Илгизар поделился своими мыслями с Туртасом, а тот передал ему весь слышанный им разговор между мною и Златом. О любви Омара к нарядам, пристрастии к сладкому. После чего наш служитель наук, по его собственному выражению, взял ноги в руки.
Первым делом он без малейшего смущения перерыв мои вещи, взял ключ и отправился в амбар, где были сложено имущество брата, откуда бесцеремонно изъял пару дорогих халатов, шапку и пояс. Стражники только настороженно наблюдали за этим, но их успокоил Туртас. После чего вчерашний учитель несмышлёных отроков, как взявший след охотничий пёс побежал к местному имаму, навещавшему Омара, посетил москательщиков, к которым тот приходил, а потом отправился на постоялый двор, где мой брат жил все время своего пребывания в Мохши. Везде разговор шёл о том, как выглядел Омар, во что был одет. Ни один не вспомнил, чтобы купец поразил его своим нарядом. Ничего не запомнилось, ни бросилось в глаза. Народ в Мохши не избалованный, роскошную шапку, искусно вышитый халат или драгоценный пояс должны были заметить и запомнить. Однако не запомнили. Значит мой брат был одет так, что сливался с городской толпой. Предъявленные вещи точно никто из собеседников не видел.
После чего Илгизар взялся за повара с постоялого двора. Тот тоже не вспомнил ничего особенного. Но одно утверждал точно. Постоялец никогда не требовал мёду. Ни разу! Ни к пшеничным лепёшкам, ни к каше из лучшего очищенного проса. К себе в комнату тоже вряд ли таскал. Там и посуды никакой не было. Орехи лесные, было дело, грыз во дворе.
Получалось, что брат здесь в Мохши совершенно не следовал своим привычкам.
Теперь Илгизар спрашивал меня, хорошо ли я помню какого роста и сложения был мой брат. Омар был чуть ниже меня, но немного плотнее. Мысль была понятной. Теперь уже она захватила остальных. Отыскали среди стражников человека статью похожего на Омара. Ему даже его сапоги оказались впору. Прихватив ещё несколько человек: повыше, пониже, потолще, отправились на постоялый двор. Где поставили их в ряд лицом к ограде. После чего по одному звали хозяина и слуг, требуя показать того, кто на их взгляд больше всего был схож с Омаром. Когда мы вернулись, не было уже почти никаких сомнений. В Мохши мой брат подрос и раздался в плечах.
В трапезной мы застали Симбу, с увлечением рассказывавшего Магинур и Баркуку про дальние страны. Огромных слонов с бивнями в руку человека, бегемотов, шкуру которых не пробивает копьё, львов, диковинных жирафов с шеей в два человеческих роста. Девушка взирала на него с восхищением, как на сказочного джинна.
А ты видел птицу Рух? вдруг спросила она, Которая уносит слонов?
Это сказка, улыбнулся Симба, Её знают даже в этих краях?
У меня есть книга. Она называется «Тысяча ночей». Персидская. Её привёз из-за моря воспитатель моей матери. Он был сказочником. Я его никогда не видела, мне мать с отцом про него рассказывали. В ней много картинок.
Покажешь? сразу встрепенулся Баркук.
Конечно. Хоть сегодня отпрашивайся к нам ночевать. Посмотришь.
Что же ты мне не показала, когда я у вас ночевал? присоединился к их разговору Мисаил.
Ты не просил. Ты всё время обсуждал что-то с отцом и всю ночь вы чем-то дымили в его лаборатории. Приятели отца обычно не любят сказок. Зато моя мама была сказочницей.
Дальше я не слышал их болтовню. Нам не терпелось обсудить, что мы узнали.
Что ты можешь сказать после всего услышанного? обратился ко мне Злат, Только ты можешь знать похож ли описанный человек на твоего брата?
Орехи, сказал я, Готов поклясться самой страшной клятвой, что это был не Омар. Он грыз орехи. У брата были слабые зубы. Зубная боль частая спутница любителей сладостей. Поэтому он никогда, ничего не грыз. Даже жёсткого старался не жевать. Если ему в халве попадались плохо размолотые орехи, он всегда сердился и переставал есть.
Вот так известное в одночасье превращается в неизвестное, грустно улыбнулся Илгизар, Только что мы имели египетского купца, как вдруг он исчез, оставив в наших руках туманный призрак. Ещё одного неизвестного. Однако он не был призраком. Он был живым человеком. Жил на постоялом дворе, разговаривал с людьми, ездил со слугой Тагая в лесную обитель.
Зато теперь мы почти наверняка можем сказать почему убили носильщика, который служил этому человеку, напомнил я, Мы ещё тогда догадывались, что убийца испугался его встречи со мной. Теперь понятно почему. Из разговора с ним я мог заподозрить, что исчезнувший человек не был моим братом. Тем не менее, он выдавал себя за него, у него оказались вещи и товары Омара.
Он знал арабский, продолжил Злат, Ведь имам разговаривал с ним на этом языке.
Илгизар наклонился и стал чертить пальцем по скатерти перед собой:
Давайте начнём с начала. В Мохши приезжает человек, назвавшийся египетским торговцем благовониями. Ничего подозрительного в нём никто не заметил. У него была дорожная грамота, выданная Азакским эмиром (Илгизар назвал Тану на здешний манер), товары. Через какое-то время он посещает старого колдуна, чтобы узнать про вещи, положенные в могилу, умершей тридцать лет назад царицы. С ним был ловчий эмира Тагая.
Он немного поколебался и решительно провёл черту от себя к тому месту, где рисовал:
Мы не можем сказать, откуда приехал этот человек. Но груз и грамота Хаджи-Черкеса несомненно прибыли из Азака. После чего решительно ткнул пальцев в середину, А путь оттуда сюда лежит через улус Тагая.
Значит верёвочка тянется туда, сделал вывод доезжачий.
Я увидел, как ноздри его раздулись, как у пса, учуявшего след. В глазах вспыхнул охотничий азарт.
Только куда приведёт эта верёвочка? тусклым голосом продолжал Илгизар. Он даже перестал чертить и выпрямился, сунув руки в рукава халата. У пропавшего был сообщник, который доныне сидит в Мохши и следит за всем происходящим. Зорко следит. Несчастный носильщик не дожил до полудня, едва по базару разошёлся слух, что его вызвали к приехавшему из столицы сыщику. Этот человек сидит здесь не просто такстережёт какую-то тайну. Какую? Помните, один москательщик рассказал, что этот самозванец выспрашивал что-то про мазь императрицы Зои? Потом он выпытывал у колдуна про сосуд и платок. После чего платок оказался в его вещах.
Илгизар выпростал руки из рукавов и наставительно поднял палец:
А потом двое неизвестных в подземелье гадают, куда он дел сосуд.
Похоже у нас действительно остались одни неизвестные, зло пошутил Злат.
Зато у нас теперь есть узел, к которому тянутся все нити, торжественно провозгласил Илгизар, Это таинственный сосуд. Про него спрашивали приезжавшие к лесному колдуну. Про него говорили те двое из подземелья. Но старик уверен, что его не было в гробнице. Знаете, что мне кажется самым непонятным в этой истории? Зачем этот купец или как его там ещё, выспрашивал у москательщика про мазь императрицы Зои.
Только теперь я заметил, что с нами нет Мисаила. Он так и остался болтать о чём-то с Магинур, Симбой и Баркуком. Молчаливому искателю сути вещей, годами торчавшему в своей уединённой лаборатории, оказались милее простые сказки. Или он предпочёл общество прекрасной девушки? Она сказочница, как и её мать. Я посмотрел на Илгизара. Ведь этот поклонник строгой мудрости, верящий во всесилие мысли и таинство вычислений, женился на сказочнице. Может это неспроста? Суровая строгость логических построений, основанных на твёрдых фактах и должна соединяться с безграничной страной вымысла, где нет ничего невозможного? Мне вспомнился один из моих учителей на вопрос, что больше всего отличает человека от животного, неизменно отвечавший: «Воображение».
Я представил себе этот таинственный сосуд, к которому, по утверждению нашего поклонника учения аль-Хорезми тянутся все нити этой истории. Потом вспомнил про дух коварной и жестокой царицы, выпущенный из заточения. Страшный крик ночной птицы в лесу. Отблески пламени на стенах мрачного подземелья. И перстень, которым нужно было запечатать гроб, после того, как туда вернут похищенный платок.
Но едва моё сердце замерло в сладком ужасе, в голове стали появляться иные мысли. Про сосуд колдун не сказал ничего. Он не представлял опасности? Или не был связан с потревоженным духом царицы?
Похоже мне никогда не стать сказочником.
XXXVI. Страна Леведия
В тот вечер Мисаил так и ушёл ночевать к Илгизару. С ним, конечно, увязался обрадованный Баркук, охваченный желанием увидеть заветную книгу сказок с картинками. Признаюсь мне и самому хотелось её посмотреть. Персидские книжники не так строго соблюдают предписание, запрещающее изображать людей и животных. Поэтому их манускрипты часто украшены красочными миниатюрами, подобными россыпи затейливых самоцветов. Можно представить, как роскошно изобразил искусный художник мир волшебных сказаний.
Утром Баркук вернулся один. Сказал, что Мисаил с хозяином чем-то занимаются в лаборатории. Похоже мой спутник уже начал скучать по Каиру. Наверное нам пора собираться в обратный путь. Поручение деда я выполнилжалобу о пропаже брата подал. Кроме того, забрал его имущество и даже смог выгодно продать оставшийся ладан. Утром как раз приезжал Симон, чтобы получить его, вручив мне заёмное письмо с подписью и печатью митрополита Киевского и всея Руси Алексия. Злат заверил меня, что старый Касриэль на обратном пути с радостью обменяет его на звонкую монету.
Он вернулся от эмира, к которому ездил вместе с Симоном. Доезжачий предстал по этому случаю во всём великолепии. Облачившись в красный шёлковый халат, шитый по вороту и подолу мелким жемчугом, с золотым поясом, пожалованным за заслуги самим ханом и дававший его обладателю наивысший почёт, он даже посох не взял, чтобы разговаривать, положив ладонь на рукоять сабли. Несмотря на всю эту грозу и великолепие, Злат не надел на грудь ту самую золотую пайцзу. Видно хотел подчеркнуть, что посещает эмира не по службе, а по дружбе.
По делам к нему ходил Симон. Предъявив грамоту митрополита, он уведомил главу улуса Мохши, что до Москвы долетаю слухи, будто в этих краях имеется христианский монастырь. Никаких прошений для этого в епархии не было, грамот не выдавалось. Следовательно, никакого православного монастыря, находящегося под рукой митрополита, а, следовательно под охраной, пожалованного церкви ханом Джанибеком, да продлится его царствование, ярлыка, не имеется. Заодно он попросил светлейшего эмира проверить, не скрываются ли там люди, которые находятся под судом и в ведении православных архиреев, но бежали с мест, им указанных: монахи, священники и иные слуги.
После чего, озадаченный правитель улуса стал держать совет с Златом, попросив совета у гораздо более умудрённого в таких щекотливых делах, столичного гостя.
Привычный больше к загонной охоте в степи вояка был склонен и здесь поступить также. Нагрянув с отрядом в пещеры, взять под стражу всех обитателей, после чего подвергнуть каждого строгому допросу. Злат посоветовал проявить осторожность: послать к подземным обитателям приказ прибыть к эмиру для переписи. Пригрозив за неявку строгой карой. А в лесу устроить засады. Чтобы переловить тех, кто попытается удрать. План эмиру понравилось. Нужно только было сохранить всё в тайне.
Чтобы не привлекать внимание, решили отправить отряд стражи с сотником на Рязанскую дорогу для осмотра мостов и караулов, а через два дня они, не заезжая в город, потихоньку вернуться в лес и скрытно обложат подступы к пещерам.
Узнав про это Туртас сразу засобирался домой:
За два дня как раз обернусь, не спеша. Прихвачу своих собачек для такого дела. Помогу стражникам ночью тропки караулить.
Старый охотник, одобрительно молвил ему вослед доезжачий, когда Туртас выехал на дорогу, Какую только дичь не переловил на своём веку. Даже тигров в стране великого хана в Ханбалыке. Когда-то был у хана Тохты любимым соколятником. Вот такой же золотой пояс имел: не всякий темник может похвастать.
За обедом, на который остался и Симон, Злат рассказал, что наш слуга слышал в пещерах ясскую речь. Инок сразу оживился:
Из Молдавии. Туда лет пятьдесят назад много ясов из степей ушло. Служили ромеям, потом за Дунай вернулись. Сейчас под рукой у венгерского короля. Здешние лесные ясы свой особый говор имеют, а вот те, что в Молдавии сейчас, они совсем недавно жили недалече от Кавказа. Так что не ошибся ядотянулась сюда рука Людовика Венгерского. Старая история.
Мне вспомнились слова патриаршего посланника про асов, рассеявшихся по окраинам Великой Степи и забывших свою прежнюю славу. Он ещё говорил, что прошлое не умирает и рассеянные народы ещё можно собрать воедино. Я спросил, а при чём здесь Людовик Венгерский? Оказалось, история действительно старая.
Много лет назад венгры тоже жили в этих местах. Ещё до крещения Руси. Их помнят русские летописи, про это говорят венгерские предания и хроники. По сей день сохранилась легенда о блаженной стране Леведии, где некогда жили венгры. Под натиском орд воинственных печенегов они бежали оттуда и после долгих скитаний обрели новую родину, не менее прекрасную. На берегах голубого Дуная. Но память о Леведии не умерла.
Прошли годы. Целые века. В Великой Степи уже давно дули другие ветры, сметая народы и царства. Некогда грозные печенеги сами искали убежища и покровительства у венгерских королей, стала прахом и дымом грозная Хазария, развеялась былая слава империи ромеев. После того, как франки захватили сначала Иерусалим и Антиохию, основав в самых вратах Востока свои королевства, а потом и в самом Константинополе посадили своего императора, венгерские короли тоже обратили свои взоры на восход. В то время закатные страны сплотились под цепкой рукой римских пап и, осенившись крестами, вовсю отхватывали под знамёнами веры куски подлунного мира.
От южных соседей Венгрии не отставали северные. Германские рыцари захватили побережье Янтарного моря, в устье Двины вырос город Рига. А венгерским королям даже не нужно было плыть за море. Земли язычников и схизматиков лежали прямо у их границ. Вот только откусить от этого пирога было нелегко. Властвовавшие в Великой Степи кипчаки не были лёгкой добычей. Правильнее сказать, они вообще были не добычей, а добытчиками, которые сами взирали на прекрасные пастбища Венгрии, как на лакомый кусок. Болгарию они и вовсе прибрали к рукам, основав там своё царство.
Что касается православных схизматиков, то в закатных странах уже давно гуляла поговорка: «Идти на Русь», означавшая безнадёжное предприятие.
Пытались, конечно, венгерские правители привлечь крестоносных рыцарейприглашали к себе на границу Тевтонский орден, но быстро одумались, сообразив, что у кого сила, у того и власть. Суровых иноземных вояк сплавили в Польшу, от греха подальше. И от своих краёв. Хотя, прибыток от них был немалый: отхватили изрядный кус возле Карпат.
Захотелось ещё.
Вскоре умные головы в королевском дворце и додумались, что воины Христовы бывают не только с мечом и копьём. В степь потянулись проповедники.
Среди кипчаков издавна было немало христиан, последователей древних восточных патриархов, осуждённых былыми соборами. Были такие, кто крестился у православных священников на Руси или в Болгарии, но давно потерял своих пастырей. Они не видели большой разницы между католиками, ортодоксами, монофизитами и богомилами, простодушно считая их всех просто христианами и охотно становились прихожанами, появившихся в степи монахов. Тем более, что те окормляли новую паству на совесть. Уже вскоре появилась кипчакская католическая епархия со своим епископом, священники которой уходили всё дальше и дальше в степь.
Тогда и вспомнили снова про заветную страну Леведию, оставленную предками несколько веков назад. Мысль о том, что где-то за кипчакскими землями могут жить единоплеменники заронило в голову венгерских королей дерзкую мечту. Перед их взором встал могучий призрак Великой Венгрии. Огромной державы, раскинувшейся от берегов Дуная и Адриатики, до неведомых Рифейских гор и царства легендарных исседонов, затерянного во временах и легендах. Нужно только найти своих потерянных братьев и сомкнуть родственные объятья.
По занесённым ветрами времени старым караванным тропам снова побрели смиренные иноки. Только стремились они уже не за новой паствой для римского престола. Они искали потерянные колена венгров для венгерского короля.
Сказано: «Кто спрашивает, тому отвечают, кто стучит, тому отворяют, кто ищет, тот находит». Вскоре возвратившийся из неведомых стран брат Юлиан принёс весть: за Великой Степью, в лесах у большой реки живут племена венгров. Они сильны и многочисленны, но нет у них, ни единого правителя, ни общего закона. Как раз то, что надо. Было бы стадо, а закон и пастух всегда найдутся. Нужно только греть железо и ковать его, пока горячо. Посылать к обретённым братьям проповедников, говорящих на родном языке, прокладывать пути, множить сторонников. Искать честолюбивых вождей, согласных в обмен на крещение и признание подданства далёкого венгерского короля, получать помощь в укреплении собственной власти.