Это Саркел, охотно удовлетворил моё любопытство грек, Хазарская крепость. Было время здесь лежало Хазарское царство.
Про это царство я слышал не раз от своих учителей. С хазарами воевал Марван по прозвищу Глухой. Прозвище это он получил потому, что никогда не слушал ни чьих советов. Такие люди, обычно плохо заканчивают свой земной путь. Марвана казнили в Каире. Он был последним халифом из династии Омейядов.
Ещё про Хазарское царство любили рассказывать евреи. По их словам его правителями были иудеи. Было оно обширным и могучим, но пало под ударами многочисленных и воинственных соседей. Глядя на мощные стены Саркела в это легко было поверить. Ловкие торговцы и менялы, искусные лекари и хранители древней мудрости действительно создали на краю земли за горами Каф могучее государство, оставившее после себя эти величественные развалины. Помнится дядюшка Касриэль рассказывал, что много евреев теперь живёт в горах. Наверное они совсем не похожи на своих ловких и оборотистых единоверцев, которых мы привыкли видеть в городах. Горцы обычно отважны и суровы.
Эту крепость построил спафарокандидат Петрона Каматир по повелению базилевса Филофея, прервал мои раздумья грек, Пять столетий назад. К императору обратился хазарский царь, который тогда был его союзником. Крепость должна была закрывать речные дороги с севера, куда мы теперь плывём.
Я посмотрел на остатки мощных стен и подумал, что опасность, которая приходила по этим рекам была, наверное, нешуточной.
Кто её разрушил?
Время, печально усмехнулся грек, Хазарское царство погибло, а хозяевами этих краёв стали кочевники, от которых их соседи стали сами защищаться крепостями. Ты слышал, что в улусе Джучи издавна запрещено строить стены, вокруг городов. Я сам слышал, как в Тане татары смеялись над венецианцами, которые огораживали свой квартал. «Стены нужны трусам!»говорили они. Интересно, что татары думают теперь, когда обломали зубы об укрепления Каффы?
Отсюда, по его словам оставалось рукой подать до Бельджамена, куда нас должен был доставить корабль. К своему удивлению я узнал, что в город этот мы не попадём. Он лежит на берегах другой рекитого самого Итиля. Просто здесь две великие реки походят очень близко друг к другу и небольшие корабли просто перетаскивают из одной в другую по земле. Или чаще просто перегружают товары.
Капитан рассказывал об этом подробнее:
Там выше по течению в Дон впадает река. Она совсем близко подходит к другой речушке, которая впадает в Итиль. Сейчас, когда с верховьев идёт вешняя вода, по этим речушкам вполне могут пройти корабли. Поэтому, если кто хочет проскочить из Итиля в Дон или наоборот, сейчас спешат.
По его словам, желающих добраться из верховьев Итиля в Тану сейчас хоть отбавляй. Они спешат из Булгара с рабами, мехами и другим северным товаром. Те, кто идёт с Дона, направляется по Итилю на юг. В Сарай, куда скоро придут караваны из степи или к Бакинскому морю, за которым лежит Персия и путь в Хорасан и Индию. Сам капитан доставит нас только до волока, где находятся пристани подчинённые даруге Бельджамена. Там он возьмёт обратный груз на Тану.
Выше по реке сподручнее плыть на корабле поменьше, пояснил он, Скоро вода спадёт, появятся мели. Да и послам лучше плыть до самой русской границы, куда проходят только малые судёнышки.
Бельджаменские пристани действительно появились скоро. Товары с севера, видимо, ещё не начали прибывать, поэтому здесь не было большого оживления.
Было видно, что край этот гораздо более обитаем, чем степь, через которую мы плыли. За пристанями виднелись строения, а выше по течению темнели заросли деревьев.
Дальше степь будет перемежаться с лесом, показал на них рукой один из моих спутников. Само название Бельджамен означает дубрава.
На пристани нас ждали. Едва корабль причалил и на него перекинули сходни, важный тамгачи, сопровождаемый парой стражников, задал вопрос, где посланники патриарха. Видно было, что он уже пообщался с сотником, командовавшим, нашим караулом.
Оказалось, что для нас уже приготовлен другой корабль и съестные припасы. Про ночлег на берегу не было сказано ни слова. Нам оставалось лишь вздохнуть, устремляя взор на свой новый ковчег, который был уже просто большой лодкой, без малейшего намёка на какое-либо помещение, укрытый от непогоды лишь холщёвым навесом. Оставалось совсем немного места между гребцов, куда можно было поместить груз и водрузиться поверх него самому. Ночевать теперь точно придётся на берегу.
Однако не успели мы ступить на доски причала, как прямо к сходням подъехали три всадника. Места там было совсем мало даже для пеших, но они и не подумали спешиться. Важный тамгачи со стражниками только испуганно шарахнулись из под копыт. Всадники даже не обратили на него внимание. На них были одинаковые коричневые халаты, а у того, что, видимо, был старшим, пёстрый шелковый пояс. Шапки тоже были одинаковые.
Старший привстал на стременах и зычно крикнул по-кипчакски:
Кто здесь египетский купец по прозвищу Ат-Тарик?
XXII. Повелитель псов
Помню, как резануло мой слух это арабское «ат-Тарик», вставленное в кипчакскую речь и выкрикнутое грозным голосом на бревенчатом причале, затерянном в глубинах великой степи. Одно дело говорить на языке Корана с дядюшкой Касриэлем, так же, как и я занесённым за горы Каф из дальних стран, или уловить его в призыве муэдзина из мечети, совсем другоеуслышать из уст суровых всадников, олицетворяющих власть.
Здесь земля султана, повелителя правоверных и охранителя веры. Было понятно, что это имя назвал человек, который вычитал его из письма, написанного по-арабски. Приказы которого беспрекословно исполняют опоясанные шёлковыми поясами начальники над конной стражей и перед которыми трепещут, даже надменные тамгачи.
Тебя хочет видеть доезжачий великого хана Джанибека, объявил всадник, едва я назвал себя.
При этих словах он спешился и взял коня за узду. После чего дал знак следовать за ним. Два его подчинённых остались в сёдлах, но отъехали от нас на расстояние, которое можно было назвать почтительным. Один в одну сторону, другойв другую.
Только теперь я заметил приближавшийся к пристани небольшой конный отряд, который и опередили мои встречающие. Мы успели сделать едва пару десятков шагов, как всадники оказались перед нами. Они тоже разъехались в стороны, остановившись в небольшом отдалении, оставив передо мной только троих. Двое с быстротой молнии спешились и один схватил под уздцы коня того, кого назвали ханским доезжачим.
Это был крепкий старик с ослепительно белой бородой, одетый в коричневый монгольский халат без всяких украшений. Плечи его покрывал простой дорожный плащ серого цвета, но не холщовый, а дорогого сукна. Седую голову венчал отороченный тёмным мехом колпак, из которого торчало два чёрных пера. Он подождал, пока я приближусь, после чего не спеша слез с коня. Сопровождавший тут же подал ему изящный посох, украшенный резной рукоятью.
Опершись на него, как будто пробуя на прочность, старик сказал с усмешкой, обращаясь ко мне:
Вроде подпорки пока не требуется, но ко всему нужно привыкать заранее. Как говорил один умный человек: для предусмотрительного не бывает неожиданностей.
Сказал он это ещё до того, как я склонился в почтительном приветствии. Сказал по-гречески.
Так появился на моём жизненном пути Хрисанф ибн Мисаил, как именовали его на арабский манер мусульманские кади. Сам он называл себя Златом. Так переводится его имя с греческого на славянский манер. Так звали его и все знакомые, с которыми меня пересекла в дальнейшем судьба. Был он русским. Сын православного священника, не захотевший следовать по стопам отца, Хрисанф смолоду подался на ханскую службу. Изучил квадратное уйгурское письмо, дававшее доступ к важнейшим документам, он так и не стал писцом. Служил при почте, выполняя разные поручения, требовавшие смекалки и расторопности, потом попал в помощники к сарайскому эмиру. Много лет следил за порядком в старой ханской столице.
Всё это он рассказал мне потом, по дороге в Мохши. Времени было много.
Злат сказал, что теперь меня будет сопровождать он. По ханскому распоряжению. Ведь именно ему пришлось зимой расследовать исчезновение моего злосчастного брата. Так и не отыскав тогда концы в этой загадочной истории. Когда голубиная почта от Хаджи-Черкеса принесла весть о моём появлении, сам хан повелел снова заняться этим.
Даже если ничего нового и не удастся выяснить, все должны знать: правосудный султан сделал всё от него зависящее, чтобы восторжествовала справедливость. Кроме того было поручено всячески возместить мне убытки, которые последовали в результате этого прискорбного происшествия. Излишне было напоминать, что меня самого хан считает своим гостем и все расходы по пребыванию в его владениях берёт на себя. Что подтверждалось дорожной грамотой, привезённой Златом.
Сейчас в ней не было особенной нуждыя путешествовал в сопровождении ханского доезжачего, перед которым падали ниц все смотрители придорожных ямов и начальники караулов, но рано или поздно мы расстанемся и тогда эта грамота очень пригодится.
Вообще-то от Бельджамена на Мохшу вела хорошая сухопутная дорога, Злат решил сделать небольшой крюк, проплыв часть пути по реке, вместе с патриаршим посольством.
Моим старым костям уже тяжело трястись по многу дней в седле, кряхтел он, А на корабле можно спокойно отлёживаться, глядя, как твоя задница потихоньку перемещается куда надо. Да и болтать сподручнее. Старики ведь болтливы.
С собой на корабль он не взял никого. Свита так и следовала берегом. Даже пожитки с вьючных лошадей не снял. «Скоро опять пересаживаться». Плыли медленно. Сменных гребцов теперь не было, поэтому останавливались часто. Разводили костры.
Степь теперь всё чаще перемежалась лесом: то тут, то там, в оврагах или на пригорке темнели кучки деревьев. Мне это казалось очень красивым.
Подожди, доберёмся до Мохши, увидишь что значит настоящий лес, посмеивался Злат.
Патриарший посланник в первый же день, потихоньку отведя меня на берегу в сторонку, предупредил, чтобы я держал с ханским слугой ухо востро. Ещё несколько лет назад был он помощником у самого визиря Хисамутдина Махмута. По всяким путаным делам. Всю жизнь ими занимался. Ещё смолоду разбойников ловил.
Видишь два пера на шапке, свистящим шёпотом дышал мне в ухо ромей, Не всякий эмир или темник их может носить. Большая честь. И знак власти. Сейчас он доезжачийначальник псарни. Звание невеликое, однако при дворе. У самого хана под рукой. Тоже ведь и почёт, и пожалование. Опять же и служба по сей день находится. Вот как теперь.
Он вроде твой единоверец?
Что с того? Верный ханский слуга. Монгольский халат может носить только монгол. Это право жалуется самим ханом. Помниперед тобой монгол! Хоть и говорит по-гречески. Смолоду в священники готовился, выучился.
Шушуканье не укрылось от зоркого глаза Злата.
Что там он тебе в кустах нашёптывает? посмеялся он, когда мы уже сидели у костра, ужиная жареным мясом, Говорит, чтобы держал со мной ухо востро? Ты его слушай! Он знает, что говорит. В целом свете нет людей хитрее греков. Никто с ними сравниться в этом не может. А коли я по ихнему говорю, да ещё одной веры Опасаться нужно. Вдруг, кроме языка ещё чему научился. У них самое первое дело: никогда никому не верь! В кои веки на Русь митрополита из русских поставили, так к нему сразу надзирателядьякона Георгия.
Не в надзиратели, а в помощь, с достоинством поправил ромей.
Едете Алексия в Царьград звать? Мошну трясти? Слышно патриарх теперь новый.
Легко было заметить, что вопрос этот Злата мало интересовал, просто хотел немного подразнить посланника.
Сам он не таился и вёл разговоры прямо в лодке, не боясь быть услышанным. Развалясь на скамье и глядя на плещущуюся под вёслами воду, ханский доезжачий словно рассказывал старую сказку. Не спеша, с ленивым удовольствием:
Не знаю, что за птица этот ваш дьякон, но, думаю не зря на Русь именно его послали. Лопуху там делать нечего. С Алексием будут два сапогапара. Только один левый, другой правый. Этого Алексия я уже больше двадцати лет знаю. В Орде он не раз бывал. Без этого никак. Всякая власть от Бога. Потому хоть сто раз будь поставлен патриархом, а без ханского ярлыка будешь ты, как шпынь ненадобный. И на Волыни обзаводились своими митрополитами, Ольгерд сейчас спит и видит своих православных к рукам прибрать. Всё пустое. Белый клобук он только до тех пор и ценен, пока один.
Для этого патриарх, поджал губы грек.
Злат махнул рукой, как на муху:
Ваш патриарх из под руки императора смотрит. А у вашего императора много ли войска или денег? Вот то-то и оно. Тот же митрополичий клобук у вас кто покупает? Как на торжищекто больше даст? Князья. А ваш император разве папе не кланяется? Денег не просит, войска не просит? Чем расплатиться обещает? Вот то-то и оно.
Ромей не ответил. Лицо его стало мрачным.
Чего скис? рассмеялся Злат, Скоро доберёшься до Москвы, тебя утешат. Потому, как там митрополитсам князь. Начальники у него далеко: один в Царьграде, другой в Орде. А с татарами Алексий умеет ладить. К самой Тайдуле вхож и милостями пользуется. Да что зря воду в ступе толочь? Тебе Пердика всё это лучше моего расскажет. А я добавлю от себя, чего и он может не знать. Думаешь только у вас в Царьграде папёжники торят дорожку к царскому сердцу? В Орде то же самое. И многие там ухо к ним клонят.
Ромей настороженно вытянул шею, боясь пропустить хоть слово. Доезжачий тоже уже не улыбался. Глаза его сузились, голос стал жёстким:
Я ведь не зря при ханском дворе числюсь, знаю, какие ветры дуют. Разговоры по углам ещё с Узбековых времён идут про то, чтобы в христианскую веру податься. Сам понимаешь, кому это выгодно. Крестилсяи в одночасье только одна жена осталась законная. Остальные такбляди досужие. А дети незаконнорожденные. Читайуже не наследники. Когда такие кости на игральную доску бросают, сам понимаешь какие ставки на кону. Сотни голов. И каких голов! Он выдержал паузу и продолжил со значением, Только ведь у этой монеты две стороны. Христиане тоже делятся. Так что будет тебе о чём поговорить с Алексием и Пердикой. Дунет ветер не туда: и признает хан верховенство папы. Монголам ведь наплевать. Они верят, что над всем одно Великое небо, а на земле власть у кого сила. Мусульмане вон тоже именуют Джанибека султаном правосудным, защитником веры, только сам он превыше ставит древний закон Чингизхана. Последнее слово всегда будет за яргучи, который судит по Ясе.
Мне вспомнился рассказ дядюшки Касриэля, который некогда отправился в неведомую Орду, где правит этот поразивший его древний закон. А ещё я подумал, что сейчас моим делом занимается приближённый самого хана, вовсе не потому, что султан защищает права единоверца. Надо мной простёр крылья покровительства этот неведомый древний закон, охраняющий чужеземного гостя.
Эта мысль диковинным образом сразу сняла тяжесть, лежавшую на моей душе все эти дни. Чувство, что я удаляюсь от привычного мира, где меня стерегли хорошо известные законы, в неведомый край, где я превращаюсь в беззащитную песчинку, подверженную суровым незнаемым ветрам, сменилось ощущением сопровождающей меня властной силы. Могущественной и справедливой. С которой было холодно, но спокойно.
Алексий в Орде, как рыба в воде. Но и франки дело своё знают. Они ведь там тоже давно ошиваются. Божьи люди там гораздо раньше купцов объявились. И то сказать: купцов, всех этих генуэзцев или венецианцев, только на моей памяти уже два раза изгоняли. А монахов не трогали. Яса их охраняет. Трудно найти сейчас место, где их миссий нету. Да и хан к ним с уважением относится. Православные что? Великую мощь константинопольского императора ему известнаещё Ногаю ромеи кланялись и принцесс в жёны слали.
Внебрачных дочерей, огрызнулся грек, Незаконноржденных.
А монголам всё едино. У них нет законных или незаконных. Императорская дочь, значит императорская дочь. Я тебе зря что ли толковал про то, кому принятие христианства на руку? К чему это я тебе всё толкую? Знаю куда ты едешь и зачем. Знаю и что у твоих хозяев на умемитрополитство во второй раз продать. Да подороже. Знаю и то, что торги будут не шуточные: уже от Ольгерда человек едет. Вижу ты меня уже понял.
Как не понять? Думаешь нашим блеск серебра глаза застит? Я тоже этого боюсь. Не я один. Многие в Царьграде понимают, что митрополит должен в Москве сидеть. Или на крайний случай в Киеве, под татарской рукой. Только ты прав. Многие у нас сейчас смотрят на закат. На подножье папского престола. Им литовские дела ближе. Ольгерд ведь тоже не с пустыми руками своих людей присылает. Речь не только о серебре. Его тоже клонят к папе.