Я, по привычке уже, вслушивался в интонацию еговроде благодушную, ни нотки зависти.
Кто ж по доброй воле сядет в тюрьму?
На минутку, помяните мое слово. Запутали сатрапы, будет негодовать на пресс-конференциях, запутали, запугали. А в нужный момент стопроцентное алиби, например, обнаружится.
Рискованно. Алиби еще надо доказать.
У этого шустрого «мистика», как ни странно, полно поклонниц. («Как ни странноГромов», сказал мне отец.) Деловую хватку, в смысле пиара на пустом месте, он блестяще и неоднократно проявлял. Невиновность его женщины докажут, если потребуется. И выйдет наш герой, белокурая бестия, осиянный славой. «Глория», отвлекся восторженный Платон, песнь Ангелов во второй части католической мессы, у меня, православного, всегда вызывает слезы на глазах от внезапной красоты на земле.
Жажда славы вас не мучает?
Какая может быть слава у филолога? улыбнулся Платон. Меня мучает совсем другое. И процитировал: «Будьте совершенны, как Отец ваш небесный».
Я спустил его на землю.
Что вы знаете о поклонницах абсурдиста?
Основываюсь только на его словах о побочном воздействии литературы (он еще цинично употребил Томаса Манна«святая русская литература»): любую бабу могу закодировать.
Закодировать?
Мне претит подобный жаргон, естественный для уголовника, рафинированный для горе-интеллигента, может, именно потому, что я всего лишь литературовед, а не творец.
Вы считаете, что творец этот должен жить по особым законам?
По ночам, засмеялся Покровский, когда творит.
Платон, а что вы, как литературовед, скажете о «текстах» Старцева?
После маленькой паузы Покровский ответил осторожно:
Он мой друг.
«Платон мне друг, но истина дороже», вспомнил я, к месту, Аристотеля. Ну, скажите как друг.
К сожалению, он не смог стихию страданий своих преобразовать в творчество.
«Папа исписался еще в прошлом веке», сказала мне Юлия Глан.
Но в прошлом веке он написал нечто очень стоящее. Мощная энергия реализма, который временно не в моде. Но придет его время!
Тут из моей квартиры прозвенел телефонный звонок и сорвал меня с места.
Горе Джона Ильича
Под стеклянным колпаком, по которому текли струи, как слезы, внезапного майского дождичка, пришлось во второй раз, уже почти в телеграфном стиле, пересказать суть происшедшего, как я ее понимал.
Толстая физиономия Вагнера, по мере продвижения жуткого сюжета, все более мрачнела, лысина в черных кущах все больше багровела нет, не печататься в «Зигфриде» убийце, несмотря ни на какую рекламу!
Но если мертвое тело испарилось сверхъестественным образом, замогильным голосом зарокотал издатель, может, его и не было?
Я сам выдернул нож из раны.
Из раны! Она была ранена и уползла, спаслась, ей могла помочь нечистая сила в образе черного существа, что смотрело в окно!
Тот прекрасный демон, наверное, мой глюк после отравы в вине.
А если и трупглюк? Дядя Джо уже орал, отметая мои робкие в своей неуверенности возражения: абсурдист, де, признался
Я его урою! На «счетчик» поставлю!
а сын Тихомировой зарезан в той же пурпурной комнате
Черт с ним, с сопляком, и с самой сутенершей, устроившей бордель в лесу! Передашь от меня, что ни одно издательство в России ей больше не светит!
требуется разговорить связанную с Ладой Марину Мораву
Ведьму сжечь!
а главноенайти таинственного «литературного агента»
Это фикция! Фантом! Его не существует в природе!
Наконец он несколько угомонился и сказал со страстью в голосе:
Пока не увижу ее истлевающий трупне поверю. Я любил эту девочку, она единственная мне ровня.
В каком смысле?
Вагнер махнул рукой.
Словом, Черкасов, если вы не убийца
Господи!
Допускаю! Ищите, может, и обрящете. И будет вам премия.
Как это ни удивительно, но казалось мне: Джон Ильичединственный, в ком гибель Юлии Глан вызвала истинную скорбь.
Теперь о деле.
Когда два года назад Юлия ушла из дома, издатель нанял ей шикарную квартирку на Кутузовском проспекте (где и я бывал) с двумя комплектами ключей: один остался у нанимателя, другойу жилицы. Как вдруг недели три назад она у него потребовала запасной комплект.
И вы не сделали себе дубликат?
Не успел! Застала врасплохпришлось отдать. Вагнер поглядел на меня с враждебным интересом. И что только она в нем нашла, а? Как вы думаете?
В ком?
В тебе, сударь. Вообще учти: я колеблюсь между тобой и Громовым.
Кого из нас на «счетчик» поставить?
В точку. Ключи при тебе?
Да, два ключа. Я ими ни разу не пользовался.
Отдай.
Я поеду с тобой.
Во глянь, мы уже на «ты»! Что тебе там надо?
А тебе что?
Вагнер выругался, плюнул, и мы покатили на Кутузовский: он на шевроле с Жорой, я на безотказной «копеечке», к которой уже сердечно прикипел. Лошадиные наши силы были слишком неравны: они уже ждали меня на площадке перед дверью. Я отпер, Джон Ильич, как кабан, ломанулся через просторную прихожую в кабинет. Я за ним, обернулся: мерно жующий Жора загородил собою выход, расставив ноги в подражание американским «копам».
В принципе, о подоплеке этой гонки догадаться несложно: вот-вот сюда доберутся «органы» (ключив сумочке, которую сдала Тихомирова), а тут притаился неоконченный роман Юлии Глан. Понятногде: Вагнер уже включил компьютер.
Юла называла эту комнату в зеленоватых обоях и коврах, с дамскими креслицами, кокетливыми игрушкамикабинетом, который ничего общего с дедушкиным, например, не имел. И у Тихомировой, не говоря уже о «реалисте», обстановка куда более деловая, не «игрушечная»: бумаги, книги, словари, набор ручек, машинка пишущая Бедная девочка была творцом новейшей формацииона закладывала свои изящные, эротико-мистические «фэнтези» в умный металлический «девайс», который выдавал блестящие круглые пластиночки прямо в волосатые руки Вагнера.
Никому не доверяя, я сам приезжал за драгоценной дискетой. Прожженный этот аферист всхлипнул (или мне послышалось?). Кончились золотые яички И мнес угрозой:Ты во всем виноват.
Я понимаю твое состояние, Джон Ильич
Никогда не поймешь! отрезал он грубо. Для этого надо иметь сердце. Что ты тогда на юбилее каркал? Ты! Если не убил, то подтолкнул я поймал его умный, тяжелый взгляд, спровоцировал этого жалкого недоноска с его дебильной «формулой» на пятьсот страниц!.. Вагнер вдруг застонал и опустился в воздушное креслице напротив монитора.
Тебе дурно?
Он не отвечал, закрыв глаза. Ну до чего все нервные!
Воды принести?
Помотал головой.
Ну, что такое, Джон Ильич? Я тоже опустился в дамское креслице поодаль, а он завопил:
Я не смог найти файл с «Марией Магдалиной» Не смог! Не смог! Два романа на месте, видишь? А третий
Поищи на диске.
При тебе же искал нету! Ничего нету! Убийца удалил файл с текстом! Это ты сделал?
Нет!
Побесновавшись, Вагнер налил себе коньяку из маленького зеркального бара, крикнув сварливо: «Это мой, имею право!»выпил, закурил и сказал нормальным голосом:
Дверь не взломана, лоджия закрыта, шестой этаж. Делаем вывод: у придурка есть ключи. Я должен с ним увидеться.
Зачем?
Поскольку Юлик, судя по всему, законченный придурок, он мог позаимствовать «Марию Магдалину» на память о зарезанной возлюбленной или в видах плагиата, черт его знает! Да просто рука не поднялась уничтожить Ведь не исключено?
Не исключено, согласился я. Но роман не окончен.
Об этом никто, кроме меня издатель осекся, в черных, как угли (как у Моравы, вспомнилось), глазах зажегся мрачный огонек, и кроме тебя, никто не знает.
Убийца знает.
С ним я попытаюсь договориться. А ты! Учти, Черкасов, хуже будет.
Успокойся на мой счет. Я человек простой, не творец.
Твоя простота мне обходится дороже воровства! Совесть не мучает?
Меня много чего мучает.
Это правильно. Потому что своим юродством ты убил талант Ладно, пока живи. Главноероман найти, а дописать не проблема, там немного. А еще лучшеконкурс объявить, издатель вслух строил воздушные замки. Трагическая гибель юного гения в заколдованном лесу! Кто достоин завершить «Марию Магдалину в зеркалах»убойный пиар!
Видишь, как все славно складывается.
Не надо так шутить, Черкасов.
То ты готов на «счетчик», то на сделку!
Нормально. Сначала дело, потом чувства. Не наоборот же.
Джон Ильич
Джон. Теперь уж Джон.
Джон, у тебя была любовная связь с Юлой?
Он долго и цепко изучал мое лицо.
Это что, ревность задним числом?
Нет, я хочу осмыслить мотив преступления: реальный роман лежал в его основе или литературный?
Юлиан-отступник же сказал: ревность.
И выкрал текст?
За ревность меньше дадут. Так он надеется. Вагнер жестко улыбнулся. Хочешь пари, что убийца получит по полной?
Я не уверен, что Громов убийца.
Так он признался или нет?
Признался, но у меня есть сомнения.
У абсурдиста совсем крыша поехала? живо подхватил Джон Ильич. Может, она жива? Копай, Черкасов!
Копаю. Никто не признался, что был ее любовником, но «прошлое» у нее было.
Кто «никто»?
Денис, например, или Страстов. Или ты. Ты не ответил на мой вопрос.
Я относился к Юленьке, как к дочери.
У тебя дочери есть?
Аж две. Плюс жена.
И ты к ним относишься, как к Юле?
Я считаю твои вопросы некорректными, отмахнулся дядя Джо; выпуклая лысина его меж кудрей вспотела.
Коньяк ты тут держал для себя, она коньяк не пила. «Пока не увижу ее истлевший трупне поверю, признался ты. Я любил эту девочку». Неизжитая тяжелая страсть
Да будет тебе! перебил Вагнер.
Как же ты отдал ей свои ключи для меня? Должно быть, она пригрозила, что «Марию Магдалину» в другое издательство отнесет Какое оригинальное переплетение мотивовстрастного и литературного, я «стрелял» наугад, а он молчал. Твои подручные нас выследили и тебе донесли
А я поехал и зарезал, опомнился Джон Ильич со смешком.
Не собственноручно, на то у тебя какой-нибудь Жора есть.
Жора есть, а вот автора, на котором мое издательство процветалоуже нет, констатировал он сухо.
Это его единственный, но столь весомый козырь! В убийстве Юлии Глан можно подозревать кого угодно, но только не владельца «Зигфрида».
Джон, а зачем ты явился на юбилей Старцева?
Хотел полюбоваться на их завистливые рожи, но боком мне вышло над отцом ее покуражиться! Мечтал Юле живописать эти символические похороны, он усмехнулся, похороны русской литературы, они кричат. Она-то жива, просто их мир сгнил, а от нашего их воротит.
Меня тоже, вставил я, но он не слышал в обличительном пафосе.
Зелен виноград: зелененький, свеженький. Особенно приятно было повидать «великого писателя земли русской», который талантливого ребенка из дома выгнал. Сволочь порядочная. Весь их кружоксволочь!
«Русский Логос» Страстов предложил посмотреть?
Я хотел, я! Для этого и явился, пусть инженеры человеческих душ умоются Да выпил, завелся невовремя с отцом. Признаю, неправ: соцреалист родил замечательных детей куда моим клушам до них. В общем, опомнился я, когда фотокор предложил Нет, даже не так. Страстов внезапно встал и пошел из комнаты, а хозяин, раздраженный до предела, спросил, куда, мол. И тот доложил: не хочу одну передачу по телевизору пропустить. «Русский Логос?»вдруг отец спрашивает. Значит, в курсе, хоть и выпендривался потом: «Выключи!» Кстати, вы заметили, что он совсем не пьет? На собственном юбилее!
Я как-то не обращал внимания
Пил воду. Русский писатель-трезвенникэто что значит? В свое время перепил. Зато друг его, религиозный фанат, крепко принимал.
Как ты все помнишь.
А как же! В стане врагов. И ведь как он ее публично поливал, моего беленького ангела За что я ему искренне благодарен: Покровский первый поднял гвалтпрофанация святынь! возбудил полемику, даже одного членкора завел: настоящая проза «Школа Платона» или ненастоящая?
Ну и как?
Что?
Настоящая?
И так и сяк Я не понял. Неважно, полемика расширилась уже и в интеллектуальной, академической среде. Одновременно ведущий «Бисера перед свиньями» Перепеличный походя пошутил насчет девочки, свою фригидность компенсирующей распаленными фантазиями. Ну, тут я совсем возблагодарил судьбу, но телеканал, предвидя миллионные моральные ущербы (оскорбление девической чести и достоинства), предложил мне вместо госсуда телевизионный. Вот как завертелось золотое колесо. Вагнер глотнул коньяку, приканчивая бутылку, правда, сильно початую. Как вдруг это колесо кто-то остановил.
Она сама тебе первый роман принесла?
Самалично мне, сумела как-то в кабинет прорваться. Вдруг входит девочка с косой, в кукольном платьице и говорит: «Дядя, хочешь со мной посмотреть «Школу Платона»?» Пока я опомнился, она включает мой компьютер и вставляет дискету. «Кто ж ты такая?»спрашиваю. «Прозаик Юлия Глан». Я даже умилился на момент
Он замолчал, упала скорбная пауза.
Джон, тебе известно содержание «Марии Магдалины»?
А тебе? он враз протрезвел.
Нет.
Мнев общих чертах Не жди! замахал руками, засучил ножками. Не скажу! Никому не скажу!
«Май фадэ аист»
Чудак Покровский предложил мне подарок: молчаниезолото. «Взамен Громова они возьмут вас». Но если абсурдист и вправду невиновен, на свободе гуляет убийца. Убийца этих диковинных, новых для нас, как экзотические цветы, детей: Юлы и Дениса. Принесенное в жертву «дольче вита» поколение 90-хконстатирует в своих фоторепортажах Страстов, на что ему глубоко наплевать.
Недоступный для простецов вестибюль в коричнево-дубовых тонах с трепетными промежутками стекол и зеркал оказался для меня доступен. Старушка у входа за столом даже улыбнулась: узнала, ведь я хаживал сюда каждый вечер со «звездой»драгоценной орхидеей, в стиле темы «детицветы жизни».
Донской гарсон Владислав тоже чуть-чуть улыбнулся. Поздоровались.
Кофе?
Кофе.
Принес.
Владик, вы не скажете
Не скажу. Посторонние разговоры запрещены.
Эк ведь казака обработали: за все надо платить! Чтобы не разыгрывать предыдущую пантомиму, я показал ему десять долларов. (Вот так мы этих детей и развращаем!) Он поморщился.
Сведения не секретные. Не крохоборничайте.
Я не крохобор! оскорбился официант и взял десятку.
Юла, кажется, погибла. Это между нами.
Он как будто не расслышал.
Ладно, спрашивайте. Только побыстрее.
В прошлую среду, забубнил я вполголоса, здесь пиливон за тем столиком у окна.
Не мой округ.
Дослушайте! Компания с Юлием Громовым, очень яркая, вызывающая: две девушкипо-моему, поп-звездочки, одна с длинными, черными волосами. Ну, вспомните! Волосы длиннее условной юбочки.
Ага, мы как-то на кухне спорили: парик или натюрель
Так вы ее знаете?
А вы нет? поразился Владик.
Послушайте, мне уже тридцать четвертый пошел
Ее все знают!
Кто же она?
Сусанна.
Сусанна? А фамилия?
Сусаннаи все. Теперь фамилии не котируются, как в Штатах. Певица, каждый день в ящике.
Каждый день повторил я. С нею будет трудно познакомиться.
Да уж! Попросите Юлия.
Юлий в КПЗ.
Ни фига себе! Гарсон повертел головой и спросил тихонько:Как она погибла? Яникому.
Очень таинственно, мальчик. Я ищу его.
Кого? прошептал Владик.
Убийцу.
Черт! Меня зовут.
Он бережно расправил зеленую купюру, положил ее на стол, краешком под блюдце, взял с меня «наши» за кофе и удалился.
Я допил кофе, размышляя, прошел в вестибюль и с помощью уже другой женщины, при телефоне (которая тоже меня узнала«Как там наша любимица? С нетерпением ждем «Марию Магдалину»и любезно раздобыла три жетончика), сумел дозвониться до Тимура Георгиевича.
Сначала он меня слегка послал (от сплетника родителю преждевременно стали известны матримониальные планы), потом слегка оттаял. Тимур вообще мужчина снисходительный.
просьба, может быть, чрезмерная и невыполнимая, но вы, как влиятельный
Не тяните. Ну?
Как бы мне встретиться с Сусанной?
С какой еще?..
С певичкой.
А, Розенкрейц. И что вам от нее надо?