На его звонок дверь открыл желтолицый мужчина. Худой, высокий, в старом неряшливом свитере, в вытертых до блеска габардиновых брюках и расползающихся матерчатых тапочках, он воплощал собой образ «счастливой» старости, обласканной юной демократией и свободным предпринимательством.
Извините, сказал Арам, Соломинвы?
Я, ответил мужчина и вопросительно кашлянул. Чем могу служить?
Мы к вам по дэлу, Аркадий Иванович, сказал Арам, обозначив себя во множественном числе.
Какие у меня теперь дела? спросил Соломин. Кефир, клистир, сортир
Зачем вы так?! Арам развел руки в притворном возмущении. Такой мужчинавах, вах!
Они прошли в квартиру. К удивлению Арама, она оказалась чисто прибранной и ухоженной. На стеллаже рядом с окном лежали многочисленные образцы минераловкрасивые камни разных цветов и размеров.
Любите? спросил Арам.
Не просто люблю. Этомоя жизнь. Я же геолог
Арам вытащил из чемоданчика бутылку, поставил на стол.
Настоящий армянский. Ереванский разлив. Для знакомства.
Соломин растерянно взмахнул руками.
Вы уж простите, но я дожил И закусить нечем. Хлеб, молоко
Какой разговор! воскликнул Арам вдохновенно. Все есть, дорогой. Лимончик, колбаса Зачем в гости идти, если ничего нэт?
Вскоре они сидели за столом. После первой рюмки щеки у хозяина зарделись, он оживился, стал подвижней.
Так вы по какому поводу? спросил геолог, с наслаждением посасывая лимонный кружок.
Вот, приехал из Кизимова. За совэтом.
Интересно! удивился Соломин. Чем же я могу помочь?
Там, Аркадий Иванович, как вы знаете, военная база была
Почему была? Разве ее ликвидировали?
Пока нэт, но жить ей осталось мало. Конверсия, как вы понимаете. И вот мы решили купить там, по случаю, складские сооружения.
Извините, кто это «мы»? спросил Соломин и потянулся за бутербродом. Арам тем временем вновь наполнил рюмки.
Мы, дорогой, это малое предприятие «Экомастер». Ваше здоровье, уважаемый!
Они осушили рюмки.
И при чем тут я? удивился Соломин.
Нам необходимо знать, что покупаем. Часть хранилищ базы находится в скальном грунте. Говорят, что существует опасность обвала. Военные отрицают. Им лишь бы ненужное имущество сбыть с рук. Вы помните это место?
Как не помнить? Целый год изысканий Помню прекрасно.
И что там?
Неудобное место. Мощный надвиг. Под доломитом пластические глины. Еще нижеводонасыщенные слои. Это огромный каменный бутерброд на масляной подстилке. Статическое равновесие здесь сохранится до первого катаклизма.
Что вы имеете в виду?
Сейсмику, уклончиво ответил Соломин.
Разве район сейсмичен? удивленно спросил Арам. Это же не Армения.
Любой военный объект должен учитывать сейсмику, сказал Соломин и усмехнулся. На случай ядерного удара.
Понятно. И что может породить встряска?
Если произойдет нарушение связей, огромная масса скал со скоростью курьерского поезда пойдет по наклонной в сторону озера.
Но там казармы, сооружения
Значит, все же построили? растерянно спросил Соломин. Надо же! Ведь мы строго предупреждали! Безобразие!
Выходит, покупать хранилища опасно?
Да. Это как дамоклов мечнад головой на нитке. Можно сто лет под ним стоятьи повезет. А может через час оборваться.
Вы считаете, тратить деньги не стоит?
Может, и стоит, но опасно. Если хотите, я посоветуюсь с Ковалевым. Мы вместе проводили изыскания.
Мне достаточно вашего мнения, дорогой Аркадий Иванович. Вполне! Решение уже принято. Давайте еще по рюмочке. Прекрасный коньяк, верно?
Два дня спустя после визита Арама в Москву в вечерней газете на последней странице появилось скромное сообщение в траурной рамке о скоропостижной смерти ветерана труда, старейшего работника ГИПРОСПЕЦСОРА Аркадия Ивановича Соломина, которая последовала из-за сердечной недостаточности.
6
Райцентр Кизимов
У Клыкова гудели. Стол ломился от напитков и разносолов. В центре застолья, на почетном месте, сидел прапорщик Лыткинновый знакомый хозяина.
Слева от прапорщика сидел Топорок. Еще левееВеруньша, разбитная бабенка с вокзальной площади, волею Клыкова изъятая на время из «горизонтального» бизнеса.
Прапорщик «долбанул» два полных фужера «Столичной», раскраснелся, повеселел. Вилка ему явно мешала. Он бросил ее и, подвинув к себе миску с соленой капустой, цеплял добрые порции пальцами, отправлял их в рот, запрокидывая голову, и при этом блаженно жмурился.
Я думал, твой Лыткин гнилой интеллигент, сказал Клыков Елизаровунегромко, но так, чтобы его услышал и прапорщик. А он, оказывается, свой парень!
Прапорщик перестал жевать, повернулся к Елизарову.
Это ты меня интеллигентом выставил?
Что вы, товарищ прапорщик
Зови меня Леней, прервал его Лыткин. Мы на «ты».
Клыков опустил на его погон широкую ладонь.
Это по-нашенски! подмигнул Верочке. Ты что, Веруньша, в одиночестве маешься? Обратила бы внимание на Леню. Или не нравится?
Я их стесняюсь, произнесла Веруньша кокетливо. Они такие строгие
Откуда такое мнение? взбодрился Лыткин. Я в компании без закидонов
Вова, попросил Клыков Топорка, пересядь. Пусть Леня за девушкой поухаживает. Ты не против, Веруньша?
Пока они менялись местами, Елизаров поднялся, вознес вверх фужер.
Предлагаю выпить за гостеприимного хозяина, торжественно провозгласил он. За Тимофея Васильевича. За его добрую и широкую натуру, умение сплотить вокруг себя хороших людей.
После того, как выпили и закусили, Веруньша придвинулась вплотную к прапорщику и капризным тоном спросила:
Что делают мужчины без закидонов, когда женщине зябко?
Лыткин левой рукой обнял ее и притянул к себе. Она весело засмеялась, потом встала и увела прапорщика в другую комнату. Клыков проводил их глазами, хищно прищурившись. Когда дверь закрылась, он запрокинул голову, плеснул в глотку полный фужер водки. Закусывать не стал: налил в фужер боржоми и с удовольствием запил большими булькающими глотками. Он был доволен: пьеса шла по его сценарию.
Когда прапорщик и Веруньша вернулись, мужчины играли в карты «на интерес», а он, судя по куче мятых купюр, был достаточно крупным.
Может, рискнешь? спросила Веруньша. Она подвела кавалера к играющим, крепко держа его под руку.
Лыткин попросил сдать и ему. Банкометим был Топороквыложил две карты.
Очко! возвестил Лыткин торжествующим голосом и швырнул на стол червового туза и трефовую десятку.
Топорок кинул карты себе и перебрал. Крякнул расстроенно, пододвинул выигрыш Лыткину. Сказал Веруньше с завистью:
Везунчик твой прапор.
Иных не держим, весело отозвалась та и шутливо толкнула кавалера в бок локтем.
Вступил в игру Зотов. Бросил на кон сотенную.
Люблю рисковать. Игра омолаживает нервные клетки.
Ой, Иван Софронович! сказал Клыков укоризненно. Просадишь свои трудовые
Трус в карты не играет, отозвался Зотов весело. Поехали!
Он метнул карты рукой профессионала. Они легли перед игроками с металлическим треском.
Кон от кона игра обострялась. Топорок все время проигрывал, злился и увеличивал ставки. Прапорщик дрожащими пальцами сгребал со стола и совал в карманы деньги.
Пятьсот на кон! вдруг объявил Топорок и бросил на стол пять новеньких сторублевок.
Иду, согласился Лыткин.
Я пас, развел руками Зотов. Уже все просадил.
Все равно метни нам, предложил Топорок, мы тебе доверяем. У тебя рука твердая.
Пока Зотов сдавал, Лыткину все время везло, и он поддержал предложение:
Метайте, Иван Софронович! У вас рука счастливая.
Зотов перемешал колоду, дал снять игрокам, сперва Топорку, потом прапору. С треском бросил. И снова фортуна улыбнулась Лыткину.
Везет тебе, Леня, сказал Клыков удивленно. Он наблюдал за игрой из-за плеча Зотова. Третий банк на очке. Я такого что-то не могу припомнить. Право слововезунчик
Прапорщик самодовольно ухмыльнулся.
Помилуй бог, говорил Суворов, не все же везенье, кое-что и сами могем!
Он с явным наслаждением стал складывать деньги. Потом выхватил сторублевку, бросил ее на стол.
За труды, Иван Софронович!
Забери, поморщился Зотов брезгливо. За такое и по морде можно схлопотать.
Ты чего? удивленно воскликнул Лыткин.
А того. Что подумает Володя? Тебе, может, все равно, а мненет. Выходит, ты меня купил, и я сбрасывал тебе фартовую карту.
Прости, не сообразил, сразу повинился Лыткин. Вот ведь дурень!
Топорок сидел растерянный, вытирая потный лоб ладонью.
Давай контровую! вдруг предложил он хриплым голосом.
Деньги на кон, сказал Лыткин. На так не играю.
Тимофей Васильевич! взмолился Топорок. У вас моя тысяча
Ой, Володя! укоризненно бросил Клыков. Без штанов сидят не те, кто проигрывает, а те, которые хотят отыграться.
Тимофей Васильевич
Клыков вышел в спальню, через минуту вернулся с пачкой в банковской упаковке. Бросил ее на стол перед Топорком.
Ладно, дуйся, беспутный! Дуракам, как говорят, закон не писан.
Зотов долго и старательно тасовал карты. На ладони протянул их прапорщику. Тот небрежным движением пальца сдвинул часть колоды. Зотов переместил разрезанные карты, сложил их, с хрустом прошелся по корешкам, стал сдавать.
К Лыткину пришли пиковый туз и девятка бубей. Скрывая довольную улыбку, он объявил:
Хватит.
Топорок перевернул первую пришедшую к нему карту. Это была шестерка бубей. Сказал спокойно Зотову:
Открывай, Иван Софронович.
Тот метнул. Пришла семерка пик.
Еще, разрешил Топорок.
На стол упал трефовый король. Прапорщик замер, ожидая, какое решение примет Топорок. Тот долго думал, морщил лоб, наконец произнес:
Еще
На стол упал король пик.
Очко, констатировал Топорок. Вот так тебе, Советская Армия!
Лыткин со злостью открыл и швырнул свои карты.
Двадцать
Рискблагородное дело! злорадно произнес Топорок, загребая выигрыш.
Не тушуйся, Леня, сказал Клыков, кладя руку на плечо Лыткину. Невелик проигрышодна косая. Да и деньги ли важны? Мы здесь ради удовольствия кидаемся
Давай контровую! пьяно заупрямился прапорщик. Трус в карты не играет. Тимофей Васильевич, будь другом, ссуди!
Оставь, Леня. К Володе поперла карта. Он тебя обдерет.
Ты друг или нет? обиженно прогудел прапорщик. Отыграюсь!
Клыков пожал плечами.
Смотри сам, не пожалеть бы. Сколько тебе?
Тысчонку, лихо заломил Лыткин. Вот увидишь
Дам, дам, только учти: придется писать расписку. Денежки счет любят.
Тогда две, если можешь. На всякий случай.
Ой, Леня, какой ты зажигательный! возбужденно взвизгнула Веруньша и чмокнула прапорщика в щеку. Обожаю азартных мужчин!
Погоди, отстранил ее Лыткин. Пошла игра
Проходи, прапор, сказал Клыков и отступил в сторону, пропуская Лыткина в дом. Принес долг? Ах, нет Плохо это. Плохо. Ты пойми верно, Леонид, я к тебе отношусь с доверием, но обстоятельства требуют отдачи. Ты думаешь, у меня в тот вечер деньги лежали для того, чтобы ты спустил их с кона? У каждого из нас свои долги. Ведь я тебя предупреждал: к Топорку поперла карта. Ты глаза выкатил и свое: дай косушку! Взял две. Потом еще три Это большие деньги, Леня.
Я понимаю, в голосе Лыткина звенела нотка, взывавшая к жалости. Но я сейчас не при деньгах. Ты понимаешь
Хорошо, сказал Клыков сурово. Ящик патронов, Леня. Автоматных. Один.
Он поднял мизинец, как бы подчеркивая этим мелочность сделки.
Тимофей Васильевич! воскликнул прапорщик. Во-первых, у меня на складе и патронов-то нет. Во-вторых, даже будь онииз зоны не вынесешь. Если бы ты знал, какая там охрана!
Ты расскажи, вкрадчиво предложил Клыков.
Прапорщик рассмеялся.
Я, между прочим, всерьез спрашиваю, сказал Клыков. Конечно, если ты меня за иностранного шпиона принимаешьтогда молчи. А если нет, то расскажи, как на духу. И тогда я подумаю, как нам с тобой из долгов выбраться. Может, даже с прибылью будем. А?
Что тебе интересно?
Вот ты сказал, что на складе твоем нет патронов. А что там есть?
Гироскопы, тебя устроит?
Гидро Это что-то с водой связано? Насосы какие?
Лыткин снисходительно улыбнулся.
Не в дугу. Гироскопыэто от систем управления ракетами. Детали такие.
Так продай один. Покупателя я тебе отыщу.
Ты в своем уме? Лыткин сразу помрачнел. Знаешь, как такое предложение называется?
Ну-ну, просвети.
Предательство, вот как!
Дурак ты, Лыткин!
Почему жесразу и дурак? обиделся прапорщик.
Потому, милый мой, что сейчас каждый, у кого на плечах голова, делает деньги, собирает капитал, чтобы не остаться завтра в глубокой дупе. Потому, что уже завтра хозяином жизни станет тот, кто сегодня не постесняется отщипнуть от общего пирога кусок побольше и пожирнее. И никого, учти, прапор, никого не будут спрашивать, откуда он взял свой капитал. У хозяев жизни не спрашивают, как они стали хозяевами. Ты к такому повороту дел еще не готов. В тебе социалистическая закваска бродит: кто не работает, тот не ест. А вся наша жизнь уже семьдесят лет отвергала эту дурацкую истину. Не ел тот, кто мало зарабатывал. А тот, кто имел деньгиправые или неправые, без харча никогда не маялся. Теперь лозунги надоели людям. Они хотят жить по-иному. Ваши генералы, например, гонят за границу танки. Полковники из разведки бегут на Запад. Почему? Да потому, что понимают: приватизацияэто справедливый передел достояния. Умные будут богаче, у ослов хороший шанс отрастить уши подлиннее. Вот и выбирай, а я потом погляжу, как ты их под кепку укладывать станешь
Кончай, Васильич, попросил Лыткин тоскливо, поднимаясь со стула.
Мне кончить проще, чем тебе начать. Ты поинтересуйся, о чем твое начальство думает. Не знаешь? Вот и береги свои склады. Потом генералы на них бизнес сделают. А тебя под зад коленкой. И вообще, если на то пошло, катись ты Я тебе помочь хотел заработать тысяч так тридцать-сорок. Не надо? Тогда давай плати долг. Завтра поеду к вам и пройдусь по начальству с твоими расписками. У меня все на месте.
Зачем же так? всполошился Лыткин, не в силах скрыть испуга. Я же не
А яда. За тобой должок. Чтобы его покрыть да еще подзаработать на молочишко, тебе предложили выгодное дело. А ты кочевряжишься. И потом А, да ладно
Нет уж, говори. Что потом? Давай, договаривай, раз начал.
Хорошо, слушай. Потом, ты держишься со мной так, будто тебе предлагают великую измену. А большим предателем, чем Меченый Миша, тебе, Лыткин, никогда не стать. Миша продал всехдрузей, партийцев, государство, и все для того, чтобы иметь свой кусок хлеба с твоим маслом. Сколько лет, прапор, ты кидал ему взносы со своих старшинских грошей? Сколько он на твои рублишки для своей мадам шубок купил? А теперь он всем вам, верным слугам Отечества, шишку в лузу вкатилрадуйтесь, солдаты, сержанты и офицеры! Так что любое твое дело в своих интересах никогда не позволит тебе дотянуться до прорабов перестройки
Клыков махнул рукой и с презрением бросил:
Надо же, Веруньше поверил. Она все гудела: ах, прапор, мужик рисковый! Тьфу!
Все время, пока Клыков произносил свой монолог, Лыткин обдумывал названную им суммутридцать-сорок тысяч рублей. Нули, образовавшие ее, выглядели впечатляюще. Это столько, сколько он смог бы заработать, служа в армии еще лет десять! Привлекательность цифр усиливала неопределенность перспектив. Президент, чье имя назвал Клыков, обходился с Советской Армией как Гудерианломил, трепал, раскидывал, крушил. История скорее всего не припомнит случаев, когда бы глава государства в таком безжалостном стиле расправлялся со своими вооруженными силами. Поэтому загадывать, что с тобой станет завтра, где и как будешь искать пропитание для себя и семьи, военный человек не мог. А сорок тысячсумма серьезная.
Наконец прапорщик принял решение.
Говорил ты, Васильевич, красиво. А насколько серьезно? В отношении тех больших тысяч?