Рассказ старого колдуна не оставлял ни малейшего сомнения, что Омар побывал здесь. По-буртасски он не говорил, но слуги с ним не былопереводил ему ловчий. Одет был на кипчакский манер. Про него сказали, что он прибыл из-за моря, из далёкой-далёкой страны. А самое главноев подарок он привёз мешочек с самым лучшим ладаном. Старику гость не понравился. Ему вообще не понравились все эти разговоры, про гробницу, старинное заклятие и прочие дела, куда не положено совать нос людям непосвящённым. Особенно насторожили вопросы, про вещи, положенные в могилу. Не нужно было быть великим прорицателем, чтобы догадатьсяхотят что-то найти. Их интересовали две вещи: сосуд и платок.
Всю свою жизнь старик имел дело с тайнами. Он умел читать в душах и ходить по сокрытым тропам душ и судеб. Никакого сосуда в могиле царицы не было. Ему ли не знать? Незваные гости поверили в какую-то сказку. Однако, платок был! Об этом знали всего несколько людей. Их можно пересчитать по пальцам одной руки, да и кто из них сейчас жив? Прошло больше тридцати лет.
Он предостерёг гостей от попытки потревожить покой уснувшей сном вечности женщины, душа которой отягощена множеством злодейств. Теперь он увидел, что они его не послушали.
Душа царицы вернулась в мир, почти прошептал Злат и притих, словно прислушиваясь, не ухнет ли опять страшная птица.
Лес молчал. Только потрескивали щепки в очаге, пожирая зелёную траву, чадившую едким дымом. Туртас потянул к себе дорожный мешок, который лежал у него под боком.
Ты прямо в один голос с дядей говоришь, засмеялся он, Чуть не слово в слово.
Он вытянул руку и разжал ладонь:
Вот. Тот самый перстень, которым запечатывали гроб. С медвежьей лапой. Дядя велел вернуть туда то, что взяли и запечатать его.
Воцарилось гнетущее молчание.
Полезешь? чужим голосом прохрипел Злат.
Мне нельзя, спокойно ответил Туртас, Это должна сделать невинная девушка.
Но он же дал оберег Мисаилу?
Чтобы защитить его от злых сил. В таких местах они всегда находят себе пристанище. Кроме того, Баялунь, была не из тех, кто надеется только на одно. Думаю свой покой она обезопасила не только этим волшебством.
Снаружи, во мраке леса раздался дьявольских хохот.
Не произноси её имя! зашипел псарь.
Боишься? в голосе Туртаса не было ни капли страха, Обычная птица кричит. Не опасная. Дядя сказал, что всё дело в звере, который на платке. Он непростой. Его может укротить только девственница.
Было непонятно, то ли он верит во все эти сказки, то ли насмехается над ними.
Только додумался до этого не сам дядя. Ему про это рассказывал ещё при жизни Баялуни один франк.
У меня теперь у самого сердце сжалось, когда я услышал это имя. Но птица промолчала.
Там, где этот платок был вышит, единорог предвещает счастье. Но это существо иного мира. У франков он символ мужской мощи и неукротимой силы. Это я не только от дяди слышал. Нам сейчас интересно то, что этот сказочник был среди тех, кто знал про платок в усыпальнице. А вот про сосуд не знал даже дядя.
Я спросил Злата, кто такой Тагай, присылавший своего ловчего в обитель? Судя по всему он был не на шутку замешан во всей этой истории.
Оказалось он был одно время эмиром в Бельджамене. Сам Тагай был из старого рода, предки его служили ещё Сартаку, сыну Батыя. Род их кочевал всегда в правом крыле Орды, по эту сторону Итиля. Возле Дона и буртасских лесов. Едва ли и сами они не были из буртасов, но уже давно считались монголами. Один из предков Тагая некогда женился на дочке хана Менгу-Тимура, что давал титул гургена, но место их улуса было не самым удачным. После смерти Менгу-Тимура и до самого воцарения Тохты в Орде была смута и нестроение, а земли по Дону как раз и попали на линию противостояния Ногая и его противников. Выручали буртасские леса под боком. Здесь род имел немало ясаков, дававших и мёд, и меха и зерно. В лесах от смуты тогда укрывалось немало народа. Кроме того много смелых буртасских юношей искало удачи в службе.
Было в здешних лесах и ещё одно богатство. Древние легенды говорят, что некогда жил здесь народ великанов. Правда или нет, неизвестно. Только и по сей день в этих лесах, время от времени рождаются люди неимоверной силы. Такие, что палицу делают из целого дерева. Или поднимают на спине три верблюжьи ноши. Заполучит такого богатыря в свою свиту большая удача. Не раз, и не два именно здешние темники выставляли на поле непобедимых поединщиков.
А ещё славились эти края своими красавицами. Да самого Каира и Багдада доходила слава о белокурых девах, с кожей белой, словно молоко и глазами, превосходящими блеском сапфиры. Говорят сама Тогай, любимая жена великого султана Насира тоже была из здешних краёв. Хан Тохта, женился на красавице из здешних краёв. Кто знает, не помри хан в одночасье в расцвете сил, удержалась бы у вершины власти сама Баялунь?
Женщины порой могут больше, чем самые могучие богатыри. Звёздный час рода, жавшегося к лесам на окраине Великой Степи наступил, когда новый хан Узбек перебрался в мордовские леса. Столицей его стал старый городишко Наручадь. Его теперь назвали Мохши, по реке, на которой он стоит, и во мановение ока он стал одним из красивейших и величайших городов.
Вельможи и знать потянулись за ханом из степи, а вот дворцовые задворки быстро стали заполнять люди из местных. Мамки, няньки, истопники, носильщики, прачки сновали невидимыми тенями, которых никто не замечает и медленно прибирали к рукам обширное хозяйство наехавших господ.
Комнатные девушки нашёптывали госпожам базарные сплетни, банщики передавали господам нужные слухи.
Потихоньку Тагай породнился не только со знатнейшими вельможами, но и с самим ханом. Сестра его попала в жёны самому Джанибеку. В добрый час попала. Её сын Бердибек сейчас наследник.
Между тем царство процветало. Под сенью славной Золотой Орды вставали города, росла торговля. Тагай из простых темников смог выбиться в эмиры города Бельджамена. Некогда эти земли были дорогами враждующих войск, теперь они стали тропами богатых караванов. Через улус Тагая лежали пути на Русь, в Литву, в Тану и Крым. Было рукой подать до Нового Сарая и сказочного Гюлистана. Кроме того эмир больше других преуспел в насаждении хлебопашества. Его улус ближе всего лежал к старым хлебным местам. Оттуда и потянулся народ на привольную степную целину. Уртакчи Тагая теперь были крупнейшими поставщиками зерна на пристани Таны.
Где деньги, там и сила. К богатому темнику стали стекаться отовсюду удальцы. Теперь его тумен один из лучших в войске Джанибека. Запасов, коней и оружия хватит, чтобы в любое время ещё столько же войска набрать. Тагай теперь частый гость в Гюлистане. На подарки денег не жалеет.
Только выше задницы всё равно не прыгнуть, безжалостно подытожил, доезжачий, хорошо знавший столичные порядки, Родишко у него худоват. Так что быть ему вечно на подхвате у старых эмиров. Тут уже ничего не поделаешь. Недавно племянницу его, Бердибекову сестру, выдали за Мамая сына Алибека. У того род древний, хвастают, что древнее Золотого Чингизова. Кийяты.
Но ведь Тагай, получается наследнику Бердибеку родной дядя?
Получается. Бывали случаи, когда ханские дядья высоко взлетали. Только для этого одного родства мало. У Тагая кишка тонка. Так ему и быть эмиром и темником. Кроме того у Бердибека ведь своя жена есть. А у жены отец. Тоглубай. Это человек не Тагаю чета. Умён и решителен. Да и рода хорошего. Не из первых, но и не из последних. Бахрины. Вроде Тайдуле какой сродник. По матери. У Узбека в большой чести был, но после его смерти за Тинибека встал. Хорошо ещё головы не лишился. Теперь вот опять ко двору прибился. Тесть он ведь второй отец. Вот уж он спит и видит себя беклярибеком, когда зять ханом станет. Только до этого ещё дожить надо.
У Тоглубая мать была из наших краёв, отозвался из темноты Туртас, я её хорошо помню. Мордовка, из простых. Но, красива. Точно как ты и описывал: глаза синие, волосы пшеничные. И крепка была, богатырской породы. Тоглубай в неё пошёл.
Тоже ведь у Узбека при дворе была в Мохшинские времена. Тоглубай тогда и выбился в первые ряды. Золотой пояс получил. Рать немалую на Смоленск водил. Потом, когда Джанибек, со сторонниками Тинибека разбирался, в здешних лесах и прятался несколько лет. Женился на мордовке, говорят, недавно, как и отец. Тайдула ему сродни приходится, на свадьбу гонца посылала. С подарком и поздравлением. Сама не поехала, а только попеняла, что ему бы нужно было жену из старых родов искать, а то так и просидит всю жизнь у леса. Говорят Тоглубай, когда ему эти слова передали сказал: «Славу нужно искать на поле брани, а не в женской постели». Тайдула посмеялась и просватала его дочку за Бердибека. Далеко смотрит. Джанибек не вечен. Да и на него теперь надежды нет.
После чего Злат опять пустился в рассказы про страсти ханского гарема. Вспомнил про молодую жену, от которой Джанибек потерял голову. Была ли она доподлинно красива, он не зналне видел ни разу. Она была из невольниц. Подарили еврейские купцы. Только знающий человек, по большому секрету проболтался, что не всё в этом деле чисто. Купцы так и не представили купчую на девушку, сославшись, что привезли её из Баку. Вполне могло быть, что она и не была невольницей. Может армянка, может еврейка. Знали только, что из Шемахи. Вполне ведь могла оказаться и мусульманкой, по доброй воле согласившейся отправиться в подарок хану. Мусульманка рабыней быть не можетпотому и купчей нет.
Хану про всё это не докладывали, да его это и не интересовало. Он души не чаял в молодой жене.
Поначалу это никого не тревожило. Что за беда может быть от красивой наложницы? Опасны те, за кем стоит могущественная родня. За место возле хана испокон века боролись кунграты, кияты, другие древние роды. А кого куда сможет пропихнуть смазливая девчонка с базара? Однако стали замечать, что не всё так просто. Через новую жену ко двору стали приникать купцы. Больше те, кто исстари торговал на Красной пристани в старом Сарае, кто приплывал из-за Бакинского моря. А там разные были люди. В немалой силе и деньгах были армянские купцы, торговавшие шёлком, еврейские работорговцы, поставлявшие живой товар для гаремов и военных отрядов. Были и генуэзцы, уже давно построившие корабли на персидском берегу и развернувшие обширное мореплавание к далёким берегам.
Это были люди, чьи конторы располагались в Баку, Тавризе, Трапезунде. Они ловко перехватывали торговлю, которая ещё совсем недавно шла по караванным путям через степь, а сейчас совсем заглохла, после чумы. Приходили не с пустыми руками. Они говорили, что теперь восточные специи текут другими реками: через моря, в арабский порт Басра, откуда доставляются в Трапезунд и Тавриз. Там теперь кипит торговая жизнь, шумят базары и звенят монеты в сумах сборщиков налогов.
Слова падали на подготовленную почву. Казна уже давно опустела. После того, как перестали приходить каравана из Великой Степи через Хорезм, доходы упали. Некогда могущественные хорезмийцы, привыкшие вертеть всей ордынской политикой, оставались не у дел. Булгарские купцы всё больше и больше смотрели на Крым, в портах которого, как в старое время, не было недостатка ни в товарах, ни в покупателях.
Теперь, подкупленные серебром с Красной пристани наушники, всё чаще нашёптывали хану, что и Тавриз, и Баку, и новые дороги, по которым текут в закатные страны драгоценные специиэто ведь его законная вотчина. Её должен был получить по справедливости ещё хан Берке, за участие в походе против багдадского халифа. Тогда персидский правитель Хулагу вероломно присвоил эти земли себе.
Не раз властители улуса Джучи пытались вернуть свою законную добычу. Сейчас небеса благоприятствую этому, как никогда. Держава ильханов давно распалась, улус во власти слабых и беззаконных правителей.
Мне вспомнилось, что про это бывало говорил и мой дед. Наш султан тоже был не прочь стать наследником богатых торговых путей. Сетовал, что путь на Тавриз мешает старой морской торговле через Йемен и египетские порты.
Так уж повелось. Одни ищёт свою удачу на поле брани, другие на базаре. А кто-то находит её в постели. На базарах Каира ходило много рассказов о людях, нашедших её в могиле.
XXXI. Симон из Львова
Первым делом по возвращении сразу отправились в баню. Её было велено натопить к нашему приезду. Мы не задержались, потому получилось в самый раз. Горячая вода в одно мгновение уняла зуд расчёсанных комариных укусов, а душа сразу воспарила ввысь, сбросив тяжесть треволнений последних дней. После мрачной зелени глухих лесов всё казалось милым и прекрасным.
В прошлый раз я ведь даже не заметил, какие в Мохши искусные мыловары. Теперь, растирая свои усталые члены жёсткой мочалкой из луба, я с наслаждением вдохнул благоухание нежной пены.
Ладан, засмеялся, заметив это, Злат, Здесь его любят добавлять в воду. Так и продают в москательных лавкахросный ладан. Вроде росы, значит.
Он уже послал человека к Илгизару, чтобы уведомить того о нашем возвращении и собирался за ужином выслушать отчёт о поиске убийц несчастного носильщика. Мне же не терпелось узнать, что неизвестного сможет вычислить этот мастер логических размышлений из привезённого нами известного.
Однако, едва я успел переодеться после бани в чистую одежду, как доложили, что меня спрашивает какой-то человек. По словам привратника это был священник и он приходил ещё вчера. Услышавший это доезжачий успокоил меня:
Скорее всего по ладан. В городе ведь уже знают, что у египетского товара, который хранился у эмира под замком, объявился хозяин. И то дело! А то ты совсем ремеслу купецкому не радеешь. Того и гляди повезёшь потом свой ладан обратно. Дед у тебя суровый? Осерчает и высечет.
Он поднялся:
Не буду вашему купеческому делу мешать, и, повернувшись к Мисаилу, А ты останься. Не ровен час облапошат.
В комнату вошел высокий благообразный человек с приветливой улыбкой на устах. Простое чёрное одеяние говорило о его принадлежности к духовному званию. Степенно поклонившись, он представился на безукоризненном греческом языке:
Симон из Львова. Не чаял вас застать. Гнал лошадей от самой Москвы.
Искушённый в чтении судеб доезжачий снова угадал. Монах хотел купить ладан. По его словам, едва услышав от патриарших посланцев, что в Мохши приехал торговец благовониями из самого Египта, он немедленно устремился сюда. На Руси ладан дорог. Везут из Орды, а в Новгород вообще от немцев из-за Янтарного моря.
Сам Симон состоял при митрополичьем доме больше по разной практической части: деньги, хозяйство, переписка, поэтому узнав о возможности выгодной покупки, немедленно доложил об этом экзарху. Правда, денег ему с собой не дали: места глухие, зачем искушать недобрых людей. Да и сделка намечалась немалая, столько серебра изрядно отяготило бы лошадей при быстрой езде. При нём есть чистый лист с печатью и подписью митрополита Алексия. Для заёмного письма. Такое письмо любой меняла без колебаний возьмет. Так что: хотите оплату письмом, а, коли деньги срочно нужны, то он у здешних менял возьмёт. Цену назвал сам. Она была очень высокая. За тот ладан, что остался в омаровых пожитках получалось больше трёхсот сумов. На радостях я округлил сумму, к явному удовольствию монаха и неудовольствию Мисаила. Согласившись на заёмное письмо.
Доезжачий ведь был прав. Не везти же ладан обратно в Египет? А так я избавлялся от лишних хлопот и получал возможность заслужить одобрение деда. Совершить сделку условились завтра. Однако гость не торопился уходить.
Вы знакомы с Киприаном? вдруг спросил он.
От неожиданности мы с Мисаилом переглянулись.
Я знаю его по Афону. Мы жили в одном монастыре некоторое время, он грустно улыбнулся и добавил, Вот как далеко занесла меня судьба.
Он ведь назывался Симоном из Львова.
Я из Галиции, словно в такт моим мыслям промолвил инок, В Москву попал несколько лет назад с епископом Афанасием Волынским. Тот сейчас в Переяславле. Когда Алексий в Царьград уезжал за поставлением, Афанасий его замещал. Сейчас для этого дьякона Пердику прислали. А я вот так и застрял в Москве при митрополичьем доме.
Воистину тесен этот мир.
Монах, между тем погладил пальцами бородку и осторожно спросил:
Могу я увидеть ханского слугу Хрисанфа сына Михайлова? Его обычно зовут Златом, и зачем-то пояснилХрисанф на греческом означает «златоцветный». Вот его и переиначивают на русский лад.
Всё, кажется, вставало на свои места. Теперь я действительно видел, что предо мной хороший знакомый моего попутчика Киприана. Иначе поверить, будто он прискакал, сломя голову, за тридевять земель в глухие леса, только для того, чтобы купить ладан, было выше моих сил.
Мы передали почтенному Хрисанфу ибн Мисаилу просьбу инока и отправились туда, где уже раскладывали на скатерти румяные лепёшки и плотные ломти местного сыра.
Вскоре пришёл Илгизар, а, немного погодя, к нам присоединился и Злат.
Поиск убийцы носильщика не дал никаких результатов. Очень скоро выяснили, что масло и муку покупал он сам. Старательный староста нашёл тех, кто незадолго до полудня продал всё это будущей жертве преступления. Обычное дело. Кто-то попросил носильщика отнести муку и масло в указанное место. Дал денег. Так многие делают. Может хозяйка собиралась печь хлеб к ужину? Найти же всех, с кем базарный носильщик общался за полдня пребывания на людном рынке, не было никакой возможности.