Не прощаясь ни с кем, Фурсов покинул номер, гостиницу, Нахту
Сейчас в садик пойдет, на скамейку сядет и плакать будет,предсказал Олег.
Плачу пока я,сказал Казарян.Долго еще мне плакать?
Дня два. А потом два на выход,поведал Олег.
Было бы у меня время,с сожалением сказал Смирнов,я бы тебя за сутки вылечил.
Чеховским методом?поинтересовался Торопов.
Смирновским,поправил его Смирнов и посоветовал Казаряну:Ты сейчас ужинать будешь, возьми его с собой. Может, поклюет по малости
А выпить?перебил Олег.
По началу не более сотки,продолжал инструктировать Смирнов:Чтобы не сразу свалился, а потом с интервалами в полчасаминут сорок по пятьдесят граммов. Как лекарство. После сотки пусть попоет, на гитаре поиграет
А я не хочу,опять перебил Торопов.
Тогда и водки не получишь,перебил дискуссию Смирнов.Вставай и одевайся. Сможешь?
Торопов лежал под одеялом абсолютно голый. Когда одеяло скинул, сам удивился:
Сначала ты, Санек, здесь был. Потом комсомольские бляди набежали. Затем одна эта блондинка, Вероника, осталась. Отлично помню: я одетый был. Вот когда выпили еще, тут уж полная форточка. Я ее трахнул или не трахнул?глядя на свои голые колени, он горестно и громко вопросил:Я тебя трахнул, Вероника?!
Пытался, но не смог,за Веронику ответил Казарян.
Откуда знаешь?подозрительно поинтересовался Олег.
По собственному опыту,признался Казарян.
Девушка, наверное, обиделась,огорчился Олег. Смирнову сильно все это надоело, и он с бестактной милицейской прямотой потребовал ответа:
Так ты хочешь водки или нет?
Все в порядке, шеф,успокоил Смирнова сам обеспокоенный тем, что водки могут и не дать, голый менестрель. И лихорадочно натягивая майку, трусы, носки, рубашку, штаны, продолжал успокаивать:Все в порядке шеф, все по делу.
Одевался он ловко и споро, только когда стал шнуровать башмаки, в склоненной вниз голове что-то произошло с вестибулярным аппаратом и его стало валить в сторону и на пол. Казарян подхватил его, усадил на кровать и сам зашнуровал эти проклятые ботинки.
Якороль Людовик Четырнадцатый!радостно объявил Олег.
Тыговно собачье,слегка поправил его Казарян и, ухватившись за ворот джинсовой рубашки, поставил на ноги.
А Людовик Четырнадцатый по сути и был говном собачьим,умело отпарировал хамский выпад менестрель, вскинул гитару, как ружье, на плечо, объявил:Я готов.
* * *
В казаряновском люксе уже все было готово к традиционному суарэ. Стол, достойно накрытый Жаннойтарелками, вилками, ножами, без консервных банок, нарезанного ломтями на газете сала, нечищенной жареной на костре рыбы. Все по блюдам, все по салатницам, все, как в лучших домах. Даже цветная водичка в двух больших стеклянных кувшинахсамодельный, из запасов варенья для чая, морс. Ну, и, естественно, три первых откупоренных пол-литра.
Уселись. Сидевший рядом с Тороповым Смирнов тихо поинтересовался:
Первые сторазом? Или растягивать будешь?
Разом,без колебаний решил Олег.
Смирнов налил ему самолично, спец был по дозировкам. Остальные были на самообслуживании. Ни с того, ни с сего, вдруг, со стаканом в руках поднялась испуганная до смерти своей решимостью дурындагероиня Наташка:
Я, наверное, еще не имею права называть вас всех своими друзьями, но так хочется сказать: друзья. Друзья! Это всего вторая моя роль в кино, а в длительной экспедиции я вообще в первый раз. И только здесь почувствовала, что такое кинематографическое братство. Я хочу стать полноправным членом этого братства и долго-долго состоять в нем. Примите меня в свое братство, друзья!
Это значит, что если мы выпьем, то ты будешь принятой в наше братство?хитро ввинтил вдруг Сеня Саморуков.Ушлая ты девка, Наташка! Ведь не выпитьникак нельзя! Принимаем в братство! То есть выпиваем.
Все дружно выпили и зааплодировали Наташе. Смирнов формально отхлебнул и ждал, что произойдет с Олегом после сотки. Тот сидел тихо, ощущал и прослеживал происходившие в нем процессы. Наконец, в нем все стало как надо, и он взялся за гитару. Запел нелюбимое Смирновым бойко разливанное блатное.
Рома, можно тебя на пару слов?попросил сидящего напротив Казаряна Смирнов. Тот кивнул и поднялся.
В люксе, в спальне, как известно, две кровати. На одну сел Казарян, на другую Смирнов, который, попрыгав задницей на кроватных пружинах, сообщил:
У тебя станок мягче.
По делу говори,хмуро распорядился Роман, уверенно ожидая подлянки.
Ты мне можешь понадобиться как мент, Рома.
Я необходим на съемочной площадке как режиссер.
Мне надо было предупредить тебя, на всякий случай. Если произойдет нечто из ряда вон
«Придется отстреливаться,перебив, начал цитировать Двенадцать стульев Казарян.Я вам дам парабеллум. Не надо,твердо ответил Кислярский». Не надо, Саня.
Во-первых, свой парабеллум я тебе не дам. А во-вторых, спорить бесполезно. Я тебе завтра такое покажу и расскажуахнешь.
Вечер испортил, старый хрен,огорчился Казарян и поднялся.Пойдем, от огорченья выпить хочется.
Я у тебя здесь в спаленке часок-другой соньку подавлю. Не возражаешь? В отличие от тебя у меня еще ночная смена. А у меня в номере лейтенант отдыхает.
Спи,разрешил Казарян и удалился, тихо и плотно прикрыв дверь.
Смирнов снял кроссовки, куртку, взбил подушку мячикомлюбил, чтобы голова высоко, прилег и сразу же исчез в ином мире.
Проснулся ровно в двадцать два ноль-ноль и услышал громкий пьяный гул в соседней комнате. А когда спал, ни хрена не слышал. Голова терпимо чумная после сна, в мышцах сладкая ломота недосыпа, в суставчикахлегкое можжение. Он обулся, сделал несколько резких приседаний, десять раз отжался от пола, безжалостно покрутил головой сначала в одну сторону, потом в другую, до боли размял предшейные мускулы и вновь уселся на кроватьв статике проверить, что и как.
Понял, что в полном порядке, и открыл дверь в столовую.
Гуляли, в принципе, пристойно. Беседы беседовали и по отдельности, парами и часто объединялись в общую вполне допустимой громкости перекличку. Олег не пел, сидел курил самоуглубленно. Смирнов пристроился рядом, заглянул в глаза. Без сумасшедшинки. Тогда спросил:
Сколько в целом принял?
Двести,ответил ему Олег и уже всем:Оно проснулось. Включаемся на полную мощность. Для начала«Солдаты в ночи».
Это была странная песня. Ночью, в кромешной тьме, до зубов вооруженные солдаты, рассыпавшись в цепь, идут в наступление, не зная куда и не ведая, на кого. Уже не видно ни зги, уже не видно соседа, и ужас охватывает солдат, каждого по одиночке. Приказстрелять в любого, кто попадется на пути. Теперь одна задачане попадаться на пути друг другу. Но раздается выстрел и раздается дикий крик. И неизвестно откуда звучит приказ-ободрение: «Молчи, молчи! Мысолдаты в ночи!»
Публика, ничего не поняв, уважительно помолчала для приличия. Смирнов, найдя чистый прибор, молниеносно подзаправился по-солдатски и спросил у Жанны:
Чистая тарелка побольше имеется? Мне лейтенанта подхарчить.
Жанна все поняла и быстренько спроворила все, что надо. Даже подносик раздобыла, на котором культурно разместила тарелки с едой. Спросила:
Может, ему сто пятьдесят для бодрости?
А что ж! Валяй!подумав, решил Смирнов.
Голый, как приказано, Чекунов еще спал: не обзавелся пока внутренним милицейским будильником. Но как только Смирнов дотронулся до его голого плеча, он сей момент бешено растопырил ничего не соображавшие глаза и вскочил с кровати, гулко шлепнув о пол голыми ступнями. За секунду сориентировался и доложил:
Я готов, Александр Иванович.
К чему?ворчливо поинтересовался Смирнов.
Ко всему,гордо ответил Чекунов, по-курсантски быстро одеваясь.
Пожри сначала.
Чекунов сел за стол и увидел на две трети наполненный стакан.
А можно?по-детски спросил он.
Это уж тебе самому решать. Сегодня ночью ты будешь самый главный милиционер в районе.
А делу не повредит?
А когда это вредило делу, если без перебора?
Тогда я выпью?на всякий случай перепроверился Чекунов.
Смирнов прикрыл глаза и разрешающе покивал головой. Подождав, чтобы Чекунов выпил и приступил к еде, он спросил:
До перекрестка трассы с леспромхозовской дорогой, не торопясь, сколько времени среди ночи колдыбать на твоей таратайке?
От силыполчаса,сообщил жевавший Чекунов.
К месту, к месту была Олегова песенка «Солдаты в ночи». Тьма, тьма, тьма, и вдруг бешеные два глаза скотовозки, которые никогда не глядят вниз. Только верхний свет. Тьма, тьма, тьма, и внезапно ослепляющие бесстыдные два глаза. Тьма, тьма, тьма Хоть стреляй в любого, кто попадется на пути.
«Молчи, молчи, Мысолдаты в ночи»,пропел в коляске подполковник Смирнов.
Что?заорал сверху, с сиденья Чекунов.
Долго еще?прокричал вопрос Смирнов.
Подъезжаем!
Подъехали. Отъехали от трассы к кустам. Смирнов глянул на светящийся циферблат своих часов. Без десяти двенадцать.
Слышь, Витя. Ты мотоцикл припрячь где-нибудь неподалеку и сам схоронись. Уголовничек-то мой только один на один бармить будет.
Без обиды Чекунов отвел мотоцикл в дальние заросли и спрятался.
Минут через пять стало слышно, как страдал мотор «Москвича» во всесильной пыли леспромхозовской дороги.
Осторожный стал Смирнов, перепроверялся. Закутался в ближних кустах, прилег. На последнем плаче «Москвич» вырвался на обочину трассы и умолк. Щелкнули дверцы, и с двух сторон «Москвича» обнаружились две почти неразличимые во тьме фигуры.
Жди его здесь,голосом Коммерции сказала левая фигура.А я поеду. Он тебя сам обратно отвезет.
А если не отвезет?по-блатному угрожающе спросил баритон помоложе.
Пешком вернешься. Для тебя пятнадцать километровне расстояние.
Так не договаривались.
А что со мной договариваться? Договариваться будешь с ним.
Завизжал стартер, скуля, застучал мотор, и «Москвич», кряхтя, направился в обратный путь. Оставшаяся на обочине фигура внезапно растворилась в ночи, будто не было ее. Многому научился московский пацан сорок пятого года Витька Ященков, ныне вор в законе, Ящик, ой, многому! Но не всему.
Руки в гору и не шевелиться,уверенно посоветовали со спины, и Ящик одновременно с советом почувствовал упершийся в его позвоночник ствол. С мастерами не потянешь резину: Ящик поднял руки. В правой был пистолет.Ты зачем машинку заголил, я же просил просто принести?
Темно, мало ли что, да и страшно вроде.
Тебе страшно бывает перед приговором, и только. Зачем ствол вытащил?
Так я и говорю: мало ли что? Вдруг вам в голову мысль придет меня кончить.
Если мне будет надо, то я тебя кончу и с пистолетом, и с автоматом, и с минометом и с атомной бомбой. Не поумнел ты за последние пятнадцать лет.
Не обижай, начальничек. Ты во мне нуждаешься!
В какой-то степени. Давай-ка пушку.
Доплата. У вас с ним такой договор был.
Ты с ходу волну не гони. Что я, кобёл? Машинка наверняка от него, и я с ним расплатился. А если тебе доплата будет, то совсем за другое,Смирнов легко дотянулся, был выше ростом, до ященковского пистолета, и Ящик без сопротивления его отдал. Засунув парабеллум за пояс, Смирнов на ощупь проверил машинку и решил:
Хороший хозяин был у него. Теперь вторую обойму
Ященков вытянул из кармана обойму, протянул Смирнову, спросил:
Все?
Все-таки «Вальтер»аппарат,констатировал Смирнов, а на вопрос ответил весело и обнадеживающе:Родной ты мой, нам с тобой еще говорить и говорить! Пойдем местечко поудобней найдем, присядем.
У меня геморрой,мрачно сообщил Ященков.
Это понятно. Никакого навару.
У меня геморрой настоящий. В жопе.
Настоящий геморрой бывает у танкистов и писателей. А у гастролеров геморроя быть не может. Садись.
Они уселись на травке, в сторонке, где уже не было пыли. Смирнов счел ниже своего достоинства тратить время на подходцы. Начал с главного.
Без вранья, без блатных переплясов, сразу: ты догадался, что Ратничкинподставленный?
Не догадался. Знаю.
Вопрос второй. По моим прикидкам, он прячется где-то поблизости от леспромхоза. Кормиться кое-как надо, новости узнавать, почувствовать, когда суета утихать начнет, и тогда-то отвалить по-настоящему. Ты знаешь, где его берлога? Ты же по местным масштабам урка, деловой мастер в авторитете.
Знаю, что есть, но гдене знаю.
Кто знает?
Корешок его давний.
Отдай мне его.
Нет. Знаю через третьего. Не мой человек, не мой секрет. Нет. И схрон этот издавна, не для одного Ратничкина.
Схрон!попробовал это слова на звук Смирнов.Ратничкинский корешок не из оуновцев будет?
Хохол, говорят.
Ай, как бы я по высокому бережку прошелся бы! Да времени нет. Ратничкин контактирует только с хохлом?
Иногда с моим знакомцем встречается. Но не в схроне.
Понятно. Как часто твой знакомец встречается с ним?
Каждые два дня. Он харч ему носит.
Вот ведь как: у такого идиота друзья есть! Скажи мне, почему Ратничкин на зеленого прокурора решился? Пятерик скостят за хорошую работу, глядишьи на свободе. Зачем бежать?
Надзиратели намекнули, что забьют до смерти.
И дырку ему оставили,добавил Смирнов.Он и побежал.
Может и так,равнодушно согласился Ященков.
Теперь совсем о другом, дорогой труженик леса. Простая ставка лесоруба тебя, для которого один раз нырнуть по маршрутуи годовая зарплата в кармане, устроить может только как ширма. Ты уже здесь две весны, третьей дожидаешься. За ширмойтайные делянки, за работу на которых платят по-царски? Не стесняйся, говори.
Судя по всему, вы все знаете.
Далеко не все, к сожалению. Летние лесные пожары на этих делянках, когда весь кедрач вывезен до бревнышка, тоже твоя работа?
За нее больше всего и платят.
Скоро, следовательно, твоя главная страда?
Через две недели.
Как все это документируется?
Не мое дело. Копать собираешься здесь, начальник?
Уже копаю.
Дело, конечно, твое. Некоторые, говорят, любят играть в русскую рулетку с пятью патронами в барабане.
Мало ли кто что любит, зловещий ты мой лесоруб,Смирнов встал.У меня к тебе просьба: передай вашему общему знакомцу, чтобы Ратничкин немедленно, слышишь, немедленно и тайно от оуновца уносил ноги как можно дальше.
Передам. Но вряд ли он послушается.
Тогда его убьют сегодня, в крайнем случае, завтра.
Его головная боль.
Которой сразу же не будет, если меня не послушается.
Я скажу,еще раз уверил Ященков.
Да, за сведения могу заплатить.
Сведеньябесплатно. В агенты не вербуюсь. Мы в расчете. Мне домой пешком идти?
С десяток верст на мотоцикле вместе со мной прокатишься. А дальшепехом. Мне в леспромхозе светиться незачем. Иди к дороге, я сейчас мотоцикл вывезу и поедем.
Смирнов вошел в уютный свод, в котором стоял мотоцикл и сидел Чекунов. Сказал негромко:
Жди меня здесь, через полчаса буду.
Смирнов выкатил мотоцикл к дороге и приказал Ященкову:
В коляску. И пологом пристегнись. А то мало ли что в твою дурацкую башку взбредет.
Уселись и понеслись. Всякие механические кони бывали под седлом Смирнова: во время войны трофейные «БМВ» и «ДКВ», после войнылендлизовские «Харлен» и «Девидсоны». Правда, японских еще не пробовал. «ИЖ» вел себя послушно и безотказно: где надо прибавлял, где не надо прибавлятьковылял.
Старался все время обгонять пыль, но не всегда удавалось: она уже мягко хрустела на зубах, забивала глаза, скатывалась в углах рта
Минут через пятнадцать Ященков прокричал:
Отсюда сам дойду.
Смирнов с готовностью дал по тормозам. Сказал, глядя, как Ящик выбирается из коляски:
Хочу надеяться, Ящик, что командиры тайного предприятия коммунистического труда для коммунистов, ничего не узнают о нашем с тобой разговоре.
Надейтесь,предложил ему Ящик, старательно отряхиваясь от въедливой пыли.
Неверно сказал. Нельзя мне так говорить,осудил Ящика Смирнов.Если я почувствую, что ты хоть полсловечка из этого разговора кому-то передал, а почувствую я обязательно, первоочередным занятием моим станет превращение тебя в пыль. Не в тюремную, просто в пыль. Хорошо запомнил, Витя?