Теперь было с чем предстать и перед папским престолом. Поманить мнящего себя наместником Бога на земле понтифика, далёким христианским царством, лежащим за спинами неверных народов.
Так или не так думал венгерский король, получив известия о единоплеменниках живущих за Великой Степью, только мысли это так и остались мечтами. На скрижалях вечности, записанных огненным каламом были начертаны совсем иные судьбы. Вместе с рассказом о венграх у великой реки, путники принесли весть о страшном и многочисленном народе, надвигавшемся на их земли с востока. Это были монголы.
Пройдёт всего несколько лет и под их ударом запылают русские города, кипчакские орды, устремятся в ужасе в Венгрию, умоляя об убежище. А затем на их спинах на берега Дуная ворвутся безжалостные и непобедимые орды, предавая всё огню и мечу. Тогда стало не до Великой Венгрии. Чудом удалось спастись самой Венгрии Дунайской. Потянулись годы.
В Великой Степи теперь правила могущественная и непобедимая Золотая Орда. Под её властным крылом укрылась от вожделеющих взглядов католических правителей и православная Русь. Венгерский король пытался первое время прибрать к рукам, разгромленные татарами русские земли. Однако тогдашний галицкий князь Даниил оказался ему не по зубам. Силён он был и в рати, и на скользких тропинках дипломатических интриг. Пил кумыс с Батыем, от папы получил королевский титул. Посмотреть, так вылитый нынешний князь Ольгерд. И то сказать, враги у них одни и те же. Хотя у Даниила ещё Тевтонского ордена не было.
Время шло. Золотая Орда с Венгрией так и оставались непримиримыми врагами. Под руку короля неизменно уходили враги степных ханов: кипчаки, ясы. Особенно много их переметнулось после Ногаевой смуты. На новом месте они встречали самый лучший приём. Однако дорогу в степь не забыли.
А по караванным тропам всё шли и шли смиренные монахи. Яса Чингизхана защищала их от расправы, ханы разрешали открывать миссии в своих городах и проповедовать в своих улусах. Все они считались подданными папынаместника Бога на земле. Только в далёких от постороннего взора кельях знали, что служат они не только распространению веры Христовой. В портах Сугдейского моря всё больше появлялось выходцев из Каталонии, в лесах за степьюиз Венгрии.
Папа, конечно, понимал откуда ветер дует. А, самое главное куда. Его люди всячески старались посылать в Орду с проповедями больше англичан и немцев. Однако и против того, чтобы католические короли преследовали свои интересы под пологом матери-церкви тоже не возражал. Рука руку моет.
В Орде всё это мало кого беспокоило. Царей занимали заботы царские, что им за дело до нищей монашеской братии? Да и кто здесь слышал о сказочной Леведии или вымечтанной кем-то Великой Венгрии?
С папой римским ханы старались ладить, посланников его встречали неизменно с большой честью и щедро одаривали. Католических проповедников строго стерегла древняя Яса. Стерегла в том числе и от мусульманских имамов и мухтасибов, слишком ревностно уверовавших в принятый ханом титул султаназащитника веры.
Симон был родом из Львова. Венгрия там совсем рядом, а теперь Галиция и Волынь, почитай что совсем под рукой польского и венгерского королей. Поэтому тамошние дела знал хорошо.
За последние десять лет венгры нанесли татарам несколько серьёзных поражений в пограничных сражениях. Хан был занят войной с генуэзцами, потом его владения выкосила чума. Сейчас его вовсе прогнали из-за Днестра. Все понимают, что если Джанибек решить вернуть своё, то Венгрии вряд ли удастся отбиться в одиночку. Помочь некому. Разве что поляки на помощь придут. Кроме того у венгерского короля полно своих врагов, которые только рады будут воспользоваться случаем и поддержать татар. Те же венецианцы сейчас с Венгрией воюют. Им бы союз с Ордой был очень кстати.
Только хан туда вряд ли пойдёт. Что ему за корысть гонять своих беглых улусников по дунайской степи? А города воевать тяжело. Вон даже с Кафой справиться не смогли. Ни славы, ни добычи. Взоры Джанибека сейчас устремлены за Бакинское море, на сказочно богатый Тавриз, куда стекаются товары едва не со всего востока. Там в одном караван-сарае добра больше, чем во всей Молдавии. Тем более его к этому сейчас всеми силами подталкивают новые советники с молодой женой.
В это самое время не всё в порядке у него дома. Дав свободу католическим проповедникам ханы впустили змею в свой дом.
Как говорят мыши: «Страшнее кошки зверя нет», рассмеялся Злат, Для вашего брата церковника оно, конечно, плохо, только для хана что за беда?
К тому и веду. Думаешь зря сюда приезжал францисканский епископ из Сарая, которого всего пару лет, как поставили? Орда велика, а он именно сюда первым делом поспешил. Где и христиан-то нет? Зато есть венгры. Есть ясы. Дальше в лесах у Итиля и за рекой их тоже полно. Страна Леведия. Значит в чьих-то головах снова ожила Великая Венгрия.
Все они сидят по лесам, каждый в своей деревне. Про венгерского короля слыхом не слыхивали.
Симон кивнул:
Верно. А вот если завтра в Мохши сядет эмир с венгерскими и ясскими отрядами? Джанибек с самого начала царствования к мусульманам голову клонит. У них деньги, у них сила. Нас, православных прижал, церковные пожитки мздой обложил. С франками, вон, поссорился, повоевался. А держится он на чём? Где его сила? В степи. Войско всё там. И многие эмиры недовольны. Те что в Крыму и возле Танытем что торговли не стало. Те что у западных граництем что их бросили один на один с венгерскими улусниками. Когда Узбек заставлял эмиров мусульманскую веру принимать, многие тогда были недовольны. Кто смирился, кто затаился, кого лишили улусов. Кто ушёл в иные земли.
Не пойму к чему ты клонишь.
Мы там у себя в Галиции больше знаем про это, чем вы у себя в Сарае да Гюлистане. Посланцы королевские ведь ищут не только соплеменников и желающих принять католическую веру. Они ищут недовольных ханом. А таких сейчас немало. Ищут прежде всего среди поборников старых степных порядков, древней Ясы. Обещают помощь. Деньги, войско. Говорят, что у них общий врагмусульмане. Враг моего врагамой друг. Взамен даже не требуют много. Мусульман прижать немного. Хотя все прекрасно понимают какие возможности у Золотой Орды. Митрополит ярлык у них получает. Из Сарая можно и самого патриарха Константинопольского в бараний рог скрутить.
Монах помолчал и жестко подвёл итог:
Недовольных полно, помощь им готова. Нужен только князь из Чингизова рода, чтобы можно было на Золотой Престол усадить. И такой уже есть. Это Кульпа. Из тех, кого ещё при Узбеке за сопротивление мусульманству на окраину отжали. Стоит за старые порядки. Но и новыми друзьями не пренебрегает. Одного сына окрестил у болгарского патриарха, другого у венгерского епископа. Который ясами ведает.
Повисло долгое молчание.
Ясами говоришь? задумчиво сказал Злат.
Ясами. Которых сейчас занесло, неведомо зачем, в край древней Леведии.
Снисходительная ухмылка на губах ханского доезжачего ясно свидетельствовала о том, что он на своём веку выслушал немало подобных историй.
Может откуда-нибудь из Львова всё это и выглядит серьёзно. Только в Сарае, что о Галиции, что о Молдавии вспоминают раз в два месяца. А про то, что где-то там есть славный город Львов и вовсе мало кто слышал. Потому и пляшут мыши, что коту до них дела нет. Всё верно. И недовольных полно, и за старые обычаи в степи многие могут встать. Только куда там какому-то Кульпе? Кто его близко подпустит к Золотому Престолу? Вокруг него стоят старые монгольские рода: кунграты, кийяты. Полно родов поплоше, но тоже сильных. Они не только здесь в правом крыле кочуют, их полно и за Итилём, в Хорезме. Там они крепко связаны с мусульманскими купцами, духовенством. Орда не Венгрия, которую из конца в конец можно в три дня проскакать. Вот этого и не понимают те, кто такие планы строит. Если кто и точит зуб на Джанибека и новые порядки, то он найдёт себе союзников посильнее и поближе. Из окружения ханских сыновей.
Когда Симон, с навьюченной ладаном лошадью, вышел за ворота, Злат задумчиво промолвил:
Сказано: «Ничто не ново под небесами. Всё уже было во времена прошедшие», Как будто на полвека назад перенёсся. Я ведь из поповских детей, отец мой был священником. В Укеке родился и вырос. Там тогда спокойнее было, во время Ногаевой смуты. Хан Тохта тоже там отсиживалсяк переправе поближе. Все эти разговоры, про митрополичьи дела хорошо помню. У нас дома их часто вели. Тогда как раз Максим из Киева во Владимир бежал от Ногаевых насилий. Так там и помер. А на его место Петра поставили. С Волыни. Я его знал. Уже потом в Сарае часто видел, когда он к хану приезжал. Точно так же тогда митрополия русская делилась. Галицкие князья, как сейчас Литва, хотели митрополитов под свою руку взять. Когда не вышло, своего посадили. И Петра ведь тогда поставили им в угоду. Волынец. Очень это не по нраву здешнему великому князю пришлось. Сейчас опять то же самое. Только вместо галицкого князя литовский. Уходит ветер, и возвращается ветер.
XXXVII. Тайна заброшенного колодца
Мне пришло в голову посмотреть, когда Омар сделал последнюю запись в книге, куда он записывал расходы. Теперь, когда я узнал, что он исчез по дороге, это могло подсказать, где это произошло. Я с особым пристрастием изучил все записи. Сомнений не былоэто рука Омара. Две последние записи были сделаны в городе Бельджамене. Брат продал приличное количество ладана и на эти деньги купил мускус. Он исправно отметил время и место сделки.
Уже закрыв книгу, я почувствовал, будто меня что-то беспокоит. Что-то в этих записях было не так. Ну, конечно! Между этими сделками была разница в два дня! Сначала Омар продал ладан, а потом купил мускус. Но, ведь он держал путь в Мохши. Значит сделал остановку в Бельджамене и пробыл там некоторое время.
Ещё, когда мы догадались, что Омар исчез по дороге сюда, Злат заметил, что сделать это было очень непросто. Исчезновение путника с корабля, сразу же заметит кормчий и немедленно сообщит об этом побережнику на первой же пристани, а тот передаст весть начальнику ближайшего караула. Точно так же бывает, когда кто отстанет по дороге от каравана. Если брат некоторое время пробыл в Бельджамене, то незаметно пропасть он мог, только покинув постоялый двор. А к отправлению каравана, вместо него прибыл уже другой человек.
Я немедленно бросился к Злату, чтобы сообщить ему эту новость.
Он беседовал во дворе с двумя только прибывшими путниками. Их запылённые плащи, свидетельствовали, что они проделали долгий путь. Один был высокий, стройный человек, возраст которого я не взялся бы определить. Коротко постриженная бородка его была совершенно седой, но на лице не было морщин. Только несколько глубоких складок придавали ему странное выражение, которое можно было принять за надменность, если бы не мягкая доброжелательность сквозившая во всём его облике. Такой же была и его осанка: прямая спина, расправленные плечи, уверенные, несуетливые движения. Больше всего меня поразили его слова, обращённые к Злату:
В мои восемьдесят лет было нелегко проделать такой путь
Восемьдесят! Я бы поклялся, что этот человек не старше пятидесяти! А он, оказывается, глубокий старец.
Второй был ничем не примечателен. Его возраст читался во всём облике. Старый, уставший и согбенный годами человек. Хотя ещё крепкий. Одеты они были, не по здешнему. Высокий был в длинной тунике на франкский манер, второйв одеянии католического монаха. Мне пришлось снова удивляться, когда я узнал, что гости прибыли из Гюлистана.
Оказалось они оба садовники. Высокого звали Хайме, низкогобрат Иоганн.
Что-то от тебя долго не было вестей, попенял высокий, обращаясь к Злату, Вот я и решил выбраться в эти края. Заодно Илгизара с Магинур повидать, напоследок. Я ведь, когда-то обещал её матери, что, пока я жив, с ней ничего не случится. Оказалось, не говорить пустых слов не во власти человека.
Твоей вины в том нет, возразил Злат, Чумакара Господня. Люди против неё бессильны. Сейчас я пошлю за ними.
Не нужно, я сам пойду. Привёз Магинур целый мешок её любимого розмарина из Гюлистанских садов. Здесь его не найти.
Видно было, что этот человек редко переменяет свои намерения. Он тут же отвязал от конских вьюков мешок и решительно двинулся со двора. Доезжачий поспешил за ним. Я остался с братом Иоганном, который разгрузив нехитрую поклажу и, отдав лошадей конюху, столь же неукротимо, как его товарищ, устремился на задний двор, где попросил отворить ему безнадёжно заросшую бурьяном калитку в ограде. Любопытство погнало меня вслед за ним.
Мы разговорились. Оказалось позади ограды, окружавшей дворец, в котором мы остановились, был сад. Давно запущенный, заросший и заброшенный он уже ничем не напоминал дело рук человеческих. Заросли и заросли. Да и располагался как-то странно. Не вокруг дворца, чтобы услаждать взоры и служить местом приятных прогулок, а позади, отделённый глухой стеной. Теперь он весь зарос непроходимым кустарником, на который бросали густую тень тесно стоящие деревья. Было тихо и сумрачно, как в лесу. Мой, наученный опытом глаз, сразу заметил, неслыханное изобилие в этом зачарованном царстве той самой жгучей травы, с которой я познакомился некогда возле зимницы.
Брат Иоганн только печально развёл руками:
Лучше сюда не соваться. Нужна рубаха поплотнее из конопли, и рукавицы.
Мы проболтали с ним до самого ужина, когда вернулся его спутник, со Златом и Баркуком. Мисаил с Илгизаром так и остались в своей лаборатории.
Мальчишка, от которого не могло утаиться ничего представляющего хоть какой интерес, немедленно доложил мне, что они торчали там весь вчерашний день, да и ночи изрядно прихватили. Оказывается Мисаил решил изготовить то самое зелье, которым пользовалась Баялунь. По рецепту, полученному от лесного колдуна. Только Мисаил решил подойти к этому со всей силой своих алхимических познаний. Выделить основные субстанции, получив, э-э-э, Баркук запнулся, но потом, не моргнув глазом, выговорил: «Квинтэссенцию». Илгизар тоже с ним. Похож на старого развратника в женской бане. Глаза горят!
Мой любознательный рассказчик, конечно же успел сунуть нос и в саму лабораторию. Даже ухитрился обжечься. Ничего интересного. Она у Илгизара во дворе, в небольшом амбаре. Там печь у него маленькая, горелки, склянок-банок полно. И чем-то здорово воняет. Илгизар и половину той травы, что тот высокий принёс, который с псарём пришёл, сразу туда отнёс. Мисаил сказал, что будет здорово её тоже добавить. Хотя, вообще-то это любимый запах Магинур. Эту траву специально для неё привезли из самого Гюлистана.
К этому времени я уже сам многое знал о наших гостях от словоохотливого брата Иоганна.
Хайме в молодости был рыцарем. Отправившись освобождать Гроб Господень он вступил в славный некогда орден тамплиеров, потом попал в плен в Египет, был выкуплен великодушны послом Золотой Орды и отпущен на свободу. Тем временем его орден впал в немилость. Тамплиеров обвинили в ереси и всевозможных преступлениях, подвергли пыткам, после чего многих казнили. На своё счастье Хайме был тогда далеко от тех мест. Вот он и решил уехать в Золотую Орду, где жил его избавитель. Здесь поселился в миссии монахов, так как, вступая в тамплиеры, дал некогда обет безбрачия, посвятив остаток дней взращиванию земных садов, которые, как известно, являются в этой грешной юдоли воплощением Сада небесного.
Неведомо какими путями там его нашла лет десять назад могущественная ханша Тайдула. Она как раз задумала завести загородный дворец с садами, вроде того, что, по рассказам, был у великого хана в Ханбалыке. Только в это время как раз началась война с франками и искать садовников в тех краях стало не с руки. А те, которые из Персии и Хорезма, плохо приспосабливались к здешнему климату. Вот и позвала царица Хайме и брата Иоганна. Почитай жизнь спасла. Через год всю их миссию выкосила чума. До единого человека.
Здесь в Мохши брат Иоганн, бывший тогда совсем молодым человеком, много лет назад взращивал тот самый сад, что представляет ныне столь удручающее зрелище. Отданный в раннем детстве в монастырь он вырос, помогая садовнику, у которого многому научился. Когда его определили в число проповедников, призванных нести слово Божие к диким язычникам в царстве татар, брат Иоганн был послан в Мохши. Причиной такой перемены в судьбе стал венгерский язык, которым владел молодой монах. Знай он только немецкий или чешский, может и доныне блаженствовал под небом своей родины.
Когда выяснилась полная непригодность незадачливого проповедника к этому делу, его определили в помощь более опытному человеку, подвизавшемуся у самого порога ордынской власти. Возле могущественной царицы Баялуни. Тогда и пригодилось его искусство садовника.
Сад этот растили не для того, чтобы отдыхать или любоваться красотой. Любившая выгоду во всём царица, завела его для взращивания плодов к своему столу. Яблок, малины, смородины. Но больше всего она любила ягоду, которую по латыни именуют бородатой, а русские зовут берсенем. А чаще просто крыжовником, потому что рисунок на ней напоминает крест. За саженцами посылали людей в Болгарию. Ягоды заливали мёдом, пересыпали драгоценным сахаром, складывали в глубокие ледяные подвалы, набитые снегом с зимы. Ещё один премудрый грек растил здесь вишни.