Волки - Друц Ефим Адольфович 6 стр.


 А ну, черные, ложись на пол!

Все дальнейшее происходило как в тумане. Митя просто не понимал, откуда у него взялась эта ярость. Оскорбление «черные» подействовало на Митю как катализатор: он почувствовал полную свою отрешенность от времени, в котором находился. Митя кинулся на парня, сбил его на пол, потом начал избивать, да так, что цыгане еле оторвали его. Парень в оранжевом пиджаке перестал стонать и затих.

 Сука,  сказал Митя,  я таких часто встречал, за людей нас не считают.

И тут Бамбай впервые улыбнулся.

 Я не ошибся в тебе,  крикнул он,  я не ошибся в тебе, морэ, тынаш!

Митя ничего ему не ответил, неожиданно повернулся и снова кинулся к лежащему на полу парню в оранжевом пиджаке. Цыгане перехватили его на полпути. Митю вдруг охватила жажда убийства. Ему хотелось растерзать этого червяка, втоптать его в пол, чтобы он мучился и корчился от боли.

 Хватит, уходим,  крикнул Бамбай, и цыгане, подхватив Митю, кинулись к выходу на лестницу.

Опомнился Митя только в машине. Бамбай обнимал его за плечи и тихо говорил по-цыгански. Слов Митя не понимал, но чувствовал, что это что-то ласковое, успокаивающее. Тепло разливалось по всему его телу. И еще Митя инстинктивно ощущал, что, видно, не зря судьба столкнула его с цыганами, и если один раз они спасли ему жизнь, не выдали, то сейчас, после этого происшествия в кабаке, он уже не может их оставить.

Проснулся Митя в той же квартире, откуда они уехали несколько часов назад. Он лежал в большой комнате на диване, заботливо укрытый старым одеялом. За столом сидели цыгане и вели неторопливый разговор:

 Видишь, Бамбай,  послышалось Мите,  а ты говорил

 Да, ошибся я, ромалэ, не понял человека.

 Гниды эти, гаджё Как сказал он «черные», так мне сразу и захотелось его пристрелить.

 Что же ты не сделал этого?

 Не успел я, Бамбай. Тут этот новенький вмешался, и все так быстро случилось.

В ответе Бамбая послышалась угроза:

 Смотри, морэ, мог и опоздать, тогда нам пришлось бы весь кабак залить кровью.

 Прости, Бамбай, виноват!

 Глядите, ромалэ, он проснулся!  сказал кто-то из цыган.

 Ну, как ты, морэ?  спросил Бамбай у Мити.

 Все в порядке,  ответил Митя и улыбнулся.

Глава 3Седой

Седой жил в деревянном доме, затерявшемся в глубине замоскворецких переулков. Вся местная шпана побаивалась его. И не только потому, что он был очень силен, а это всегда ценилось среди блатных Что-то звериное было в его взгляде, и, когда Седой смотрел на человека в упор, тот невольно отводил глаза. Взгляд Седого словно говорил: «Ну, что ты со мной соревнуешься, я ведь и убить могу!» Так, по крайней мере, считали многие.

Все переменилось на Якиманке,  и народ другой появился, и домов понастроили новых, но старый деревянный дом так и остался стоять нетронутым. Да и Седой был все таким же. Ходил он по-прежнему в сапогах и в кепке, до поздней осени в одном пиджаке, и мало кто из нынешних его соседей знал, что когда-то Седого побаивались. Обходили за версту. На всякий случай. Как бы чего не вышло. А еще ходили о нем всякие побасенки. Говорили, что руки у Седого по локоть в крови. Так ли это, никто толком сказать не мог, но многие верили

Седой вышел на улицу и огляделся. «Да,  с горечью подумал он и сплюнул,  ни черта не узнать, все переменилось, едрить твою Люди все переделали и, конечно, наперекосяк» Его размышления прервала странная сцена. Прямо у подземного перехода лежала женщина, а возле нее спокойно расположились две большие собаки. Женщина была пожилой и как будто не пьяной. Сцена выглядела вполне по-домашнему: рядом с собаками, на подстилке из старой рогожи, лежал хлеб и стояла бутылка с водой. Собаки равнодушно оглядывали прохожих, но, когда они смотрели на хозяйку, в их глазах появлялось выражение преданности и обожания. Завидев Седого, одна из собак приподнялась, подошла к нему и хотела было залаять, но, передумав, облизала ему сапоги. Седой отстранился и пошел дальше, но сцена запомнилась, так же, как и все, что с ним происходило. Памятью он обладал феноменальной, даже самые малейшие эпизоды запоминал на всю жизнь.

Радоваться было нечему, жизнь действительно переменилась. И это не могло нравиться Седому, привыкшему безраздельно властвовать на бывшей своей территории. Седого не покидало чувство чего-то ускользнувшего, потерянного

«И откуда только все эти гниды повылезли?  подумал он.  Раньше я их не видел. Прятались, наверное?» От этой мысли ему снова стало не по себе. Но мысли мыслями, а надо было жить так же, как всегда, то есть действовать. И Седой по привычке двинулся к гастроному, где рассчитывал встретить знакомых, с которыми можно было бы обменяться новостями и поговорить о том, что происходит.

Гастроном сверкал парадным видом. Недавно перестроенный, он теперь именовался «супермаркетом». Здесь уже не было такого оживления, как раньше, но все же кое-какой народ толпился у прилавков, глазея и ахая от непомерно высоких цен. Седой степенно прошелся по магазину, не обращая внимания на косые взгляды охранников, довольно бесцеремонно его оглядывавших. Действительно, он не внушал особенного доверия. И на этот раз Седой не изменил своим привычкам и был одет в старый плащ на теплой подкладке и в сапоги. На голове его красовалась кепка старого фасона, что делало его похожим на бандита из какого-нибудь послевоенного фильма.

Седой постоял у прилавка со сладостями, пошутил с молоденькими продавщицами и, увидев, что делать ему здесь нечего, направился было к выходу, но у самой двери заметил еще одну дверь, ведущую в кафетерий. Там он и увидел знакомую фигуру Леньки, своего старинного кореша. Седой вошел в кафетерий, где Ленька не торопясь отхлебывал принесенное с собой вино, запивая его кофе. Удивительно, но Ленька, этот вечный пессимист, был в хорошем настроении и всего, что так угнетало Седого, вроде бы и не замечал. А это могло быть только в одном-единственном случаеесли дела у Леньки в полном порядке. Уж очень он был деловым, еще с той поры, когда на Якиманке царили совсем иные нравы и порядки.

Седой подошел и кивком головы поприветствовал Леньку. Тот степенно кивнул в ответ, и это тоже что-то значило. Раньше Ленька не посмел бы так вести себя с Седым.

 Здорово, мужик!  тихо сказал Седой.  Винцом балуешься?

 А что нам, старикам, остается, не наше время,  слукавил Ленька и хитро посмотрел на Седого,  глянь, кто кругом цариткожаные! Понадели куртки и думают, что всех напугали. Помнишь, Седой, как в наше-то время было? Когда ты на улицу выходил, ребята за версту кланялись. А теперь и не знает тебя никто

В голосе Леньки прозвучали весьма ехидные интонации, но Седой просто не обратил на это внимания. Он слушал, ему нужно было понять, как могло случиться, что Ленька, который и раньше-то не мог приспособиться к делу (блатные в округе всегда держали его на третьих ролях), вдруг так неожиданно вписался в новую жизнь.

 Вообще-то я тебе скажу, Седой,  снова заговорил Ленька,  сейчас жить можно, если мозги напрячь

Последняя фраза чуть было не заставила Седого рассмеяться (уж очень смешно прозвучало это у Леньки: «Напрячь мозги»), но он сдержался и снова стал слушать.

 Эти молодые, если к ним подход найти и подсказать им кое-что, могут большие бабки взять

«Вот оно что,  подумал Седой,  в каком-то деле он. Надо бы узнать, может, это что-то интересное?»

 Кстати,  продолжил Ленька,  тебе деньжат не надо? Могу подбросить.

 Я бы выпил,  сказал Седой и подошел к прилавку. Через пару минут он вернулся, держа в руках бутылку вина и пару бутербродов.

 Открывай,  бросил Седой Леньке и облокотился о стол.

Еще через минуту они уже чокались и, поглядывая друг на друга, выжидательно молчали. После небольшой паузы Ленька заговорил:

 Так ты как к моему предложению отнесся?

 Это к какому?  спросил Седой как ни в чем не бывало.  Насчет выпить, что ли?

 Ладно тебе, я о другом.

 А,  безразлично сказал Седой,  не нужно мне все это, стар я стал.

 Не хитри, Седой,  усмехнулся Ленька,  по глазам вижу, недоволен ты шибко тем, что вокруг, не по тебе это.

 Не по мне,  согласился Седой,  но менять я ничего не собираюсь, на покое я.

 Что ж, тебе и бабки не нужны?

 Бабки всем нужны, но покой дороже.

 А здесь и беспокойства никакого не надо, подсказать кое-кому кое-что, чтобы не ошиблись, вот и деньги в руках. Нам с тобой делать ничего не надо, молодняк все сам сделает.

«Затягивает он меня куда-то»,  подумал Седой. Он и в самом деле заинтересовался, а может, прошлое всколыхнулось в душе, словно те, далекие годы, когда царил он в округе, вернулись обратно.

 Ты не крути, а говори толком, дело, что ли, какое? Я бы выслушал, может, у меня что-то и найдется для тебя

 Это разговор,  обрадовался Ленька,  но ты не торопись, давай еще выпьем, а потом и о деле можно поговорить. Какой-то ты неторопливый стал, я раньше за тобой такого не замечал.

И тут Седой впервые по-настоящему понял, что время действительно изменилось, если Ленька может с ним так разговаривать. И еще Седой подумал о том, что постарел, и ему стало грустно. Но Ленька всего этого не заметил, ему было не до того. «Если Седого взять в дело, то удача следом побежит,  подумал он.  Седой всегда был крут на расправу и авторитетом пользовался огромным».

И еще вспомнил Ленька, что когда-то Седой имел и другую кличкуБесноватый. Он даже при встречах и новых знакомствах всегда представлялся: Бесноватый. И все снисходительно улыбались, поначалу думая, что это фамилия. Седому же было все равно, как его называли и как воспринимали. Ходил он немного сгорбившись, словно еще тогда, в молодости, чувствовал себя опытным, зрелым человеком. В разговоре иногда отводил глаза, если ему что-то было неприятно или если его не устраивал вопрос. Казалось, Седого что-то тяготит, но никто его об этом не расспрашивал, да и он не откровенничал, даже во время застолий. Когда Бесноватый слишком много выпивал, то еще больше горбился, да глаза его зажигались мутноватым звериным огнем.

Вспомнилась Леньке и одна его давняя встреча с Седым. Произошло это в небольшом заведении, где собирались любители выпить и закусить на скорую руку. Седой стоял за столиком, на котором ухитрился разместить три кружки пива и кое-какую снедь. Он был пьян,  это Ленька увидел сразу, но, заметив его, кивнул.

 Ты один?  спросил Ленька, подходя к столику.

 Один. Пристраивайся.

Они молча потягивали пиво, и начать разговор явно не спешили.

 Послушай,  неожиданно сказал он,  хочешь я расскажу тебе историю, из-за которой меня стали называть Бесноватым?

 Валяй,  как можно небрежнее сказал Ленька, подумав, что пьяный Седой выдаст что-нибудь этакое, и это наверняка будет занимательно.

 Эка грубо,  продолжил Седой,  я ведь хочу тебе открыться, исповедаться, что ли

 Прямо-таки и исповедаться! Что я поп, что ли? Хочешь остаться чистым, душа болит?

 Мало ли что может случиться, вдруг возьму и помру?

Седой отхлебнул из кружки и, взяв сигарету, размял ее вдруг задрожавшими руками.

 Вообще-то я всегда был спокойный, но как случилось это Прямо и не знаю, что со мной произошло.

 Ну говори же, говори,  торопил его Ленька.

 Да погоди ты, никак с мыслями не соберусь, все путается. В общем, было это несколько лет назад. Прихожу я к одному своему корешу и вижу такую картину: сидит он, голову на стол уронил, и дрожь его сотрясает. Встряхнул я его за плечи и спрашиваю: «Что с тобой?» А он мне: «Отстань!»

А надо тебе сказать, Ленька, что кореш мой был крепким парнем: и под пулями, и под ножами побывалничего его не брало. А тут на тебеплачет! Шуточное ли дело?! «Да что такое?»спрашиваю я его снова, а он:

«Баба моя меня опоганила, Седой!»

«Как так?»

«А вот так! Свалялась с кем-то».

«Откуда знаешь? Может, сплетни? Кто тебе сказал?»

«Сама и сказала».

«Где она?»

«В соседней комнате».

Захожу я туда, а там сидит его деваха (красивая, черт!) и в зеркале себя рассматривает. Я у нее спрашиваю: «Что тут происходит?» А она улыбнулась и говорит мне:

«Дурак он, не понимает, что не люблю я его больше. Я что, шлюха, что ли? Если мне человек не нравился, не лягу я с ним. А он мне не верит».

«Раньше любила, а теперь разлюбила?»

«Бывает и так».

«Ну ты, курва, это брось. Зачем его мучаешь? По-хорошему объясни».

«Чего объяснять? Я ему, конечно же, не изменяла, но и жить с ним больше не буду».

Выхожу я к другу, говорю ему:

«Брат, плюнь на это дело, не твоя это половина, дрянной человек. Пойдем лучше с тобой выпьем и забудем все».

В общем, увел я его из дома, и пили мы с ним крепко. До ночи пили, а когда вернулись, видим такую картину: висит его деваха под потолком, в петле болтается. Ну, заревел он тут, как зверь, выхватил нож и на меня кинулся:

«Зачем из дома увел, жила бы она до сих пор»

Чуть он меня не зарезал. Дал я ему промеж глаз табуреткой, он и откинулся. Вот такая история была. Два трупа, вроде бы по моей вине, а зашел-то я просто в гости посидеть, да еще хотел дело миром уладить Потом отсидел я и вышел по амнистии, и с той поры в чужие дела носа не сую Но если где что случается, меня прямо-таки дрожь охватывает, будто опять хотят меня втянуть в заваруху. Руки трястись начинают и прикончить кого-нибудь охота.

Седой взял еще одну сигарету, размял ее. Ленька поднес ему зажигалку, он прикурил и немного успокоился.

 С той поры меня и стали звать Бесноватым.

 Это ты к чему мне все рассказал, чтобы я тебя побаивался?  криво усмехнувшись, спросил Ленька.

 Твое делотвоя жизнь!  ответил ему тогда Седой.

Все это вспомнилось вдруг Леньке, и в душе его шевельнулись сомнения, а может, не стоит с Седым вязаться, но уж больно он нужен сейчас, и так людей раз-два и обчелся.

 Слышал я,  начал вдруг Седой, отвлекаясь от разговора,  тут какая-то заваруха была. Митьку помнишь?

 А как же?! Возле нас часто болтался.

 Так вот. Он на старости лет вздумал в любовь поиграть и на молодой женился. А потом застукал ее со своим дружком и обоих пришил! Слышал ты об этом?

 Как не слыхать,  ответил ему Ленька,  слышал.

 Но это еще не все,  продолжил Седой,  я тут недавно вечером возле их дома проходил и в переулке встретил Витьку-бомжа и Митяя!.. Они меня не заметилиторопились куда-то очень. Потом в машину вскочили и уехали.

 Это странно,  заметил Ленька,  зачем ему тут ошиваться, он же в бегах?! Да еще с Витькой. Слух есть: Витька-бомж с цыганками шьется, дела у них какие-то.

 То-то и оно, что дела. Хочет его Витька к делу пристроить, а Митяйслабак, я его хорошо знаю, не годится он для таких дел. Увидел бы его, сказал бы

 Где ты его увидишь? Его цыгане укроютникакой розыск не найдет.

 Ладно, забудем об этом,  оборвал разговор Седой и неожиданно вернулся к прежней теме:Так как же о деле-то твоем? Расскажешь или нет? Передумал?

 Племянник мой очень шустрый, барахло стал ко мне таскать, дорогое барахлишко, а откуда беретнеизвестно.

 Сколько ему лет, племяннику-то?  как бы нехотя поинтересовался Седой.

 Двадцать три годочка, но здоровый бугай и корешки его такие же.

 И много барахла натаскали?

 А ты что, купить хочешь?  рассмеялся Ленька.

 С племянником своим познакомь,  сухо сказал Седой,  может, воспитаем его, а? А то что же получается: на улицах грабит. Не солидно это!  И Седой криво усмехнулся, но такая это вышла усмешка, что Леньке вдруг стало страшно и захотелось сразу же избавиться от Седого, но он только тихо сказал:

 Познакомлю при случае.

 Да ты не бойся, у меня задумки естьможно сделать большие бабки. Да и во время как-то надо вписываться. И вот еще что: ты меня не бойся. Если с умом к твоему племяннику подойти, то всем выгодно будет и ты в накладе не останешься.

И теперь уже Ленька узнавал прежнего Седого, того, другого человека, которого во времена их юности так боялась вся округа. И что-то вдруг всколыхнулось в Ленькиной душе, и захотелось ему не размеренной и спокойной жизни, а с юности памятных буйства и веселья, когда энергия буквально бьет ключом и переплескивает через край.

 Слышь, Седой,  сказал он,  ты и взаправду думаешь, что навар будет?

 Еще какой, не сомневайся!

С тем они и расстались, а еще через пару недель в квартире Седого раздался телефонный звонок. Старуха, соседка по коммуналке, постучав в комнату Седого, недовольно проворчала:

Назад Дальше