Зачем?
Она ждала третьего и, наверное, решила сыграть с ним злую шутку. А потом кто-то люк опустил, чтобы я оказался в «могиле». У меня вырвался нечаянный, отчаянный стон; Покровский положил руку на мою, сжимающую железное перильце. В момент убийства мне приснился труп, доктор Так было со мной много лет назад, пахло трупом
Алексей! Он явно испугался. Вам нужна передышка!
Я помолчал, возвращаясь в реальность. Писательский дом, в котором я теперь имел счастье (несчастье!) проживать, располагался в форме буквы «П» с соединенными стеклянной аркой ножками; внутренний двор в шелестящих вязах разделял две стены; напротив нашей на балкон вышла Тихомирова, почему-то в соломенной шляпе, закурила, глядя в небо. Вот заметила нас, с изящной небрежностью помахала рукой. В этой полной немолодой особе был какой-то шарм, вероятно, обаяние ума и жизненной энергии.
Платоша! обратилась она к Покровскому, почти не повышая голоса; шум Москвы доносился снизу глухо, как шум моря. Я не смогу придти на творческий вечер Бельской в воскресенье, передай старушке мои поздравления и извинения.
Передам!
Скажи, что я уехала в Пицунду. Из Литфонда звякнули: горящие путевки.
Счастливого пути! прогремел Платоша, заметил вполголоса:Должно быть, с Юликом отбывают. И вернулся к жгучей теме:Какой же вы предполагаете мотив? Любовный?
Возможно. Ревность, например. Или литературный.
Владелец журнала рассмеялся от неожиданности.
Завистливый собрат по писательскому цеху отравил, зарезал Да ну, Алексей!
А ведь она, как теперь говорят, культовая фигура, Платон. Вот ее слова: «Я знаю религиозных фанатов, вы явились меня обличать. Не вы первый».
Истинный христианин, возразил Покровский кротко, как бы ни возмущался кощунственным ее творчеством, не пойдет на убийство.
Речь не идет об истинном, речь идет о сумасшедшем.
Согласен, если все было так, как вы поведали украсть труп! Покровский вздрогнул всем телом. Как же я расскажу об этом несчастному отцу?
Платон, протянул я укоризненно, пока вы никому ни о чем не расскажете.
Ах да, простите секрет! Что я должен сделать, чем помочь?
Еще не знаю Вот скажите, я пронаблюдал, как Тихомирова взглянула на запястье (на часы) и покинула балкон, почему вы сразу предположили, что Лада Алексеевна отправится на Кавказ с Юликому них любовная связь?
Они, собственно, и не скрывают А что? Почему вы вдруг заинтересовались этой парой?
Меня интересуют все, кто присутствовал на юбилее Старцева.
Все? Тогда начинайте с меня.
Только без обид, Платон.
Какие могут быть обиды в такой ситуации! Но почему мы?
Помните «Русский Логос»?
Ну?
Тогда я почувствовал дух смерти.
Покровский перекрестился.
Вы спирит?
Да ну! Я вышел в прихожую за Маней Что вы так смотрите? Да, я на юбилей напросился из-за нее.
А Юла?
Юлию Глан я взялся спасать вот тебе и спас! Ладно, сейчас не обо мне. Вы все подвалили к телевизору после меня. По чьей инициативе?
Кто, кроме сестры, знал, что Юла выступает? «Русский Логос» шел в прямом эфире.
Понятия не имею. Я перебрал (точнее, меня издатель достал) и вышел в ванную умыться. Иду обратнотут уж вы все в дверях толпитесь. Да это все не суть важно Алексей, что вы подразумеваете под «духом смерти»?
Пока это и для меня загадка, Платон.
Лицо в окне
На платформе меня опять затрясло, новенький неврозтрясучка из ледяного погреба, приступы повторялись примерно каждые два часа. И я не посмел углубиться в тот лес (полуночный, языческийсейчас солнечный и все равно опасный), а пошел, следуя указаниям Покровского, по шоссе. Минут через тридцать за поворотом открылись железные и черепичные кровли в зелениХолмы на высоком холме, под ним небольшие озерацелых три, подернутые синей сверкающей рябью, переходящие в болотца с камышом; характерный для Подмосковья влажный ландшафт. Над водою носятся чайки с воплями, закрой глазаи ты на море, даже будто пахнет не болотом, а йодистыми испарениями, и так легко дышится, когда не виден лес слева, в котором смерть.
А потом была переполненная сиренью, пахучая улица, коричневый забор, калитка Она вдруг отворилась, и передо мной предстал Тимур Страстов, с ним мы были слегка знакомы раньше, еще до рокового этого мая. «Папараццо» назвала его Юлия Глан. Крупный, с крупными, мясистыми чертами лица, бритоголовыйчто называется, интересный мужчина за пятьдесят, был он известен редкостным профессиональным чутьем, всегда приводящим фотокора в эпицентр событий.
Казалось, сначала появляется буревестником Тимур, а потом происходят землетрясения, теракты, катастрофы Вот так однажды он прилетел к нам в экспедицию на Памири в тот же день словно с небес низвергся мощный камнепад, вдребезги разбивший мою жизнь.
Увидев его, я, наверное, переменился в лице (и здесь «горячая точка»? Конечно! Мне ль не знать?), Тимур воскликнул:
Алексей Юрьевич, что-то случилось?
Что случилось?
На вас лица нет.
Бессонница замучила.
«Бессонница, Гомер, тугие паруса, подхватил Тимур жизнерадостно. Я список кораблей прочел до середины»так под его «мандельштамовское» мурлыканье мы продвигались к дому по дорожке меж душистыми кустами и лиловыми левкоями. «И море, и Гомервсе движется любовью. Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит» Вы к Самому? Явно с заглавной буквы произнесено, с подчеркнутым пиететом, почти переходящим в иронию. Или к Манюне?
К обоим. Мне неловко, что я без приглашения
Не беспокойтесь. Федор Афанасьевич вас ждет.
Ждет? Я аж испугался.
Отец, без сомнения, заинтересован в вашем визите.
Это почему?
Узнать хоть какие-то известия о дочери. Он жутко переживает, а у вас с ней роман.
Откуда сведения?
Кто-то где-то вас вместе видел
Страстов смутно и ласково улыбался, мы стояли на крытом крыльце стилизованного русского теремакругом золотистое кружево резьбы, крутые ступеньки ведут наверх на открытую галерею с витыми перильцами. На которую вышел Сам, высокий, сутуловатый, с лицом скорбно-выразительным в глубоких резких морщинах и с длинноватой бородой пахаря. Как «писатель земли русской», был он в светло-желтой «толстовке», подпоясанной наборным ремешком, на мой поклон бросил нетерпеливо:
Вы к Мане? Она больна.
Очень жаль. А что с ней такое?
Давление пониженное, полная апатия. Но раз уж вы приехалиподнимайтесь, пообщаемся.
На галерее, окруженной персидскими гроздьями, на круглом столе звенел старинной песенкой самовар на углях, стояли три тонких стакана в подстаканниках, три розетки (она собиралась пить с ними чай и не вышла?), булочки, мед, варенье.
Замечательно! Я жадно, обжигаясь, выпил стакан, в голове словно прояснелось, но сердце продолжало ныть и сжиматься от страха.
Еще налить? распоряжался почему-то Тимур. Самоварчик прадедовский, натурал, особо помогает «со вчерашнего». Правда, Федор Афанасьевич? Варенье Манечкино
Старцев твердой рукой обрубил тривиальное вступление к беседе.
Не люблю ходить вокруг да около. Мне известно, что вы встречаетесь с Юлей. Это правда?
Ничего не оставалось, как подтвердить.
Пусть я плохой отец, продолжал знаменитый романист, но меня все же интересует: у вас это серьезно?
Серьезно.
Так что вам нужно от Мани?
Я приехал поближе познакомиться с вами и с нею.
Резонно, одобрил отец. Может быть, еще не поздно и вам удастся то, что не удалось мне.
А именно?
Вы ж сами сказали: ее надо остановить. Ваше заявление, что Юле грозит смерть, мне запомнилось.
Не смерть, а опасность.
Ну да. Теперь эти опасения рассеялись или укрепились?
Укрепились.
Даже так?.. Придется вам объяснить их природу.
Я не знал, что сказать, и начал абстрактно:
Наверняка энергии страха, агрессии, бешенства наконец, имеют и физическую природу, но, насколько мне известно, наукой она еще не открыта.
Зато в религиозной практике, вставил бойкий фотокор, то ли всерьез, то ли шутливо, «духи злобы поднебесной» обозначены и классифицированы. Сам сатана
Позвольте! перебил шокированный отец. На экране телевизора в чертах моей дочери вы уловили признаки бесовской одержимости?
Нет! запротестовал я. Она отчаянно веселилась, смеялась как на краю. Как сказала Тихомирова, помните? «Предчувствие смерти».
Не пугайте, я пуганый! Тогда при чем здесь агрессивная энергия?
Значит, агрессия исходила не от нее.
Почему я так сказал Платону: «Меня интересуют все, кто присутствовал на юбилее Старцева»? Я был поражен внезапной мыслью: а вдруг среди ее близких, там, в мерцании экрана, находится будущий убийца?
А от кого? уточнил Старцев.
Ответил Тимур:
От кого-то из нас, намекает Алексей Юрьевич, и я начинаю сомневаться в его душевном здравии, улыбнулся. Шучу, конечно.
Какие шутки! Я и сам начинал сомневаться. Но ведь она и вправду погибла? Или нет? Меня вновь затрясло, и нечаянно сказалось вслух:
Эта жуткая пурпурная комната просто преследует я в испуге осекся: разве можно так выдавать себя, я же первый кандидат в убийцы! Они так и впились в меня взглядами, Старцев спросил:
Что за комната?
Инстинктивно я воспользовался их исключительным интересом к словам моим, выдав себя за совсем уж «блаженного»:
Мне снится бревенчатая изба в лесу под замшелой крышей. Я будто бы вхожу в темное помещение с русской печью, иду на пламень свечи, на пурпурном ковре кровь и кто-то лежит, но я не успеваю рассмотреть и просыпаюсь с пеньем петуха.
После продолжительной паузы (Федор Афанасьевич налил себе очередной стакан чаю и закурил очередную папиросу; мы с Тимуром машинально наблюдали) я спросил шепотом:
Вы не знаете, где находится такая изба?
В вашем сне, отвечал фотокор улыбчиво. Отец психоанализа расшифровал бы его так. Избаженщина. Печь и свеча, пурпур и кровь
Тимур, прекратите! оборвал его хозяин и обратился ко мне с глухим рокотом гнева в голосе:Зачем вы в действительности приехали сюда? Но гроза не разразилась; не дожидаясь ответа, он обронил:Впрочем, оставим нездоровый мистицизм. Вы говорили с Юлией о ее так называемом творчестве?
Да. Я прочел оба романа те, что опубликованы.
А у нее и неопубликованные есть? Старцев весь напрягся.
Она об этом ничего не говорила, но ведь рекламируют
Ну и ваше впечатление?
Не напрямую, но я дал ей понять, что автор нуждается в лечении, на мой взгляд.
Оба собеседника переглянулись, писатель спросил:
Вы разве доктор?
Археолог. Но симптомы душевного надлома могу и я распознать. Экстатическая сосредоточенность на сексуальных извращениях с христианской окраской, например, в «Школе Платона»
Это ее первая «скверна», вот как выразился прозаик, перебив меня.
Федор Афанасьевич, а как вы узнали о ее писательстве, вообще, как все происходило?
Зачем вам это?
Хочу разобраться в феномене «Юлия Глан».
Она вам ничего не рассказывает?
Меня интересует ваша точка зрения. Юля упомянула как-то, что ее литературная деятельность началась в ресторане Дома литераторов.
Символическая шутка. Ресторан вполне подходящее место для таких изысков.
Юля не шутила, было вполне конкретно сказано: вот за этим заветным столиком.
Парижский почерк, пояснил Страстов. Они из-за столиков вылазят, чтоб только переспать. Вот совсем юная Франсуаза Саган писала «Здравствуй, грусть» за столиком в кафепервый свой бестселлер, который имел блестящую прессу.
Мелкотравчатые французские страсти, заметил Старцев с горечью, но хоть нормальные! У нас все страшнее, у нас если уж сорвутся с цепи Я ни о чем не подозревал, студентка, учится, пописывает стишки, рассказики. Вдругбешеная реклама по телевидению, с утра до ночи долбят: «Школа Платона», «Школа Платона» Я, конечно, не вслушивался, воспринималось: Юлий Глан. И вот однажды вечером мы с дочками смотрели «Калину красную», без конца прерывавшуюся этой чертовой «Школой». «Кто такой Юлий Глан?»спросил машинально и услышал в ответ: «Это я». Ну, реакция моя в конце концов, пришлось поверить, мне была предъявлена книжка. И я ее прочитал.
Он говорил со сдержанной страстью, отнюдь не мелкотравчатой; Страстов заметил примирительно, но с оттенком тайной досады:
Господа, проблема не в Юле, а в вас. Вы обаотпетые анахореты, а онагерой нашего времени, где вчерашние извращения уже давно стали нормой.
Нормой в монастыре? уточнил я. Или всего лишь в вашей тусовке?
Всего лишь? Тимур глядел на меня чуть ли не враждебно. Монастырь взят для пущего эффекта, а молодежь вся в этой тусовке. (К моему великому сожалению, добавил как бы в скобках, я лично люблю целомудрие.) Юла рассчитала правильно: сначала эпатаж, завоевание влиятельной продвинутой публики, зато теперьполная внутренняя свобода, пиши о чем хочешьи все пойдет на «ура»!
Так не бывает, возразил Старцев. На какие рельсы встанешь, по таким и катишь, на какого коня сядешь, на том и скачешь.
Пусть скачет, засмеялся Тимур. Это не порнуха, Федор Афанасьевич. Ведь талантливо? И все шокирующие моменты поданы не «грубо, зримо», а игрой словами и метафорами
Пиши диссертацию! пророкотал «живой классик». О новой русской прозе!..
«Бесполезный спор, я как-то окаменел на старом диване с валиками, безнадежный, потому что ничего нельзя исправить, потому что ничего Юла уже не напишет»
Отец продолжал:
Я поставил условие: или она сменит пластинкуили покинет мой дом.
И Юла выбрала второе, пробормотал я.
Напротив, поначалу повинилась, так по-детски: больше, папочка, не буду. Все оказалось издевательством, соблазн славыона уже вошла в модупобедил. Через несколько месяцев (так же для меня неожиданно) загремело продолжение«Двуличный ангел». После чего мы расстались. Он помолчал. Юла хочет что-то передать мне?
Нет.
Вы собираетесь пожениться?
Нет.
Я случайно поймал внимательный взгляд Тимура, он вскочил: пойду, мол, пройдусь, на озера полюбуюсь (запоздалая тактичность). Его не удерживали. Мы в молчании смотрели, как удаляется он по дорожке меж цветами и гроздьями, вот скрылся в зелени, проскрипела калитка
Вы скажете, наконец, что вам от меня надо? произнесено с каким-то усталым презрением.
Узнать, где находится та пурпурная комната.
Которая вам приснилась?
Которая мне приснилась.
Хозяин медленно поднялся, побледнев, упираясь руками в столешницу; я тоже встал.
От меня вы ничего не получите. Убирайтесь.
Он явно не владел собою, стало его жаль; уже снизу, сойдя с крыльца, я обернулся:
Федор Афанасьевич, я вас задел чем-то. Простите.
Бог простит.
В окошке над ним, как в позолоченной портретной раме, проявилось юное лицодействительно больное, с приоткрытым ртом и мутными, словно слепыми глазами. Вдруг они ожили, расширились от ужаса. Что за странная семья, Господи! Это «видение» меня доконало. Я ускорил шаг, потом побежал, упругие цветочные головки ударялись о колени, щеколда не сразу подалась, улица, озера, чайки Издали казалось, будто они кружат над лесом, и подвернулось таинственное евангельское «слово»: «Где будет труп, там соберутся птицы».
О. Киприан
Прагматичный, без «нервов», план был таков: обойти лесной массив по периметру в поисках своей машины или (пятьдесят на пятьдесят) уже следовпрощальный привет от нееа там уж несложно найти тропку к чертовой избушке. Однако на полпути к лесу справа, в праздных под паром полях завиднелся необычный предмет: полукруглый, как морская раковина, золотящийся на солнце. Я пошел на блеск его и через некоторое время, пройдя через лощину с одуванчиками, различил как бы якорь, потонувший в дрожащем майском мареве. Оказалось, купол храма и крест в низине меж холмов, там и село из одной широкой пустынной улицы.
Я прошел ее из конца в конец; крайний домизба с замшелой крышей из шифера и ржавой трубойпривлек мое внимание: на его столетнем пороге стояла столетняя старуха в брюках, меховой горжетке и платке, завязанном по-крестьянски под длинным подбородком. На костлявом плече ее удобно устроился крупный пепельный кот. Я поздоровался, мне не ответили, приблизился, старуха смотрела на меня не мигая желтыми глазами и тихо шипела (понятно, кот шипел, но его мордочки не было виднои такой вот создавался сюрреализм).