Злат снова надолго замолчал, отлетев в призрачное царство воспоминаний. Мы ждали, понимая, что на этот раз он самое интересное приберёг напоследок.
Вот только все в один голос утверждают, что перед смертью она вдруг сильно помолодела.
XXV. Старая столица
На следующий день нам на пути встретилось жильё. Совсем убогая хижина, сплетённая из прутьев и крытая соломой. Возле неё под жиденьким навесом курилась, глиняная печь. Позади чернел участок вспаханной земли. Видимо, это и были те самые хлебопашцы, про которых мне рассказывали купцы на корабле. Весной они выезжают к своему полю, засевают его, а осенью, собрав урожай, уходят восвояси.
Я спросил Злата, почему они не встречались нам раньше.
Далеко. Отсюда уже рукой подать до старых хлебопашенных мест. Вот и идут люди на целину. Те кто толк знает в этих делах, говорят, что землица здесь не чета лесной. Чёрная, да жирная. Урожаи на ней куда выше, чем на севере. Здесь хорошо родит просо и пшеница. Там ведь у себя они всё больше рожь сеют. Под зиму.
Оказалось в тех суровых краях люди сеют зерно с таким расчётом, чтобы его на зиму занесло глубоким снегом. Весной он растает, обильно насытив землю влагой и уже в середине лета можно собирать урожай. Здесь в полях сеют весной, чтобы убрать зерно к осени.
В степи народ к хлебопашеству необычный, кипчаки редко на землю садятся, да и то ближе к старым местам. Где можно и кузнеца найти, и дерево для хозяйства. Хотя, где места удобные или к городу поближе сейчас многие хлеб растят. Но в степи больше наездами, как эти. Скоро уже пойдут обжитые места, там народ деревнями живёт.
Действительно, пашни и дальше стали чернеть то здесь, то там.
Я ещё помню, как ехал этими местами тридцать лет назад. Ни единой души не встретил. Только возле одной дубравы бортники попались. Сборщики мёда. Да и те случайно. Их угодья в чаще. Старая дорога от Таны немного в стороне идёт. Там людней. Караван-сараи стоят, ямские дворы с лошадями. Но на неё нужно от самого Бельджамена идти. А мне было ещё нужно с ромеями потолковать.
Потом дорога углубилась в лес. Перед этим мы заночевали на его опушке, и я ночью с ужасом заметил, что не вижу на небе путеводную Альрукабу. Её скрыли высокие деревья, вставшие непроницаемой стеной прямо возле нашего маленького лагеря. Ночь была звёздная. Соломенный Путь сиял над головой, уходя туда, где далеко за морями лежал родной Каир. А небо над Страной Мрака загораживала стена, чёрная, как адская бездна.
Когда на следующий день, при свете дня мы вступили в это зелёное царство, мне сразу стало не по себе. Лесная дорога была лишь узкой тропой, пробивавшейся между деревьями. Ветви местами задевали за плечи, а небо чуть проглядывало где-то в вышине. На тропе едва хватало места одному человеку, и мы ехали вослед друг другу. Мне сразу вспомнились узкие каирские улицы, зажатые между высокими домами. Кто-то сравнивал их с горными ущельями. Здесь не было каменных стен. Ласково шелестела листва, пестрели цветы и можно было подумать, что ты попал в зачарованный запущенный сад. Но одна только мысль про то, чтобы свернуть с тропы в эти непроглядные заросли, наполняла душу дрожью. Там была неизвестность. Такая же бездонная пучина, как в морской бездне. Только совсем уютная и нестрашная, а потому особенно пугающая.
Мне вспомнилась чёрная стена, закрывавшая путеводную звезду, и я зябко поёжился, представив, какой мрак царит здесь ночью. Когда мы снова выехали в поле я почувствовал, что мне даже дышится легче. Сопровождавшие нас всадники тоже явно повеселели.
Степному человеку в лесу не по себе, посмеивался доезжачий, И то сказать, место опасное. Здесь сгинутьтолько с тропы сойти. Враз заплутаешь. Деревья все одинаковые, в чаще даже солнца не видно. Это ещё не леслесок. Поплутаешь с полдня и выберешься. Туда дальше к северу настоящие леса. На несколько дней пути тянутся без просвета. Вот уж в них заблудишься, как корабль в море-океане. Там местами, не то что на конепешим не пройти. Кругом буреломы. В былые годы в те края был один путьпо рекам.
Я смотрел на раскинувшееся предо мной поле и недоумевал. Как мне совсем ещё недавно могла не нравиться и казаться опасной степь? Злат, как обычно, угадал мои мысли:
А есть в чаще места совсем гиблые. Болота. Ни вода, ни суша. Топь. На вид полянка. Цветики растут. Ступишь ногой, а земля под тобой поплывёт и начнёт засасывать. Внизу бездна.
Наверное человеку, вырвавшемуся из такого болота, лес кажется райским садом.
Здешние леса лучше любых крепостей. Ни с каким войском сюда лучше не соваться, продолжал между тем доезжачий, Перегородят путь поваленным деревом и перебьют стрелами из укрытия. И ничего не поделаешь: ни строем встать, ни на подмогу прийти. Потому в этих краях испокон веку кто только не ховался. Да и по сей день много кто прячется. Покойный хан Узбек не зря здесь укрывался столько лет. Место выбраллучше не придумаешь. На реке Мокше. По здешним меркам большая река. От неё и имя городу, только на арабский лад немного писаное. Хорошие дороги и в степь, и на Русь. Если с небольшим караваном. А вот большому войску уже не пройти. Опасно. Загородят путь засекамини влево, ни вправо. Только зимой еслипо реке, по льду. Правда сейчас со стороны степи поселяне лес сильно рубят. А порой и жгут под пашню. Чтобы далеко от обжитых мест не ехать. Войны в этих краях сейчас даже старики не помнят.
Во время одного из привалов я потихоньку зашёл в лес, прихватив с собой для верности Баркука. Совсем недалеко, шагов на сотню. Действительно, заплутать здесь проще простого. Даже обратно мы вышли шагах в десяти от того места, где заходили. А шли ведь вроде точно назад. Самое главноеопасность здесь совсем не чувствуется. Травы цветут, птицы на ветках перекликаются. Злат говорит, что это ещё лесочки.
Если Омар заплутал где-то в страшных лесах, про которые рассказывал псарь, немудрено, что даже следов его не нашли. Когда я сказал об этом Злату, он согласно кивнул:
Ну, если он по грибы пошёл или по ягоды, то точно. Можно и не искатьбез толку. Только внутренний голос мне подсказывает, будто он что-то другое искал.
Такая же манера говорить была у моего деда. Не поймёшь, то ли шутит, то ли всерьёз.
Твой брат много языков знал? вдруг поинтересовался доезжачий, Кроме кипчакского и греческого. Какое-нибудь наречие франков разумел?
Омар много дел имел с венецианцами. Поэтому их язык хорошо знал.
Я это к чему спрашиваю. Там за лесами люди живут не как в степи или в Тане. Кипчакский знают только в городе, да и то не все. А по округе всё больше по своему разговаривают. Мордва, буртасы, русские, венгры. По-венгерски понимал?
Нет. В наших краях и венгров не бывало. Из франков больше венецианцы.
Вот я и думаю. Тяжко ему в Мохши приходилось. Приедем, сам поймёшь. Знающих греческий там по пальцам пересчитать. Даже кипчакский многие не понимают. А уж коли по округе ездил, то там без провожатых делать нечего. Так что не один он был. Значит должна остаться ниточка. Твой арап по-гречески разумеет?
За всю дорогу Симба не проронил ни слова и не разу не открыл лицо. Но от старого охотника на людей похоже ничего нельзя было утаить. А его привычка задавать вопросы неожиданно всегда заставала врасплох. Впрочем здесь скрывать было нечего:
И по-гречески и по-кипчакски.
Да ты не думай, я сквозь платок не вижу. Касриэль написал.
Между тем мы въехали уже в местность довольно населённую. Со всех сторон дорогу теперь обступали пашни, то тут, то там встречались деревни. Дикое поле сменили пастбища со стадами коров и овец. Потом стали попадаться гружёные телеги. Чувствовалось приближение города.
После того, как меня разочаровала Танаморские ворота в Великую Степь и царство Джанибека, столь же сильно меня поразил Мохши. Я ожидал увидеть небольшой городишко, затерянный в лесах. Предо мной же открылся огромный город. Он простирался вдоль реки едва ли не на половину фарсаха. Издалека проглядывали минареты, крыши каких-то больших зданий. Возможно он просто казался больше, чем есть на самом деле, из-за того, что вокруг него не было крепостных стен, отчего было трудно усмотреть границы.
Тана была всего лишь торговым городом. А это была столица. Пусть бывшая, уже растерявшая державный блеск, но до сих пор величественная. Ореол былой силы и славы ещё не совсем померк над её потускневшей красотой.
Доезжачий сразу направил коня к большому зданию, окруженному многочисленными постройками и огороженному невысокой кирпичной стеной.
Загородный дворец, пояснил он. Здесь сейчас никто не живёт. Вот мы и поселимся. В главном дворце теперь обитает эмир, не будем его стеснять. Благо хороших домов здесь с прежних времён много пустует. Однако содержат их в порядке. Судьба переменчива.
У ворот нас встречали всадники, уехавшие вперёд загодя. Здесь всё было уже готово. В отведённых покоях постелены войлоки и одеяла, со стороны летней кухни долетал запах жареного мяса. Смотритель дворца, невысокий крепкий мужчина в коричневом монгольском халате, поприветствовав Злата низким поклоном, объявил, что баня готова.
Это и есть дворец Баялуни, бросил мне на ходу доезжачий, отдавая повод конюху, Сейчас помоемся в её купальне.
Двор был широким и просторным. Видно когда-то здесь бывало много гостей, оставлявших своих лошадей и слуг дожидаться хозяев. Над одной из крыш виднелась голубятня. Теперь она пустовала. А, судя по размерам, в ней некогда кипела очень бурная жизнь. У бани цвёл разросшийся шиповник.
Хозяйка всегда требовала себе воду с розовыми лепестками, указал на кусты Злат, За забором его полно. Не продерёшься. Заодно и охрана. Колючки же.
Баня меня поразила. Это был настоящий хамам с подогретыми лежаками, застеленными льняными простынями. Посередине был бассейн с горячей водой, но больше всего меня поразило убранство. Стены и потолки были облицованы ярко-синей плиткой, отражавшей свет. Они словно играли, переливаясь, лучами волшебного небесного огня. Такого я не видел даже в Каире.
Видал? развёл руками Злат, Мастеров специально привозили из Самарканда. Денег не жалели. он вздохнул, Многое повидали эти стены. Хозяйка их уже больше тридцати лет спит в мавзолее. На другом конце города. Загодя себе построила.
Ночью, развалившись после сытного ужина на мягких пуховых подушках, я никак не мог предаться полностью неге и покою. Мысль о том, что в этой самой комнате когда-то вот также нежилась на драгоценных коврах таинственная женщина, искавшая тайну вечной молодости, не давала уснуть. Сквозь прикрытое ставнями узенькое окошко веяло прохладой, приносившей аромат цветущего шиповника. В ночной тишине лениво перелаивались собаки и доносилась далёкая перекличка сторожей.
Наступала пора коротких летних ночей, когда вечерний намаз у правоверных совсем сближался с утренним, и вместо трех страж тёмное время делилось на две.
Путь в неизведанную и пугающую Страну Мрака закончился для меня роскошным дворцом, подобным сказке, в котором жили таинственные тени прошлого. Загадочная царица, снова ставшая перед смертью молодой и красивой. Одно дело услышать эту историю в базарной харчевне от бродячего сказочника, совсем иноеот старого матёрого охотничьего пса, всю жизнь выворачивавшего наизнанку человеческие судьбы. Такие люди никогда не примут в ночной темноте простую тряпку за таинственный призрак. Чародей им видится всего лишь ловким фокусником и шарлатаном, а предсказатель судьбы и заклинательпрожжённым мошенником, дурачащим доверчивых простаков.
Он усматривает какую-то неясную связь между легендарной мазью императрицы Зои, помолодевшей татарской царицей и исчезновением моего брата. Но ведь Омар зачем-то интересовался этой мазью. Трудно представить более странное занятие для моего брата, который великолепно разбирался в сортах ладана, ценах на мускус и не хуже любого менялы знал сколько безантов нужно отдать за магрибский динар, но искренне считал учёных напыщенными и непрактичными ослами.
Как выяснилось уже на следующий день, дела свои Омар вплоть до самого исчезновения держал в полном порядке. Утром мы отправились в канцелярию здешнего эмира, где его писцы, передали мне имущество моего брата. Всё было старательно упаковано в мешки и опечатано. Пришлось потратить немало времени, чтобы просмотреть всё это, сверяясь с описью, составленной добросовестными чиновниками.
Злата это занятие не заинтересовало. Вещи Омара он осматривал ещё зимой, когда расследовал его исчезновение. Обычное имущество купца. Непроданный ладан, купленный мускус. Денег не было. Видимо Омар опасался оставлять их на постоялом дворе и возил с собой. Зато сохранилась шкатулка с бумагами. Оставив её разбор на потом, я старательно осмотрел мешок с одеждой.
Здесь была пара дорогих халатов, вышитый шёлком кафтан, сафьяновые сапоги. Даже дорогой плащ с серебряной застёжкой. Всё говорило о том, что в своё последнее путешествие брат отправился, одевшись как можно проще. Особенно на эту мысль меня навела вторая пара сапог, тех, которые попроще. Раз Омар не одел даже их, то во что же он обулся? И куда направлялся? Почему ему не годились эти сапоги? В то же время деньги он все взял с собой. Судя по количеству купленного и проданного товара сумма была немалая. Впервые в своей жизни мне предстояло погрузиться в хитросплетение купеческого дела.
Вернувшись в своё жилище, мы с Мисаилом приступили к изучению бумаг брата. Здесь была и проезжая грамота, выданная в Тане, и расписка тамошнего тамгачи о взысканной пошлине. Кроме того договора о продаже ладана, покупках мускуса. Мисаил сверил их с описью, составленной ханскими писцами. Выходила большая разница. Видно Омар много сделок провёл без письменных договоров. Обычно купцы ведут свою собственную запись сделок, но здесь её почему-то не оказалось.
После того, как мы с Мисаилом закончили за дело взялся Симба. Он тщательно перетрясал все вещи, выворачивал их наизнанку, нюхал, смотрел на свет, вертел и рассматривал каждую бумагу в поисках подозрительных пятен. Баркук не сводил с него восхищённых глаз, пытаясь помогать по мере сил. Наконец Симба удовлетворённо хмыкнул. Его внимание привлёк небольшой платок, который он вытащил из шелкового кармана пришитого с внутренней стороны халата. Совсем небольшойв три ладошки. Из тонкого льна. На нём красовался вышитый шёлком зверь.
Старая вещь. Вышивка уж больно диковинная. В наших местах такие не делают.
Действительно, на платке были видны полосы от сгибов, как будто он пролежал очень долго в свёрнутом виде. Было даже заметно, какие части оказались внутри, а какие снаружи. Но самое интересное, конечно было в вышивке. Это был диковинный зверь.
Единорог. Скорее всего это франкская работа, предположил Мисаил, Интересно, откуда он у Омара?
Мы принялись усердно изучать платок. Ничего. Ни метки, ни значка. Вышитый зверь и строгая кайма из каких то ветвистых крестиков.
Похоже этот платок ему был очень дорог, предположил я, Ведь он хранил его в кармане своего лучшего халата.
Или получил его, когда был одет в этот халат, предположил Симба, Положил в карман и забыл.
Мисаил стал тщательно обнюхивать платок и халат, в котором его нашли.
Когда-то он был сильно пропитан благовониями. Хорошими благовониями, долговечными. Запах которых сохраняется много лет. Они были растворены в жировой основе и в ней его подержали. Поэтому жир впитался равномерно и не видно пятен. Но за долгое время, пока платок лежал свёрнутым, ткань, соприкасавшаяся с воздухом, немного потемнела. Этим платком не пользовались много лет.
На подарок любвеобильной красавицы непохоже, усмехнулся я, вспомнив, жадноватого и всегда делового Омара. Вот уж кто не был похож на влюблённого, хранящего у сердца вышитый любовницей платочек. Но ведь хранил же!
Я попытался представить Омара, произносящего срывающимся голосом страстное признание в любви и подумал, если бы такое случилось, то он загодя заказал бы текст базарному сочинителю и старательно выучил его. Занудой он был редкостным. Хотя в торговом деле это служило хорошую службу. Дела он всегда держал в полном порядке. Вспомнив про это я ещё раз перебрал бумаги в шкатулке. Как же я не обратил на это внимание с самого начала! Копии заёмного письма не было! А ведь расчёт ещё не был произведён. Омар бы такого никогда не допустил.
XXVI. Многоучёный муж
Злат приехал только к обеду в сопровождении немолодого мужчины с длинной и узкой бородой. Именно борода бросалась в глаза в первую очередь. Узкая с обильной проседью. Всё остальное было в госте незаметным. Холщовая чалма, небрежно повязанная вокруг некрашеного войлочного колпака, полосатый халат, уже изрядно поношенный, шелковый пояс, некогда пёстрый и красивый, а теперь довольно выцветший. Сам человек, несмотря на и без того невысокий рост, сильно сутулился. Возраст его было угадать сложно. По бороде, так уже старик. А глаза молодые и умные.