Иоанн Кантакузин стоял за ромейскую старину, Иоанн Палеологза латинские порядки. Мать его Анна Савойская жила здесь на Востоке, как привыкла сызмальства. Двор её был всегда на франкский манер. Потому и в церковных делах она всегда клонила к папе. Сторонников было много и у того и у другого. Грызлись не на шутку. Союзников искали, где только можно. Сербы, болгары, турки, венецианцы, генуэзцы, арагонцыс кем только не вступали в краткосрочные альянсы, кому только не платили деньгами, посулами и политическими уступками. У союзников этих были свои враги, тоже бегавшие из стана в стан и готовые помогать, хоть самому чёрту, лишь бы он пособил против недругов.
Вот тут и начинается наша история. Потому как у границ империи в царстве болгарском началось своё нестроение. Царь Иван Александр развёлся с женой и взял новую. Дети от старой сразу почуяли для себя угрозу. А была она дочерью валашского князя Басараба. Сын её получил в удел княжество Видин, после чего учинился силён, объявил себя царём и стал искать поддержки у всех недругов своего отца. А прежде всего у родственников своей матери.
Новая царица стала искать союзников для своих малолетних детей. Разделилось в себе ещё одно царство.
В Болгарии издавна имелись свои патриархи. Церковь там была старая, уже не одно столетие. Православие в Болгарии цвело ещё с той поры, когда на Руси деревьям молились. Сидели тамошние патриархи в Тырново. Много было оттуда народа на Афоне, да и в самом Константинополе болгарские книжники были в почёте. Хоть тот же Киприанов наставник Феодосий Тырновский. Он стоял за единство православия под главенством константинопольского патриарха. Были такие, что хотели независимости болгарской церкви.
Когда начался раздрай в царском доме, он не мог не затронуть жизнь церковную. Тем более, когда дело касалось развода и новой женитьбы. Масла в огонь подливало и то, что новая жена была еврейкой. Взял её Иван Александр за красоту. Стала вчерашняя дочь торговца Сара, царицей Феодорой. Пошли разговоры, что потакает бывшим единоверцам, которые и впрямь стали набирать силу. Однако вся её надежда на собственное благополучие и будущее детей опиралась только на мужа. А значит на сильное государство. Церковь в таком деле хорошая опора.
Патриарх как раз сам искал союзников. Ибо не было порядка в его царстве, которое не от мира сего. Без сильной власти стали в нём плодиться ереси. В Болгарии они угнездились исстари. Одни богомилы чего стоили. Их отречённые книги, писанные на славянском языке, и на Русь попадали в немалом количестве. Теперь поднялась новая ересь. Умствующие миряне стали осуждать пастырей. Обвинять их в грехах, неправедной жизни, а самое главное, в сребролюбии и стяжательстве. И то сказать, богатства у церкви скопились немалые.
Говорят ересь эта пришла от франков. Были такие люди и в Константинополе, большие споры вели. Добирались и до Руси. Да не просто добирались. Залетала в самые высокие хоромы. Когда князь Михаил Тверской хотел сместить митрополита Петра, его люди на соборе, те же самые слова говорили, что болгарские еретики. Иван Калита, доброхот Петров, потом их, конечно, поприжал. Однако корни остались. Сейчас в Новгороде они объявились. Стригольниками зовутся.
Говорят, ересь эта многое берёт из еврейских книг. Потому в Болгарии стали кивать потихоньку в сторону новой царицы. Учуяв, что это может окончательно рассорить её с патриархом, вчерашняя Сара, бросилась бороться с ересями лютой львицей, всячески понуждая к этому своего супруга. Многих еретиков вынудили бежать. Куда сподручнее всего податься? Лучше всего на Русь. И язык славянский и вера православная. Можно, конечно, в Сербию, совсем рядом. Но там свой патриарх, да и порядка у короля Стефана больше. Как раз угодишь из огня, да в полымя. Не потому ли стали ереси в Новгороде множиться? Из Болгарии туда дорожка через Литву.
Однако дорожка эта привела не только неведомых стригольников.
Потерпев неудачу с переманиванием Феогноста в Киев, литовский князь Ольгерд, затеял устроить у себя отдельную митрополию. На тех землях, что были в его власти. Он прекрасно понял, что под рукой Золотой Орды, всегда будет в чести московский князь, который полностью во власти и воле хана. Потому решил учредить у себя отдельного митрополита.
Поначалу, конечно, он ни о чём таком не помышлял. Не мытьём, так катаньем, хотел коварством и хитростью провести своего человека в преемники Феогносту. Чтобы вернуть кафедру в Киев. Неожиданно в Царьграде объявился некий Феодорит с известием, что русский митрополит умер. Не с пустыми руками объявился, с немалыми деньгами. С пустыми руками он уехал. Греки только посмеялись над такой нелепой попыткой неискушённых простаков обмануть испытанных мастеров интриг и ухищрений.
Однако в Константинополе было два императора. Потерпев неудачу у одного, литовские посланники немедленно отправились ко второму. Серебро всем надобно. Одна беда: императоров двое, а патриарх-то один. И держит он руку Кантакузина. Вот тут и пришла на ум ушлым грекам поставить на Русь митрополита руками Тырновского патриарха. Вскоре Феодорит с его грамотой появился в землях литовского князя.
Места, куда доставала рука ордынских ханов, он благоразумно объехал и теперь занялся устройством дел. За литовские епархии можно было не опасатьсятамошние архиреи, как один, выполнили волю Ольгерда. Киевский князь, хоть числился улусником хана, имея ярлык, уже давно свои отношения с Золотой Ордой ограничивал выплатой выхода. Поэтому тоже ссориться с Литвой не стал. Пустил новоявленного митрополита в древнюю столицу русского православия. Главным предметом вожделения Феодорита стал Господин Великий Новгород. Там у Литвы было немало сторонников. И много недоброжелателей Москвы.
Уже совсем было сладилось там дело у Ольгерда с Феодоритом. Помешала чума. Не иначе как сами небеса не допустили Новгород под руку чужого патриарха. Страшная гостья унесла и новгородского владыку. В этот трудный для паствы час вышел из затвора старый архиепископ Моисей. Соратник ещё митрополита Петра, миривший Ивана Калиту и Александра Тверского, он давно покинул кафедру, удручённый злобой и неправдами мира сего. И вот теперь настал час снова взять в свои руки пастырский посох, чтобы спасти блуждающее стадо. Моисея хорошо знали в Константинополе. Архиепископ колебался долго. С одной стороны он не ладил с Феогностом и не любил московского князя. С другойразрыв с Царьградом, откуда издревле сияло для русской земли благочестие, представлялся делом неслыханным. И это в то самое время, когда с небес пала не землю новгородскую кара египетскаячёрная чума, а за спиной поднимала голову другая страшная напасть последних времёнереси. Всё решила почти одновременная смерть Феогноста и Симеона Гордого. Моисею теперь можно было не спешить, в ожидании решения Константинополя.
Весть о назначении московского ставленника Алексия привезли в Новгород прошлым летом патриаршие послы. Со строжайшим предупреждением об отлучении, буде Новгород подчинится Феодориту. Самому Моисею прислали пожалование: грамоту с золотой печатью от самого императора, крестчатые ризы, а, самое главное, прямое подчинение патриарху, минуя митрополита. Получив его, архиепископ уже не стал сильно печаловаться по поводу того, кто сейчас сидит на митрополичьей кафедре.
Не заладились дела у Феодорита и в другом углу русских земель: в Галиции и на Волыни. Там издавна были свои митрополиты, независимые от Киева. Ещё со времён князя Льва. Был он силён и славен, папа ему корону королевскую слал. Подмял под свою железную длань и церковь. И то сказать, киевские митрополиты, в те времена, сидючи в разорённой матери городов Русских, сами тряслись в страхе на каждый татарский чих. Пока и вовсе не сбежали за леса, во Владимир. Галиция завела своих митрополитов.
Однако, ничто не вечно под небесами. Прошло время и наследники князя Льва утратили былую силу. Утратив былое единство оказались бессильными перед хищными соседями. К старым врагам Польше и Венгрии прибавилась крепнувшая Литва. Только и держались, что помощью Орды, присылавшей отряды в помощь своим улусникам.
Тут на беду пресёкся княжеский род. На древний стол короля Даниила сел родственник по женской линии князь Мазовецкий Болеслав. Вокняжившись над православным народом он и сам принял его веру, окрестившись именем Юрий. Однако, усердия к ней не проявлял. Тянуло его больше к католикам. Грезилась королевская корона из рук папы. Нашлись и сторонники, которым ханские и ярлыки и ордынский выход были не по душе.
Кончилось смутой. Юрия-Болеслава, не то зельем извели, не то сам уж больно ко времени умер, только снова опустел княжеский стол и ринулись на Галицию и Волынь соседи, жаждущие добычи. Война теперь пошла не только за власть, но и за веру. Так получилось, что против католических союзников Венгрии и Польши, встала Литва.
Ольгерд, конечно, рассчитывал, что и Орда не останется в стороне. Ханы исстари вступались за своих улусников. Тем более, что Венгрия уже не первый год теснила татар за Днестром. Лет десять назад разгромили и полонили самого Джанибекова зятя. Невзирая на предложенный огромный выкуп, пленника казнили и голову отослали королю. Хан даже отомстить за родича не смог. Сначала завяз в Крыму на войне с генуэзцами, потом чума выкосила его улусы так, что самому пришлось бежать из столицы в загородный Гюлистан.
В это время и самих литовцев постигла большая неудача. Разбили их в битве на реке Страве тевтонские рыцари. Да так разбили, что подкосили под корень всю мощь Литвы. В этой битве и погиб князь Наримунт, у которого Туртас в дядьках служил.
Потому ли, или ещё почему, но посольство Ольгерда в Золотую Орду, отклика у Джанибека не нашло. Больше того, впал он в немалую ярость и выдал послов во главе с ольгердовым братом Кориатом московскому князю.
Поговаривали, что сам Симеон Иванович литовцев перед ханом и оговорил. Что уж он сумел нашептать в ханское ухо через верных людей неведомо. Не приложила ли свою руку к этому и могущественная ночная кукушка Тайдула, всегда благоволившая московскому князю? Только помощи Ольгерд против католиков не получил. Мало того, вскоре стало известно о деле неслыханном. Хан согласился отдать Галицию польскому королю. При условии, что тот будет по старине выплачивать ордынский выход.
Оставшись наедине с литовским князем поляки и венгры быстро выбили того и с Волыни. Не остался в стороне от пирога и князь Московский. Он быстро привёл под свою руку Смоленск, до сих пор весьма ловко пользовавшийся покровительством Литвы.
Вот тогда опытный волк Ольгерд, поняв, что его обложили со всех сторон, решил выскочить из хитро устроенной облавы. Его брат Кориат, вырвавшись из московского плена, отправился к венгерскому королю и пожелал принять католическую веру. Отныне в этой истории появилась невидимая, но мощная рука Авиньонского престола.
XXXIII. Запечатанные следы
Феодорит стал никому не нужен. После того, как его не принял Новгород, а новым митрополитом утвердили московского кандидата, ему оставалось надеяться только на литовского князя. Из под руки которого ушли Галиция, Волынь, Смоленск. Да и киевский князь, мог в любой миг, убоясь Орды, выдать незадачливого святителя татарам.
Пастырь не стал ждать развязки. Воспользовавшись заминкой, неизбежной в то время, пока посланники и гонцы везли новости по долгим русским дорогам, он исчез. Съехал в одночасье со своего киевского подворья, к великой радости и облегчению тамошнего князя, и больше нигде не появился. Как в воду канул. Исчезла и его многочисленная свита.
Часть её состояла из тех людей, что сопровождала будущего искателя белого клобука в Царьград. В основном, это были люди с Волыни, посланные князем Любартом, братом Ольгерда. Он и Кориат были главными искателями наследия короля Даниила, в борьбе за которое они хотели найти поддержку у православных священников и населения. Другие прибыли с Феодоритом из Болгарии. Про них никто ничего не знал. Даже неизвестно сколько их было. Приехали с митрополитом в Киев, исчезли вместе с ним бесследно. Кто-то, конечно, домой вернулся, вот только все ли?
Уже когда архиепископ Моисей, много лет пробывший в затворе, вернулся на осиротевшую новгородскую кафедру и обнаружил в городе еретиков-стригольников, забравших к тому времени немалую силу, вспомнили про то, что ересь такая уже много лет цвела буйным цветом в Болгарии. Кто другой, может и не сразу бы сообразил. Однако Моисей был человеком мудрым, знающим и книжным, а самое главное, бывалым. Он в былые времена поездил по разным краям, пообщался с разными людьми. Немало знал и про болгарских еретиков. Не в Феодоритовой ли свите занесло к нам эти злокозненный семена? У себя в Болгарии с подачи новой царицы сейчас, слышно, за них крепко взялся сам Иван Александр. Многие бежали. Свита русского митрополита для этого самое удачное место. Куда им теперь? Путь назад заказан.
Кое кто из тех, что ездил из Литвы с Феодоритом в Царьград, подался, после его бегства в Москву. Это были по большей части волынцы и галичане. Теперь, когда их земли оказались под католическими государями, они не хотели туда возвращаться. В Москве было немало народа, переселившегося туда с Волыни и Галиции, после начала войны и смуты. Тот же переяславский епископ Афанасий, который был местоблюстителем во время отъезда митрополита, был оттуда. Да и наш Симон тоже. Книжные и учёные мужи пришлись весьма ко двору на новом месте.
Люди из бывшей свиты Феодорита говорили, что с ним из Болгарии прибыли книгописцы, весьма искушённые в ремесле скрипторном: рисовальщики, пергаментщики, переплётчики. У иных было с собой немалое число книг и тетрадей. Обычное дело для духовной особыкнижная премудрость всегда была под рукой пастырей. Вот только у одного из этих людей видели книгу, рекомую «Власфимия». Тут уже было отчего встревожиться.
На Руси книгу эту хорошо знали. Ещё со времён Петрова нестроения, когда доброхоты тверского князя пытались обвинить владыку в стяжательстве и симонии, она была в ходу. Именно из неё брали обвинители слова о недопустимости поставления священников «по мзде»за плату. Нужно сказать, что плату взимали порой, действительно немалую. Особенно, когда речь шла о поставлении священника в какой-нибудь богатый городской приход. Задержка в таком деле приводила к большому отягощению для паствы. Это же не обвенчаться, ни усопшего отпеть. Кряхтели, но платили.
Однако, если по сельским погостам воспринимали платёж, как неизбежную тягость, правомочность которой ведома арихирею, представлявшемуся в глуши чем-то вроде князя небесного, то в городах народ был книжный и грамотный. Здесь обреталось немало приезжих, да и свои купцы много что видали. Книжная премудрость была в почёте, переписчики не сидели без работы, а в многой мудрости, как известно, много печали. Очень скоро грамотеи стали отыскивать в писаниях мысли о неправедности поставления священников за плату. Про это твердили и некоторые монахи, легко доказывавшие свои слова ссылками на святых отцов.
Сказанное улетает. А вот написанное остаётся. Очень скоро разговоры и споры были собраны вместе в одну книгу. Она называлась «Власфимия».
Книгу составляли далеко не простецы. Чувствовалась рука людей весьма искушённых в богословских премудростях. Видно было, что готовилась она для серьёзной при, за которой легко угадывался заказчик: книга была нацелена против архиреев и неправедных пастырей. В ней собрали всё то, что сейчас находило отклик в душах последователей нынешних ересиархов.
Вот только как книга, чьё разящее жало направлено против князей церкви, оказалось у людей из архирейской свиты? Не направлялось ли его острие, в спину соперника по митрополичьему званию? Не водили ли этой рукой земные правители, жаждущие завладеть властью над душами в этой земной юдоли?
Книгописцы народ тихий и непритязательный. Они могут, укрывшись в дальней келье, годами корпеть над листами, довольствуясь лишь скудным пропитанием. А вот пергамент, краски и многое другое, потребное в скрипторском ремесле, стоит дорого. Содержать скрипторий стоит немалых денег. Кому это может быть по карману? Здесь нужен богатый заказчик. Переписчиком может быть одинокий отшельник. А скрипторий под силу лишь монастырю. Вот только скрыть его, в отличие от одиночки-книгописца, очень тяжело.
Вот на ум и пришёл давний слух об иноческой общине, которая, вроде как уже много лет находится у города Наручадь. Который, после переселения сюда хана Узбека, стал зваться Мохши.
Тебя послушать, так ты собрался скрипторий здесь искать, вдруг прервал монаха Злат, Или самого беглого митрополита Феодорита. Так и будешь ходить вокруг, да около. Расскажи им всё, что мне рассказал.
Что Феодорит? скривился Симон, Змея с вырванным жалом. Кому он сейчас нужен? Не для того я проскакал путь от Москвы в пять дней, пересаживаясь с лошади на лошадь.