Петро сказал: пол-литра с четвертинкой. Я так и купил.
Где водку покупал?
У нас одно место, где ее продают. Первый магазин.
В нем, Роберт,назидательно заметил Смирнов,уже месяц как четвертинок нет. Не завозят.
А я с одним ханыгой разлил пол-литра на двоих.
У тебя что, с собой пустая четвертинка была?
Продавец дал.
Ладно, проверим. Но ведь четвертинку-то открытую закупорить чем-то надо.
Я бумажку туго скрутил и как пробкой
А откуда на месте вашей пьянки две жестяных бескозырки оказались?
Не знаю,испуганно сказал Жабко.
Закусь в магазине покупал?
Какая там закусь? Одни сырки «Новость».
Сырками и закусывали?
А чем же еще?
Значит, больше ничем не закусывали?
Да нечем же было!
Ну, уговорили вы семьсот пятьдесят на двоих и что? Жабко опять посмотрел на Матильду. Виновато.
Потом поссорились.
Из-за чего?
Он о женщинах стал нехорошо говорить. Я встал и ушел.
Куда?
Да к себе в мастерскую.
Оттуда что-нибудь слышал?
Жабко сжал челюсти, от напряжения до невозможности уменьшил ротдумал, думал, думал. Или версию вспоминал?
Петро вроде крикнул,решился наконец.
Вроде или крикнул?
Крикнул.
Что?
Вроде: «Стой, Ратничкин!»
Вроде или «Стой, Ратничкин!»?
Стой, Ратничкин,упавшим голосом повторил Жабко.
Все с тобой ясно, Роберт,решил Смирнов и встал из-за стола. Глянув на него снизу, Жабко в панике поинтересовался:
А что со мной ясно?
Я же сказалвсе,Смирнов демонстративно потянулся и зевнул.
Иди домой, Роберт,посоветовала Матильда.
А что ясно, а что ясно?уже на ходу, как бы рассуждая сам с собой, бормотал Жабко, покорно идя к выходу. Ушел.
Хорошо, когда у тебя никого нет!оглядывая пустой зал, выразил удовлетворение Смирнов.
Вы их нарочно дразните и пугаете, да?спросила вдруг Матильда.
Смирнов подошел к стройке, серьезно посмотрел на нее и убежденно сказал:
Тыумная, Тилли.
Она не услышала комплимент, она предвидела будущее:
Они захотят вас убить.
Вот тут-то я их и накрою, Тилли!
Они жестокие и хитрые!
На кое-что хитрое есть кое-что с винтом!весело откликнулся Смирнов.
Ничего не поняла!честно призналась Матильда.
Похабная поговорка это!признался Смирнов.Только похабные слова заменены.
Вот только когда прорезалась чистопородная немка. Матильда непримиримо раздула ноздри и сказала возмущенно-короткое:
Фуй!не понимая, дурочка, что немецкий звук неприятия в данном случае воспринимался собеседником несколько по-иному. Смирнов захохотал. Матильда обиделась и сообщила холодно:В подсобке вас Валерий Евсеевич ждет.
Так что же ты молчала?азартно закричал Смирнов.
Вы Жабко пытали,невинно объяснила чертовка-немка. Пойди поймивыпытывал он что-то у Жабко или просто пытал. Она торжествующе смотрела на него. Но Смирнов-то знал, как с ней бороться и побеждать: открыв крышку стойки и проходя в подсобку мимо Матильды, он молниеносно поцеловал ее в щеку.
* * *
И столик, накрытый большой салфеткой, в подсобке был, и два выкрашенных белой эмалевой краской табурета, и пол подметен, и мешки с коробками разложены в полном порядке, и не воняло ничем.
Не здороваясь, Валерий Евсеевич Межаков, когда-то, в блатном миру, Коммерция, видимо, после длительных размышлений задал риторический вопрос:
Вот заезжаю я сюда, Александр, когда дежурит, к примеру, Любка, и перед глазами полный бардак. Все разбросано, все рассыпано, дым валит, потому что котлеты горят, вонищатопор вешай. Заезжаю я, когда Матильда дежурит, не как сейчас, не по вызову, неожиданно заезжаю: чистота, порядок, полная санитария и гигиена. Неужто русского человека к чистоте и порядку нельзя приучить?
Ну, а у тебя, в твоей столовой, как дела в подсобке обстоят?
Теперь порядок, как в операционной. Перед Матильдой стыдно.
Вот и выходит, что русского человека к порядку и чистоте приучить очень даже можно. Если постараться, конечно. И даже к честности. Вот тебя, Коммерция, приучили к честности?
Приучили,обреченно согласился Валерий Евсеевич.Ты из меня сейчас жилы тянуть будешь, Александр?
По необходимости. Самую малость.
Тогда поскорей. Чтобы до темноты до дому добраться.
Коммерция, как на духу, как перед Богом, как на очной ставкеоткровенно и с достоинством: ты действительно завязал?
Век свободы не видать. В лагере еще по полному закону.
Значит, просто так к тебе не ходят,слегка огорчился Смирнов.Ну, а в леспромхозе из моих клиентов-законников никого нет?
Есть, Александр, есть. Да и ты его должен знать. Правда, он сейчас при отсутствии блатарей под ссученного косит, на лесоповале вкалывает, деньги на дорогу и московское первое обустройство зарабатывает. Не хочет с ходу нырять по пути.
Ты мне кликуху давай, психолог!
Ящик.
Витенька!умилился Смирнов.Клиент с младых его ногтей! Что-то давно о нем ничего не слыхал.
Он, Александр, старался в Москве не работать. Да и жанр поменял: сначала в маршрутники подался, а потом на гостиничные гастроли вышел.
И больше блатных, кроме Каина на пристани, в леспромхозе никого?
Никого, Александр. Шелупонь: тунеядцы, проститутки, административно высланные.
Сегодня, как стемнеет, я должен повидать Витеньку, Евсеевич.
Ну, а я-то здесь причем?
Припусти, припусти хвостик, Коммерция, и не забывай, с кем разговариваешь. Ты на чем сюда приехал?
На грузовом «Москвиче»пикапе. Водку привез.
Транспорт, следовательно, у тебя имеется. Сейчас у нас который час?
Без четверти четыре,глянув на часы, доложил Межаков.
Будем считать, что пятнадцать сорок пять,уточнил Смирнов.Так вот, к нолю часов и нолю минут ты на своем пикапчике доставишь Витю Ященкова по кличке Ящик к перекрестку вашей дороги и трассы. Если меня еще не будет, пусть там в кустиках справа, если от города, подождет. А ты можешь ехать домой.
А вдруг Ящик взбрыкнет, заартачится?Коммерция уже сдался.
Скажешь ему, что он может пожалеть, если не выполнит моей просьбы.
Чем же вы его можете достать, когда он по всем законам на свободе?
Я о тебе лучше думал, Коммерция. Ты что, тупой? Ты же сам мне козырного туза сдал. Будет брыкатьсямне раз плюнуть по лагерям парашу пустить, что он ссучился и втыкает на лесоповале, как бетушный.
Жестокий ты человек, Александр!с горечью произнес Коммерция.
А вы вседобряки! Я-то помню, как ты в сорок пятом дедку, вынесшему на продажу последнее, что было в доме, без душевных переливов куклу втыкал, я-то помню, как Ящик с Сеней-пограничником в пятьдесят третьем с ножами гоп-стоп фронтовику устроили! Яжестокий! Я добрый и беспринципный, потому что с тобой, дорогой мой Валерий Евсеевич, как с человеком разговариваю.
У тебя, Александр, за последние годы сильно нервы расшатались. Абстрактная, можно сказать, беседа, а ты сразу в крик. Беречь, беречь себя надо.
Я уже скоро двадцать пять лет как себя берегу. От вас, мои голубчики.
Вошла Матильда, поставила перед каждым тарелку с пельменями, сказала:
Поешьте, голодные с утра.
И верно!удивился Смирнов.
Я-то на ходу перекусил,признался Коммерция,но твоих пельменей отведаю с удовольствием.
Вот и хорошо,решила Матильда и ушла.
Замечательные пельмени,отметил Смирнов, по-солдатски вмиг заметав свою порцию, и стал ждать, когда доест неторопливый Межаков. Дождался:И еще, Коммерция: мне необходим дополнительный ствол, машинка.
Побойся Бога, Александр! Если бы ружье там, даже карабин, места-то здесь охотничьи, можно было бы и говорить. Но ведь пистолет Откуда?
Вот это как раз меня меньше всего интересует. Ящик чтобы прибыл с машинкой. У менявсе. Вопросы имеются?
Вот сижу и думаю,элегически начал Коммерция.Почему язаконопослушный гражданин со всеми правами, дарованными мне Конституцией, должен безоговорочно выполнять противозаконные, если не сказать преступные, распоряжения представителя не местной даже, а московской милиции?
Не милиции, а милиционера. Почем у вас там машинка приличная ходит? Триста хватит?спросил Смирнов и вытащил бумажник.Только учти, чтобы здесь незамазанный и иностранного производства.
Думаю, Ящик спроворит. Только ему за суету подбросить неплохо бы,пряча деньги, посоветовал Коммерция.
Скажешь, что при встрече подброшу,дал указание Смирнов и продолжил:Подброшу и не поймаю. Только это ты ему пока не говори.
Все шутки, шутки, шутки,покивал осуждающе Коммерция. Вдруг вскинулся, ухмыльнулся, подмигнул:Достал я тебе картысхема лесных пожаров с печатями, с подписями, все чин чинарем.
Как тебе удалось, фармазон ты мой ненаглядный?!восхитился Смирнов.
Не стал темнить Коммерция и гордиться особо не стал:
За два пол-литра мне их сторож районного архива отдал. А за четвертинку и секретную, под крестами, карту района присовокупил.
Коммерция, тыгений преступного мира! Тыпрофессор Мариарти! Я бы норы рыл, клинья подбивал, обольщал, запугивал, а тыдва пол-литра с четвертинкой на кон, и дело в шляпе.
В России живем, Александр, и об этом надо помнить всегда,нравоучительно заметил Коммерция, расстегнул портфель, стоявший у него в ногах, достал из него папочку с тесемками и протянул ее Смирнову.Ты даже не можешь представить, если здесь по-нашему сходится, какие это деньги! Ониарабские шейхи, Александр!
Смирнов взял папку, растроганно посмотрел на Коммерцию, через столик поднял его за подмышки и душевно сказал:
Дай я тебя поцелую,поцеловал и сплюнул в сторону.
Без цирка не можешь?обиженно заметил Коммерция.
От чистого сердца, Коммерция, от чистого сердца!
А сплюнул?
Деталь,отмахнулся Смирнов.Теперь бы нам разбежаться как можно незаметнее.
* * *
Огородами, огородами и к Котовскому. Вроде никто не заметил, как он проник в гостиницу. Спрятал папку, постоял под душем и решил, что отдохнул. В штатском, как весь день, бодро вышел на улицу и направился в райотдел милиции. Надо же, хотя бы для приличия, повидать Поземкина и выманить у него Чекунова с мотоциклом, который (мотоцикл) был крайне необходим ему для грядущей долгой и бессонной ночи.
Он не дошел до райотдела: на полпути его догнал милицейский «Москвич» и, резко повернув, преградил ему дорогу. Из «Москвича» выскочил Поземкин с шутейным криком:
Попался!
А я тебя ищу, Гриша,признался Смирнов.
Целый день друг друга ищем и найти не можем!
Чему радуешься, Поземкин?
Кое-что проясняется, Александр Иванович. Судя по всему, ваша версия о напарнике Ратничкина скорее всего соответствует действительности. И сразу стало легче: сейчас самым тщательнейшим образом прорабатываем дотюремные связи Ратничкина. Выйдем, выйдем на нужного человека! А там и на берлогу.
Твердо считаешь, что Ратничкин?
Теперьстопроцентно. Почерк в обоих случаяходин. А отпечатки на штыряхего.
Прокурора-то за что?
Как за что? Он же ему полную катушку отмотал.
Ну ладно, Ратничкинпридурок, психопат, потенциальный убийца, жаждущий мести. А напарник? Ему-то зачем на себя такую кровь брать?
Не знаете вы нашего народца, Александр Иванович,пожурил Поземкин Смирнова.Поймаем, и такое может выясниться!
Ну, ни пуха тебе, ни пера, Поземкин,пожелал Смирнов.
К черту, к черту!протараторил Поземкин и двинулся было к «Москвичу», как вспомнил, что он-то сделал свое дело, ради которого спешил на свидание со Смирновымпохвастался, а подполковник своих просьб и требований не предъявил.Ну, а я чем могу быть вам полезен?
Мне бы до поздней ночи Чекунова с мотоциклом,без объяснения причин изложил свою просьбу Смирнов.
Очень хотелось Поземкину узнать, зачем понадобились московскому менту на ночь Чекунов и мотоцикл. Смирнов видел, ощущал, как тому хотелось об этом спросить, но Поземкин громаднейшим усилием воли подавил в себе это желание. Сказал только:
Чекунов по моему заданию в леспромхозе. Будет через полтора часа. Сейчас сколько?сам себе задал вопрос Поземкин и глянул на часы.В половине восьмого, в девятнадцать тридцать Чекунов в вашем распоряжении.
И мотоцикл,добавил Смирнов.
15
Кинематографический караван и мотоцикл, ведомый Чекуновым, подъехали к гостинице одновременно. У подъезда остановились «Рафик» с богоизбранными творцами, автобус со вторым, более многолюдным составом полутворцов и мотоцикл с Чекуновым. А лихтваген, камерваген, тонваген, грузовая с осветительными приборами, пиротехнический фургон отправились на стоянку, находившуюся на приличном отдалении от привилегированного прямоугольника.
Смирнов с крыльца гостиницы принимал парад.
Первым, как и традицией положено, вылупился из «Рафика» режиссер-постановщик фильма Роман Суренович Казарян. Потом выпорхнули героиня, герой, автор сценария, оператор, художник.
Из двух дверей автобуса вываливалась, не думая о табели о рангах, усталая и от усталости беспорядочно шумная пестрая толпа. Вывалилась из автобуса и тут же ввалилась в гостиницу, бесцеремонно оттеснив важного милиционера. Важный милиционер не важничал: отошел в сторону, умильно рассматривая любимую свою раскрепощенную московскую публику. Одна из девиц, певшая ему величальную, на ходу поцеловала его в щеку, по-сестрински, поздоровалась:
Добрый вечер, Александр Иванович.
Участницы псевдоцыганского хора шли одна за другой, так что Смирнов получил четыре положенных ему поцелуя.
Элита из «Рафика» ждала у машины, когда схлынет толпа автобусных. Дождавшись, неторопливо направилась к Смирнову. Героиню Наталью, войдя во вкус, он уже сам поцеловал в округлую твердую щечку, остальным серьезно и крепко жал руки. Семен Саморуков, уходя, грустно спросил, не ожидая ответа:
Когда же мы теперь, Иваныч, рыбку-то половим!
На крыльце остались Казарян и Фурсов.
Как Олег?был первый казаряновский вопрос.
Думаю, сейчас спит,ответил Смирнов.
Пойдем, посмотрим,предложил Роман.
Минуточку подождите,попросил Смирнов и направился к Чекунову, дисциплинированно стоявшему у машины.
Пойдем ко мне, Витя!позвал Смирнов.Приляжешь на часок, отдохнешь. Намаялся, небось, за день?
Намаялся,честно признался Чекунов.
А ночью еще маяться придется. Так что давай, пошли.
Чекунов покорно, как бобик на поводке, поплелся за Смирновым. В номере хозяин предложил, жалея Чекунова, чистую постель:Разденься догола, душ прими и в постель. Даю тебе два с половиной часа.
И заторопился: не хотел, чтобы с Олегом разбирались горячий Казарян и злобный Фурсов. Он вошел в номер Торопова, когда того Роман тряс за плечо, приговаривая:
Олежек, Олежек, Олежек.
А Фурсов издевательски насвистывал мелодию «Деревянного самовара».
Какого черта ты его будишь?рассердился Смирнов.
Если сейчас дать ему спать, то он часа в три ночи проснется, начнет колобродить и надерется так, что с утра и краном не поднимешь.
Он чтотебе нужен с утра?
Он сам просил: утром похороны прокурора, и он хотел быть на них в пристойном виде.
Не знаю,сказал Смирнов.Тогда, конечно, поднять надо и в порядке дезинфекции граммов двести пятьдесяттриста влить, чтобы до утра отключился.
Фурсов прервал свой художественный свист и, искусственно зевнув, лениво спросил:
А, собственно, что вы няньчитесь о ним? Будет он на похоронах или не будет, я твердо знаю только одно: будет очередная его пакость и подлое безобразие.
Торопов так резко и неожиданно открыл глаза, что все трое, стоявшие у его кровати, непроизвольно вздрогнули. Олег о хитрой полуулыбкой осмотрел всех троих и, замерев взглядом на Фурсове, высказался вопросом:
Это ты, гэбистская гнида, только что здесь распространялся?..
Если ты еще хоть раз скажешь о том, что я работаю на ГБ, я тебя задушу, пьяная скотина.
Но я же не сказал: гэбистская вошь, я сказал гэбистская гнида. Так сказать, ты еще в зародыше, как бы еще не в штате
Фурсов повернулся к Казаряну и заявил:
Все, Роман. Завтра утренним рейсом я улетаю. И прошу меня не беспокоить до конца съемок.
Не будем беспокоить,вяло пообещал Казарян.