Но какой же преступник будет сам на себя наводить? Дело о нападении на Полину Вышеславскую закрыто весьма компетентными органами тринадцать лет назад.
Вы подали заявку на ознакомление с делом?
Подал. Но нужно время.
Нет у нас времени, необходимо разыскать ту таинственную семейку.
И что это даст? Их не задержали, мальчик сознался.
Да в чем только не признается перепуганный ребенок? Он же действительно, играя, набросился на мать, а хлынувшая кровь парализовала его память. Даже взрослый человек, не разобравшись, в панике, ощутил бы себя виновным.
Майор, помедлив, заметил задумчиво:
Жуть берет, если вообразить, что носил в себе мальчишка тринадцать лет. Но вы-то! Близкий человек, живущий рядом, друг с детствакак же вы не замечали, что семья эта Сергей Прокофьевич умолк в поисках слова: математик подсказал:
Погибает.
Да уж, если ваша версия верна, кто-то стремится, и весьма успешно, ее извести.
Мы давно разошлись с Полиной, начал математик, словно оправдываясь, после школы у каждого своя жизнь. Однажды я встретил ее в нашей роще как это по-русски говоритсяна сносях. Ну, удивился, о свадьбе не слыхал, девушка порядочная, верующая.
А, понятно, почему она оставила ребенка. Но непонятно, как в семье советского ученого
Это у них по женской линии. Полину крестила ее мать, тетя Поля, и иногда водила в храм в Москве, не афишируя свои взгляды из-за карьеры мужа. Я почему знаю: моя няня дружила с тетей Полей, и иногда они и меня брали с собой в церковь.
Иван Павлович замолчал, удивившись воспоминанию, прочно забытому и вот всплывшему (должно быть, под воздействием отпевания на кладбище): как ему понравилось сладкое вино в серебряной ложечке и он просил батюшку в богатом в золотых узорах облачении дать еще попить. И как необычно было в сумраке свеч, загадочно и красиво. И он вдруг так живо, так «нетленно» вспомнил умершую детскую подружку, что подивился на свою застарелую бесчувственность и тотчас перенес жалость, нежность и ужас (да, ужас перед тайной посмертной, страшной) на ее сына.
Между тем майор продолжал:
Значит, ваша версия: действует отец Саши. На грани фантастики, как говорится. Неужели никаких слухов не циркулировало в свое время?
О слухах ничего не знаю. Полина сказала мне тогда при встрече, что влюбилась и обожглась.
Наверное, женатый гусь. Расскажите поподробнее, как на вас сегодня напали.
Ну, очевидно, что по ночам кто-то является к Вышеславским в дом, в сад И ключ у него есть; обратите вниманиестарик не впускал убийцу!..
Не понимаю его целей! перебил майор. Иван Павлович кивнул, не развивая опасной темы: он не мог рассказать следователю про ожерелье.
Словом, я устроил западню в кабинете. Пришел Саша.
А Рюмина?
Она спала у меня в доме. Мы с ним вдвоем слышали шаги по гравию и ожидали, что он войдет в дом.
Вы уверены, что «он»?
Во всяком случае, то была не Анна. Именно с нею мы разработали план ловушкии чтобы девушка после этого так себя выдала
Ладно. Вы дожидались, что он поднимется в кабинет?
Без особой надежды но именно там прошлой ночью он оставил обрубок на Библии. И обнаружить убийцу в доме легче, хотя бы включив свет. Но почему-то он пошел на лужайку. Мы даже растерялись на мгновение. Приказав Саше наблюдать из окна, я проник через кухню в сад, прихватив столовый нож. Но в сиреневой аллейке кто-то хватил меня по голове и изготовился зарезать. Я вырвал у него
Да как же вы его не рассмотрели!
Тучи закрыли небо. И после приличного ударазвон в ушах, темь в глазах. Иван Павлович помолчал. У нас в Вечере есть местный сумасшедшийнекто Тимоша, любит траву косить по ночам для своей коровы.
По ночам?
Оннатуральный сумасшедший.
Так, может, он
Тимоша абсолютно безобиден. И напасть на меня с бритвой
С какой бритвой? так и ахнул майор.
Я умудрился вырвать у маньякату самую, искомую, из секретера, Саша ее позже опознал.
Где бритва?
У меня спрятана, в белом таком футлярчике, самооткрывающемся, но у него ребристая поверхность, отпечатки не удастся обнаружить.
Вы потеряли сознание?
Вроде нет впрочем, не ручаюсь, может, на какие-то секунды. Редкостное везениепоневоле поверишь в ангела-хранителяво всей этой сумятице мрака, кустов, теней наткнуться на острие бритвы! Не знаю, кто напал. Я пополз к концу аллейки, чья-то тень шмыгнула в заросли за колодцем, я позвал на помощь Сашу в окне. Он тем же путем проник в сад и пронесся мимо меня в те заросли: из окна он тоже видел, как там скрылся человек. Но встретил только Анну.
Как она очутилась в саду?
Проснулась, увидела, что нет Саши, вышла из дома, услышала мой крик с лужайки и перелезла к нам через изгородь.
И тоже никого не видела?
Не рассмотрела, а кто-то пронесся мимо нее, ломая кусты видимо, удалился через мой участок.
Черт знает что!
Тогда же ночью я обзвонил подозреваемых: Кривошеины спалия разговаривал с Антоном Павловичем, а московские друзья, как и позапрошлую ночь, на мои звонки не ответили.
Вот как?
Я сегодня поинтересовался: журналист якобы пребывал у своей постоянной пассии, как он выразился
Бойкая бабенка, вставил Сергей Прокофьевич, все подтверждает и подтвердит в его пользу. А второй?
У Ненарокова будто бы очень плохой сон, и в полночь он обычно телефон отключает.
Черт знает что, отрывисто повторил майор. Они уже входили в березово-сосновую рощицу: математик сходил к себе за бритвой и вручил ее следователю. Тот проворчал:
Маньяк прямо-таки зафиксирован на этом орудии убийства. Любопытно, что с Сашей и с вами у него вышла осечка.
Думаю, виновата непроглядная тьма.
Ладно. Пойдемте, я взгляну на место последнего происшествия.
Проходя мимо крыльца, Иван Павлович сделал приглашающий жест (с веранды донеслись проникновенные слова киношника: «За великого ученого, с которым мы имели счастье», но действующих лиц не видно за цветными стеклами).
Не зайдете помянуть Вышеславского?
Не могу, к сожалению. Вот часок для вас выкроил. Он скупо улыбнулся. Вы у нас как внештатный сотрудник И вполне дельный.
Сиреневая аллейка. Лужайка с наполовину выкошенной травой («Видите, это Тимоша косит наверное, с утра успел, позже я его на кладбище видел». «Что он там делал?»«Могилу академику копал». «Вообще этим Тимошей стоит заняться».) Пышный каштан над колодцем, заросли. Несколько сломанных веток на кустах бузины и боярышника.
И это все? спросил майор разочарованно.
Трава местами была примята, по направлению к моему участку, но выпрямилась на солнце, когда испарилась роса.
Кем примята? Вы ж говорили: девушка проходила.
Были другие следы, клянусь! Спросите у Саши. Мы оба слышали шаги по гравию, видели силуэт на лужайке, во-первых. Во-вторых: у девочки не хватило бы сил нанести мне такой мощный удар. И в-третьих, не забывайте: на Анну было совершено нападение ровно за сутки до убийства Вышеславского.
Кстати, вспомнил Сергей Прокофьевич, у нас в лаборатории обследованы те листы писчей бумаги.
Что за листы?
Руки убийца вытирал в кабинете академика.
Есть отпечатки?
Кровавых нет, смазаны. Но на одном листке в углу единственный довольно четкий отпечаток большого пальца, не принадлежащий покойному, а также внуку, журналисту и Рюминой.
А кому?
Надо у остальных снять и сверить.
Они услышали позади шорох: Померанцев с иронической улыбочкой изготовился «щелкнуть» сыщиковдилетанта и профессионала. Майор вопросил строго:
Делать больше нечего?
На благодарную память, гражданин следователь, ведь не посадили.
Не зарекайтесь. Вот найдем пробел в вашем алиби
Журналист согласился с притворным вздохом:
Кто очень хочет, тот всегда найдет.
ГЛАВА 21
Поминальная компания пила водку и закусывала чем Бог послал (что с утра наготовила Анна). Иван Павлович залпом принял полный серебряный стаканчик, закурил, откинулся на спинку стула. Встретил жадные взглядыза ним наблюдали. В сверкающих началом заката витражных стеклах сад преображался в сказочный вертоград, в котором растет аленький цветочек и прячется чудовище. А ведь чудовище, вполне вероятно, притаилось тут, на веранде: изменчивые в цветных огнях лица, все без исключения, казались одухотворенными духом нездешним, выражаясь по-старинному, будто заглянули за смертный предел, ужаснулись и еще не пришли в себя.
Ядерщица не выдержала первой, пробасив:
Что новенького? Убийцу поймали?
Нет, откликнулся Иван Павлович. Но, по-видимому, это уже вопрос времени.
То есть?
Извините, не имею права разглашать.
Под нервный аккомпанемент вопросов и восклицаний подумалось: «Отпечаток пальца не кровавый, мало ли кто мог трогать его бумаги накануне Да разве академик позволил бы копаться у себя на столе?.. Анна и внук исключаются, журналист тоже В четверг у него была Кривошеина! А, что гадать? возьмут отпечатки у остальных и потребуют, если что, объяснений». Можно бы расслабиться и отстраниться, кабы не сегодняшняя ночь. Оскорбленное самолюбие, но не только то ли удар по голове, то ли отпевание на кладбище тронули душу, уже порядком зачерствевшую в повседневности, и пробудили память о погибшей подружке и сострадание.
Самозванный сыщик вгляделся в лица кого-то из них он должен победить! Закурил.
Кто-то из вас, господа, повадился шляться сюда по ночам.
Журналист хохотнул, но никто не поддержал его, математик продолжал:
Настоящих, «железных», как говорится, алиби у вас нету.
Мы с Софой спали
Пусть так. Но вы близко живете.
Почему «но»? возмутился было Тоша, однако супруга перебила властно:
Потому! Ты имел возможность проникнуть на участок Вышеславского как до, так и после звонка.
Да зачем, Боже милостивый?
Чтоб тут шляться, по любезному выражению Ивана Павловича.
Что же случилось? сдержанно поинтересовался Ненароков.
На меня напали в темноте с бритвой. Математик поднял левую руку с пластырем. Как в позапрошлую ночь на Сашу. Вы якобы отключаете на ночь телефон, Филипп Петрович ссылается на верную подругу
Алиби нет у обоих, констатировала Софья Юрьевна.
Журналист ответствовал:
Как и у вас, мадам.
Я-то полночи работала, Тоша подтвердит.
Такую ахинею я даже подтверждать отказываюсь. Чтоб Софа бегала по чужому участку с бритвой
Замолчи! Это тебе не кино. Его действительно зарезали.
Ручку поранили!
Зарезали бритвой, продолжала Софья Юрьевна упорно, полуприкрыв веками яростный блеск глаз; вдруг взглянула на математика. Той самой?
Похоже, да.
Сонные артерии снабжают кровью мозг. Ее уже замыли?
Софа, ты перенапряглась. Я лично боюсь попов, их бессмысленные и безнадежные заклинания о грехе и вечности навевают ужас.
Страх Божий, кивнул учитель. Это правильно.
В наступившей напряженной паузе Анна сказал звонко:
Я все вымыла, а потолок надо побелить.
Ишь ты! Юное поколение сто очков нам вперед даст, без страха и упрека. Киношник опрокинул в огромный рот серебряный стаканчик, и Саша впервые подал голос:
Что, боитесь? Трусы!
Было сказано с презрительной надменностью и добавлено:
Я вас не боюсь.
Ты, значит, такой сверхчеловек вырос, проворчала Софья Юрьевна.
Вот такой. Саша вдруг рассмеялся, нехороший смех, душераздирающий. Я такой, дитя любви, в папочку! Как вы думаете, Филипп Петрович?
Скажи мне, кто твой отец, и я скажу, кто ты.
Вы не знаете?
Неповинен!
В отцовстве?
Ни в чем.
А вы, Николай Алексеевич?
Ответ упредила Анна, заявив враждебно:
Не унижайся перед ними.
В этой простодушной девочке, как догадывался математик, таится сила и страстность. Словом, юное поколение без страха и упрека.
Твой отецчудовище. Зачем он тебе нужен?
Не догадываешься, Анечка?
Он уже наказан. Думаешь, легко быть убийцей?
Саша обвел взглядом враждебные, как казалось ему, лица.
Легко? Как вы думаете, Николай Алексеевич?
Я не убийца. Он побагровел, как от удушья, и вдруг выговорил:Но хочу кое в чем признаться.
Сцена достигла апогея, даже математик вздрогнул.
Выотец?
Мальчик прав, я трус. В пятницу утром Вышеславский звонил мне.
В гробовом молчании слышно было, как ядерщица наливает себе в стаканчик водку.
Впервые за эти годы он позвонил мне накануне, в четверг, и назначил встречу здесь, в загородном доме, на вечер пятницы.
Зачем? резко уточнил Иван Павлович.
Не знаю. Александр Андреевич сказал, что нам необходимо поговорить. Я, конечно, согласился. Но как раз в четверг я провожал своих в деревню.
С какого вокзала?
С Павелецкого.
А, с нашего. Во сколько?
В восемь тридцать вечера. И мы с Вышеславским договорились на пятницу.
Ну и?..
На другой день он отменил свое приглашение.
Вы думаете, вам кто-нибудь поверит?
Потому я до сих пор и молчал.
Дедушка сказал по телефону, что будет ждать звонка! воскликнула Анна.
Видите ли, я сообщил, что уеду на два-три дня в деревню, но если я ему потом понадоблюсь Он действительно сказал, что будет ждать моего звонка по приезде.
Математик констатировал:
Однако вы не уехали.
После того, что случилось? Помилуйте, Иван Павлович!
Может, и помилую. Случилось убийство, дети приехали к вам за помощью, а вы заявили, что с академиком многие годы не виделись.
Мы не виделись! Но Саша, ты сразу сказал, что в пятницу академик разговаривал утром по телефону
Ну?
Из контекста явствовало: с убийцей, который пришел к нему вечером. Да войдите же в мое положение!
А вы вошли в положение Саши, которого преследуют?
Вошел, потому и признаюсь.
Ну понятно, я вас на понт взял, пренебрежительно сказал Саша, а вы человек совестливый, хоть и трус. Налил себе в стаканчик водки и встал. Несмотря ни на что, хочу объявить о нашей помолвке с Анной, мы будем счастливы и умрем в один день.
Не надо сегодня, нехорошо, испугался учитель, а журналист пробормотал с ужасом, который вдруг сообщился нет, усилил властвующий на поминках (поминки-следствие) страх:
Тринадцать лет назад именно в этом составе
Саша прервал с улыбкой:
Не совсем. Была ведь еще одна семьямуж, жена и ребенок. Самая таинственная
Это не важно. Но я человек суеверный.
А янет! Саша выпил до дна, сел и поцеловал невесту в губы. Дедушка завещал жить будущим, а не оглядываться на прошлое соляным столбом.
Ивану Павловичу внезапно вспомнилась раскрытая Библия: небесные вестники, пришедшие в Содом к Лоту, чтобы спасти праведника страницы запачканы кровью.
Пить надо в меру! приказала ядерщица по привычке, обращаясь сейчас не к мужу, а к Саше; но Иван Павлович чувствовал, что юноша вовсе не пьян, не водка привела его в безумное возбуждение, а другое, совсем другое. Неужели он догадывается, кто тут отец-убийца? Ежели такследующее «жертвоприношение» неминуемо. И математик решил идти напролом:
Саша, если ты о чем-то догадался, вспомнилрасскажи сейчас при всех. Назови имя или обозначь обстоятельство, которое может натолкнуть
Вы слышали, что сказала Анна? Быть убийцей нелегко. Он сам себя выдаст.
Знаешь, уповать на его совесть
Совестьхимера для слабых, а он, судя по всему, сильный человек.
Совестьне химера, не вытерпел учитель. Не повторяй чужих бессовестных слов.
А что? Вы нас так учили.
Кто тебя учил?..
Ну, не буквально, а лицемерно о совести талдычили, но ведь не закону Божьему учили, а теории эволюции, по которой выживает сильнейший. И вы все про это знаете, но ловко прикидываетесь.
Саша, ты переживаешь страшное время
Я его переживаю с семи лет, когда «вышел месяц из тумана». И я слышал голоса с лужайки. Мамин и еще чей-то.
Чей? выдохнула Софья Юрьевна, впившись черным взглядом в лицо юноши; всеобщий ажиотаж накалялся.
Может, жениха.
Какого жениха? с любопытством уточнил журналист и принял порцию.
Такого! Который за ней в сад пошел.
Учитель сказал, страдальчески морщась:
Я был счастлив.
Вы слишком долго добивались своей Джоконды.
Убийца ненормальный, спору нет, но неужели ты подозреваешь меня, мальчик?
В конце напряженной паузы Саша вдруг произнес:
Софья Юрьевна! Вы все еще переживаете, что о дедушке книга выйдет?