицо толпы, которая собирается забрасывать камнями. Бессильный страх и напряжение требуют выхода».
Я не отвергаю любые идеи, сказал губернатор. Любого из вас. Думаете, мне эта ситуация нравится?
Громкая танцевальная музыка неожиданно смолкла. Полуголая девушка кружилась дальше, забывшись в экстазе, но остальные обернулись и прислушались к спору.
Губернатор повысил голос.
Я не буду долго говорить. Не о чем. Мы здесь все вместе
Кто в этом виноват? закричал Кэрри. Я хочу это знать!
Я не знаю, ответил губернатор. Возможно, это знают наши люди внизу, но не я. Разве что, он сделал паузу, разве что в этом есть наша общая вина, потому что мы оторвались от корней и утратили контакт с реальностью.
Это все отговорки, крикнул Кэрри.
Губернатор только кивнул. Теперь уже ничто не могло вывести его из себя, он оставался презрительно спокоен.
Называйте это как угодно, Кэрри, ответил он. Я не собираюсь с вами спорить.
Другой, спокойный голос спросил:
Как, по-вашему, обстоят дела, губернатор?
Неважно. Губернатор взглянул говорившему в лицо. Я не собираюсь водить вас за нос. Это бессмысленно. Все еще работает телефонная связь. Внизу знают наше положение. Можете посмотреть на площадь и увидите машины, шланги, которых там уже как спагетти на тарелке; все пожарныев Башне. Все, что можно сделать, делается. Он развел руками. Дела неважны, но не безнадежныпока.
Он обвел взглядом комнату и ждал вопросов. Тишина.
Если что-то изменится, продолжал он, вы будете в курсе, я обещаю. Это чертовски слабое утешение, я знаю, но больше ничего предложить не могу. Он повернулся и пошел обратно в свой укромный угол, мимо трупа, прикрытого скатертью, не удостоив его даже взглядом.
Бет ждала его там с Паолой Рамсей.
Мы слышали, сказала она. Ласково улыбнулась. Вы прекрасно справились, Бент.
В следующий раз, ответил губернатор, это будет потруднее.
Он чувствовал себя старым и усталым и спрашивал себя, не готовится ли подсознательно к концу. С усилием собрался.
И это будет уже скоро. Паника наступает волнами, и каждая следующая волна сильнее предыдущей.
Да, единственное, что оставалось, это ждать.
* * *
За плечами сержанта Оливера были двадцать лет службы в Береговой охране. Он служил в береговых экипажах и на катерах, в тропических водах и в арктических ледовых морях.
Помогал спасать людей из воды, покрытой горящей нефтью, и с палуб гибнущих судов; нередко они не доживали до спасения.
Большой и жестокий жизненный опыт говорил ему, что в некоторых случаях спасение невозможно. Но часть его «я» упорно не желала в это верить, и все у него внутри восставало против возможности поражения.
Когда он стоял, могучий и беспомощный, на крыше небоскреба Торгового центра и, не отрываясь, смотрел через пропасть на ряд выбитых окон банкетного зала, таких близких и безнадежно недосягаемых, его охватило отчаянное чувство собственного бессилия.
Кронски устало спросил:
Ну что, попробуем еще раз? И, не получив ответа:Запасной гарпун у нас есть, может стрельнем еще разок?
Нет, чуть помедлив, сказал его начальник. «Напрасная трата времени», подумал он, и это было ему не по душе.
Еще минуту он стоял неподвижно и смотрел через пропасть. Там, наверхулюди. Он видел их. И видел дым.
Огонь и штормвсю его сознательную жизнь они были его врагами. Он сражался с ними, защищал от них, иногда побеждал, иногда проигрывал, но всегда ему удавалось схватиться с ними лицом к лицу. Но здесь
Он включил переносную рацию:
Говорит Оливер. Вызываю трейлер.
Тут же отозвался голос Ната:
Трейлер слушает.
Нет смысла продолжать, разочарованно сказал Оливер. Слишком далеко, к тому же мешает ветер.