Оба клинья подбиваем.
В этом-то я не сомневаюсь,Смирнов слегка успокоился.А она кого из вас выбрала?
Она ко мне неровно дышит. Вот Робка и взвился.
Подрались хотя бы?азартно поинтересовался Смирнов.
Это он-то? Со мной-то?искренне удивился Арефьев.Да я его одной правой
Раз вы в себе такую силу чувствуете, тогда уж одной левой.
Ялевша,признался Арефьев.
Много говоришь, Арефьев, а толку от твоих разговоров никакого,укорил Поземкин.Давай про Ратничкина рассказывай.
Смирнов вновь вернулся к костру, на этот раз осторожнее. Постоял до тех пор, пока не зарделось, не заполыхало, как будто сам покраснел от неловкости, лицо, потом повернулся, на минуту закрыл глаза, отвыкая от немыслимой яркости, открыл их, наконец, спросил:
Гриша, ты мне «газон» на полчасика одолжишь?
Одолжить-то одолжу. А зачем?
Ты тут постоянно руководить должен, вот и руководи. А мы с Арефьевым к тракторному парку смотаемся, посмотрим, как дело было. Дорога-то до этого вашего парка приличная?
Вполне,откликнулся Арефьев.
Ключи,напомнил Смирнов Поземкину, и тот передал ему ключи от «газона». Уж на ходу Смирнов приказал Арефьеву:Пошли со мной.
Может, и я с вами?попросился Поземкин.
Не отвлекайся, Гриша,посоветовал Смирнов и влез в «газон».
Куда?спросил Смирнов у сидящего рядом Арефьева.
Прямо пока. Когда поворачиватьскажу.
Смирнов старался противу своей лихаческой натуры не гнать, но дорога была действительно неплоха. Имело смысл продолжать разговор:
В ВОХРе-то давно?
Да уж девятый год.
Это когда тебя из ВВ уволили в запас?
Именно.
Здесь служил?
Поблизости.
В каком чине и с какой должности демобилизовался?
Старший лейтенант, зам. командира роты по строевой.
И без колебаний, сразу жерядовой боец ВОХРа?
А ваше какое дело?вдруг ощетинился Арефьев.
Молчать!командирским горлом рявкнул Смирнов.Забыл с кем разговариваешь?!
Арефьев испуганно глянул влево. Приборная доска освещала блестящий козырек фуражки, твердый и непростой глаз, смотревший вперед, переливающийся погон с двумя просветами и двумя звездами. Выдавил из себя, чтобы не сразу показать лапки, которые уже кверху:
А что я такого сказал?
Даже не понял, что сказал,тихо, как будто не орал только что, заметил Смирнов.Ты не сказал, ты нахамил.
Извините тогда!
В свете фар возник бесконечный забор из жердей, за которым на фоне менее темного неба плоскими силуэтами стояли трактора, комбайны, подъемники, грузовые автомобили.
Направо,подсказал Арефьев.
Это куда же?
К мостику, на котором я его увидел.
Жабко?наивно поинтересовался Смирнов.
Да Ратничкина же!
А мне пока туда не надо. Покажи, где вы с Робертом выпивали.
Туда на машине не подъехать.
Ты показывай, показывай, а я попытаюсь.
«Газон» осторожно полз по краю весьма крутого оврага. Дополз, потому что Арефьев твердо заявил:
Дальше нельзя. Свалимся.
Смирнов поставил скособочившийся «газон» на ручняк, прихватил ключи, вылез на волю и осмотрелся, видя только небо и пирамидальные контуры еловых вершин. Спросил у невидимого Арефьева:
Далеко до вашего лежбища?
Метров двадцать. Пошли,Арефьев зацепил Смирнова за предплечье и повел в темь. Арефьевская ручища была здорова, ох, здорова!Здесь, товарищ подполковник.
Подполковник, хоть и прикидывался столичным начальником не от мира сего, мощный батарейный фонарь прихватил из «газона». Белый эллипс ослепительно возник на земле и беспорядочно заметался в поисках неизвестно чего.
Так где же?раздраженно спросил еще раз Смирнов.
Так вот же!обрадовался Арефьев, увидя в электрическом овале развернутую газету и еле заметные в траве папиросные окурки.
Где же тара?
Жабко бутылки и стаканы с собой унес. В сумке.
Смирнов присел на корточки и в свете фонаря начал подробное изучение остатков былой роскоши: щупал газету, рассматривал окурки, катал в пальцах непонятные бумажки, комочки и кусочки. Вздохнул, поднялся в рост, выключил фонарь, спросил в кромешной черноте:
Ты какие папиросы куришь?
Я вообще не курю. Это Жабко одну за другой, изо рта не вынимая.
Жаль, что не куришь. Стрельнуть хотел. А закусывали чем?
Плавлеными сырками. И у Жабко кусок колбасы был.
Ну, что ж. Все понятно. Пошли к месту, с которого ты Ратничкина увидел.
Темнота же!
Не боись. Мы сейчас фары включим.
Осторожно шагая, добрались до «газона», и Смирнов включил фары на нижний свет. В световой дорожке объявились кусты и высокая жухлая трава.
Вон здесь!обрадовался Арефьев и кинулся к кустам метрах в пятнадцати.
Смирнов на малой скорости довел «газон» до Арефьева и кустов, спросил:
А где мостик?
Плоский в свете фар Арефьев указал направление рукой:
Вон в той стороне.
Смирнов развернул «газон», как надо, и перевел фары на дальний свет. Метрах в двадцати пятитридцати проклюнулся мостик через овраг. Истинно российский мостик, на соплях: разномерные доски, нелепые подпорки, в нескольких местах сломанные перильца с одной стороны
Ты, Арефьев, догнать его мог бы, а?
Догонишь тут! Он уже на той стороне был, а там сразу чащоба
А может, просто испугался?
Ямастер спорта по самбо,обиделся Арефьев, для убедительности презрительно фыркнул, сунул руки в карманы и сплюнул.
В чем одет был, не запомнил?
Ну, низ-то весь тюремный, это точно: бахилы, портки форменные, а сверху, правда, пиджачок. В полоску такой, деревенский.
Во сколько это было?
Пришел я к Жабко где-то без пятнадцати семь, в восемнадцать сорок пять то есть
А что ты друга своего все Жабко, да Жабко?
Так поссорились же!
Ладно. Давай дальше время.
Выпивать начали в семь, наверное. За полчаса все прикончили. Потом ругались долго. Скорее всего в восемь, может, без пятнадцати я его и увидел.
Все ясно, Арефьев. Садись в машину,предложил Смирнов и открыл правую дверцу. Арефьев сел и поинтересовался деликатно:
А что ясно?
Что тымолодец,шутя или на шутяне понять, отметил Смирнов и глянул на свои часы.Ого! Скоро двенадцать! Я сейчас в гостиницу отдыхать, а ты потом «газон» Поземкину отгонишь. Водить умеешь?
* * *
В каре цивилизованных домов горели добротные фонари, освещая ухоженную культурную поросль и одноразмерные посаженные садовником липы.
Там где чисто и светло,машинально, проводив взглядом красные задние огни «газона», пробормотал Смирнов, ни к селу, ни к городу вспомнив Хемингуэя.
Нет, не напрасно. Тут же началось действо из «Фиесты»: подкатили три черных лимузина и микроавтобус с шумными пассажирами. Кавалькада остановилась у начальнического дома, и из лимузинов вышли четверо вовсе нешумных клиентов, которые, взойдя на крыльцо, поднятыми ладонями поприветствовали оставшихся. Дождавшись, когда четверка исчезла за дверями, кавалькада сделала полукруг и остановилась у гостиничного входа. Вышло так, что Смирнов как бы встречал некую ответственную делегацию. Он и встретилдостал бумажку из кармана, развернул ее и начал читать на суржике:
Дорогие товарищи, господа! Рад приветствовать вас в связи с прибытием на родную землю
Сильно поддатые товарищи и господа вывалились из автомобилей. Те, кому положено: постояльцы Казарян, Фурсов, Торопов. И те, кому вовсе не положено: разошедшиеся вовсю, подпрыгивающие, перебегающие, машущие руками и беспрерывно щебечущие и кричащие разноцветные девицы. Подсобравшись, Казарян, вдохнув как можно больше воздуха, расправил грудь и строевым шагом направился к Смирнову. Не дойдя положенного, четко отрапортовал:
Товарищ председатель государственной комиссии! Международный экипаж доставлен на родную землю в целости и сохранности.
Нет, не весь экипаж был доставлен в целости и сохранности. Среди девиц стоял с остановившейся счастливой слюнявой улыбкой на лице, с глазами, которые никуда не смотрели, как бы задремавший Олег Торопов.
Они его развязали, эти суки!понял Смирнов.
Да что ты, Саня, беспокоишься?пьяненькому Казаряну все казалось безмерно простым:Завтра Олежек, отоспавшись, будет в полном порядке!
Это ты будешь в полном порядке бесноваться, что его никак нельзя снимать. Как же ты не усмотрел, кинорежиссер сратый?
Подскакала блондинка, видно, была за главную, двумя руками уцепилась за смирновский рукав, слегка повисела на нем и кокетливо-пьяно спросила:
Это вы нас суками обозвали?
Сук, моя несравненная Мерилин, и без вас хватает!отбрехнулся Смирнов.
Правда, я на нее похожа?страшно обрадовалась блондинка.У меня снимок есть из иностранного журнала. Свою фотографию рядом положуодин к одному. А зовут меня Вероника. А васАлександр Иванович.
Ты зачем Олега напоила, Вероника хренова?
Он все отказывался петь и отказывался. А как выпил, так запел, так запел! Он и сейчас нам споет! Олежек, петь будешь?Олег утвердительно покивал пьяной головой. Вероника быстро спросила:Ты в каком номере живешь, Олег?
Разорвав склеенные тяжелой слюной губы, Олег ответил с одним перерывом:
В двести пятом.
Симка!скомандовала Вероника.В двести пятый за гитарой. Живо!
Шустрая Симка рванула в гостиницу. Рядом со Смирновым и Казаряном очутился Фурсов, истинно русское лицо которого не давало возможности скрыть восторг, ликование и внутреннее удовлетворение, охватившее обладателя этого лица.
Все!констатировал гуманный, как всякий писатель, Владислав.Конец первой серии о супермене. Серия втораяподзаборник!
Казарян, слегка встряхнувшись, сразу же ощутил неотвратимо надвигавшуюся опасность. Он кулаком ударил, небольно, себя по лбу и взвыл:
Ну, если он съемку сорвет! Ну, если он съемку сорвет!
Сорвет, и что тогда будет?поинтересовался Смирнов.
Ничего не будет,упавшим голосом признался Роман.Ничего.
Понимай, как хочешь. Смирнов принялся смотреть на молодых. Комсомольский вожак что-то прокричал обещающее честной компании из окна головной машины, и кавалькада двинулась в царство Франца, мужа Матильды. Визжа, как поросенок при кастрации, скатилась со ступеней шустрая Симка с гитарой в руках. Тотчас завизжали все девицы. От визга Вий-Торопов поднял веки, увидел гитару и обрадовался, как дитя:
Гляди ты, моя гитара! И что ж мне с ней делать?
Насри в нее, упившийся менестрель,посоветовал Фурсов.
А-а-а, писатель!почти приветливо узнал его Торопов.Я было подумал, что тебя партия с собой прихватила. Ты же здесь. Почему?
Тобой любуюсь,признался Фурсов.Ни с чем не сравнимое удовольствие.
Девицы не столько разумом, сколько чувством, что все может случиться не так, как им хочется, ощутили надвигающийся скандал и мигом растащили в разные стороны двух мастеров слова.
В закусочную!зычно приказала блондинка-командир.Там сегодня, слава Богу, Матильды нет. Любка дежурит, душа-человек. Олег, запевай!
Олег действительно пошел и действительно запел не свою, правда. Но строевую:
Там, где пехота не пройдет,
Где бронепоезд не промчится,
Железный танк не проползет,
Там пролетит стальная птица.
Пропеллер громче песню пой,
Неся распластанные крылья.
В последний час, в последний бой
Летит стальная эскадрилья!
Невольно подбирая под ритм песни шаг, стальная эскадрилья стальных и хищных провинциальных птиц выстроилась за Олегом и стройно двинулась в закусочную. Тихо-тихо заныло сердце, сладостно заныло. Девятнадцать лет ему, сорок второй год, плац училища, пыль из-под ритмично топочущей кирзы и
Там, где пехота не пройдет, где бронепоезд не промчитсясамостоятельно и себе под нос спел Смирнов.
Пойду и я в закусочную схожу,решил Фурсов.
Справь себе удовольствие,понял его Казарян. Фурсов и пошел. Кутаясь в халатик, на крыльце гостиницы появилась Жанна. Спросила, хотя и знала:
Развязали Лелика паскуды эти?
А ты-то где была?злобно спросил Смирнов.
Так меня же в списке приглашенных не было!
По нахалке поехала бы!
Менты тоже любят после драки кулаками помахать?недобро спросила Жанна и опять об Олеге:Теперь, до тех пор пока не рухнет, от стакана не оторвется. Из наших с ними кто-нибудь пошел?
Писатель,сказал Казарян.
Из наших!презрительно заметила Жанна.Он Олегу через жопу водку клизмой готов загонять, чтобы тот был полное говно, а он, писатель,герой и молодец.
Что делать, Жанна?решил посоветоваться Казарян.
С Олегом неделю, по крайней мере, ничего. График съемок переделывайте, Роман Суренович. Зато ваш оператор наверняка завяжет для контраста. Маленькая, но польза,ночной холодок достал под халатом голое тело, она зябко передернула плечами.Съемку на завтра отмените?
Нет,упрямо решил Казарян.Пейзажи поснимаем, Наташины проходы и проскоки с дублершей. На завтра легких концов предостаточно.
Пойду спать,с неудовольствием сообщила Жанна и удалилась.
И я,солидаризировался с ней Казарян.Если засну. Когда же мы с тобой поговорим, Саня?
В Москве скорее всего,понял Смирнов.Пошли, я тоже, видно, умаялся.
Из холодильника вытащил последнюю крайкомовскую, свинтил ей головку, принес из ванной гладкий двухсотпятидесятиграммовый стакан, налил его до краевпервый за эти сутки, из вощеного пакета двумя пальцамиостаточным запахом брезговалвытянул кусочек барской рыбки и без раздумий и колебаний с первого захода выпил все двести пятьдесят.
Сполоснулся под горячим душком не чистоты ради, а чтобы быстрей в комплексе с дозой сморило, поставил свои звенящие наручные часы на шесть часов и улегся в ожидании сна. Но сон не подпускала одна мысль: сегодня ночью обязательно убьют кого-то, если уже не убили.
13
Ранним-ранним утром его обнаружила домохозяйка. Тезка великого пролетарского поэта прокурор Нахтинского района лежал в густой и высокой траве у самого забора. Он лежал в луже уже коричневой крови проткнутый метровым железным штырем. На шее был повязан алый пионерский галстук.
Дасказал Поземкин.
Даподтвердил следователь.
Фотограф суетился, щелкал, медэксперт ждал своей очереди, любопытные, слава Богу, были за забором. Труп любопытным не был видензагораживали забор и работники правоохранительных органов, и поэтому они негромко обсуждали происшедшее. Стоял раздражавший милиционеров гул: обсуждали хотя и негромко, но, несмотря на ранний час, обсуждавших было до полусотни.
Как вы думаете, когда это могло произойти, Эдита Робертовна?спросил следователь у хозяйки. Сухая, прямая, с острым и недоброжелательным лицом Эдита Робертовна подумала и ответила твердо:
Не знаю.
Когда вы его видели в последний раз?
Вчера. Ровно без пяти минут семь вечера.
Откуда такая точность?
В семь часов по телевизору показывали кинофильм «Разные судьбы». У меня телевизора нет, и я пошла смотреть кино к Стефании Владиславовне. Соседке,Эдита Робертовна широким жестом указала на дом, отстоявший от ее собственного метров на пятьдесятшестьдесят.
Когда вы вернулись домой?
После кино мы пили кофе, разговаривалирассказывая, размышляла о времени Эдита Робертовна.Я думаю, что где-нибудь в половине одиннадцатого.
Владимира Владимировича уже не было дома?
Не знаю. Дверь в его комнату была закрыта
На ключ?перебил Поземкин.
Эдита Робертовна с непонятным удивлением посмотрела на капитана и ответила презрительно:
Откуда я знаю?
Вы за ручку не подергали?продолжал донимать ее Поземкин.
Я никогда без разрешения не дергаю ручек чужих дверей.
Понимая бесперспективность поземкинского метода, следователь спросил о другом:
Когда вы подходили к дому, свет в его комнате горел?
Нет.
Это не обеспокоило вас? Вы не подумали, что он куда-нибудь ушел?
Нет. Владимир Владимирович нередко ложится спать очень рано.
Ложился,поправил следователь.
Ложился,согласилась она.
Смирнов стоял у забора со стороны улицы и, положив подбородок на заборную жердь, слушал. Усмехнулся вдруг невесело: вспомнил, как почти на этом самом месте стираным комбинезоном висел пьяный, как зюзя, известный советский оператор Анатолий Никитский.
Блудливый милицейский глаз зацепил-таки Смирнова в толпе.