В данном случае этим «кем-то» был Стив Карелла.
Дверь дома 301 по Моррисон-драйв открыла та самая девушка, которую Карелла видел улыбающейся с мячом на фотографии. Однако тот снимок, очевидно, был сделан несколько лет назад, потому что теперь она выглядела по крайней мере лет на девятнадцатьдвадцать. И волосы ее не были такими светлыми, а вот в голубых глазах горел тот же живой огонек. Она смущенно улыбнулась Карелле и вежливо спросила:
Да? Чем я могу вам помочь?
Мисс Форрест?
Да, еще больше смутилась она, удивленно приподняв светлые брови.
Детектив Карелла из Восемьдесят седьмого участка, он показал свой значок и удостоверение и откашлялся. Девушка молчала. Простите, я могу поговорить с вашей матерью?
Ее нет дома, ответила девушка.
Вы не знаете, где ее можно найти?
Они с отцом договорились пообедать вместе. А в чем дело?
А-а, сказал Карелла, и тут девушка поняла, что он пришел неспроста. До этого она была всего лишь, озадачена его появлением, но то, как он произнес это «а-а», встревожило ее. Широко раскрыв глаза, она быстро шагнула ему навстречу и спросила:
Что случилось?
Вы позволите войти?
Да, конечно, ответила она, но они так и не прошли в дом дальше прихожей. Что случилось?
Мисс начал было Карелла и замолчал, усомнившись, говорить ли ей, достаточно ли она взрослая для такой новости, и все же понимая, что должен найти ее мать, должен сообщить хоть кому-то.
Вы знаете, где ваша мать? Где они договорились встретиться?
Знаю, у «Шрафта». Не уверена, что они собирались там обедать, но встречаются они там. Послушайте, да объясните, пожалуйста, в чем, собственно, дело?
Ему показалось, что его взгляд длился вечность. Потом очень осторожно он сказал:
Мисс, ваш отец погиб.
Девушка отшатнулась от него. На мгновение она застыла, глядя на Кареллу, и невольно улыбнулась, но потом улыбка пропала, и она решительно покачала головой:
Нет!
Я очень сожалею, мисс.
Вы, должно быть, ошиблись. Они с мамой собирались встретиться и
Боюсь, я не ошибся, мисс.
Но ну почему вы так уверены? Я хочу сказать Да скажите же, ради Бога, что случилось?
Его застрелили.
Моего отца! спросила она недоверчиво и снова покачала головой. Застрелили? Вы шутите?
Мне очень жаль, мисс, но я не шучу. Я хотел бы поговорить с вашей матерью. Можно воспользоваться телефоном?
Послушайте но то что вы сказали это невозможно, понимаете? Моего отца зовут Энтони Форрест. Уверена, что теперь вы
Мисс, Карелла осторожно коснулся ее руки. У него были с собой документы. Мы в общем-то уверены, что это ваш отец.
Какие документы?
В бумажнике.
Тогда, значит, кто-то украл его у отца. Вы же знаете; такое часто случается. И когда нашли бумажник моего отца у человека, которого застрелили, вы, естественно, предположили
Кто там, Синди? крикнул откуда-то сверху мальчишеский голос.
Ничего, Джефф. Все в порядке, крикнула она в ответ.
Я бы все же хотел поговорить с вашей матерью, напомнил Карелла.
Но зачем? Вы ее только зря испугаете, и все!
Карелла не ответил. Он молча смотрел на девушку. Ее глаза начали наполняться слезамион видел, как это происходило, но ей еще удавалось держать себя в руках.
Звоните, конечно. Но вы должны быть уверены, слышите? Если тот человек действительно мой отец Потому что вы вы не должны так ошибаться. Только теперь ее ярко-голубые глаза затянулись матовой пленкой слез.
Телефон там, сказала она и, пока он шел за ней в гостиную, добавила:Я уверена, что это не мой отец. Кому могло понадобиться его убивать?
Карелла раскрыл телефонную книгу и нашел номер одного из ресторанов «Шрафт», расположенного ближе других к конторе Форреста. Он начинал набирать номер, когда девушка коснулась его руки.
Послушайте, повторила она, и слезы вдруг хлынули по ее щекам. Она ведь не очень сильная женщина. Пожалуйста когда вы будете говорить ей будьте осторожны. Хорошо? Когда вы будете говорить ей, что мой отец погиб. Хорошо?
Карелла кивнул и набрал номер.
Клара Форрест была стройной женщиной тридцати девяти лет с сеточкой тонких морщин вокруг глаза и рта. Она молча проследовала за Кареллой в морг. На ее лице застыло скорбное, почти сердитое выражение, какое бывает у людей, когда им сообщают о смерти близкого. Так же молча она дождалась, пока служитель морга выкатил из стеллажа ящик на смазанных роликах с телом ее мужа, взглянула на него и коротко кивнула. Она смирилась с мыслью о его смерти еще тогда, когда Карелла говорил с ней по телефону. Теперь для нее этот взгляд на лицо человека, за которого она вышла замуж, когда ей было девятнадцать; человека, которого она полюбила еще в семнадцать; мужа, которому родила троих детей, которого за это время знала и в горе, и в радости; этот взгляд на безжизненное лицо человека, который лежал мертвым в ящике на роликах, был чем-то обыденным. Она почувствовала боль тогда, когда Карелла говорил с ней по телефону, а все остальное было уже неважно.
Это ваш муж, миссис Форрест? спросил Карелла.
Да.
* Его имя Энтони Форрест?
Да, Клара встряхнула головой. Может быть, выйдем отсюда?
Они вышли из большой гулкой комнаты и остановились в больничном коридоре.
Вскрытие будет? спросила Клара.
Да, миссис Форрест.
Я бы не хотела.
Мне очень жаль.
Как вы думаете, ему было больно?
Скорее всего он умер мгновенно, миссис Форрест.
Слава Богу, хоть так.
Наступило долгое молчание.
Наши часы, наконец сказала Клара. У нас их дюжины две. Я знала, что так и получится.
Простите, не понял?
Он всегда сам заводил часы. Некоторые из них очень сложные. Те, что старинные. И те, мудреные заграничные. Он заводил их раз в неделю, по субботам, и все сам, она замолчала и устало улыбнулась. Я всегда боялась, что так и получится. Понимаете, он А я так и не научилась их заводить.
Простите?
А теперь теперь, когда Тони не стало, медленно проговорила она, кто же будет заводить часы?
И тогда она заплакала.
Полицейское управлениеэто громадное учреждение, а детективвсего лишь один из его служащих. Каждый день он приходит на работу и делает свое дело. И так же, как в любом другом, в этом учреждении свои правила и свой распорядок, нужно что-то напечатать, а что-то надиктовать, кому-то позвонить, кого-то опросить и кого-то навестить, нужно проверить факты, связаться с другими отделами, проконсультироваться со специалистами. И так же, как и в любой другой работе, в полиции невозможно сосредоточить все свои силы на каком-то одном срочном деле. Мешают то телефонные звонки по совершенно другому поводу, то посторонние люди, то не стыкуется отпускной график, то сказывается нехватка работников, накладки и опоздания, а то и просто обычная усталость.
Работа детектива очень похожа на работу бухгалтера.
Есть только одно существенное отличие, но если попробовать от него отключиться, то оно становится почти незаметным.
Несмотря на репутацию безжалостного кровопийцы, которая преследует его профессию, бухгалтер редко встречается со смертью, во всяком случае, не каждый день.
Детектив видит смерть во всех возможных ее проявлениях по крайней * мере пять раз в неделю, а обычно гораздо чаще. Он видит ее в уличной толпе среди мужчин и женщин, которые проводят всю свою жизнь в гниющих трущобах и умирают по мере того, как безжалостный город высасывает из них остатки этой жизни. Он видит ее среди наркоманов, для которых не существует иных стремлений, кроме одногок героину. Он видит смерть среди воров, грабителей, мошенников, сутенеров, которые большую часть своей жизни проводят в тюрьмах. Он видит ее среди уличных шлюх, которые познали утрату собственной чести и теперь каждый день по многу раз убивают свои чувства бесчисленными совокуплениями. Он видит ее среди гомосексуалистов, потерявших свое мужское достоинство и прозябавших в постоянном страхе перед законом. Он видит ее среди малолетних преступников, которые живут по законам насилия и сами боятся смертиони убивают для того, чтобы избавиться от разъедающего их души животного страха.
Детектив видит смерть в самой жуткой ее сути, когда страсти туманят сознание и развязывают руки. Он видит раныстреляные и колотые, раны от топора и спицы, видит увечья и расчлененные человеческие тела. И всякий раз, когда он имеет дело с очередной жертвой, его словно выхватывают из собственного тела, он как бы перестает ощущать себя человеком и становится сторонним наблюдателем, пришельцем из космоса, изучающим любопытную расу людей-насекомых, рвущих друг друга на части, пожирающих и пьющих кровь себе подобных. В такие минуты он готов отречься от своей причастности к роду человеческому, он не хочет верить в то, что подобная жестокость может исходить от разумных существ, почти достигших звезд. А когда он крепко зажмуривается и вновь открывает глазаперед ним на мостовой лишь очередное «дело», а сам онтолько служащий полицейского учреждения, которому необходимо докопаться до фактов и раздобыть сведения, прежде чем «дело» займет свое место рядом с другими такими же в* архиве.
Из отчета баллистической лаборатории Карелла узнал, что пуля, извлеченная из деревянного дверного косяка позади Форреста, и стреляная гильза, найденная на крыше здания напротив, являются составными частями патрона «ремингтон» 308-го калибра. В том же отчете говорилось, что патрон 308-го калибра весом 191,6 грана состоит из цельнометаллической гильзы и пули в медной оболочке, имеющей шесть нарезных бороздок, мягкий наконечник и направление вращения справа налево. Предположительно, что убийца использовал оптический прицел, так как расстояние между крышей и тротуаром, где стоял Форрест, превышало сто пятьдесят ярдов.
Карелла внимательно прочитал отчет, но поступил совсем не так, как человек, долгое время прослуживший в полиции. Он решил не обращать внимания на навязчивое предчувствие, возникшее в тот момент, когда увидел убитого, в надежде, что оно пропадет и ему будет легче работать. Он ответил на вызов, дело официально числилось за ним. В 87-м участке редко работали с постоянным напарником. Этот вопрос, как правило, решался довольно бессистемно, хотя весьма эффективным способом. К делу подключался тот, у кого было больше времени и сил.
Был еще апрель, и Мейер Мейер как раз возвращался из отпуска, чтобы сменить Берта Клинга, который дождался своей очереди. Идея ранних отпусков принадлежала лейтенанту: поскольку преступность особенно пышно расцветает именно в летние месяцы, он хотел, чтобы в июле и августе отдел работал в полном составе. Коттон Хейвс и Хэл Уиллис отчаянно трудились над раскрытием серии складских краж, Энди Паркер работал над ограблением ювелирного магазина, Артур Браун вместе с ребятами из отдела по борьбе с наркотиками разыскивал известного «толкача», скрывающегося где-то на территории участка. Из шестнадцати детективов своего отдела Карелла в разное время работал со всеми, но больше всего любил Мейера Мейера и очень обрадовался-, когда лейтенант подключил его к делу о снайпере.
Как ни странно, Мейер сразу же согласился с Кареллой и не стал заострять внимание на очевидном. Казалось, он необычайно рад тому, что им известны имя убитого, адрес его семьи и тип пули, сразившей его. Как часто им приходилось приступать к делу, не имея ни малейшего понятия об имени убитого, о его адресе, семье или друзьях.
Они сразу договорились, что ищут конкретного человека, который убил другого конкретного человека. Они прекрасно знали, что невозможно раскрыть каждое убийство, но еще они знали, что необходимо терпение и расторопность в совокупности с правильно сформулированными вопрос&ш, заданными правильно выбранным людям, и это обычно приносит желаемые результаты. Между собой они решили, что человека не убивают, пока кто-то не посчитает, что пришла пора это сделать.
На следующий день их мнение изменилось.
Глава 3
Это был еще один чудесный весенний день.
Живя за городом, никогда не поймешь, что значит такой день для ^городского жителя. Горожанин еще с вечера следит за прогнозом погоды по телевизору и первое, что он делает, проснувшись утром под звон будильника, это подкрадывается к окну и вглядывается в небо. Он окончательно просыпается, если небо голубое. «В такой день все должно быть в порядке», говорит он себе, а потомбудь то зима или лето, весна или осеньоткрывает окно, чтобы узнать: как там? Не очень ли холодно? И от того, что он чувствует в эти первые минуты после пробуждения, зависит и его сегодняшний костюм, и настроение, да и вообще вся его жизненная философия.
Таймер приемника сработал и разбудил Рэндольфа Нордена в 7.30 утра. В свое время он купил этот приемник, предвкушая, как здорово будет каждое утро просыпаться под музыку. Но вставал он обычно в 7.30; как раз когда начинаются новости, и потому каждый Божий день диктор будил его очередными скверными известиями откуда-нибудь из России. Он пробовал ставить таймер на 7.35, когда новости уже сменялись музыкой, но вскоре обнаружил, что именно этих пяти минут не хватает, чтобы вовремя попасть на работу. Он пробовал ставить и на 7.25, но терять из-за этой глупости пять минут сна ему тоже не нравилось. Так и получилось, что вместо музыки Рэндольфу Нордену приходилось слушать скучные последние известия. По его мнению, это было еще одним из проявлений жизненной несправедливости.
Когда он встал с постели, диктор как раз вещал о далеких островах в каком-то море.
Катись ты к черту вместе со своими островами, буркнул он и направился к окну, на ходу стягивая через голову пижамную куртку и почесывая живот. Как всегда по утрам, его бесил приемник, бесила Мэй, собственная жена, которая еще крепко спала, дети, спавшие каждый в своей спальне в другом конце квартиры, и прислуга, которая позволяла себе просыпаться позже него, хоть он и был ее хозяином, из-за чего ему самому приходилось готовить себе завтрак. Он поднял штору, с долей злорадства надеясь, что солнечный свет упадет на подушку и разбудит Мэй, но тут же почувствовал угрызения совести и обернулся посмотреть, не побеспокоил ли жену. Нет, все в порядке. На секунду ему показалось, что на улице пасмурно, но он посмотрел в окно на крыши, увидел ослепительно синее, как яйцо малиновки, небо, и его лицо расплылось в довольной улыбке. Он одобрительно кивнул и открыл окно.
Норден высунул голову наружу. Было тепло, с юга, со стороны реки Харб дул мягкий ласковый ветерок. С высоты своего двенадцатого этажа он отчетливо видел суда на реке и огромные величественные арки моста. Его улыбка стала шире. Он оставил окно открытым, вернулся к постели, выключил радио и снял пижаму, быстро и бесшумно натянул белье, брюки, носки и ботинки, прошел в ванную и побрился электробритвой. Пока он брился, его уверенность относительно наступающего дня еще больше окрепла. Норден любил повторять, что лучшие мысли ему приходят в голову во время бритья. И действительно, несколько довольно оригинальных идейили они ему такими только казалисьвозникли у него, пока он водил бритвой по щетинистому подбородку. К тому времени, когда он закончил бриться, надел рубашку, повязал галстук, накинул пиджак и вышел на кухню выпить соку и заварить кофе, ему уже не терпелось поскорее добраться до своей адвокатской конторы на Холл-авеню и приступить к воплощению наиболее удачных из своих последних изобретений. Проглотив сок и кофе, он прошел в другой конец квартиры, где были комнаты детей. Джоани уже проснулась и, сидя в постели с полусонным видом, что-то читала.
Доброе утро, па, сказала она и снова уткнулась в книгу.
До вечера, ага? ответил Норден и чмокнул ее в щеку. Она молча кивнула, продолжая читать. Он зашел в другую комнату к Майкутот еще спал, и Норден не стал его будить. Он вернулся к себе, поцеловал Мэй, которая что-то пробормотала в ответ и перевернулась на другой бок. Он улыбнулся, вышел в прихожую, взял портфель и отправился на работу.
Доброе утро, мистер Норден. Отличный сегодня денек, приветствовал его лифтер.
Да, Джордж, уж это точно.
Они молча спустились в вестибюль. Норден вышел из лифта, кивнул на прощание Джорджу и подошел к почтовому ящику, который регулярно проверял каждое утро, хотя прекрасно знал, что для почты еще слишком рано. Он открыл дверь парадного, вышел на улицу, посмотрел на небо и еще раз улыбнулся.