Алина приняла снотворное, пояснил я, и спала отдельно.
Ты полагаешь, он вернулся ночью и забрал Степа закурил, пальцы дрожат. В принципе это возможно. Я оттащил тело метров на десять от тропинки, вы не нашли.
Волок по земле или на руках отнес?
На руках, разумеется.
Покажи, где ты оставил его.
Редеющий подлесок тонул в тусклых закатных лучах. Мы остановились возле зелено-серой осины.
Где-то здесь. Точнее не скажу, было темно.
Ты уверен, что в этом направлении?
В направлении уверенк проселку, к машине.
Странно. Те следыпомнишь, мы втроем смотрели? поломанные ветки, трава, слегка примятая
Да помню!
Следы как будто указывают на противоположный путь.
К дому? поразился Степа.
К склепу.
Он прошептал:
Там же не было трупа то есть Женькиного.
Я словно очнулся.
Да, конечно. Убийца долго искал, бродил и наследил. Вряд ли те следы что-то дадут нам.
Мы побрели назад к аллейке, Лара спросила:
А зачем вы вообще трогали труп?
О Господи, я же решил, что убил его! Оттолкнулон ударился головой о корневище, тут Родя, говорит: «Мертв!»и исчезает.
Но зачем тащить?..
Девушка, откуда я знаю! Выпимши, в панике, машинально. Вдруг слышу голос: «Степа, где ты?» Вспомнил про Петьку, бросился к нему.
Мы наконец выбрались из чащобы и зашагали по сумеречной тропе.
Степ, он так и стоял возле того дерева?
Нет, почти на выходе из парка. Бормотал про какое-то привидение доктор, наверное. Он только что отчалил на велосипеде, мы его обогнали.
Заросли раздвинулись, показался проселок с автомобилем, вечерний печальный пейзаж в угасающем алом отблеске.
Ну, Родя, дали тебе что-нибудь наши похождения?
Петр мог вас слышать. Возможно, ему был понятен смысл. Надо исходить из текста.
Из текста?
Ваш диалог.
Только в бреду Евгений мог назвать меня убийцей! прошипел управляющий.
Ну, рассуждая логически, кто денежки присвоил, тот
Родя, я был с тобой предельно откровенен.
Только потому, что я сам тебе признался кое в чем.
Черт, я правду говорю! Не веришь?
Никому из вас!.. Однако последняя фраза: «Тыубийца!»такое откровение не придумаешь, инстинкт самосохранения помешает.
Евгений ошибся!
Да, наверное, он разговаривал не с тобой. Предсмертное помутнение сознания. Вы говорили о разных вещах.
Управляющий нервно хохотнул:
О миллионе долларов.
Нет, не то. Секретарь Всеволода соображал, что никакую сумму ты не прячешь, а пустил в оборот. Твои реплики до него, судя по всему, не дошли а вот его обрывистый текст: «Где ты ее прячешь?»«Погребенные уже не скажут»«Тыубийца!»
Степа взглянул искоса.
Кто, по-твоему?
По-моему, я.
Художница пробормотала с досадой:
Если вам охота разыгрывать из себя жертву
Не жертву, а преступника, дорогая. Я не разыгрываю, а ощущаю так.
И ничего не боитесь?
Ничего.
Ладно, я с вами, заключила она неожиданно, и я вдохновился.
Так вот, друзья. Евгений дважды заявил, что должен поговорить со мной. Я вышел следом на крыльцо, позвал (тут мне помешалидоктор отбыл). Потом вы с Петром отвалили но он слышал мой голос, ждал меня.
Не обязательно, вставил Степа в нетерпении.
Во-вторых. Слушайте! И ты, и Петр после смерти Всеволода меня разыскивали и звонили секретарю. «Родя в курсе»помнишь? Получается, он догадывался.
Вы с ним сговорились?
Нет. Единственное объяснение: Евгений знал, что я налил в бокал брату
Невозможно! Я уже тебе говорил: никто из нас не покидал гостиную, пока Всеволод общался с тобой.
Допустим. Но смерть случилась при нем, всю ночь он провел с мертвыми Мало ли что услышал он, в какие тайны и бездны заглянул.
В тайны, бездны, пробормотала художница. Почему «Скорую» не вызвал? Ваш секретарь все это и провернул.
Нет! отрезал модернист. Вы не знали Женьку.
А может, и вы до конца не знали.
Родь, скажи! Ты имел на него огромное влияние не знаю уж, на чем основанное но факт. Однако смерть Наташи он бы никому не простил.
Кому-то простил, Степ. Это тоже факт.
Ей? тихонько сказала Лара.
Пардон, мадам, она отравилась.
Может быть, она слишком любила мужа.
Ваша логика мне недоступна. Предполагать идеальные мотивы в таком деле
В каком?
Отравлениесамое гнусное деяние на свете. Подлое, подпольное и частенько безнаказанное. Да, Родион! Можешь хоть завтра вышвырнуть меня из своей «империи», но я облегчил душу.
Ты прав. Троица «погребенных» потому так и ужасна. Теперь насчет «безнаказанности» С того момента в прихожей брата я ведь уже не живу. Вот и не боюсь ничего, девочка, никаких чувств не осталось. Свидетельствую объективно и бесстрастно.
Врешь! азартно воскликнул Степа. К чему тогда это расследование?
Мне нужен мой покровитель.
Покровитель? Шепот его, багровое лицо приблизились к моему почти вплотную. Ты копаешь кому-то могилу.
Я отшатнулся:
По-твоему, такие мелкие мотивы
А вам нужны возвышенные? Идеальная любовь! Допустим, твоя жена покончила с собой из-за каких-то там угрызений. И Женя последовал за нею. Тогда кто украл и спрятал его труп? Или ты окончательный псих и не ведаешь, что творишь. Или действует враг нечеловечески умный и сильный.
Дух нашей бабушки. Я усмехнулся. Нет, Степа, это человек. Он сидел с нами за поминальным столом в прошлую субботу.
Степа вздрогнул всем телом.
Яд этой чертовой бабушки был у тебя?
У меня.
И он запечатлен в золотой чаше на фреске!
Которую, между прочим, заметил я, сфотографировал итальянец. А ты сокрушался, что нет наследника.
Да какой он родственник, я и значения не придавал!
И все же: кому останется состояние в случае моей смерти?
Ты сам должен написать завещание, Родя.
* * *
Мы с Ларой по обыкновению собирали валежник, все дальше от флигеля, все глубже, очищая парк от сухостоя, праха и тлена десятилетий. Мы не сговаривались, не обсуждали этот ежевечерний, пышно выражаясь, обряд очищения, испытания «огненным столпом»; он стал необходим.
В чаще почти смерклось, бесшумно опадали листы, и настойчиво звенел в ушах моих предсмертный голос: «Где ты ее прячешь? Погребенные уже не скажут. Тыубийца!» Я убийца, но и наш блаженный Женечка ужасно замешан, коль меня не выдал. «Погребенные уже не скажут»про убийцу? Нет, он дальше обвиняетзначит, знает. Они не скажут, «где ты ее прячешь»вот ключевая фраза. «Ее»первое, что приходит в голову, бутылочку с болиголовом.
Но откуда он про нее знал? пробормотал я нечаянно вслух, сбросив наземь охапку хвороста; Лара на корточках разжигала костер; подняла голову.
Про кого?
Наша бабуля клялась, что никому никогда про яд не рассказывала.
Еще бы. Это было совсем не в ее интересах.
Если Наташе Они встречались после моего визита.
Кабы я знала, какой «мистерией» все это обернется, я б их разговор подслушала, честное слово.
Лара, не смейся.
Нет, нет!
Не смейся. Болиголов убил пятерых.
Да не берите же все на себя. Тридцать лет назад вы были ребенком.
Но удачно продолжил родословную линию. С братом понятно, зато остальное мрак.
Вы полагали, что они с Наташей выпили тот самый бокал шампанского?
Я так думал.
И одна доза привела к смерти обоих?
Да ведь в спешке, на нервах сколько я там ливанулне ручаюсь.
Но теперь вы в сомнении из-за секретаря?
Да, если доктор не ошибается насчет отравления перед Евгением я чист.
Где вы хранили яд?
Я рассказал.
Первым моим благородным порывом (еще тогда, при бабушке) былоизбавиться от смертоносной жидкости. Я подошел к открытому окнуиз зарослей парка возникли доктор с художницейи отвернулся Нежные весенние лучи озаряли «Погребенных», которые словно околдовали меня. «Что за странное создание!» Старуха глядела непроницаемо. «Вариация на тему рублевской «Троицы»? А что в чаше?» Она все молчала. «Не вино для причастия, правда? Это яд?» Наконец произнесла: «Это моя последняя вещь. В такой символической ипостаси я попыталась выразить некоторые свои ощущения». Послышались шаги доктора по лестнице, и я машинально сунул бутылку с болиголовом в карман куртки.
А потом? спросила Лара. Почему потом не избавились?
Я задумался: чрезвычайно трудно передать в словах подсознательные побуждениякак возникает смертный грех.
В тот же день вы услышали разговор брата с женой и задумали убийство?
Сознательнонет.
Вы любили свою жену.
Наверное. Да. Я не смог бы.
Но вы убили ее.
Значит, смог.
Про яд я вспомнил уже дома после их ухода, как будто «чертова бабушка» прошептала на ушко: «Здесь примерно на четыре порции». Слишком много, подумалось с усмешечкой, хватит и одной. Мне вдруг расхотелось жить; и не потому, что она ушлачто мне до чужих чувств, коль я разом и полностью утратил собственные. Мир омертвел. И казалось, словно омертвел он еще тогда, после взгляда на «Погребенных». А не причаститься ли зельем из диковинной бутылочки? Нет, не серьезное намерение, а так усмешка.
Теперь я могу засвидетельствовать компетентно: самоубийца переживает раздвоение личности. В христианской терминологии: ангел умоляет, зверь соблазняет. И чемнебытием. В мгновение стресса (умопомрачения) небытие для человека предпочтительнее. И ведь врет, отец лжиа вдруг земная мука только слабое отражение той, запредельной? «Попробуйузнаешь!»шептал голосок. И тут зазвонил телефонангел мой хранитель послал Евгения. «Что происходит, Родя?» В умопомрачении почудилось мне, будто он спрашивает про яд «Что ж ты молчишь? Она действительно ушла к Всеволоду?» А я сам ушел уже так далеко, что про все забыл, про них забыл «Да». «Я уйду от него». «Зачем?»«Это подлостьотнять у тебя имение и жену». «Ох, Жень! Я засмеялся: реплика из классического романа. Держись за финансистана что ты еще годен, филолог?»«Пригожусь. Да, Родя, я останусь пока, чтоб вас соединить». «Зачем?»«Вы не сможете жить друг без друга».
Все получилось с точностью до наоборот: соединить не удалось, я живой, а они все умерли. Он меня спас тогда, но какой-то предел я успел перейти; и потом, в католической передней Всеволода, не дрогнул, ощущая себя мертвым. Но самое смешноеостался жив. И оправдание наготове: она вошла, когда я капнул яду брату, а себе не успел. И удрал в Опочку довершить деяние. Но почему в такую даль, коль свое жилище в двух шагах от Восстания? Теперь-то понятно: я и про художницу забылбудто бы! а на самом деле бросился за спасением к женщинеинтуитивно, подсознательно: помню, очень удивился, увидев в окне флигеля свет. Мистический настрой конца (сопровождаемый галлюцинацией: меня преследуютни звука, ни тени, чей-то яростный взгляд, «всевидящее око», сопровождал в пути через луг и поле, через парк; и я останавливался, озирался), настрой конца сменился жаждой жизниненадолго, когда я увидел свет, взошел на крыльцо, открылась дверь, и я ее обнял. И она не оттолкнулавот что удивительно! женщина почувствовала, что человек на последнем пределе, и пожалела его.
Тоже ненадолго. Но тот вечер и ту ночь я никогда не забуду. Мы пили чай на кухне, она смеялась: «Кузен ваш весьма расстроился из-за нового завещания». «Грозил наследства завтра же лишить», отвечал я в тон; конечно, я все скрыл, скрыл про яд (бутылочка хранилась у сердца, во внутреннем кармане куртки). «Конец» я отложил на потом, меня заворожила энергия жизниее энергия, сила и страстность. А когда поднялся в бабкину спальню и включил ночник, то просто рухнул одетый на кровать и провалился в сон. К сожалению, ненадолго. Вдруг очнулся как от толчка (оказалось, так и сплю, прижимая руку к сердцук яду в склянке). «Погребенные» отпрянули от чаши и замерли. Все вспомнилось разом, и как будто наступила необходимая решимость. В темноте я прокрался на кухню за водой, нечаянно задел пустое ведро, застыл, пережидая грохот ведро покатилось по полу, и вспыхнул свет. На пороге Лара в белой пижаме, ноги босые, волосы распущенные, глаза заспанные. «Ой, что случилось?»«Извините, разбудил, хочется пить извините!»«Пустяки. Засну мгновенно, у меня сон как у младенца». «Завидую». Она прошла мимо меня, нагнулась поднять ведро, я четко отдавал себе отчет в своих желаниях (энергия жизни и смертиЭрос и Танатос боролись во мне, как два существа), я притянулгрубо рванулее к себе, взял на руки, вглядываясь в оживавшее смуглое лицо, вдруг блеснувшее белизной зубов. Она не сопротивлялась, я поднялся наверх с пленительной ношей. Все произошло быстро, как в страстной схватке двух врагов, и молча. Лишь потом она сказала: «Я просто пожалела вас». «Нет, не обманешь, ты сама этого хотела!»«Ну и что? протянула она лениво. Вам же хорошо?»«Очень. Лучше не бывает». «И не будет». Она усмехнулась и ушла. И не было. С той ночи ничего больше не было.
Любопытно, что и в самые острые секунды я не забывал о склянке с ядом (в куртке, брошенной на стул), эта мысльмерцающая во тьме идеясловно усиливала наслаждение борьбы и смертной истомы. И сразу после ее ухода я перепрятал бутылочку.
Куда? спросила Лара.
Под подушку.
Так с ней и спали?
И спал, и днем носил с собой.
Господи, к чему такие предосторожности?
Нет, я не боялся, что на болиголов покусится кто-то, а держал при себе, как человек держит необходимое для жизни лекарство.
Для смерти, поправила Лара. Вы боялись ареста?
Надеялся его опередить.
И где же бутылка была в субботу, когда мы сидели за столом?
Там жево внутреннем кармане куртки.
Разве вы сидели в куртке?
О черт! Она висела на вешалке в коридоре да, я надел, когда вышел за Евгением.
Вот видите! А потомне обратили внимания: уровень жидкости в бутылке не понизился?
Точно не скажу. Да это и не показатель: если яд на время позаимствовали, его могли разбавить водой. Я не акцентировал на этом внимание, я ж тогда не знал, что Евгений отравлен.
«А вдруг нет? пришла мысль. И доктор не уверен Что произошло на самом деле с Женькой?.. Урны сдвинуты»
Паузу прервала Лара, заявив решительно:
Нет, Родя! Похитить так, чтоб никто из нас не заметил, и подложить потом слишком сложно.
Ты так увлеклась следствием, дорогая, что забыла про мое отчество. Мне приятно.
Да, увлеклась! Не могу видеть, как человек себя топит ни за что ни про что.
Я убил брата и жену, черт возьми!..
И там не все просто! Французский флакон, записка Вы же не подбрасывали, не заставляли его писать.
Заставить Всеволода не смог бы никто.
Вот и успокойтесь на самоубийстве.
А Евгений?
Она промолчала. Уверен, у нее есть своя версия событий; и врожденная детская непосредственность, прямодушие (прелестное лицо ангелаоткрытый крутой лоб, пышные волны волос' подобраны, точно крылья, над висками) борются в душе с нажитой взрослой деликатностью.
Лара, моя жена погиблаэто снимает с нее подозрения.
Она пользовалась французскими духами?
Ну, я подарил весной на день рождения.
Фирмы «Коти»?
Не разбираюсь, просто дал денег.
Так вот. Наташа вам подыграла, чтобы спасти вас.
Да Евгения-то кто отравил?
Не вашим болиголовом.
Это не доказано.
Но и не доказано, был ли секретарь отравлен. (Не у одного у меня сомнения!) Этот толстяк ваш мог так его толкнуть, что это вызвало смерть.
Мы помолчали.
Не вашим болиголовом повторил я. Другой яд? Но если б доктор был замешан, он бы ни за что не упомянул про отравление.
Неужели вы подозреваете дядю Аркашу? удивилась, даже возмутилась Лара.
Нет, с какой стати И все же какая-то тайна в нем есть.
Тайна?.. Он такой простец. Что за тайна?
Может, он продолжает тайком свое зелье варить? Я рассмеялся натужно. У него в доме необычно пахнет.
Болиголовом?
Нет, нет, как бы аромат роз.
Правильно, он выращивает розы.
Я становлюсь неврастеником, сознался я. И розы в желтой хижине кажутся мне ядовитыми.
* * *
Наш костер догорал, почти догорел, изредка вспыхивая рдяными глазами, как добитое копьем издыхающее чудовище, которое вдруг начал оплакивать реденький, робкий дождик.
Мы вошли в дом, разделись, повесили свои куртки на оленьи рога в коридорчике, возле круглого зеркальца без оправы, в котором я только сейчас разглядел ее глазапестрые, с ярко-зелеными искрами.