Происшествия начались тут же, за дверью. Едва Валерка, опередив Седого, попытался проскочить внутрь, как наткнулся на пистолет охранника, видно давно уже заметившего неладное и успевшего приготовиться к «встрече».
Давайте-ка, ребятки, к стене! приказал охранник. И без баловства.
Шухер, Седой, крикнул Валерка и ничком упал на пол. И тут же без единого крика и охранник упал, сраженный ножом Седого. Арнольдыч огляделся по сторонам. Кругом стояли какие-то незнакомые ему предметы, отчасти напоминавшие телевизоры.
Чего глазеешь? крикнул ему Седой. Компьютеры это, мы их тоже возьмем. Давай, Гypано, начинай таскать в машину.
И Гурано принялся за работу, а Седой, Арнольдыч и Валерка, виновато поглядывающий на Седого, прошли в следующую комнату.
Пойду сейф посмотрю, сказал Арнольдыч.
Лады, кивнул Седой. А ты, Валера, глянь, есть кто еще? Да аккуратно, беды не накличь. В случае чего, знак подашь. Иди.
Валера начал обходить помещения. В первых двух комнатах никого не было. Валялись какие-то папки с бумагами, пустые бутылки и бумажные стаканчики. «Не только работают, подумал Валера, но и гужуются». На одном из столов он заметил забытую кем-то десятидолларовую банкноту, схватил ее и сунул в карман. «Неплохое начало»решил он, выходя из комнаты и направляясь в следующее помещение. Здесь его ждал сюрприз.
На разобранной тахте лежали двое, укрытые одной простыней. Они не спали и, привлеченные шагами в коридоре, испуганно смотрели на Валеру. От неожиданности парень на мгновение замер, потом выскочил из комнаты и закричал:
Седой, Седой, там люди!
Чего шумишь? рявкнул вбежавший в комнату Седой. Какие еще люди?
Он коротко взглянул на лежащих и сказал:
Чтобы тихо мне, а не то порешу. И достал из кармана пистолет.
Валерка попятился к двери.
Не убивай их, Седой, не убивай!
Молчи, ответил ему, Седой, они, нас видели. И он протянул пистолет, Валерке. Пореши их!
Нет, нет, закричал Валерка.
Цыц, щенок, отрезал Седой. Давай, а не то я тебя прикончу.
Трясущимися руками Валерка взял пистолет и стал медленно поднимать его, направляя на мужчину.
Ладно, неожиданно сказал Седой, пусть живут! И он забрал пистолет у Валерки. Но смотрите, пикните, конец вам!
У самых дверей Седой остановился и коротко бросил Валерке:
Пригляди за ними. В случае чего, кликнешь!
Мужчина попытался было откинуть простыню и встать.
Не рыпайся, приказал Валерка и перевел взгляд на девчонку. Ей было лет двадцать, не больше.
Ты откуда здесь взялась? спросил Валерка. С улицы привел?
Секретарша она, ответил за перепуганную девушку мужчина.
Гадина, в сердцах сказал Валерка, заставил, что ли, с собой улечься?
Нет, нет, закричала девушка.
Не защищай его.
Она здесь работает, повторил мужчина.
Он, по-видимому, уже совсем пришел в себя и искоса посматривал на Валерку, определяя, сможет ли с ним справиться.
И не пытайся, сказал Валерка, прибью сразу.
Мужчина не ответил. В комнату заглянул Гурано. Он уже отнес все, что можно, в машину и теперь шарил по этажу, заглядывая буквально во все углы.
Что тут у тебя? спросил он у Валерки.
Да вот, ответил Валерка, эти двое на тахте валялись.
Ишь ты, ответил Гурано, после работы остались. А что Седой? Они же нас заметут, видели.
Не велел трогать.
Гурано подошел к мужчине и ребром ладони ударил его по шее. Удар был жесткий, мужчина скривился отболи.
Не трогай его, закричала девушка, не надо.
А ты помолчи, шлюха, сказал Гурано. Он тебе в отцы годится. Улеглась, зараза! Заплатил, что ли?
Девушка не, ответила. Внимание всех привлекли какие-то звуки, доносящиеся из коридора. То ли стон, то ли призыв. Валерка выбежал из комнаты. Охранник был еще жив. Истекая кровью, он полз по коридору, а неподалеку стоял Седой и, наклонившись над ним, что-то обдумывал.
Поди-ка сюда, приказал Седой Валерке и протянул ему пистолет.
Добей!
Нет, Седой, нет, отступал от него Валерка, не могу.
Добей, еще раз приказал Седой, он сдаст нас. Не видишь, что ли, у него глаза злобные.
Дрожащими руками Валерка взял пистолет.
Ну, быстро, поторопил Седой.
Раздался выстрел, и охранник беспомощно ткнулся головой в пол.
Это другое дело. Зови Гурано, уходим.
То, что произошло дальше, не умещалось ни в какие планы. Из комнаты, где находились охраняемые Гурано мужчина и девушка, вдруг выскочил мужчина, кинулся на Седого и в считанные мгновения выбил у него пистолет. Мужчина был высокого роста и, по-видимому, очень силен. Завязалась драка. Валерка бросился на помощь Седому, они с большим трудом повалили мужчину на пол, связали его и бросили в угол.
Вот гнида, пробормотал Седой, задыхаясь от ярости. А где же Гурано?
«Девку, наверное, охраняет», подумал Валерка, но заглянув в комнату, просто обалдел от увиденного. Гурано занимался с девушкой любовью. Оба тяжело дышали и даже сопели. Валерка расхохотался.
Ну и нашел ты время, сказал он.
Она сама захотела, ответил ему цыган. Сказала: «Отпусти его, и я тебе отдамся!»
Сука, коротко бросил Валерка и, подойдя к девице, в упор выстрелил.
Пошли отсюда, сказал Валерка Гурано, больше нам тут делать нечего.
Через десять минут «уазик», за рулем которого сидел Арнольдыч, уже мчался на окраину Москвы. А еще через полчаса все были на даче знакомого барыги, где и сгрузили все барахло. Упрятав машину в сарай, все подошли к Седому.
Завтра разъедемся по домам, сказал он, а сейчас всем спать.
И все разбрелись по комнатам. С Седым остался только Арнольдыч.
Богатая добыча, сказал он.
Сколько там было? спросил Седой.
Тысяч тридцать баксов, не меньше, ответил ему Арнольдыч.
Ладно, потом разберемся.
Ты, Седой, за малым присмотри, новичок он, слишком дергается, как бы чего не случилось?!
Не случится, уверенно сказал Седой.
Чего это он хохотал там, в комнате? поинтересовался Арнольдыч.
Да, чепуха. Это Гурано номер выкинул. К девице в такую минуту улегся.
Вот гад, возмутился Арнольдыч, мог всех нас завалить.
Я с ним потом поговорю, ответил Седой.
И они разошлись
В комнате толпились цыгане. У окна стоял Тари и, не обращая внимания на суматоху за своей спиной, смотрел на зеленеющие деревья. Ему было, о чем подумать. Митя куда-то пропал, и теперь ему, Тари, придется отвечать и за это. Так и должно быть, он должен ответить перед своими братьями за все, что случилось. Пролилась кровь, цыганская кровь, и теперь вступает в силу закон мщения. А те, кто будут мстить, не пощадят никого. Они зададут вопрос: «Кто отправил цыган на смерть? Кто велел им поступить так, а не иначе?» И они узнают, что ребят послал Митя. Но он не цыган по крови, и месть от этого будет еще страшней. Тари уже успел привязаться к Мите, понимал его и даже симпатизировал ему. «В чем виноват Митя? Он послал цыган посмотреть место, где мог быть человек, который убил Бамбая. Только посмотреть. Он не хотел смерти цыганских парней. Тогда почему он исчез? Испугался? Или сбежал? Нет, на него это не похоже. Какая-то тайна кроется за этим. И надо узнать эту тайну, чтобы не было больше напрасной крови».
Тари отвлекся. Интуитивно он почувствовал, что сзади что-то происходит. Он отскочил в сторону, и нож пролетел мимо.
Цыгана, метнувшего нож, уже крепко держали за руки.
Сдурел, морэ! крикнул кто-то из цыган. При чем здесь Тари?
Пустите меня, я его прикончу, кричал, вырываясь из рук державших его, цыган, молодой ром. Ему что Савва сказал? Чтобы он присматривал за чужаком. А он забыл эти слова, и пришла к нам беда.
Вернется гаджё, вот увидишь, вернется, сказал второй цыган. Куда ему деваться? Его милиция ищет.
А может, его повязали? предположил кто-то.
Может, и так, тихо ответил Тари, но мне кажется, ромалэ, что за этим что-то есть. Есть какая-то связь между убийством Бамбая и тем, что исчез Митя.
Он хотел было продолжить, но просто остолбенел от удивления: в дверях появился Митя. Он был спокоен.
Я же говорил! вымолвил Тари.
Все повернулись к дверям и тоже на мгновение оцепенели. Молодой цыган, наконец-то вырвавшийся из рук сдерживавших его товарищей, кинулся к двери, но Митя достал пистолет и неторопливо растягивая слова, произнес:
Угомонись, не заставляй меня сделать непоправимое. Я не виновен в смерти твоего брата. Его убил Седой.
Кто этот Седой? закричал цыган. Почему он живет до сих пор?
Я вернулся для того, чтобы решить эту проблему, сказал Митя, она непроста. Седого надо отыскать!
Он что-то недоговаривает, ромалэ, крикнул цыган. Надо его перед крисом поставить. Цыганский суд ему быстро мозги вправит.
Митя размахнулся и изо всей силы ударил молодого цыгана, так, что тот отлетел в угол.
Щенок, крикнул Митя, всё и так запуталось, а ты еще базар устраиваешь. И без тебя тошно. Седойкрепкий орешек. У него банда, и в ней опытные профессионалы. А еще я узнал от блатных, что сегодня ночью был налет на одну фирму. Седой поработал. И там мертвяков много. Если Седой идет на мокрое, значит, он озлоблен.
Тари похолодел. Как же это он раньше не догадался? Только сейчас, когда Митя произнес эти слова, Тари понял, что он хорошо знает Седого. И шумом, и криком здесь не поможешь, надо дождаться, когда все успокоится, и спокойно поговорить с Митей.
Ромалэ, сказал Тари, этот человек не нашей крови, но мы оказали ему приют и спасли от смерти. Он не обманет нас. И он найдет Седого и сделает все, что будет надо. Расходитесь, ромалэ, все будет как надо.
Митя кивнул Тари в знак согласия и устало прошел к столу. Он помолчал немного и тихо добавил:
И еще хочу я сказать вам, ромалэ: с Седым вместе был Гурано, ваш брат по крови. Знаете вы, кто такой Гурано? Они с Седым вместе сидели. Они как братья. И Гурано не отдаст Седого.
Крису отдаст, снова выкрикнул молодой цыган. К барону ехать надо.
Без тебя разберемся, что надо делать, сказал Тари.
Молодой цыган несколько поутих, стал мрачным и, направляясь к выходу, сказал с угрозой:
Гляди, морэ, сплюнул он в сторону Тари, чужака защищаешь. Это тебе так просто не обойдется.
Остановив взглядом Тари, попытавшегося было догнать молодого цыгана, Митя резко сказал:
Идите, ромалэ, оставьте нас вдвоем с Тари, кое-что обсудить надо.
И все вышли, приняв слова Мити как должное. Тари подошел к Мите.
Ну, морэ, говори, что хотел сказать?
Вот что, парень, начал Митя, таиться мне от тебя нечего. Дело слишком серьезное. Сначала я хотел поговорить с Гурано сам, ведь онцыган и должен знать, что рома против братьев своих не идут. Но там вот что: Седой когда-то спас ему жизнь. В зоне. Пришить его хотели, а Седой не дал. И теперь Гурано отдаст свою жизнь, но спасет Седого. Но самое главное, Тари, и ты обязан это знать: Седоймой друг. В одном дворе мы росли, и я всегда был рядом с ним. Еще с самого детства. Правда, уголовными делами я не занимался, но был возле Седого, пока он на свободе гулял.
Тари вздохнул.
Чувствовал я это. Все время казалось, что ты и раньше был знаком с Седым.
Да, Тари, если бы он был чужим для меня, я бы давно взял его жизнь. А такне могу. И отдать его вам не могу. Одно знаю точно: не хотел он крови Бамбая, сам ты знаешь, что за человек был Бамбай, все время нарывался, на рожон лез, оскорблял людей.
Знаю, согласился Тари. Так что же нам делать?
Виделся я с Седым, говорил с ним, но узел развязать не смог. Не идет он на уступки. У Бамбая нет родни, кроме брата. Мстить за него, конечно, будут, но не так, как за тех двух цыган, у которых семьи остались. Может, за Бамбая отступного взять? А тех, двоих, Седой не убивал, местные крутые пришили в баре.
Точно знаешь? спросил Тари.
Да, все разузнал
Знаешь что, Митя, надо нам с тобой к барону съездить, поговорить с ним. Он-то уж наверняка скажет, как поступить.
Я не против. И если барон скажет, что мне не надо больше жить, я тоже не буду возражать. Что моя жизнь? Одна горечь. Были у меня два самых близких человека, и оба предали, и обоих я убил. Иногда мне кажется, что лучше бы не было этого, пусть бы они жили.
Нет, Митя, ты правильно поступил.
Нет на земле существа, продолжал Митя, которое было бы уверено, что оно поступает правильно. Тот, кто не сомневается, тотне человек. Нельзя его назвать человеком. Только не всегда люди могут отличить добро от зла. По-твоему, убить того, кто убил, необходимо. А если он убил, защищая свою жизнь? А если тот, кого он хотел убить, тоже защищал свою жизнь? Эта цепочка бесконечна. И не мы ее начали
Ладно, Митя, барон все решит, сегодня же уезжаем в табор.
Так и будет, ответил ему Митя
Среди пораженного эгоизмом мира встречаются люди, которые в глубине души болезненно переживают за свои ошибки и уж тем более остро воспринимают собственную жестокость. К таким людям относился и Валерка. В любом своем поступке он пытался увидеть корни этой самой жестокости, не подозревая даже, что в его случае, как, впрочем, и во многих других, речь идет о болезни времени, присущей многим, хронической и неизлечимой болезни.
Множество людей мелькало перед ним, и всякий раз появлялась у него надежда на нормальное человеческое общение, но ее хватало ненадолго, все снова рассыпалось под ударами обстоятельств. И виноватых не было, все подчинялось случаю. А случай? Не был ли он лишним подтверждением отторжения от других, хаотичности связей и непрочности самой жизни?
«Я вступаю в новый контакт, задумывался иногда Валерка, я надеюсь найти в нем уверенность, значит, я должен потакать другому в его слабостях, приноравливаться к его привычкам за счет ущемления собственных, должен терпеливо переносить все то, что чуждо моей натуре. Иногда это ради меня самого, но чаще всего ради заполнения пустоты, вакуума времени».
Эти размышления сбивали его с толка, рождали сомнения и неуверенность в себе. Он искал и не находил того, что отвечало бы его душе. Валерка жил, как большинство людей, раз и навсегда заучивших то, что им надо делать. Ему как-то попалось на глаза изречение японского писателя Агутогавы Рюноскэ: «Самое главное, презирая нравы и обычаи своего времени, постараться не нарушать их». И памятуя об этом, Валерка был осторожен: он знал, что, если вступит в конфликт, это принесет ему ненужные волнения. И тем не менее душа его рвалась к конфликту.
Впрочем, он всегда руководствовался простым правилом: можно причинить боль слабому и уйти безнаказанно, но надо остерегаться сильного, потому что он способен причинить боль тебе.
Кто может упрекнуть его в незнании Божьих законов? Разве он виноват в этом? И нет того, кто был бы в этом виноват, потому что незнаниеважнейшая характеристика только-только начинающего осознавать себя человечества
Валерка вспомнил, как однажды Алина привела его в свою двухкомнатную квартируэтакий стандартизированный современный «рай». Обставлена она была совершенно так же, как и другие ей подобные. Исключение составляла лишь необычная картина в гостиной. Это был рисунок, сделанный, по всей видимости, непрофессионалом: руки, исполненные глубокого смысла, вскинутые в мольбе и куда-то зовущие.
Валерка засмотрелся на рисунок, и Алина это заметила:
Нравится?
Да, я ощущаю зов.
Что ты говоришь? ехидно улыбнулась она и сразу же отвернулась.
После ужина и долгих разговоров она вызвалась проводить его.
А кстати, сказал он, кто это нарисовал?
Я.
Балуешься?
Так уж получилось. Единственный раз в жизни захотелось порисовать.
Удалось, сказал Валерка, и она обрадовалась. Чистый он, сказала она.
«Смеется, что-ли? подумал Валерка. Чистый? Как-то не вяжется с ее обликом».
Что это значит «чистый»? Спросил он.
Я обожглась на чистоте, ответила она ему
За стеной спал ее отец. Его мерное похрапывание отсчитывало время. Косая тень шторы висела на стене.
Хочешь еще кофе?
Нет, я пойду, уже поздно. Зря мы вернулись обратно.
Но ты же хотел выпить кофе.
До свидания, я как-нибудь еще приду, с тобой интересно.
Посиди, какой ты чудак! Устал, что ли?
Устал. На душе неспокойно. Тебе это неинтересно.
Да расскажи, я пойму, сказала она.