Пришли, неожиданно сказал Чомай. Моя стоянка. Прошу дорогих кунаков быть гостями.
Это была небольшая пастушья хижина, прилепившаяся боком к скале, малозаметная даже вблизи. Была умело замаскирована высохшими ветками и каменным завалом. Вход закрывали сшитые бараньи шкуры. В полной темноте вдруг вспыхнулоЧомай высек огонь, и вскоре под котлом, подвешенным на чугунном крюке в скальной стенной нише, весело и тепло заиграло пламя.
Отдохнем, чай пить будем, сказал Чомай, доставая из вместительной кожаной сумы осетинский хлебзадин и брынзу.
Только сейчас Шеер мог рассмотреть его всегосухощавого и жилистого, со стариковским седоусым лицом, но гибким юношеским станом. Был он в черной бараньей папахе, которая своими мохнатыми кисточками касалась его широких плеч, под черкескойватный бешмет, на поясе, рядом с хевсурским кинжалом в черненых серебряных ножнах, еще и немецкий парабеллум.
Уселись поближе к огню на выложенных из камней и промазанных глиной топчанах, расположенных на полу разомкнутым полукругом. На эти каменные сиденья были наброшены старые бараньи шкуры.
Раньше тут останавливались охотники, неторопливо начал рассказ Чомай, продолжая возиться возле котла, Теперь этомой дом. Пришел фашист, я ушел в горы. Моя винтовка стережет тропы. Никто не знает об этой стоянке Нет, неправду говорю. Мой кунак подполковник Иринин знает. Сказал ему, как пройти ко мне
Он налил кипяток в кружки.
Сегодня ночью, сказал Чомай, немцы взяли Малгобек.
Откуда знаете? удивился Шеер.
Горы все слышат, все знают Но ничего. Когда осетины в беде, Калак[14] идет на помощь. И Москва придет к осетинам. Горы издавна ждали русских и устами вещего Либна[15] предрекали: «Из холодных долин Севера придет к горцам одно племя. Волосы их будут светлыми, как солома спелой пшеницы, нос курносым, а глаза такого цвета, каким бывает небо в солнечный день Русские будут жить с нами на одной земле, наши женщины и их женщины начнут брать друг у друга сито для сообща обмолоченного хлеба. Не бросайте земли своей, горцы, своих быстрых рек, не уходите от русских». Дружбу навеки завещали нам пророческие слова мудрого Либна Но пора! Время идти.
Чомай выплеснул остатки чая из котла на угли очага.
Теперь тропы Чомая пролегали по склонам вниз, но идти Шееру и Лютке было не легче. Непривыкшие к подъему и поэтому непослушные ноги разъезжались на скользкой от влаги опавшей листве, изза чего поневоле ускорялись и без того неуверенные и шаткие шаги. А это в темноте на крутосклоне угрожало гауптману и его ординарцу реальной опасностью скатиться вниз вместе с драгоценным чемоданчиком, который было приказано беречь как самих себя. Хождение по горамцелая наука.
После, когда наконец без приключений они достигли дороги на выходе из ущелья, все произошло так, как и предполагал подполковник Иринин, хотя и не совсем так, как это представлялось.
Сначала Чомай указал место с тайником для рациив нескольких десятках шагов от приметного нагромождения скал, которые черными зубцами уходили в низкое, облачное небо. Лютке сразу же почтительно взял щегольской чемодан господина гауптмана. Затем старик вывел их почти на дорогу, в узкий проход среди громоздившихся скал, где, однако, можно было разместиться вдвоем, а при необходимостимгновенно оказаться на дороге.
Ждите тут, промолвил тихо Чомай. Пусть оберегает вас от стрел врага небесный кузнец нартов Курдалагон! и исчез во тьме.
Позиция для выжидания была выбрана удачнона выходе из ущелья колонну легко рассечь надвое, разметать ее взрывами гранат, ударить кинжальным огнем и быстро отойти в неприступные горы. Пули могли зацепить и гауптмана с его ефрейтором: партизаны не знали про них, а форма фашистского воякилишь мишень
Вскоре послышался далекий рокот, который ежеминутно усиливался, и казалось, от этого громыхания все вокруг еще больше замирало, сдерживало дыхание и шорох. Колонна двигалась с притушенными огнями, машины придерживались дистанции. Впереди трещали мотоциклы с колясками, на каждой из которой торчал тяжелый пулемет, сидели внимательные дозорные. Машина за машиной миновали каменные громады, где затаились гауптман и ефрейтор, а ночь молчала, и когда наконец она взорвалась огнем безжалостного, быстротекущего боя, это показалось даже Шееру неожиданным. Массированный пулеметноавтоматный огонь, взрывы гранат, вспышки и зарево разрывали темноту, и уже были видны охваченные страхом лица в отблесках пылающих машин. Непонятным образом гауптман Шеер оказался среди панически мечущихся солдат, которые рассыпались во все стороны, с ходу падая по обочинам дороги и яростно отстреливаясь из автоматов наугад.
Огонь! кричал гауптман, размахивая пистолетом.
Ктото грубо свалил его, прижал к земле, прохрипел на ухо:
Не дурите, гауптман, еще успеете заработать свой крест!
Стрельба не утихала, но Шеер почувствовал, что стреляют только немцы и никто им не отвечает. Рядом с ним лежал офицер, который, вернее всего, и сбил его с ног. Шеер искоса поглядел на него, тот напряженно всматривался в темноту.
Кажется, все закончилось, наконец решил он. Подъем, гауптман!
Черт бы побрал охрану! со злостью выругался Шеер, отряхиваясь, Нас чуть не перестреляли, словно куропаток. Ганс, где тебя нелегкая носит?
К ним, задыхаясь, бежал обвешанный сумками, с автоматом в одной руке и измазанным чемоданом в другой запыхавшийся Ганс Лютке.
Гггосподин ггауптман, испуганно пролепетал он, ппозвольте ддоложить: ннашу ммашину ссожгли
Только этого не хватало! гневно процедил Шеер.
Что это он у вас, с перепугу? спросил офицер.
Шеер взглянул на его погоны.
Невезение, оберлейтенант. Под Нальчиком мы попали под бомбежку русских, у Ганса контузия. А теперь вотпули партизан Я не удивлюсь, если мой
Ганс вообще потеряет речь
Оберлейтенант захохотал.
Отправьте его в фатерлянд, девочки его быстро излечат!
Оберлейтенант, из вас вышел бы популярный терапевт. Но Ганс желает умереть за фюрера.
Да, контузия у него серьезная, усмехнулся офицер, который, судя по всему, не спешил сложить голову ни за фатерлянд, ни за фюрера.
Ганс, фотоаппаратура цела?
Дада, ггос
Вот что, Ганс, общаясь с тобой, я скоро сам стану заикой. Отвечай мне только «да» или «нет». Вполне достаточно! Мало того, что загубил машину
Зато вы сохранили жизнь, господин гауптман, возразил оберлейтенант, который навострил уши, когда услышал об аппаратуре, и теперь ощупывал глазами добротные кожаные чехлы, которые имели довольно красноречивый вид. Вы, вероятно, журналист?
Не совсем, ответил гауптман. Но охотно удовлетворю ваше любопытство: Адольф Шеер, историк.
О, коечто уже слышал о вас в нашем штабе. Это вы должны написать книгу о немецкой победе ка Кавказе?
Да, задание рейхсминистра пропаганды доктора Йозефа Геббельса
Позвольте и мне отрекомендоваться: Шютце, связной офицер генералполковника фон Клейста.
Высокий пост!
Ну что вы! Лишь громко звучит. Таких офицеров, как я, немало.
А что. если я между делом напишу о вас небольшой очерк в армейскую газету? Я своими глазами видел, как храбро вы действовали в стычке с партизанами
Вы тоже А впрочем, такие эмоциональные встряски придадут вашей книге необходимый колорит.
Безусловно!
Однако я советовал бы вам, господин Шеер, рисковать с умом. Иначе некому будет писать очерк обо мне. А зто досадно, ибо я человек очень тщеславный. Кстати, мой штабной «мерседес» уцелел, и в нем найдется два свободных места.
Искренне благодарю, если зто приглашение.
А что же другое? Едемте!..
Вам, собственно, куда? спросил Шютце уже в машине.
До ближайшего городка, ответил Шеер. Больших хлопот мы вам не причиним. Это же надо потерять машину в такой близости от цели. Воистину горькая насмешка судьбы
А в городке к кому? поинтересовался оберлейтенант.
Служба безопасности.
Так вы к штурмбанфюреру Хейнишу? почемуто обрадовался Шютце, Знаю его, несколько раз привозил штабные пакеты Сдам вас ему, господин Шеер, с рук на руки, как малого ребенка!
Боже мой, оберлейтенант, а вы и в самом деле умеете заботитьсяи хорошими тумаками, и любезными услугами Но сами со временем убедитесь: я очень благодарный человек.
Ах, господин Шеер, не дразните меня соблазнительными намеками
А в чем дело? Почки, печень?
Как у буйвола! с апломбом заверил Шютце. Но бы слышали последние новости?
Нет. Чтонибудь интересное?
Уже из Берлина передают, что судьба Кавказа решена. Наши войска взяли Малгобек и с ходу вышли на последний закрепленный рубеж перед Владикавказомтак называемые Эльхотовы ворота. Еще одно усилие, и перед нами откроется свободный путь на Тифлис и Баку.
И что же из этого следует?
Вы представляете, сколько нам, офицерам штаба, прибавится работки?
Ах, вот вы о чем?
Об этом самйм! А вам я советую немедленно ехать к тем самым Эльхотовым воротам, чтобы не пропустить еще одной победы. Впечатления для книги и все такое прочее
Мне приходится, оберлейтенант, вас все время благодарить. Вы меня просто вяжете по рукам и ногам прочным канатом внимания. Тогда сделаем так: во Владикавказе я устрою пирушку, и первым гостем будете вы. Принимаете приглашение?
Еще бы! Только чтобы без сомнительных девиц, но с женщинами. Я отдал бы предпочтение осетинке
У вас неплохой вкус. Хотите, я прочту вам, какие встречаются осетинки?
Охотно послушаю!
Адольф Шеер вытащил дневник.
Это я делал некоторые цитатные выписки для книгиведь библиотеки Берлинского университета в чемодан не упакуешь. Вот выписка из «Жизни царицы цариц Тамары», работы средневекового грузинского историка Васили: «Говоря постарому, «рожденный слепымслепым и покинет мир», под этим имеется в виду каждый, кто не видел Тамары. Правильное строение тела, темный цвет глаз и розовый оттенок белых ланит, стыдливый взгляд, манера величаво и свободно бросать взоры вокруг себя, приятная речь, веселая и лишенная развязности, голос, который услаждает слух»
И в самом делецарица, да и только Но при чем здесь осетинки?
Терпение, оберлейтенант, вы не дослушали. Дело в том, что царица Тамараосетинка!
Все ясно, гауптман. Вы меня окончательно убедили. Других доказательств не требуется
Глава одиннадцатая. ПРИГОВОР
За веселой беседой и не заметили, как въехали в город. Но улицы его сами напомнили о себе. Поперек одной торчала изуродованная грузовая машина. Откудато густо валил дым, безусловно с пожара. Полным ходом раскатывали мотоциклы и суетливо бегали солдаты с оружием наготове.
Майн готт! воскликнул Шютце, Неужели и сюда заглянули партизаны?
Похоже на то, озабоченно отозвался Шеер. По крайней мере, бомбовых воронок чтото не видно. Однако, наверное, у Хейниша узнаем обо всем подробно
Непременно! согласился Шютце.
Кирпичное здание СД тоже имело свежие, о многом говорящие следы ночной стычкистена, обращенная к улице, была наискось посечена пулями. В одно из окон, очевидно, влетела граната. Стекла в других окнах были пробиты пулями. Во дворе все было в движении: строились солдаты, озабоченно сновали офицеры, отовсюду слышались короткие военные команды. В самом помещении гулял сквозняк.
В приемной штурмбанфюрера сидел рыжий здоровяк со странно равнодушным среди всеобщего возбуждения выражением лица. Он одним пальцем, явно от нечего делать или от скуки, тыкал в клавиатуру пишущей машинки.
Скользнул холодными глазами по Шееру, заметил Шютце и сразу же любезно оживился:
О, Шютце, уже здесь! Воистину в штабе не тянут долго с разносом Где пакет?
Ошибка, Вилли. Я здесь, но без разноса. А что у вас?
Партизаны. Ночной конный налет Это был кошмар! Комендант Функель буквально осатанелпартизаны свели на нет его мероприятия по устрашению: захватили с собой всех повешенных
Шютце сочувственно покачал головой:
Обязательно передам ваш рассказ в штабе! Но позвольте отрекомендовать гауптмана. Адольф Шеер, корреспондент из Берлина, историк. Прибыл
Что же вы до сих пор молчали? Вилли Майер пружинисто вскочил. Знаем и давно ждем! Думаю, штурмбанфюрер, несмотря ни на что, примет немедленно, и он исчез за дверью кабинета Хейниша.
Этот Вилли, убежденно кивнул головой оберлейтенант, превосходный парень! Шутник, каких мало А умница! Нечего и говорить На него можно положиться.
Прошу, господа, распахнул дверь Вилли.
За ночь лицо Хейниша посерело, глаза покраснели от бессонницы, в пальцах он крутил сломанный карандаш. Шеер заметил еще несколько сломанных карандашей, брошенных в мусорную корзину.
Рад вас видеть, господа, сказал штурмбанфюрер добродушно. Со счастливым прибытием, Адольф! Надеюсь, мне как давнему другу вашего достойного всяческого уважения отца позволено так обращаться к вам!
О чем речь, господин Хейниш! растроганно ответил Шеер, Я поэтому и просился в Берлине именно к вам.
Да, мне сообщил об этом оберфюрер СС Корземан, кстати, будущий начальник полиции и СС рейхскомиссариата «Кавказ». Мне очень приятно, что о сыне моего трагически погибшего друга заботятся такие высокие чины. Простите, Адольф Шютце, а вы с каким делом здесь?
Чем больше говорил Хейниш, тем большим уважением проникался оберлейтенант к своему случайному спутнику и, вытягиваясь, деревенел, с легким испугом вспоминая свои вольные разговоры с этим историком, который оказался птицей очень высокого полета. А что, если этот Шеер вот сейчас брякнет чтонибудь неуместное? Поэтому, когда Хейниш обратился к нему, он горячо ответил:
Герр штурмбанфюрер, я имел счастье познакомиться с господином Шеером во время ночной стычки с партизанами в горах. Господин гауптман личным примером поднял солдат в атаку. Настоящий офицер! Я посчитал делом чести предложить господину Шееру штабную машину, поскольку его собственная сгорела.
Хейниш важно напыжился:
Вы правильно поступили, Шютце. И я рад именно от вас слышать о смелых действиях гауптмана. Надеюсь, вы подружились?
Так точно! щелкнул каблуками Шютце.
Как вы считаете, заслуживает ли господин Шеер боевой награды?
Безусловно!
Оберлейтенант преувеличивает, скромно подал голос Шеер. Просто я действовал, исходя из обстановки, как и надлежит немецкому офицеру. Кстати, оберлейтенант Шютце тоже не терялся в бою
Только так и должен вести себя истинный ариец, одобрительно проговорил Хейниш, Благодарю, оберлейтенант, за вашу заботу о господине Шеере, а сейчас мне необходимо поговорить с ним с глазу на глаз. Понимаете?
Слушаюсь, герр штурмбанфюрер!
Давно из Берлина? спросил Хейниш, когда двери за Шютце закрылись. Да вы садитесь.
Пошел четвертый месяц, как я нахожусь в действующих частях, ответил Шеер, присаживаясь.
О, так вы, несмотря на юношескую внешность, старый боевой волк, натянуто пошутил Хейниш.
Как сказать, в тон ему ответил Шеер, мое оружиеперо, а поле боянаука.
Это призвание или долг?
И первое и второе, господин Хейниш.
Если я не ошибаюсь, ваш отец не собирался делать из вас ученого. Старый Шеер мечтал о сыневоине! Не так ли?
А разве не сбылись мечты отца? Адольф взглядом показал на свои погоны, Кроме того, именно он посоветовал мне идти на исторический факультет, чтобы побоевому защищать нордическую историографию от нападок плутократов и мистификаторов. Мы должны во всей красоте обновить в мире величественную историю арийской расы. Примером для меня является мой старший коллега, зонденфюрер СС барон Болко фон Рихтгофен.
Прекрасно! согласился Хейниш, Кстати, Адольф, сейчас у нас плодотворно работает группа ученых и деятелей культуры из штаба «Кюнсберг» во главе с картографом министерства иностранных дел, гауитштурмфюрером СС господином Краллертом. Так вот, специально подчеркнул Хейниш, они сожгли все материалы, какие только нашли, какогото Косты Хетагурова, но и до сих пор охотятся за его вредоносными рукописями и черновиками. Чтобы и памяти о нем не осталось! Недочеловекиунтермешпи не имеют права на собственную историю и культуру.