Раздавшийся стон, разрешил сомнения работорговца.
Не скрою, услышав про съеденные сливы, я сразу вспомнил про чудодейственный бальзам Мисаила, выручивший меня в подобной ситуации. Моё добросердечие оборачивалось довольно выгодной сделкой. Ведь я покупал раба почти в пять раз дешевле, чем он стоил на здешних рынках. Мы направились в каюту капитана, чтобы составить договор. Туда же Симба принёс деньги. Мне хотелось как-то отблагодарить капитана, пришедшего мне на выручку и сбившего цену, однако вряд ли это было уместно делать при продавце. Но и откладывать на потом не следовало. Поэтому я попросил его выделить каюту для больного и дать новую одежду. Даже по весу кошелька, не заглядывая в него, капитан сразу всё понял. Он почтительно поклонился, и по губам его пробежала довольная улыбка. Мне ещё плыть с ним до Таны, пусть знает, что, благодаря за помощь, я не поскуплюсь. В кошельке было сто аспров. Ровно столько сколько я заплатил за раба.
Когда составляли договор, неожиданно выяснилось, что купец не знает, как зовут мальчика:
Я их купил сразу толпой несколько человек. Пригнали с гор. Там после зимы жрать совсем нечего. Я и языка их не знаю. Там, что ущельето норов, что горато наречие.
Наверное брал их совсем задёшево. Было видно, что и ста аспрам сейчас рад.
Тогда назови его как-нибудь ты, обратился ко мне капитан, который должен был заверить сделку, Ты же новый хозяин.
Он сидел за столиком, пододвинув лист бумаги ближе к лампе.
Как можно назвать язычника?
Баркук! неожиданно пришло мне на ум, Баркук!
По-арабски это значит слива.
Когда я вышел на палубу, мои спутники уже взяли парня в оборот. Мисаил стоял рядом со стаканом своего зелья, а Симба с принесённой моряками одеждой. Сами моряки уже черпали из-за борта воду ведром, чтобы окатить ей больного. Коварное действие огненного бальзама мне было известно, поэтому, когда палуба зашаталась у мальчика под ногами, я поспешил успокоить его:
Поспишь и всё пройдёт.
А сейчас поторопись, с улыбкой добавил Мисаил, Иначе не сможешь дойти до каюты своими ногами. Ты молодец! Мало кому удаётся выпить стакан этого зелья одним духом.
Когда с парня стащили грязную одежду, чтобы окатить водой, я заметил, что он довольно крепок и жилист.
Наутро он уже совсем поправился. От вчерашнего недомогания не осталось и следа. Видимо его причиной действительно были грязные сливы, съеденные на пустой желудок.
Мне не терпелось расспросить своего нового невольника, откуда он знает греческий язык, но случай для этого представился только ближе к полудню. Наш корабль подошёл к Матреге, и сразу на берег стали свозить партию рабов, взятых в Мапе. Я не велел выпускать Баркука, пока его бывший хозяин не уберётся. Мисаил, торчавший в это время на палубе, со смехом заметил, что я поспешил с покупкойтам были такие красивые невольницы.
Черкешенки славились и на наших египетских базарах. Только стоили там безумно дорого. Не было ли таких мыслей и у Омара? Разница в ценах вполне могла ударить в его купеческую голову. Ведь даже я, став неожиданным покупателем живого товара, уже отметил в уме, что смогу продать юношу в Каире раз десять дороже.
Теперь мы занимали две каюты и не было необходимости тесниться втроём в одной. Симба перебрался к Баркуку. Он заранее разжился у матросов сухарями, чтобы покормить подопечного, пока тот не совсем оправился после вчерашнего. Мисаил посоветовал прибавить к этому кувшинчик разведённого вина.
Наверное тебя плохо кормили, коли ты стал хватать сушёные сливы из грязи? улыбнулся он, когда парнишку утром выпустили на палубу.
Тот почтительно ответил на очень скверном греческом. Оказалось, что кормили действительно плохо, а в пути он уже больше трёх недель. Сначала шли по горампустая похлёбка из муки раз в день. На берегу давали немного хлеба, а на судне вообще ничего. В Мапе уже кормили кашей из варёного зернахозяин жалел денег на размол. О приварке можно было и не мечтать. Рабы в этих краях дёшевы, самому торговцу, видно, достались совсем за бесценок, вот и не хотел тратиться на еду. Не зря даже заболевшего невольника хотел без малейшего колебания выбросить за борт.
Продал юношу его собственный отец. Зимой погибла часть овец, стало понятно, что до лета еды не хватит. От одного рта нужно избавляться. «Пусть мы разлучимся и останемся живы, чем погибнем все вместе»говорят у них в таких случаях. Мальчик говорил об этом без сожаления, и я понял, что там, в горах, это совершенно обыденная вещь. Тем более, что он уже почти взрослыйвстретил шестнадцатую весну. Что ждало его в родном селении? Горные пастбища не могут прокормить больше людей, чем есть. Он и сам уже собирался подаваться искать доли в чужих краях. Думал направиться на север в большой город Маджар. Туда многие перебрались из его округи. Говорили, что там людно и богато. Можно найти подённую работу на тамошних базарах, а то и пристроиться к одному из караванов.
Судьбе было угодно отправить его в противоположную сторону, да ещё и невольником. Нет худа без добравырученного за него зерна хватит семье, чтобы дотянуть до лета.
Мне вспомнился рассказ купца о доле кочевников, которых не может прокормить степь. Там стали заниматься хлебопашеством. А что делать в горах, где не хватает самой земли?
Вино подействовало на юношу благотворно. Он разрумянился, воспрял духом и разговорился.
Оказалось, что он не черкес. Просто греки и франки привыкли называть черкесами или зикхами всех жителей гор. Там в горах действительно много разных племён и народовгоры есть горы. Легко затеряться в укромном ущелье или за неприступным хребтом. Кого-то загнали туда враги, кого-то лютый мор, а кто отбился от своих на путях судьбы. Нередко путешественники из неведомых и далёких стран с удивлением слышали здесь в ущельях родную речь. И даже старики-сказители не могли упомнить сколько веков назад разбрелись по разным дорогам былые братья.
Баркук был асом. Это великий народ, который с незапамятных времён живёт в здешних краях. Хранители преданий говорят, что некогда они были полными хозяевами Великой Степи, ныне именуемой Дешт-и-Кипчак. Теперь они обитают больше по её окраинам. Многие поселились в лесах на севере, те, кто кочевал со стадами, по большей части ушли на закат. Другие остались возле гор. Великий город Маджар всегда был их столицей. Сто лет назад его захватил хан Мегу-Тимур.
Было видно, что парень смышлён и любознателен. Греческий язык он выучил у священника, который жил в соседнем селении. Оказалось, что здешние асы издавна склоняются к христианству и даже подчинялись константинопольскому патриарху. Многие и до сих пор держаться православия.
Хотя в последнее время в горах всё больше становится проповедников, прибывших из закатных стран, от франков. Пробираются через море, с купцами. Они легко находят путь к сердцу местной знати, и многие правители зикхов уже принимают их веру. Асы живут дальше от берега и пока по старинке держаться старых обычаев.
На мой вопрос, знает ли он кипчакский язык, мальчик засмеялся:
В этих краях трудно найти человека, который его не знает!
Нужно сказать, что я и сам во время путешествия уделял много внимания кипчакскому. У нас в Египте это был язык властина нём говорили султан, эмиры, придворные. Поэтому он был в ходу. Мой дед его тоже зналторговые дела того требовали. А вот я не проявлял к нему ни малейшего интереса. Избрав своей стезёй учение и науку, я выучил греческий и персидский, еврейский и сирийский. Даже латынь немного. Наречие солдат и вельмож меня не заинтересовало. Теперь за время путешествия понемногу навёрстывал упущенное. Особенно дело пошло после Константинополя. Я старался даже говорить с Мисаилом по-кипчакски. Язык был непривычным, но красивым.
Нужно купить в Тане невольницу-татарку, посмеивался Мисаил, Она тебя куда быстрее научит.
Ветерок с берега доносил запах весенней свежести и цветущих деревьев. Вскоре к кораблю подплыли рыбаки, предлагавшие свой уловогромных диковинных рыб с острыми носами и зубатыми хребтами, похожими на пилы. Наши бывалые попутчики сразу оживились и собрались устроить совместную трапезу, в благодарность за жареных фазанов.
Рыба, одно из благоденствий этого края, улыбаясь, поведал патриарший посланец, До наших рынков она добирается только солёной и вяленой. Разве это может сравниться со вкусом только пойманной?
Рыбы тяжело били колючими хвостами по палубе.
Из них добывают черную икру, по виду напоминающую мелких жемчуг, необыкновенного вкуса. добавил один из купцов.
В их поведении сразу показалась перемена. Все повеселели, расслабились. Словно цветочный аромат с Матреги наполнил их своей свежестью. Оказалось тому была причина.
Конец сухоядению, пояснил один из спутников, Теперь наш путь будет пролегать через края, где всегда в изобилии свежая рыба и мясо. По ценам, которые на константинопольском базаре показались бы совсем смешными.
Радовались не только наполнению утробы. Рыжий монах, слышавший эти слова, без тени улыбки продолжил:
Дальше уже пойдут владения хана Джанибека. А значит путь будет полностью безопасным. Там крепкая власть и железный порядок. И, оглянувшись через плечо на бескрайний водный простор, Это тебе не море, где никогда не знаешь чего ждать.
За время путешествия я уже изрядно наслушался рассказов и жалоб про опасности морского плавания в Сугдейском море. Венецианцы и генуэзцы воюют уже не первый год и охотятся за кораблями друг друга. Вдоль берегов шныряют мелкие суда, готовые поживиться любой добычей. Кого только нет в этих водах. Было время синопские пираты держали в страхе весь путь на Трапезунд. Насилу бывшие враги, замирившись ненадолго, покончили совместными усилиями с ними.
Теперь стало того хуже. Как началась большая война на море, всякий побережный сброд почуял волю. Не знаешь кого бояться. На любой встречной лодке может оказаться шайка разбойников. Страха на них не стало. Зато у купцов поджилки трясутся.
Иной раз и пожалеешь, что у хана флота нет, посетовал купец, Уж он бы навёл порядок.
Такая святая вера в способность Джанибека обустроить порядок и правосудие, снова возвращала надежду на то, что с Омаром ничего не случилось.
Правда, вернувшийся с берега капитан немного охладил пыл. Оказалось он искал лоцмана-проводника до Таны. Море дальше мелководное, у берегов полно мелей. Да и караулы Золотой Орды не везде достают. У входа в Боспор Киммерийский верховодят зикхи. Они никому не подчиняются. Под их крылом даже здешние генуэзцы не всегда оглядываются на своего консула из Каффы. Случись чегоконцов не сыщешь.
Потому лоцман должен быть опытный и знающий не только береговые мели.
До самой Таны нужно держать ухо востро, строго предупредил капитан.
Со мной он теперь обращался с подчёркнутой почтительностью и всячески старался оказывать внимание. Сотня полновесных аспров в кошельке сделала своё дело.
Оказалось, что на берегу, он тоже не забывал обо мне. Нашёл какого-то коновала, который искусно делал кастрацию. Недорого.
Его все хвалят, поведал капитан, Делает своё дело чисто и легко. У него рабы почти не умирают.
Увидев, что я не проявил радости по этому случаю, он даже заволновался:
Здесь цены совсем другие, что в той же Каффе. Поэтому без работы не сидит. Потом же ещё время нужно, чтобы всё зажило. Можно оставит ему невольника, а на обратном пути забрать.
Вечером за ужином, купцы разъяснили мне всю суть этого предложения. Оказывается, кастрированный невольник стоит в четыре раза дороже обычного. Их покупают самые важные люди для гаремов. Вот только с самим этим охолащиванием беда. Часто её не переносят и умирают. Поэтому хорошие мастера этого дела высоко ценятся. Кому охота, чтобы невольник, за которого уплачено сотен пять аспров, отдал концы. Вдесятеро обиднее, если это случится уже в там, где за него можно выручить сотню дукатов или динаров. Потому дело это рискованное, да и желающих заниматься им мало. В тех краях, где спрос на евнухов стоит это немалых денег. Проще сделать всё здесь. Убытка меньше, если не повезёт.
Этот коновал потому так и зовётся, что в Матрегу наезжает только летом, когда приходят из-за моря корабли за рабами. Осенью он перебирается в степь и пользует там скотину: бычков, жеребят. Рука набита очень хорошо. Да и нужное снаряжение имеется. Там ведь от остроты многое зависит. Здесь и уход проще устроитьеда летом в Матреге дёшева.
Поблагодарив капитана я заверил, что продавать Баркука не собираюсь, а самому мне евнухи ни к чему.
Когда я рассказал про это своим спутникам, Симба улыбнулся:
Меня тоже когда-то едва не постигла подобная участь. Чернокожие евнухи, да ещё большого роста, в очень большой цене. особенно умелые в боевом деле.
Мне вдруг подумалось, как хорошо торговать благовониями.
XV. Ворота Великой степи
Что может быть прекраснее вымысла, рождённого пылким воображением? Сладостнее сна, навеянного диковинными сказаниями и мечтами? Тем безрадостнее пробуждение и столкновение с обыденностью, скучным однообразием будней. Когда громкий крик осла на улице и ругань погонщиков, возвращают тебя из сказочного сада, полного роз и волшебства в твою земную обитель.
За долгие дни пути я наслушался рассказов о Тане. Мои спутники, умудрённые жизнью купцы и бывалые путешественники, знатоки земных путей, неизменно называли этот город вратами в иной мир. Отсюда начинались дороги в полную ужасов и богатств Страну Мрака, сюда приходили караваны из дальних стран, полных шелков и чудес. Многие помнили времена, когда из Таны можно было добраться до столицы великого хана в Китае, быстро и безопасно, не взирая на поражающие воображение смертного расстояния.
Сюда стекались все богатства бескрайнего и непостижимого Востока, чтобы разойтись по рынкам и базарам Леванта и закатных стран.
Воображение щекотала мысль, что этот городврата в страны, лежащие за легендарными горами Кафф.
Как мог представлять себе эти полусказочные врата ядомосед и книжный мечтатель? Я видел врата в Египетдревнюю Александрию. Огромный шумный порт, переполненный людьми, товарами и великолепными зданиями. Видел Константинопольперекрёсток мировых путей, поражающий воображение. Когда я услышал известие о прибытии в Тану, суету, сопровождавшую спускание парусов и отдачу якорей, то сразу поспешил на палубу.
Мне не терпелось увидеть город, о котором я столько слышал и который волновал моё воображение. Те самые врата в сказочные страны и начало величайших торговых путей в подлунном мире. Я был готов к любым чудесам и неожиданностям. Железным башням, воротам из кости, свирепым всадникам и горам золота. Меня не удивили бы крылатые кони, горы черепов и летающие ковры. Диковинные звери и пиршества людоедов.
Взору моему предстал пустынный берег.
Корабль встал на якорь недалеко от устья большой реки, опасаясь подплыть ближе из-за мелководья. Совсем рядом с бортом виднелись поплавки рыбацких сетей, у берега качались лодки да несколько небольших судёнышек, не имевших даже мачт и управлявшихся с шестами. На берегу, кое-где ютились убогие строения, которые вряд ли могли служить даже складами товаровскорее всего это были убежища рыбаков с их нехитрым снаряжением.
Дальше начиналась степь. Бесконечная и пугающая. Почему-то именно эта бесконечность ощущалась сразу. Манила и обдавала холодом неизвестности..
Всё было правдой. Про дальние страны, сказочные богатства и чудеса. Просто ворот в них не было. Не было порога, через который можно перешагнуть. Было лишь начало пути. Берег бескрайнего моря, куда нужно сделать первый шаг, чтобы быть может уже никогда не вернуться.
Оказалось, что Тана или, как её называли местные, Азак, лежит на некотором удалении от моря, у берега большой реки, которая зовётся Дон. Воды её намывают обширные мели, поэтому морские корабли не рискуют приближаться близко к устью. Товар с них разгружают на небольшие судёнышки, которые идут уже вверх по реке к городским пристаням и складам.
Навигация ещё только начиналась, поэтому наше судно было одним из первых, прибывших в эти края. Мои спутники говорили, что раньше, когда сюда плавали генуэзцы и венецианцы, здесь в эту пору было уже не протолкнуться и место для хорошей стоянки находили с трудом. Теперь у побережника почти совсем не было работы.
Этот важный насупленный татарин в коричневом халате поднялся к нам на борт в сопровождении писца-переводчика, не имевшего при себе даже прибора для письма.
Таможня и все прочие хлопоты ждали нас в Тане, в его обязанности было лишь взять с капитана плату за якорную стоянку, да присмотреть, чтобы никто тайком не сошёл на берег или, чего доброго, не сгрузил товар, до того, как он предстанет пред бдительным оком ханских тамгачи.