Вскрытие делали?
В этом не было необходимости. Аркадий Васильевич снова насупился. Я достаточно опытный специалист и лечил ее много лет.
Мы помолчали, закуривая. «У него нет мотива!»напомнил я себе, глядя на кусты бузины за оконной кисеей, в листве которых когда-то померещился безумный взгляд А может, и не померещился, вон какой сатана у них тут разгуливает! У старика нет мотива, и вообще он мне симпатичен (этакий чеховский тип земского доктора минувших времен), но какая-то загадка в нем чувствовалась, сквозила в благодушной болтовне, в выцветших белесых глазах, в атмосфере желтого домика и большого «желтого дома».
Я сказал:
Вы как-то мельком упомянули, что у вас тут появился новый интересный экземпляр.
Что-что?
Пациент из Москвы с манией преследования.
А, есть такой! Хотите взглянуть?.. Аркадий Васильевич встрепенулся, отразившись в самоварном зеркале стариком Хоттабычем. Правда, начинается «мертвый час», но попозжепожалуйста.
Не к спеху, пробормотал я, понимая, что проиграл партию: показать можно кого угодно
А почему он вас заинтересовал?
В окрестностях, так сказать, «имения» по вечерам бродит безумец.
Безумец? переспросил доктор напряженно.
С белой головой.
Как это?
Ну, головной убор или очень светлые волосы В понедельник его заметила Лара в кустах напротив флигеля, а вчера он разжег там костер. Вы его не встречали?
Я?
Во время своих долгих прогулок.
Никогда!
Этот безумный
Не наш! отрезал доктор. На окнах решетки, на дверях крутые запоры, ограда больше двух метров с колючей проволокой. Случаев побега не было.
Но из бывшей вашей лаборатории сбежать легче, правда? Я поднялся, распахнул дверь: ничего подозрительного (что я ищу? кого?), никаких сиюминутных следов человеческого пребывания (открыл шкаф с больничной одеждой), только тот аромат, совсем слабый, почти неуловимый. Не болиголов, нет. И не запах увядающих роз. (По какой-то причудливой ассоциации возникло лицо брата в сигарном дыму в католической прихожей.) И не гаванский душок, нет! «Завтра же наследства лишу!»его знаменитая саркастическая усмешка, ведь уже лишил, всех будущих убийц лишил и обошел, будто и впрямь готовился к посмертию и поминовению.
За спиной голостакой земной, участливый:
Родион Петрович, вы, простите, словно что-то вынюхиваете!
Ищу следы бедного Евгения.
Старик остолбенел.
Мертвый в моем доме?
В комнате зазвонил телефон. Мы вздрогнули.
Вас! воззвал хозяин отрывисто.
Степа.
Откуда ты звонишь?
Из машины. А ты, значит, в сумасшедшем доме?
Ты что-то хочешь мне сказать?
Вот что: желаю тебе остаться там навсегда!
Короткие гудки. Теперь я стоял столбом Да, по словам здешнего Люцифера, пациенты (страждущие) прут отовсюду. Мой столбняк прервал доктор, повторив вопросительно:
Мертвый в моем доме?
Нет, живой. Кто-то очень живой. Значит, завтра вы мне покажете того маньяка?
Да хоть сегодня, только попозже.
Нет, мне уже пора. Кстати, а граф Калиостро его фотографировал или он появился позже?
Кто появился?
Ну, не синьор же у вас тут лечится!
Мы посмеялись. Вдруг доктор закричал:
Граф Калиостро поднимался!
Куда?
В спальню, перед ее смертью!
Четвертого сентября?
Нет, накануне. Мы с Марьюшкой внизу сидели, а он перерисовывал дворянское древо!
Я прошептал:
Паоло нацарапал слово «яд» на фреске?
Доктор сказал с сожалением:
Я слишком много болтаю, между тем лечебная тайнавеликая тайна, Родион Петрович.
Чья тайна? Паоло Опочини?
Уверяю вас, мой пациент не имеет никакого отношения к этим трагическим событиям. Если хотите знать, он беженец из ближнего зарубежья.
Вы ж говорили, из Москвы?
Сюда прибыл из Москвы.
«Ближнее зарубежье» напомнило мне о Киевском вокзале. Может, махнуть кстати, и Степку расколоть! (Я было направился к автобусной остановке.) Если в желтой хижине действительно скрывается «поджигатель костров» или шалит сам доктор, то сегодня никто не проявится. Слишком раскрылся я перед дядей Аркашей. (Господи, о чем я? О ком? Больные фантазии!) Но ведь она дала слово, что придет ночевать к нему! Нет, этого допустить нельзя, опасновдруг не фантазии? Я круто развернулся и направился к родным пенатам.
* * *
Небо набухло, медля пролиться дождем Вечерело, шаги мои звонко чеканились по просохшему проселку, рождая эхо. Я останавливалсяэхо смолкалонатуральная мания преследования! Меня преследует граф Калиостро из сумасшедшего дома в Опочке который нацарапал слово «яд». (Я расхохотался, мысли путались.) «Желаю тебе остаться там навсегда!» Самое мое место. «Посадят на цепь дурака и сквозь решетку, как зверка, дразнить тебя придут». Зачем я отобрал у старухи яд? Еще не хватало поддаться жалости к самому себе, убийца Оба друга, Петр и Степан, отнеслись к деянию (признанию) моему, так сказать философски, как будто другого и ожидать от меня нельзя. Но сегодня Степа сбесился. Он вдруг обнаружил эмалевый крестик на лобовом стекле и обвиняет меня? Но это же полная бессмыслицатак явно и грубо (и наивно) подбросить улику! Но допустиму кого была возможность провернуть столь убойную шуточку (в духе усмешки Всеволода или Петеньки«раздвоенное жало» оккультиста!)? Прежде всегоу меня: я уже сел на переднее сиденье, а Степа зачем-то поднимал капот. Машина была заперта, но легкий сквознячок помню наполовину приспущено стекло сбоку от водителя. Точно! Значит, в поле зрения входят Петр с женойони отбыли раньше. (Например, «отвернись, дорогая, я тут в кустиках».) Словом, нет проблемзачем только, шутки ради?.. А вот еще один вариант. Доктор проводил Лару до флигеля, она осталась с Алиной, он вернулся в больницу один. Может, Степин автомобиль уже стоял у опушки парка (ну, время я у нее уточню).
Но зачем, Господи Боже мой?
Чтобы вычислить моего демона-покровителя (или ангела-хранителя), необходимо тонко прочувствовать логику его поступков, как мне кажетсясовсем не безумных, а хладнокровно рассчитанных. Зайдем с другой стороны Не раз заходилбез толку!.. Тыщу раз зайду, но найду! Кто мог знать о сцене в «католической» прихожей (и подстроиться) о болиголове в бокале брата? Петр (через горничную), Наташа наконец, сам Всеволод мог засечь мои действия. Наташа посмертно реабилитирована: она подписала тайное завещание и никак не была заинтересована в смерти богатого любовника (в ту последнюю ночь они стали любовниками). Покойник был способен отмочить любую шуточку, но не бесстрастно наблюдать, как ему подливают яд (и выпить его!). По духу он был борец и записку (ту самую, якобы предсмертную) написал, конечно, добровольно тоже загадка. А, да что я гадаю об умерших, коли Евгений убит после! Да и новоявленный оккультист наш почти не скрывает своей причастности к преступлению. И Паоло поднимался наверх об этом пока не надо, совсем с ума сойду.
Болиголов, черное растение над жутковатой «тройкой», ключевой символ (и улика), связующий времена и судьбы. Доктор до сих пор балуется травками (как бы ни отрицал!) и знаком с Петром и Паоло Петр и Павел«апостолы» «новой веры». Материалиста, покорителя природы, подспудно всегда тянет к магии; они завербовали доброго дядю Аркашу; и теперь мне остается вступить в наследство, в нью-троицкий орден и отправиться в путешествие по святым местам. Все рассчитано, но они не приняли во внимание мою природу; до брата мне далеко, я отнюдь не борец, однако способен послать всех и вся к чертовой матери, прихватив с собою «покровителя». На прощание я сообразил сказать доктору, что до завтра уезжаю в Москву. Мы с художницей затаимся и проследим кого? кто сюда является попугать нас (нас, не ведающих страха, подумалось с усмешкой) старик ли, горничная, сам ли граф Калиостро? Какова цель этих явлений?
Явлений! повторил я вслухи знакомый «нездешний» сквознячок холодной змейкой прополз по спине. Ну не материализацией же мертвых занимаются местные «оккультисты»! И осознал, что стою возле того самого кустика, уже безлиственного (брата болиголова с фрески), черного кустика, из которого той ночью торчала белая рука. Возле которого стоял сегодня управляющий, невнятно бормоча А вон вековая липа пьяного Петра, а чуть дальше в сторонуосина Степы, под которой он положил труп. О чем же он бормотал?.. Никогда не испытанный трепет все сильнее проникал в душу. А если сам Евгений подвесил крестикзнак что за знакбезумия? И всплыла фраза: «Мистерияопыт прижизненного переживания смерти».
Бессознательно, не по своей воле словно, углубился я в полуобнаженные заросли, миновал трепещущую осинку дальше, на кладбище На мое кладбище (за пазухой согласно прошуршал конверт с помещичьим наследством), с моей часовней и моим склепом. И ключ при мне.
Мраморный мавзолей в полупрозрачном мраке манил, заманивал в глубь подземелья. Плесень склепа и роса в полночьоккультные шуточки Но кто-то действительно сдвинул урныритуальные принадлежности языческого погребения. Сама старуха лежит по-христиански достойно, более того, отравительница не посовестилась крестить ребенка (а от друга-атеиста сие таинство скрыла!).
Я достал из кармана ключ (есть ли слепок и у кого?). Отворил застонавшую дверь и спустился в уже гробовой мрак. Огненный язычок зажигалки слегка озарил застенок. Щелкнули бабушкины замки, услужливо подалась Митенькина крышкамертвые на местах. А вот урны сдвинутынарочито, вызывающе расставлены по углам.
И не запомнил я, как очутился на поверхности (не иначеоккультным духом выдуло). Траурное поднебесье опустилось на землю, сейчас начнется мистерия, скрюченные смуглые пальцы потянутся к яду, блеснет голубой глаз, кто-то зажжет высокий костер И опять всплыло: «Мистерияопыт прижизненного переживания смерти»моя фраза, с которой начинаются записки, я сам ее сочинил, точнее, она возникла вдруг из каких-то духовных глубин, из глубины моего собственного падения. Граф Калиостро поднимался наверхкак сказал доктортретьего сентября.
Не может быть!
Я зачем-то спустился. Огонек озарения вот зачем! (Осознал и захохотал, хохот ударился о плиты и свернулся бесовским свитком.) Забыл закрыть старухин гроб. Ладно, не сходи с ума, готовь ловушку любезному покровителю Но я все стоял и стоял на коленях почему-то, в полной тьме, держась руками за полированную боковину разверстого гроба.
«Где ты ее прячешь?»«Да не прячу! Все до цента вложено в газовые акции». «Погребенные уже не скажут!»«Клянусь, я верну!»«Тыубийца!» Быстрый, нервный диалог двоих, третий в пьяном порыве обнимает липку Но зачем же такой крутой обман, ведь его легко проверить А таинственный визит Наташи к бабуле? «Погребенные уже не скажут». Фреска. Сакраментальное слово «яд». Не припадок безумия, а попытка предупреждения? Но синьор сделал фотографииопять ненужный риск!..
Я резко встал. Слово «яд» как будто сняло шок («ужас полуночи») и вернуло чувствапыльная прохлада дерева, тишь, темь, вонь от разлагающегося трупа изысканный аромат в хижине доктора настой от бессонницы «клейкие молодые листочки» и еще какая-то травка забыл сон, в котором оживает «Тринити триумф», руки тянутся к чаше с пурпуром с тупым стуком захлопнулась крышка, я хотел уйтии вдруг заблудился, натыкаясь на сырые плиты, плиты, плиты, каменный хлад мавзолея вон наверху сереющая дырапрогал в столетний сад поднялся, ощупывая руками ступени «Спасен!»почему-то подумалось на студеном ветру, надо спешить, спасать только бы она еще не ушла!
* * *
Она не ушла, костер не горел, окно «трапезной» светилось. Вот так же неделю назад я увидел свет, бросился на крыльцо, отчаянно постучалтотчас отворилась дверь, будто она ждала меня за порогом.
Ты? Смуглое лицо вспыхнуло, она обняла меня за шею, прижалась всем телом. Как хорошо! Я уже собиралась
Я не ездил в Москву. Был у доктора.
Родя, ты дрожишь!
Холодом подземелья.
Твои шутки Ты спускался в склеп?
Да. Урны опять передвинуты.
Господи, что происходит?
Убийца хочет создать иллюзию жизни.
Не понимаю!
Сейчас поймешь. Но сначала чаю, продрог жутко.
О, как раз чайник вскипел, я хотела на дорогу
Мы прошли в «трапезную», сели к столу с чайником, возникли две дымящиеся глиняные кружки.
Погоди, огненный Рассказывай!
Ну, прежде всего, дорогая моя, я не наследник брата своего.
А что? Завещание нашли?
Степа выкопал. О нем, видимо, никто не знает. Исподволь я ее испытывал. Он советует уничтожить, документ у нотариуса не заверен, свидетели мертвы.
Кто ж счастливчик?
Русская Православная Церковь.
Лара от смеха упала головой на стол.
Вот уж действительно кузен твойгосподин с усмешечкой.
Мы разом глотнули обжигающей жидкости.
Так уничтожить?
Еще чего! Да ты на это и не пойдешь.
На это «слюнтяйство»?
Извини, я была не права. Она улыбнулась бесшабашно. Стало быть, по святым местам не поедем?
Нет, любимая. Тут надо дела закончить.
Родя! Художница подняла прелестное лицо. Ты говоришь как-то ты разгадал?
Кажется, да. Слово «яд» на фрескепредостережение. Паоло поднимался в спальню накануне ее смерти и
Ой! Лара вздрогнула, вмиг побледнела Рука ее поднялась и опала.
Я побежал на выход, она за мной, крича:
Сейчас! Я фонарик Не выходи без меня! Страшно
Выскочил на крыльцо, тут же она появилась и схватила меня за руку.
Как тогда вон там на опушке белое пятно! Может, мне померещилось?..
Нет! Вспомни костер.
Но кто?..
Откуда я знаю? Пошли!
Рука об руку пронеслись мы по пустынной аллейке, и проселок пуст, сквозь летучие тучи проплывали звезды и лунный блеск проливался. Вернулись. Она вприпрыжку вбежала в сарай. Я позвал:
Куда ты, девочка?
Хворосту наготовила. Разожжем наш костер!
Обязательно. Но погоди, чаю выпью, в горле пересохло.
Мы вновь уселись за узкий тесаный стол, я поднял кружку:
За успех безнадежного дела!
Она звонко засмеялась.
Чаем не чокаются!
А мы чокнемся. До дна! И почудилось мне, будто высокое черное окно в мелких переплетах надвигается Неужто и вправду кто-то наблюдает за нашими поминкамиименно это слово я употребил мысленно и спросил:В прошлую субботу на поминках ты подлила болиголов в брусничную воду? Не бойся, я никому не скажу.
Я ничего не боюсь. В черных глазах холодный вызов.
Плевать мне было на все, а ведь задело, такая ярость вдруг вспыхнула.
Ничего не боишься? Сейчас я пойду в больницу к доктору
Она стремительной тенью бросилась ко мне, наземь, буквально приникла, жесткие черные волосы рассыпались по моим коленям, натуральные слезы омочили мои руки.
Я тебе все расскажу, только не уходи. Ведь я люблю тебя.
Мне уже не нужны твои признания.
Я и правду говорил, и не совсем, такое раздвоение души, такое мучительное не до признаний мне былои странное любопытство, почти извращенное, разъедало душу.
Ладно, говори.
Она вскочила как на пружинках, по комнате покружила, заражая нервным подъемом, на пределе
Какой ты умный, Родя! Как ты догадался?
Тебя выдали «Погребенные».
Ты с ума сошел?
Не я сошел, а ты лгунья. За два дня до смерти, по твоим словам, Марья Павловна запретила всем подниматься наверх. Между тем накануне ее кончины Паоло сфотографировал фреску с той прежней тридцатилетней чашей.
Я ж тогда не знала про фотографии!
А я видел сегодня у Аркадия Васильевича. Если б она сама испортила фреску, а потом восстановила изображение, вы с доктором (а тытем более!) уловили бы запах свежих красок. Ты попалась на лжи, на мелочах, хотя сработала умно и дерзко, восхищаюсь. Но местами переиграла.
Выходит, переиграла, согласилась она по-детски огорченно.
Твои комбинации были безупречны, не надо было никого подставлять.
Ты ж меня вынудил! Ты сказал, что угомонишься, когда докажешь вину Петра. На него я и сделала ставку.
Логично Связи практически непроверяемые, ведут за «бугор» и далее в «царство духов». От той вековой липы, которую пьяный обнимал, он никак не мог слышать разговор Евгения со Степой. Я сегодня Степу не расслышални слова! Ты опять совралаи зря.
Из-за тебя, только из-за тебя!
«Мистерияопыт прижизненного переживания смерти»ты тайком читала мои записки (я их прятал в комод) и ведь не случайно проговориласьправда? а повторила меня, чтобы продемонстрировать «родство душ».
Если ты считаешь себя таким уникальным творцом слова
Не в этом дело, я и это пропустил. А впервые усомнился, когда ты вдруг выдумала, будто Марья Павловна тебя крестила. Нет, я тогда поверил, но очень удивился. Это неправдоподобно психологически. Из разговора с ней (и из позднейшего расследования) я вынес впечатление муки, ее многолетний «затвор»покаяние. Не то что детей креститьона видеть никого не могла. И особенно твоих родителей (по словам доктора) людей, которые ее спасли!