Такие мысли лениво и сладостно сновали в голове следователя Кеслера, убаюкивая его в блаженную дремоту. Однако в Пятигорске этот упоительный житейский тонус, что столь благодетельно способствует интенсивному пищеварению, катастрофически упал.
Хозяин бронетранспортера оберштурмбанфюрер Хейниш пригласил следователя посетить в местной мечети торжестворелигиозную службу в честь фюрера.
В толпе важно насупленных местных «деятелей» Кеслер коекого узнал. В первую очередь «правителей» Кабарды и Балкарии князейтаубиев Зафира Келеметова и Довлатгери Тавкешева. Другиеразная мелкотаседые, изрядно одряхлелые старцы, которые четверть века тому назад уносили отсюда ноги и вотвозвратились под штандартами фюрера.
Но больше всего поразил Кеслера генерал кавалерии фон Макензен, которого военная судьба пересадила из седла в танк. Следователь краем уха слыхивал, что барон принял магометанство. Он ни на мгновение не поверил в этот бред. А как теперь не поверить, если собственными глазами видишь прусского генерала в зеленом тюрбане, в белоснежном балахоне из высокосортной верблюжьей шерсти, босоногого, да еще с кораном в руке? Майн гот, метко в библии сказано: «Не верь глазам своим»!
Горец! гремел под сводами мечети пронзительный, как вопль, голос. У тебя ничего не было. Все твое богатство забрали большевики
Прусский «магометанин» фон Макензен одобрительно покачивал головой, увенчанной «освободительного» цвета тюрбаном правоверного сына аллаха, как бы подтверждая: «Да именно так так и есть»
А голос не умолкает:
Теперь у тебя, горец, всего вдосталь, а будет еще больше. Всем этим счастьем семьи и покоем детей ты обязан другу и освободителю, великому имаму всех мусульман Кавказа Адольфу Гитлеру!
Одобрительно покачивается тюрбанизированная голова ловкача барона: «Да именно так так и есть»
Вдобавок досаждала осветительная аппаратура киносъемочной группы. Мощные «юпитеры» нагревали воздух. Кеслер исходил жирным, липким потом, ибо не мог спрятаться от безжалостных лучей в прохладной тени, как это делал в своем кабинете при старательном исполнении служебных обязанностей. У него арестованных держали под лучами рефлекторов до тех пор, пока не сжигало кожу
Лишь после того, как выбрался наружу, он вздохнул с облегчением. Жадно хватал ртом целительный, словно животворный источник, горный воздух.
Ротааа!..
Каски замирают ровным металлическим рядом.
Направо равняйсь!
Блестящий жезл в руке тамбурмажора взлетает вверх, замирает на миг, свершает элегантный пируэт и падает вниз, рассыпается дробь барабанов.
Взвод трубачей облизывает пересохшие губы, чтобы через секунду грянуть торжественный «Марш Пруссии». Рота почетного караула вермахта, войск СС и полевой жандармерии косит глаза направо, на вход в мечеть.
Смирно!
Долговязый «магометанин» из Пруссии, уже обутый в инкрустированные жемчужинами шлепанцы с загнутыми вверх носками, проходит вдоль шеренги мордастого почетного караула. Теперь оркестр играет гимн нацистов «Выше знамя», и под его звуки на мачту ползет штандарт новоявленных посланцев аллахадве серебряные молнии на черном, цвета непроглядной ночи полотнеэмблема СС.
Левая рука «магометанина» фон Макензена прижимает к сердцу коран, а праваявскинута в нацистском приветствии.
Последние аккорды тонут в дирижируемом, а посему слаженном реве:
Хайль! Зиг хайль!
Казалобь бы, на этом все и закончится. Так нет, судьба коварно готовила Кеслеру еще одну неприятную каверзу.
Поначалу его насторожил разговор оберштурмбанфюрера Хейниша со встреченным в болотнозеленой толпе оберстом из ставропольского «Абверштелле» герром
Арнольдом. Собственно, насторожил не весь разговор, а его обрывок:
Арнольд: «Я на колесахимею быстроходный «хорьх».
Хейниш: «А у меня бронетранспортер с крупнокалиберным пулеметом».
Арнольд: «Склоняюсь перед силой и капитулирую».
И вот пожалуйста, произошло наихудшее. После всех церемоний Хейниш эдак небрежно бросил:
Кеслер, у меня гость. Прошу проявить любезность и пересесть в свою машину. Со мной поедет оберст Арнольд.
Любезность Черт бы его побрал, этого оберста!
Перебираясь в свою четырехколесную служебную собственность, Кеслер ворчал:
У меня безошибочное животное предчувствие. Всегда почемуто кажется, что погибну бессмысленно, в дороге, от партизанской пули.
И давно это у вас? лениво спросил рыжий Вилли.
С начала войны с русскими.
Так вы же только что говорили о партизанах, а не о военных. Каким же образом с начала войны
А партизанские бандиты и объявились с первых дней войны! веско изрек Кеслер. Потом сердито набросился на Кристину:Фрейлейн Бергер, куда вы устраиваетесь? Неужели вы думаете, что я буду ехать рядом с вашим вонючим псом? Нет уж, нюхайте его сами! И обратился к Майеру:Терпеть не могу собак! Какнибудь перемучаюсь до Ставрополя рядом с вами, Вилли. Не возражаете?
Нет, вместо Майера ответила Кристина. Хозяин здесь вы. Но не мешало бы придерживаться правил элементарной вежливости.
Неужели? отмахнулся Кеслер.
В пути следователь не переставал высказывать свое крайнее негодование. Оберштурмфюрер Майер оказался терпеливым слушателем. Опереточное действо с прусским «магометанином» в главной роли разбудило в Кеслере давнюю и закоренелую зависть.
Этот фон барон Вернее будет фон Вор! Ведь всем известно, что вельможный барин, мягко говоря, незаконно присвоил ценности Ростовского музея, который русские эвакуировали в Пятигорск. И что бы вы думали, Майер?
Не решаюсь высказывать досужие мысли, осторожно обронил оберштурмфюрер.
Я смелее! Этот фон барон отгрузил в свое поместье лучшие экземпляры из ростовской коллекции, хотя она уже вся принадлежала рейху. А среди тех художественных произведенийне побоюсь сказать: преступно украденных у немецкого народа, шедевры мирового значения, которым нет цены! Рибейра, Мурильо, Рубенс, Иордане, Донателло Польстился даже на полотна русскихВерещагина, Крамского, Репина, Поленова, Коровина, Айвазовского
О, господин Кеслер, оказывается, вы тонкий знаток искусства, польстил Майер.
Еще бы! согласился, не уловив иронии, Кеслер. И куда только смотрит зондерфюрер Краллерт? Наверное, хапанул от барона изрядный куш.
Кеслер кипел гневом, обобщая свои «фронтовые» наблюдения:
От высоких генералов добра не жди! Мало им, что по уши погрязли в титулах, крестах, миллионных дотациях в рейхсмарках, поместьях и чуть ли не королевских доходах. Для них карьера и выгода куда важнее, чем всемирная миссия нордической расы, величественные свершения старонемецких идеалов и чисто арийские моральные ценности. Но пусть! Мы, эсэсовцы, еще возьмем их в наши крепкие руки. Придет время, день суда грянет! Фюрер действует!
В течение всей поездки следователь Кеслер демонстративно не обращал внимания на присутствие за его спиной шарфюрера СС. Пес жался к ногам Кристины и чуть слышно рычал. К месту назначения добрались только к вечеру.
Кристине Бергер не легко было узнать Ставрополь. В памяти он остался таким, каким увидела его в первый день оккупации, когда из кубанских степей шла она пешком на восток за линией фронта. Тогда еще дымились пожарища, каменными завалами выглядывали разрушенные бомбами дома, а возле уцелевших торчали фанерные предупреждения: «Минен!».
Но было и другое. В центральной части Ставрополя еще краснели вывески советских учреждений. Хотя и покореженные, посеченные автоматными очередями, погнутые фашистскими прикладами, они все же были, читались.
Теперь улицы были расчищены и убраны, воронки засыпаны щебнем. Руины укрылись за деревянными заборами и щитами.
Как и было заранее решено, сотрудников службы разместили в небольшой гостинице, что очень устраивало Хейниша. Он терпеть не мог многолюдья. На первом этаже номеров не было, только ресторан и служебные помещения. Прибывшим отвели все левое крыло на верхнем этаже. Это обеспечивало определенную изоляцию от помещений, расположенных ниже. По крайней мере, постороннему тут ни к чему было появляться, путаяв самом деле или умышленнономера.
Единственный номер, выделенный постороннему человеку, был 74й. Он замыкал собой длинный, прямой коридор левого крыла. По обе стороны от него находились туалеты. Говорили, что в 74м живет какойто доктор Конрад Уго фон Готенхауз, советник по экономическим вопросам в должности зондерфюрера при административнотерриториальном штабе «К» («Кавказ»). На самом деле господин советник держал тут под замком свои приобретения и «восточные сувениры». Сам же он разъезжал по промышленным объектам, которые все до единого подлежали неуклонной «ариизации» под сенью фирм и концернов фатерлянда. Разумеется, учитывая острую конкуренцию завзятых «ариизаторов», могучих финансовопромышленных китов, господин советник и в самом деле вынужден был иметь надежное помещение для склада «восточных сувениров», «дружеских подарков» и «проявлений искренней благодарности». Номер доктора Конрада Уго фон Готенхауза в определенном смысле действительно превратился в «божественное пристанище»[19].
Впервые его увидели только через неделю, да и то на несколько минут. Зондерфюрер явился лишь для того, чтобы поселить в номере «особю ценную» канарейку дать строгие указания об уходе за птицей старшему администратору Торгу Альвелю, еще полгода назадпросто базарному перекупщику Жоре Алиеву по прозвищу «Шмот». Появился, чтобы сунуть «Шмоту» несколько рейхсмарок на расходы для птички, пообещать оторвать голову за недосмотр и тут же укатить в своем пятнистом «опеле».
Оберштурмбанфюрер выбрал себе самые просторные апартаментыиз трех комнат: гостиная, рабочий кабинет, спальняпод номером 61м. В 65м, однокомнатном, но со всеми удобствами, поселился Вилли Майер. Между ними, в 63м, тоже однокомнатном, поместили Кристину Бергер: как переводчица фрейлейн могла понадобиться обоим.
Кристине пришлось жить без дневного света: Хейниш, не желая, чтобы к ним заглядывали в окна со двора, запретил даже днем снимать затемнениебольшие листы черного картона. Грустно было видеть вместо синевы неба четко очерченные черные прямоугольники.
Поначалу «новым» клиентам гостиницы докучал Жора «Шмот», имевший на их этаж свободный доступ, который ему обеспечивали как должность, так и присмотр за певчей птахой доктора Конрада Уго фон Готенхауза. «Шмот» лез ко всем с услугами, которые он предлагал, как правило, шепотком. Необыкновенный успех имел у Кеслера, что, вероятно, и толкнуло его нашептать коечто даже самому оберштурмбанфюреру. Но смысл его шепотка немедленно стал всеобщий достоянием, когда побагровевший Хейниш, этот живой апостол истинно арийской морали, вдруг спросил:
У вас что здесьотель или бордель?
Этот, в общемто, риторический вопрос оберштурмбанфюрера сдул «Шмота» с эсэсовского этажа как пылинку.
Подонок! уверенно определил Хейниш. Хотя при определенных обстоятельствах может быть полезен.
О, это так! горячо подхватил Кеслер. Первоклассный информатор!
Откуда знаете?
У меня привычка сначала знакомиться с досье тех особ, с которыми предстоит общаться. И более всего меня привлекают недостатки.
Любопытно. Какие же?
Разные. Падок ли субъект на взятку? Можно ли его купить какимнибудь иным способом? Болтлив ли, падок ли на лесть, склонен ли к эротическим утехам? Не скрывает ли какихто недостойных фактов из своего прошлого? Поддается ли на шантаж? Нет ли у него какоголибо, пусть даже безобидного, увлечения, скажемрыболовство, коллекционирование? И прочее
Неплохо! оценил Хейниш. И о чем же вы дознались из досье прохвоста?
До войнымелкий спекулянт, квартирный вор. Был пойман и осужден. С начала войны попросился на фронт искупить вину кровью врага. Просьбу удовлетворили. Перебежал к нам. Охотно согласился сотрудничать. Здесь, в Ставрополе, оказался очень полезным как местный житель. Выдал несколько партийных функционеров. Активно способствует ликвидации в городе подрывных и нелояльных элементов. В местной полиции о нем сложилось положительное мнение как о способном и полезном информаторе. Гостиницаприкрытие по предложению полиции. Вознаграждения берет исключительно в рейхсмарках. Предусмотрительный! Возможно, он пригодится и нам?
С таким пестрым биографическим хвостом? презрительно спросил Хейниш.
Кеслер смутился, заморгал:
Вы правы, господин оберштурмбанфюрер! Я об этом както не подумал На нелегальном положении он провалится сразу.
О том разговоре и размышляла хорошенькая фрейлейн, когда шла по оставленному на всякий случай Марковым адресу на явку в этом городе. Шла на первую встречу. С кемнеизвестно. Первый контакт часто таит смертельную опасность: о паролях может узнать и враг От подобных мыслей фрейлейн отвлекала себя другими: «На нелегальном положении Провалится сразу» О чем шла речь? Очень похоже на подготовку агентурной сети в тылу Красной Армии. Необходимо сообщить в первую очередь
Она пыталась отвлечься, но тревожные мысли возвращались: а вдруг явка провалена и там засада? Ну, хватит! Необходимо возобновить связь с Центром. Во что бы то ни стало!
Глава третья. ВИЗИТ К ЛАКЕЮ
Одно из первых мест в табели истинно арийских добродетелей Хейниш отводил пунктуальности.
Оберштурмбанфюрер просмотрел утреннюю почтуничего особенного. Взглянул на часы. Хмыкнул удовлетворенно: с письмами управился идеальнов точно назначенное время. Наступила пора просмотра оккупационных газеток, которые готовили ему в переводе на немецкий язык. Вилли Майер исправно обобщал новости в сжатой форме, и это экономило Хейнишу много служебного времени. Газетки раздражали его, поскольку он искренне воспринимал их как совершенно бесполезный хлам. И вот пожалуйста: ему же вменили в обязанность всю эту бумажную гниль вынюхивать до полного отвращения. Чтобы «чегонибудь такого» в них не проскочило. Смысла в этом чтении Хейниш не видел, тем более что с материалами он знакомился уже после выхода газет.
Вилли явно запаздывал. Хейниш поднялся изза стола, пружинисто прошелся по кабинету, прислушиваясь к мягкому поскрипыванию новеньких сапог. «Сапоги, как и лицо, со временем покрываются морщинами, подумал машинально. И так же, как лицо, их омолаживают. Лицоженскими мазями, сапогижирным гуталином». Бог мой! Даже не перед кем сострить! Куда запропастился Вилли?
Снял телефонную трубку и строго спросил:
Майор, почему вынуждаете меня ждать?
Оберштурмфюрер появился немедленно. Объяснил озабоченно:
Задержались переводчики. Поэтому'
Поэтому кладите на стол наиболее важное, я сам просмотрю, решительно закончил Хейниш.
Вилли раскрыл папку и положил на стол только одну переведенную статью.
Господин оберштурмбанфюрер, считаю, прежде всего надо обратить внимание на это
Хейниш уселся в кресло и взял листки обеими руками. Читал, опираясь на локти.
Что такое? вдруг поднял на адъютанта глаза. «Контрударом Красная Армия достигла успеха и продвинулась в районе» Что эти идиоты пишут? «Часть населения уклоняется и пытается оказывать сопротивление оккупационным властям» Какой кретин это редактировал?
Господин Шныряев, коротко доложил Майер.
Сейчас же едем в редакцию! Хейниш тяжело прижал широкой ладонью полированный стол. Готовьте машину, Вилли. И предупредите редактора, чтобы ждал нас на месте. Я научу эту русскую свинью!.. Разыщите шарфюрера Бергернам понадобится переводчик. Где она сейчас?
В гостинице. На месте.
Итак, за дело, Вилли! Даю вам полчаса. Папку оставьте мне.
Фрейлейн Кристина Бергер краем уха слушала утреннее сообщение берлинского радио. Как и в прошлые дни, не говорилось ничего конкретного. Вместо фактов повторялись заученно оптимистические сентенции:
Случайные успехи, достигнутые зимой русскими, не имеют стратегического значения, достойного внимания, и будут легко ликвидированы во время первого же летнего удара вермахта!
Кристина немного отогнула черный прямоугольник, закрывавший окно, чтобы хоть на несколько минут полюбоваться дневным светом. Снаружи было безоблачно, но синеву неба затягивало прозрачной кисеей, и это предвещало неустойчивую погоду.