Понимаю. Нат отчаянно старался справиться с голосом. «Очередная провалившаяся затея. Думай! Думай, черт тебя побери, думай!!!»
Надо закругляться, продолжал сержант.
Нат в одной руке держал рацию, другой медленно постукивал по чертежной доске. Подождите немного, сержант. Дайте мне подумать. Последняя просьба, последняя надежда.
В трейлере стояла тишина. Браун, командир части, Гиддингс и Патти молчали. «Хватит ломать комедию и дурачить окружающих», сказал себе Нат. Он был сам себе противен.
Но в голове его что-то уже зрело, если бы только удалось поймать эту мысль, черт, что же, собственно, у него мелькнуло?
«Очередная затея провалилась, вспомнил он вдруг. Вот в чем дело. Очередная идеяа что, если две идеи соединить в одну?» Он сказал в микрофон:
У нас тут были вертолеты, сержант, Нат старался говорить не спеша, одновременно еще раз все обдумывая. Они не нашли места для посадки, поэтому не смогли ничем помочь. А что если отправить их к вам, чтобы они забрали вас вместе с пушкой и доставили так близко к Башне, чтобы можно было попасть гарпуном в окно? Потом линь можно натянуть обратно на крышу Торгового центра и продолжать, как договорились? Он помолчал. Так получится? Есть какая-то надежда?
Последовала пауза. Потом послышалось удивленное:
Ну, держите меня!
Сержант вдруг осклабился и чувство беспомощности тут же слетело с его плеч.
Не вижу причин, почему бы могло не получиться. Вызывайте свою тарахтелку.
Он взглянул на Кронски.
Нам предстоит воздушная прогулка, парень. Как бы не укачало!
* * *
Губернатора вызвали из его убежища в уголке. Он услышал в трубке голос Ната.
Вы считаете, получится? спросил губернатор.
Очень может быть. Нат старательно подавлял свой энтузиазм. Вертолет может зависнуть на месте, так что ребятам из Береговой охраны можно будет стрелять почти горизонтально. Вам придется освободить большую часть зала, чтобы кто-нибудь не пострадал. И добавил:Возможно, придется сделать несколько попыток, но это не проблема.
«По крайней мере, я надеюсь», подумал он.
Постараемся освободить часть зала, ответил губернатор. И поставим там мужчин, чтобы ловили линь. А потом?
Привяжите его к какой-нибудь прочной конструкции, продолжал Нат. Когда потянут линь назад к Торговому центру, нагрузка будет очень велика. Я буду на связи по рации с Оливером, сержантом Береговой охраны, и по телефонус вами. Так мы сможем координировать наши действия.
Он передохнул.
Когда ведущий линь будет на крыше Торгового центра, к нему прикрепят прочный спасательный трос. И тогда ваши парни могут начинать тащить. Он снова сделал паузу. Но только по команде.
Понимаю, ответил губернатор и улыбнулся. Это ваша идея?
Я же вам обещал, что что-нибудь придумаю. Нат замялся. Только вот до этого нужно было додуматься раньше.
Губернатор рассмеялся:
Я уже многие годы ищу какого-нибудь малолетнего ребенка, который, благодаря своему неиспорченному глазу, тыкал бы меня носом в очевидные вещи. Продолжая улыбаться, он повернулся к Бет. Но бывают моменты, когда и мне удается их заметить с первого взгляда. Слава Богу. И уже другим тоном продолжал:Как обстоят дела с огнем?
Неважно. В этом слове звучала неотвратимость.
А те двое, на другой лестнице, что с ними? спросил губернатор.
У Ната в ушах прозвучали те крики, которые долетели к ним по радио. «Это была моя идея, послать их наверх по лестницам», подумал он, но при этом осознавал, что при необходимости послал бы их снова, потому что это давало возможность, от которой нельзя было отказываться.
Им не повезло, сказал он.
Губернатор увидел, как Бет закрыла глаза, и негромко сказал:
Как и Гроверу Фрэзи. Он пытался спуститься по лестнице. Голос его внезапно сорвался:Кто же будет следующим? И тут же быстро добавил:Забудьте об этом. И устало замолчал.
* * *
Пилот вертолета сказал:
Попытаемся. Потом пожал плечами:Как близко подберемся, не знаю. Когда приближаешься к такой махине, то ветер он покачал головой, дует со всех сторон сразу. Понимаете, что я хочу, сказать?
Лицо сержанта было непроницаемо.
Поймите, продолжал пилот, я не хочу преувеличивать трудности, но если мы туда врежемся, то ничем хорошим это не кончится, ясно?
Кивок головы подтвердил, что информация принята к сведению, но выражение лица Оливера не изменилось.
Знаете место у Адских Ворот? спросил пилот. Там, где воды Саунда сливаются с Гарлем-ривер, где сплошные водовороты?
Адские Ворота я знаю, ответил сержант. Он неоднократно был свидетелем, как у Адских Ворот небольшие лодки, попадающие во власть течения, отказывались повиноваться хозяевам и налетали на опору моста или стенку набережной.
То же самое творит ветер вокруг этой чертовой Башни, продолжал пилот. И потом:Я только хочу сказать, что попытаемся, но больше ничего обещать не могу.
Все в порядке, ответил сержант. Кронски, залезайте.
Премного благодарен, ответил Кронски.
* * *
Нат стоял в дверях трейлера и смотрел вверх. Пока ничего. Ожидание хуже всего, кто это сказал? Но это правда, хотя раньше Нат так не считал.
Человеку приходит в голову идея, он ее реализует и потом должен ждать и надеяться, потому что не остается ничего другого.
Получится, сказала Патти и улыбнулась. Должно получиться.
18.2418.41
От выбитых окон в банкетном зале стало немного прохладней, хотя приток дыма из решетки кондиционера, как некоторые с беспокойством заметили, тоже усилился.
Простейшая взаимозависимость, снова и снова объяснял Бен Колдуэлл. Пока это было более-менее замкнутое пространство, приток воздуха с дымом был ограничен. Теперь, когда окна выбиты и работают как вытяжка он развел руками и пожал плечами.
Генри Тимме, президент телевизионной компании, заявил:
Значит, нам не следовало выбивать стекла. Голос его звучал самоуверенно, решительно и критически. Шанс, что им удастся доставить сюда линь, был слишком мал.
Колдуэлл только заметил на это:
Задним умом и отвернулся.
Он был архитектором, автором многих проектов, и, по его мнению, в жизни не проходило исправление ошибок задним числом. Ему было отвратительно само слово «компромисс», но в то же время он понимал, что без них предпринимательство было бы просто невозможно. Приходилось выбирать между надеждой, что удастся попасть в окно гарпуном с крыши Торгового центра, и уверенностью, что в помещение станет поступать больше дыма. Решение этого вопроса Колдуэлл с радостью предоставил остальным. Ему это было совершенно безразлично.
Он полагал, что большинство людей в зале все еще сохраняет надежду на спасение. Оннет. Он привык смотреть неопровержимым фактам в лицо. Стараться не принимать их в расчет было пустым занятием. До какой степени будет повреждено здание, он не мог даже представить, но еще задолго до того, как оно окончательно погибнет, все в этом зале уже будут мертвы. С этим он давно смирился. И его ничто не волновало, потому что большая часть его личности уже была мертва.
Башня была его детищем, его видением, его волшебным сном. И теперь она погибала.
На чьи плечи ложится главная вина, у него не было сомнений. Но это его не слишком интересовало. Какая разница, чья рука выковала молот, изуродовавший Пьету? Да, общество, возможно, захочет отомстить, но великое творение уже ничем не вернуть.
В Нью-Йорке, в Лос-Анджелесе, в Чикаго, в Питтсбурге и в дюжине других меньших городов он оставил по себе памятники, которые будут стоять еще долго после того, как его не станет. Но это здание было его шедевром, и теперь уже ничто не может его спасти; озарения, расчеты, компромиссы, работа, любовь, кровь и пот творчествавсе зря.
Когда утром этого дня он стоял в своем кабинете перед грудой извещений на изменения, валявшихся на столе, вызвав Ната, было ли у него тогда предчувствие беды? Трудно сказать: прозрения всегда подозрительны. Ну что же. Беда не заставила себя ждать.
Тут к нему подошел сенатор Петерс, продолжавший как ни в чем не бывало улыбаться.
Погрузились в мечты, спросил он. Есть идеи?
Весьма сожалею, но что касается идей, ничем не могу помочь.
Вы это говорите так, как будто извиняетесь за промах.
Улыбка Колдуэлла стала виноватой:
За этот промах, боюсь, некому будет прощать.
И я так думаю. Сенатор помолчал. Но, кажется, вас это не волнует.
А вас?
Знаете, ответил сенатор, я уже некоторое время пытаюсь найти ответ. Но не совсем в нем уверен. Он сокрушенно махнул рукой. Я, разумеется, не хочу сказать, что не испытываю страха перед смертью. Нет, я имею в виду нечто совсем иное.
Например? Колдуэлл невольно заинтересовался. Некую веру?
Сенатор улыбнулся.
Не в обычном смысле слова. Я всегда был язычником. Нет он покачал головой, это связано со всем моим жизненным опытом, что некоторых вещей нельзя избежать, некоторые битвы нельзя выиграть, с некоторыми приговорами человек должен смириться
Одним словом, заметил Колдуэлл, с политикой? С искусством возможного?
Сенатор кивнул.
Нас формируют наши дела. Он улыбнулся. Бент не сможет избавиться от командирских привычек, даже если захочет. Он, как отставной пилот, который сам не свой оттого, что за штурвалом сидит кто-то другой.
Чем дальше, тем интереснее.
А Поль Норрис? спросил Колдуэлл. Гровер Фрэзи? Как вы объясните их поведение?
Сенатор улыбнулся.
О Поле Норрисе я вам расскажу одну историю. Во время учебы в университете он занимал чудную квартиру в колледже Адамса. Из окон его спальни открывался вид прямо на колокольню католического костела. Однажды кому-то из нас пришла в голову идея, к которой присоединился и Поль. Мы поставили у него штатив, прикрепили к нему пневматическую винтовку, навели ее на колокольню, и когда в полночь колокол пробил двенадцать, мы нажали на спуск и прозвучал тринадцатый удар.
Колдуэлл улыбался и кивал. В душе он вернулся на сорок лет назад в годы своей буйной молодости.
И что дальше?
На следующую ночь мы это повторили, продолжал сенатор. Несколько католиков, живших в колледже Адамса, придя на мессу, принесли новость, которая святого отца изрядно вывела из равновесия. Пошли слухи о привидениях. Сенатор задумался. На третью ночь приехал епископ из Бостона, чтобы проверить все самому. Мы не обманули его ожиданий. Часы пробили тринадцать. Потом мы убрали штатив и спрятали винтовку.
Колдуэлл, который все еще улыбался, спросил:
Ну, а что было с Полем Норрисом?
Сенатор покачал головой.
Он собирался все это продолжать. Ночь за ночью. Не мог понять, что будет лучше, если все оставим, как есть, если это останется загадкой. Среди прочих недостатков Поля было и то, что он был глуп, а я не люблю тратить время на споры с глупцами. Он опять помолчал. Хотя видит Бог, что политик никогда не может надеяться, что сумеет этого избежать.
Колдуэлл ответил:
Вы сказали, что смиряетесь с этим отчасти потому, что некоторых вещей избежать просто нельзя, что с некоторыми явлениями нужно просто смириться. Ну, а как с остальными?
Знаете, неторопливо ответил сенатор, у меня какое-то смутное ощущение, что это к лучшему. Почемуне спрашивайте, у меня нет никакого разумного объяснения. И после короткого раздумья спросил:Помните, когда в Афинах дела были плохи, царь должен был умереть? Отец Тезея бросился со скалы, потому что черные паруса Тезеевой ладьи были приняты за сигнал неудачи. Он виновато улыбнулся. Может быть, мыпросто огромная жертва? Смешная мысль, да?
Чтобы умилостивить богов за наши прегрешения?
Улыбка на лице сенатора медленно погасла.
Но вы упрямы, а?
Если вы имеете в виду, резко ответил Колдуэлл, мировые проблемы, проблемы нашей страны, бедности, бездомных и тому подобноечто у меня с этим общего? Я здесь решительно ни при чем.
Это удобная позиция.
Жест Колдуэлла охватил весь зал.
И за их проблемы я тоже не отвечаю. Правда, теперь это и мои проблемы тоже.
Сенатор молчал.
Если вы думаете, продолжал Колдуэлл, что раз я проектировал это здание, то отвечаю за его дефекты, то я решительно против. Проект был и остается хорошим. Не знаю всех причин происшедшего, которые привели к тому, что случилось, но мой проект здесь ни при чем.
По-моему, вашей репутации ничто не угрожает, сказал сенатор. А это важнее всего, не так ли?
Колдуэлл внимательно посмотрел сенатору в лицо, пытаясь найти там следы иронии. Не нашел. Ему немного полегчало.
Вы меня спрашивали, продолжал сенатор, чем объяснить поведение Гровера Фрэзи. Я думаю, можно объяснить всего двумя словами: панический страх. И он обвел взглядом зал.
В противоположном углу уже снова гремел из транзистора твердый ритм рока. Почти нагая девушка продолжала извиваться. Глаза ее были закрыты, движения полны эротизма; она была далеко отсюда. В другом углу пестрая группка людей что-то пела. Сенатор внимательно прислушался.
То ли это «Боевая песня республики», сказал он, то ли «Вперед, братья, под знаменем Христа». Мои старые уши уже не могут их различить.
У бара совещались три духовных пастыря, которые участвовали в торжестве на площади: раввин, католический и протестантский священники.
Я знаю очень актуальную тему для проповеди, сказал сенатор. Об избавлении из печи огненной. Навуходоносор был бы в восторге, вам не кажется?
Колдуэлл неожиданно заметил:
Ну ладно. Видимо, мне придется допустить, что есть и моя вина. Не только, но в том числе.
Сенатор спрятал усмешку.
В эти минуты это уже неважно, не так ли? осторожно спросил он.
Важно, особенно мне.
А, сказал сенатор, это другое дело.
В проекте нет никаких просчетов.
Я в этом убежден.
Но другое делоисполнение. Там начинаются все проблемы. Как только человек передает свое детище в чужие руки, он теряет на него всякое влияние.
Вероятно, это мучительное ощущение, спросил сенатор, когда человек отдает в чужие руки то, что стоило ему столько пота и крови?
Наступила долгая пауза.
В своем роде, неторопливо ответил Колдуэлл, вы очень умный человек. И понимающий. Мне уже лучше. Я чувствую себя чище. Благодарю вас. Он хотел отвернуться и уйти.
К какой группе вы присоединитесь, спросил сенатор, перестав скрывать усмешку, к танцующим, поющим или к тем, кто молится?
Узкие плечи Колдуэлла облегченно распрямились. Он полуобернулся и совсем непринужденно улыбнулся.
Возможно, я попробую все по очереди.
Отлично, ответил сенатор. И снова направился в канцелярию. А теперь, целитель, попробуй исцелить самого себя.
Из канцелярии вышел губернатор. Его лицо оставалось непроницаемым.
Пойдемте, Джейк, сказал он. Думаю, у нас есть хорошие новости. Он помолчал. Но если сорвется и эта попытка, то начнется настоящая паника. Возможно, она нас ожидает в любом случае. Он снова помолчал. Традиционная схватка у спасательных шлюпок.
Губернатор нашел стул и взобрался на него. Повысил голос.
Я обещал вам, что если будут новости, я вам все сообщу. Теперь я хотел бы попросить вашего внимания.
Пение смолкло. Кто-то уменьшил громкость транзистора. В помещении все стихло.
Сейчас начнется новая попытка перебросить к нам спасательный трос, сказал губернатор. На этот раз
Новые бредни! В пронзительном голосе Кэрри Уайкоффа ярость смешалась со страхом. Очередная успокоительная пилюля!
На этот раз, сказал губернатор перекрывая голос Кэрри Уайкоффа, они попытаются выстрелить гарпун с вертолета. Он сделал паузу. Всю эту сторону помещения нужно освободить, чтобы никто не пострадал.
Кивком он подозвал к себе шефа пожарной охраны.
Поставьте здесь двух-трех мужчин, которые будут ловить линь, если он пролетит в окно. Тогда
Что? выкрикнул Кэрри. Хотите сказать, если пролетит? А вы ведь прекрасно знаете, что этого не будет. Слова вырывались из него так быстро, что одно обгоняло другое. Все это время вы скрываете правду, решаете все сами, делаете все по-своему он глубоко вздохнул и содрогнулся. Мы здесь в ловушке! С самого начала нас обманывают! Как всегда! Вы, как всегда, ведете нечестную игру!