Не стоит сейчас затрагивать эту тему, Роде тяжело. Из задрожавшей руки его выпал со стуком стакан, пролился в пыли плит.
Роде тяжелоэто факт; но эти дурачки даже представить себе не могут, как тяжело!
Кажется, я перебрал, в глазах темнеет, пробормотал Евгений и удалился. А я все медлил, хотя многозначительная его фраза«нам надо с тобой поговорить»застряла занозой и ныла.
Наконец вышел на крыльцо, закурил. Уже совсем стемнело, черные тучи, чреватые дождичком, колобродили в поднебесье. Я позвал:
Жень!
Дверь протяжно всхлипнула; доктор и художница. Она тоже с сигаретой, вполголоса:
Ваши друзья останутся ночевать? Тогда надо приготовить постели.
Нет, я их выпровожу хотя Евгений, может, заночует.
Старикпроникновенно:
Родион Петрович, держитесь!.. Болиголовочень интересно, очень И канул в ночь со своим велосипедом.
Мы с ней постояли молча, жадно затягиваясь, я почему-то спросил:
Где ключ от склепа?
В шкафчике на кухне. Вы сейчас собираетесь навестить прах?
От этих странных слов меня на миг настигла дрожь не страха нечто сильнее страха.
Думаете, я сумасшедший? Она молчала. Вы меня боитесь?
Да ну! Она швырнула окурок, схватила меня за руки и резко встряхнула. Как сказал доктор, держитесь.
Эта девушка смела и бесстрастна и сумелатоже на мигменя взволновать.
Ну что, орлы? сказал я, входя с ней в «трапезную». В силах до столицы долететь?
Родя, не боись. Степа поднялся, за ним Петр, пошатываясь. На нервах долетим, не привыкать. Где Женька?
Где-то прохлаждается. Не ждите, мне с ним поговорить надо.
Навещать-то тебя можно?
Навещайте. Но не злоупотребляйте.
Может, телефон проведем, а, Родь?
Мне он не нужен.
Она убирала со стола, я как-то задумался. Где, действительно, Евгений? Вышел.
Жень!
Я пошел по едва угадываемой тропинке через парк, время от времени подавая голос. Споткнулся о еловое корневище, упал на колени возле кустовиз колючек торчит белая рука, дотронулся до пальцев, раздвинул веточки и вытащил на дорожку мертвое тело.
* * *
Он был мертв, Евгений, я сразу понял, и волосы зашевелились у меня на макушке. Стрелой промчался к дому. «Электрический фонарик! крикнул. Скорее!» Она метнулась к буфету наконец нашла. «Пойдем со мной, поможешь!»
Расторопная девочка, ни слова не произнесла, устремилась во тьму следом. Заросли, тропинка, место я запомнил точно, но трупа не было. Где-то в отдалении почудилось шуршание автомобильных шин. Так же молча пронеслись мы через парк к проселочной дороге. Нигде ни души. Тишина.
Что мы ищем?
Я видел мертвого Евгения.
Как мертвого? Где?
Пойдемте назад.
Мы прочесали подлесок вдоль тропинкитщетно. Однако тот кустик растерзан, ветки поломаны.
Вот тут он лежал, рука Так явственно вспомнились белые, еще теплые пальцы, мягкие; меня передернуло от внутреннего отвращения. Я увидел руку, вытащил его на тропинку
И побежали за фонариком?
Это странно, пробормотал я.
Что странно?
Зачем мне сдался фонарик? Надо было сразу нести его в дом!
Может, вы побоялись его потревожить, может, он ранен был?
Не знаю, крови как будто не было.
А почему вы решили, что он мертвый?
Нет, я стопроцентно не уверен но ни пульса, ни дыхания
А если глубокий обморок?
Ни с того ни с сего упал в обморок, а потом сбежал?
Мы еще походили по парку, поорали, вернулись в пустой дом. Она мыла посуду на кухне, я тут же сидел, курил.
Выпейте водки, еще много осталось.
А пожалуй.
Опрокинул полную стопку, вытянул руку вперед:
Видите, какой я трус? Пальцы дрожат.
Нет, Родион Петрович, вы не трус. Вам опасность доставляет наслаждение, подстегивает, правда?
Проницательная девица. В идеале я желал бы пожить тут один напоследок. Но пусть. В ней что-то есть (не пижонь «что-то есть» я по ней с ума схожу). Внешность живописна, даже иконописна: узкое смуглое лицо, кисти рук и ступни тоже узкие, загорелые, часто ходит босиком, а руки бережет, художница, волосы черные, длинные, вдоль лица, падают на грудь, не красится, одежды темные, длинные, словом, стиль несколько хипповый, девчоночий.
Вы когда с доктором сюда шли, машины на проселке не видели?
Нет. А что?
Ты не слыхалавот сейчас, как мы по парку бродилишум мотора?
Да вроде бы Секретарь, должно быть, на автомобиле урны привез?
Он за руль не сядетбоится, всегда на такси.
А эти двое?
Эти автомобилисты.
Художница предположила хладнокровно:
Они секретаря убили и труп вывезли. Ладно, я спать.
Посиди со мной, а?
Она передернула плечами, закурила, села напротив за дубовый стол (кухня стилизована под бревенчатую мужицкую избуфантазии покойной бабки).
Лара, почему Марья Павловна этот дворянский погост в конце концов мне оставила?
Ну, не знаю, со мной она не советовалась. А чем вы недовольны?
Я доволен.
Вот и радуйтесь.
Я радуюсь.
А чего это вы за столом сказали, будто от денег откажетесь?
Это я от радости.
Иронический вы господин, Родион Петрович и, уверена, на такое слюнтяйство не способны.
Расскажи мне о Марье Павловне.
Ну что? Она была знакомой моих родителей, тоже художников. Яв них, в маму. Иногда мы летом тут гостили, два года назад она меня пригласила пожить. Мне понравилось.
Она тебе платила за уход?
Нет, но содержала.
А на что она жила после инфляции?
Во-первых, квартиру московскую продала, ну и распродавала антикварные вещички. Когда-то она была известной художницей, мужкрупный чиновник, тоже не бедный.
Когда он умер?
Тыщу лет назад, я его никогда не видела. Меня вообще прошлое не интересует, все эти «курганы, мумии и кости». Но вот после его смерти она и перестала писать.
Эти жуткие «Погребенные» в спальне перед кроватьюс ума сойти!
Ага. Там когда-то ее мастерская была. Я этого не понимаю. Отказаться от искусства?.. Какой-то болезненный романтизм.
Ты слишком молода, Лара, чтоб понять.
А вы? Вы понимаете?
Да. Творческая энергия внезапно иссякла.
Сильная личность преодолеет любой кризис.
Не заносись, не все от нас зависит. Творчествоэто борьба художника со своим гением-демоном. Пока она длитсяцветет мир искусства, а в случае победыувы
Чьей победы?
Если творец победит своего гения, то перестает писать (энергия его покидает). Ну а коли победу одержит демонгибнет художник. Буквально: спивается, сходит с ума, умирает.
Мрачноватая мистерия.
Декаданс. Андрей Белый. Вот бабка моя и победила демона в «Погребенных»и, так сказать, ушла в затвор на всю оставшуюся жизнь.
А вы?
Я долго смотрел на нееи захотелось мне вдруг все выложить, все «Это слабость, предостерег некто со стороны (мой демон?), пройди свой путь один».
Не хотитене говорите.
Со мной пока не ясно. С весны не могу выжать из себя ни строчки точнее, строки наплывают, но не складываются в гармонию.
С весны?
Да. Но своего демона я не победил, нет.
Но и он не победилвы живы.
Это еще как сказать Я усмехнулся.
Родион Петрович, а почему ваша жена отравилась вместе с биржевиком?
Запомни: это и есть главная загадка, может быть, запредельная, здесь не разрешимая. Поэтому на какое-то время я тут задержусь.
В Опочке?
В Опочке ли, в Москве не важно.
Вы будете жить, сказала она со строгой уверенностью, бороться со своим демоном и поедете по святым местам.
* * *
Удивительное дело: человек бессонницы, на родовом погосте я сплю как убитый. Проснулся в десять, средь «погребенных», которые замирали под моим взглядом, притворяясь нарисованными. Соответственно и сны: я с ними за кощунственной трапезой, не смею дотронуться до чаши, в которой смерть.
Мы еще раз, тщательно и безрезультатно, обыскали парк и отправились в путь: Лара с мольбертом на гнилой бережок творить; як доктору обзвонить друзей; в принципе меня ждал иной путь, не стоило бы суетиться; но последние события расшатали теоретическую схему «конца», и в густых потемках зашевелились смутные тенисветотени.
Унылый (но отрадный для меня) бессолнечный день. Миновать парк и прошагать километра три вдоль ельника и заливных лугов к бывшей земской больнице (объясняла Лара) теперь психоневрологический стационар для местных алкашей, у которых крыша уж совсем протекла.
Аркадий Васильевич давно на пенсии, но лечит, и квартира у него тут же в желтом домике за кустами бузины, куда ведет особая калитка, выходящая в лес. (Это мне все Лара объяснила.) Позвонил в колокольчик; печальный, тусклый звон. Долго никто не открывал. А между тем за мной наблюдали, я чувствовал, словно видел блестящие безумные глаза в сиреневых кустах. Наконец старик явился и впустил в «хижину» (его выражение).
Звоните, сказал с гордостью. У меня телефон московский, личный. Одного высокого товарища довелось некогда вытащить из бездны.
Сумасшедшего?
Нет, у нас раньше нормальная больница была.
Вскоре выяснилось: мои товарищи отбыли вчера благополучно на Степиной машине, на которой и прибыли в Опочку. Про Евгения ничего не знают, сам он не отозвался (с того света, знамо дело, не отзовешься!).
Чайку?
Не откажусь.
В миловидной старомодной комнате в кисейных занавесях за кружевным столом засели мы с самоваром, я на диване в суровом чехле. И никак не мог понять, что меня мучаетименно здесь, в этой веселой комнатке Запах лекарств? Я спросил об этом у хозяина, у него ноздри раздулись, задрожали.
Да, да, вполне возможно, забормотал, я уж принюхался
Приятный аромат, но какой-то мучительный Ну да ладно. Аркадий Васильевич, вчера вечером, уходя от нас, вы не видели Евгения?
Нет. А что с ним?
Как-то неожиданно он скрылся, не попрощался
И не дозвонились?
Нет.
Странно. В милицию не сообщали?
Успеется.
Вас, Родион Петрович, окружает атмосфера тайны.
Неужели я произвожу такое впечатление?
Весьма. Это у вас родовое, наследственное. Марья Павловна так и осталась для меня прекрасной загадкой.
И для меня. Почему она изменила завещание в мою пользу?
«Девушкам поэты любы»Старик подмигнул, Мне кажется, просто каприз. За неделю примерно до кончины вдруг посылает за мной Ларочку: хочу оставить «имение» (она так всегда выражалась) поэту. Покаюсь, я привел меркантильные доводы: чтобы вернуть былой блеск (ее мечта), нужны капиталы Не возымело действия, ну, хозяинбарин.
Вы ведь давно ее знали?
Давненько. Еще мужа помню, крупный чиновник, сумел в шестидесятые как-то оформить флигель и двенадцать соток на жену, ну а в девяносто втором она уже официально вступила во владение. Дворец еще при «военном коммунизме» был по кирпичику разобран, а флигель уцелел: там механизаторы жили во время страды.
Все-таки удивительно: известная художница, да и не старая еще женщина, ушла в такое одинокое «подполье».
В этом и заключалась ее оригинальность: совсем одна в лесу тридцать лет! Уникальный пример женской любви.
Это она после смерти мужа?
Да, да! Причем Старик помолчал, но неистребимая словоохотливость победила. Между нами, конечно (вынаследник и семейных тайн, правда?): он умер не один.
С женщиной?
Вы знаете?
Нет, просто предположил. Я помолчал. По аналогии.
Тогда можете себе представить мое вчерашнее потрясение! Они приняли яд, как теперь говорят, занимаясь любовью.
Болиголов?! воскликнул я.
Его краткий кивок отразился в зеркальном самоваре вымученной гримасой.
Яд замедленного действия. Впрочем, зависит от дозировки, от состояния организма от многих условий.
И Марью Павловну не упекли?
Не за что, стопроцентное алиби, удостоверенное тремя незаинтересованными лицами. Двойное самоубийство: муж оставил предсмертную записку.
А где ж он болиголов взял?
Знаете, этот ее Митенька был с сумасшедшинкой, с большим сдвигом, ответил доктор невпопад; и меня опять поразил изысканный аромат, подмешанный в воздух докторского жилища, слабый, но стойкий. И такой знакомый, до умопомрачения!
Доктор, вспомните фреску в спальнеэто картина преступления.
Исключено! возразил он яростно. Онасвятая женщина.
Святые иконы пишут, а не пародии на них. Только не подумайте, что я ее осуждаю, я бы сказал: это ее личное дело, сейчас оно в Суде Верховном
В загробном? перебил старик с усмешкой.
Вот-вот. Но проглядывает некая связьвам не кажется? тончайшая ниточка, паутинка, которую дергает некий паучок.
Вы об этих погребальных урнах в склепе?
Вы сказали: «вчерашнее потрясение». С чего бы вас так потрясла смерть посторонних, в сущности, людей?
Родион Петрович, чего вы добиваетесь?
Сакраментальный вопрос. Я засмеялся. Вы попали в самый нерв. Когда-нибудь узнаете, обещаю.
В окно постучали, женский голос гаркнул:
Василич! Федотыч просит вашей травки, ночь не спал.
Иду!
Вы травник? удивился я.
Увлекался когда-то
Мы распрощались у калитки «до завтра», он запер ее на тяжелый замок; я взглянул сквозь ржавое кружево на его каменно-желтый домишко: будто бы вздрогнула кисея на окошке «На окошко села кошка, мышку удушив, заплясал в голове развеселый мотивчик. Отдохну теперь немножко, наберуся сил» Да, теперь отдохнуможет, навсегдаот своего «гордого гения» в таких вот «пустоплясах».
14 сентября, воскресенье
Уникальность фрески, необычность заключаются в ее поистине «живой жути». Они «живее живых»три фигуры в позах рублевской «Троицы» на деревянных скамьях вокруг низкого стола, точнее, как бы сундука с запором; босые ступни ног; узкие смуглые руки тянутся к чаше с вином; лица опущены, черты не различить, низко надвинуты темные капюшоны, как монашеские куколи; центральный персонаж почти отвернулся от трапезы, склонив голову на плечо, блестит один голубой глаз; струящиеся тускло-темные одеяния (багряное, желто-коричневое и лиловое), жесты рук, выразительных, чуть скрюченных пальцев, наклон головысоздают невыносимое напряжение, движение вниз, ощущение земной тяжести (ангельские атрибутынимбы и крыльяотсутствуют); вверху на заднем плане черное растение необычной формы и почти неразличимый в дымке времени фрагмент дома или дворца.
Тридцать лет она засыпала и просыпалась в обществе демонов своей фантазии и завещала их мне. Сие есть тайна. И как иконы обладают благодатью (силой свыше), так изделия из преисподней мастерской излучают энергию противоположнуюраспада.
Я порылся в комоде, стоявшем в углу возле окна; старушечье тряпье, белье, никаких бумаг, писем, документов Один ящик пустой, на днепожелтевший листок, синие линялые чернила, нервный почерк.
Мария!
Он является почти каждый вечер и требует от меня окончательного ответа. Не злись и не сокрушайся, дорогая, разве я смогу устоять перед ликом смерти? Итак, до скорой встречи в родовом склепе.
Твой Митенька
16 мая 1967 года
Однако Митенька силен! Напрасно в задорном запале я обвинил бабку, доктор прав: у кого поднимется рука отравить сумасшедшего? Разве что из милосердия Правда, есть обстоятельства настораживающие: сумасшедший увлек за собой в преисподнюю какую-то женщину; а наша «помещица», умирая, не уничтожила с другими бумагами бредовую записку А болиголов? Но не собираюсь же я вести расследование, в самом деле! Это было бы слишком абсурдно, коль существует путь прямой: отправиться вслед за ними. И все узнать или провалиться во тьму небытия. Да, но что случилось с Евгением? Какой такой паучок дергает паутинку?
В окне я увидел Степу (быстренько управляющий отреагировал) и помахал ему рукой. Он поднялся в спальню и долго созерцал фреску.
И ты возле этой картинки спишь?
А что?
Сюрреалистическое ощущение. Так что с Женькой?
Мне кажется, я его видел мертвым.
Во сне?
В парке возле тропинки. Сходил в дом за фонарикомтруп исчез.
Родя, ты здоров? спросил он отрывисто и отвел глаза, вялая реакция, банальная.
И вот еще что, Степа: мы осматривали тропинку и услышали шум машины на проселке.
Кто это «мы»?
Я и художница.
Она тебе тоже в наследство досталась?