Красивый город, поставленным, но уже тихим голосом произнес Эдуард Эрикович.
Неплохой, ответила в тон ему Аграфена, ощущая спиртовые испарения, исходящие от ее коллег, да и, наверное, и от нее самой. Главное, спасибо вам, господин Колобов, что вы нам обеспечили бесплатную экскурсию по городу. Правда, в полицейской машине, но это уже все равно, зато с ветерком
А чего я-то? взлохматил волосы растопыренной большой пятерней Эдик. Все веселились! Радовались, что долетели и сели. С нашими-то авиалиниями!
Ага, только не все «веселящиеся» щипали женщин за задницу и кричали: «Эй, венгерочка, приготовь мне суп-гуляш! Холодец, я вижу, у тебя ничего!» передразнила его Аграфена под сдавленные смешки коллег.
Да это я так, к слову. Думал, оценят юмор.
Что характерно не оценили. Молчи уж теперь, поджала перекошенные губы Таня, ехавшая в той же машине. Тут тебе не Россия, сейчас впаяют лет двадцать за сексуальные домогательства, будешь знать!
А я чего? Я ничего. И где Марк, черт бы его побрал?! Ведь знал же, что этим рейсом летим. Вот встретил бы ничего бы такого и не было!
У тебя вечно другие виноваты, только не ты. То есть тебя, тепленького и пьяненького, надо было забирать из самолета, пока Карлсон не начал шалить? фыркнула Татьяна, смотря режиссеру почему-то в очень специфичное место, а именно в область ширинки. Видимо, это было что-то личное.
Таня! прикрикнул тот на нее.
А что Таня-то? Твой друг давно живет за границей и ведет себя соответствующе, он уже забыл про удаль русскую. Разве он мог предположить, что мы сразу же загремим в полицейский участок? Артисты, твою мать!
Глава 5
В самом полицейском участке их действительно ждал не очень радушный прием. Всю труппу заперли в большую камеру предварительного заключения и заставили ждать полчаса. Затем к ним пришли сразу трое мужчин в штатском.
У Эдуарда Эриковича уже закончилось действие спиртного, поэтому он снова становился раздраженным и злым:
Какое вы имеете право нас задерживать?! Я требую представителя из российского консульства! Мы граждане России! И мы ничего такого не сделали! Мы прилетели на гастроли, у нас отпуск. Ну, расслабились немного, и что? Почему такое отношение к русским? Когда у вас немцы пьют в пабах и орут жуткими голосами свои жуткие песни это ничего! А все равно войну мы выиграли!
Говорите по-английски, господа иностранцы? спросил самый старший мужчина.
Выражение его лица Груне не понравилось.
А я не обязан «спикать»! Я россиянин! Приведите переводчика! продолжал бушевать Эдуард Эрикович.
Господин перепутал Венгрию с Турцией? Ох, уж эти неучи русские Столько всегда понтов, а ведут себя как дикари. Прошли уже те времена, когда они диктовали свою волю половине мира, а в генах у них именно это и осталось, сказал второй мужчина на не очень хорошем английском.
А кто у нас тут страдает национализмом? поинтересовалась теперь Аграфена, переходя на английский. Вы что себе позволяете? Думаете, что вам удастся захватить пятнадцать российских граждан и все сойдет вам с рук? Где представитель посольства? И я требую независимую прессу!
Мужчина слегка растерялся.
Вы понимаете по-английски?
Как видите, да. А вы, видимо, переводчик для работы с иностранцами-нарушителями?
Не кипятитесь, мисс, я вовсе не то имел в виду Никто вас не захватывал. Вы нарушали общественный порядок в аэропорту, а это серьезный проступок!
Ничего мы не нарушали! Мы такой народ, темпераментный. Это наша вина? Итальянцев вы бы не задержали.
Вы были пьяны
Просто мы боимся летать на самолете, поэтому выпили немного, расслабились Они у нас часто бьются, посмотрите статистику. Мы, между прочим, впервые попали в вашу страну, радовались
Чрезмерно радовались, нахмурился собеседник и стал переводить слова Аграфены мужчине.
Чего он говорит? Нас арестуют? запаниковал Эдуард Эрикович. Переведи!
А если мы извинимся? Мы уже все осознали и поняли, продолжала напирать Груня. Разве у вас много письменных заявлений на наш счет? Или только словесная жалоба?
Письменных нет, но комиссар участка очень бы хотел знать цель вашего такого массового визита.
Мы труппа театра, пояснила Груня, артисты.
В самом деле артисты? удивился переводчик. Это многое объясняет. Или вы вообще, по жизни, артисты?
Нет, по профессии, поправила Груня, стараясь взять себя в руки, чтобы произвести на хмурого полицейского и дотошного переводчика благоприятное впечатление.
Вы в отпуск?
Нас пригласил Марк Тарасов, живущий у вас вот по этому адресу, протянула художница записку, которую давний друг оставил Эдуарду, будучи в Москве. Он ждет нас. Между прочим, господин Тарасов директор местного русского театра и пригласил нас выступить там. Можете все узнать у него, мы не обманываем.
Это уважаемый человек, сказал сначала комиссар, а затем и переводчик.
Так вы его знаете? Вот и прекрасно! Позвоните ему, и он все подтвердит, обрадовалась Аграфена. И продолжила щебетать, пытаясь поймать волну, разболтать суровых полицейских и разжалобить их: А я как художница должна написать портреты его бабушки и дедушки. А еще мы бы пригласили вас на спектакль. Только он будет на русском и вы вряд ли что поймете.
Комиссар сделал какое-то странное движение руками, и мужчины молча удалились.
Куда они? Что сказали? спросил Эдуард Эрикович.
Я не знаю, ничего не ответили. Наверное, пошли связываться с Марком, предположила Груня.
Так ему и надо! Не захотел нас встретить в аэропорту, придется встречать в полицейском участке. Карлсон уже нашалил, высказалась Татьяна.
Таня, прекрати! покраснел режиссер.
И гости венгерской столицы снова погрузились в томительное ожидание.
Не люди, а звери! Хоть бы чаю дали или просто воды! высказал недовольство ведущий артист Николай Еремеевич, которого буквально тряс «товарищ Опохмел». Главный герой театра, как уже говорилось, давно страдал алкоголизмом и сейчас очень сильно от него страдал.
А я в туалет хочу, выдала Татьяна.
Тут уж Эдуард Эрикович взорвался и кинулся на закрытую дверь:
Я президенту буду жаловаться! Да что ж такое? Здесь женщина с инсультом, а вы ее держите в камере!
Почти сразу же дверь открылась, и на пороге возникли все те же лица, а с ними очень красивый, молодой мужчина. Его внешность была совершенна высок, широкоплеч, с лицом, словно вылепленным по классическим образцам античного искусства, темно-темно-синие глаза смотрели пронзительно и умно, а темные волосы, слегка вьющиеся волной, касались ворота темной одежды.
Это Вилли, он отвезет вас в дом Марка Тарасова, сказал переводчик, представляя мужчину.
Нас много.
Всех отвезет, заверил переводчик.
Нас больше не задерживают? прорвало Татьяну.
Нет, штраф уплачен, все улажено. Но попрошу вас вести себя более тихо.
Наш темперамент не погасить, русскую душу не затоптать! опять понесло Эдуарда Эриковича, пока кто-то не закрыл ему рот рукой. По красному маникюру Груня поняла, что это сделала Татьяна.
Аграфена же вообще потеряла дар речи от вида Вилли, а когда встретилась с ним глазами, ощутила, как в сердце разорвалась бомба. Молодые девчонки захихикали:
Какой хорошенький! Вот это мужик! У нас в России таких нет!
Девочки, он словно из службы эскорта.
Боюсь, моих командировочных на такого красавца не хватит, оценивающе посмотрела на него Настя и обернулась к Аграфене. Груша, а ты что язык проглотила? Спроси у этого мачо по-английски, свободен ли он. Или, может быть, он гей?
Я прекрасно говорю на русском, вдруг сказал мачо очень низким, приятным голосом. Следуйте за мной.
«Господи! Он слышал весь этот бред!» вспыхнула до корней волос Груня, хотя как раз она ничего и не говорила.
Девчонки тоже растерялись, а затем начали смеяться. Смех их оборвался на неожиданной ноте, когда они увидели припаркованный к полицейскому участку огромный катафалк, украшенный траурными венками и лентами.
Это что?!
Наш транспорт, махнул рукой Вилли, не меняя выражения лица.
Вы издеваетесь? Почему катафалк? поджала губы Татьяна, хватая Эдуарда за руку, словно прося у него защиты и помощи.
Извините, не успел сменить транспорт.
Вы работаете водителем на кладбище? округлила огромные и красивые глаза Анастасия.
Нет, что вы, я всего лишь рою могилы, катафалк мне доверили чисто случайно, серьезно ответил красавец-мужчина. И добавил: А вообще, смотрю, мои ставки упали от мальчика по вызову до водителя катафалка. Даже не знаю, что лучше.
Но почему именно эта машина? Марк большой оригинал! все-таки не сдержался Эдуард Эрикович.
Мы сегодня хоронили Марка, и меня вызвали прямо с кладбища забрать группу задержанных, приехавших из России. Если бы я искал другой транспорт, вы бы просидели в заточении еще больше. Так что не обессудьте.
Марк умер? Я не ослышался? оторопел Эдуард, выражая общественное мнение и общественное изумление.
Марк Анатольевич умер позавчера, сегодня, на третий день, похороны. Он говорил мне, что должна приехать группа русских артистов, где-то с неделю назад, но не сообщил ни дату, ни номер рейса. А потом, в связи с его смертью, вообще все из головы вылетело, закрутился. Столько хлопот и забот Извините.
Господи, какой ужас! оцепенел режиссер. Мы к нему летели, а он умер Что же нам делать?
Вилли посмотрел на него и слегка улыбнулся, насколько позволяли приличия в данной ситуации.
Комнаты приготовлены. Гости Марка мои гости. Про организацию спектаклей он мне тоже говорил заранее. Живите, отдыхайте, играйте спектакли.
Марк обещал нам бесплатное жилье и еду. А у вас?.. осторожно поинтересовался Колобов с видом человека, который, если что, немедленно отправляется назад и улетает на родину. И его можно было понять. Мало того, что первым местом, куда труппа попала по приезде в Венгрию, оказался полицейский участок, так еще и человек, к которому они приехали, умер. Все складывалось крайне неудачно. Но в данный момент Эдуард думал не о Марке, а о себе.
Еще раз повторяю: все, на что вы рассчитывали, остается в силе. И еще одно. Надеюсь, это вас как-то успокоит. Марк жил в моем доме, у него самого ничего не было. Так что сейчас мы поедем ко мне домой.
Эдуард Эрикович дрогнул и галантно открыл перед собравшимися своими спутниками дверцу катафалка. Режиссер принял решение, и оно было очевидно:
Прошу, дамы и господа! Извините, если что не так Немного странная ситуация, но зато все поместимся.
Народ, невольно затихший, погрузился в машину. Вилли сел за руль, и катафалк плавно тронулся в путь. Красавец-мужчина выглядел очень отстраненным и холодным. А Груня не могла оторвать от него глаз, ее словно примагнитило к нему. Хорошо, что смотреть и любоваться она могла совершенно спокойно и беспрепятственно, поскольку сам мачо совсем на нее не смотрел. Ни на нее, ни на кого другого.
Извините, а вы кем приходитесь Марку? не выдержала молчания Татьяна, у которой от удивления даже лицо слегка выровнялось. Так сказать, шоковая терапия произвела свое действие.
В принципе, никто, пожал плечами Вилли. Марк Анатольевич был очень несдержанным в чувствах человеком, наверное, поэтому у него и было десять браков.
Сколько?
Десять. Он жил несколько лет с одной женщиной, а потом уходил к другой. Каждая последующая женщина была моложе предыдущей, ответил Вилли и внезапно посмотрел в глаза Груне через зеркало заднего вида. Словно хотел глянуть на дорогу назад, а там ее лицо с открытым ртом.
Аграфена от неожиданности вспыхнула и опустила глаза.
Известная история, хмыкнул Колобов. И в институте Марк еще тот ходок был. Девчонки в общежитии с визгом по комнатам разбегались, когда Марк приезжал туда. Это из серии «Кто не спрятался я не виноват!». То есть он был откровенным бабником. Ой, а так можно говорить? Ведь о мертвых или хорошо, или ничего, запнулся Эдуард Эрикович.
«Бабник» это не плохо, а всего лишь констатация факта, ответила Татьяна.
Да, вот именно. Короче, Тарасов являлся большим любителем женщин. Но я не думал, что его увлечение примет такие масштабы! Десять браков! Он что, с ума сошел? Зачем надо было жениться? Гулял бы так.
Боюсь, что на данный вопрос и сам Марк бы не ответил, снова пожал плечами Вилли. А если бы и мог ответить, то уже не спросишь.
Есть такие люди, обычно эмоциональные и страстные. В порыве страсти они делают предложение, и все, назад пути нет, неожиданно для самой себя высказалась Груша и тут же испугалась своих слов.
Многие тоже вздрогнули и удивленно посмотрели на нее. Уже отвыкли от ее голоса. А особенно оттого, что она размышляет о страсти и любви, ничего в этом не понимая.
Не согласен, спокойно откликнулся Вилли. По-вашему, если человек, например, ни разу не был женат, так он совсем не эмоционален? Можно сказать, труп?
Аграфена покраснела.
Груня у нас как раз такой труп, кивнула Таня. Но в душе у нее бушует спящий вулкан страстей. Мы в это верим.
Девчонки захихикали, а Груша наступила Ветровой на ногу, и та, театрально закатив косые глаза, заохала.
Чем Марк занимался? Он был богат? спросил Эдуард, которого больше других беспокоила судьба друга и особенно то, как Тарасов смог ею распорядиться.
Остальные молчали, поскольку мужчину и не знали.
Он писал сценарии, насколько мне известно, ответил Вилли. Слонялся по европейским театрам то там что-то напишет, то здесь. Нигде толком ничего не выходило. Много зарабатывать у Марка не получалось. К тому же он все, что имел, оставлял очередной семье, когда уходил. И начинал с нуля. Стоило хоть немного встать на ноги, как он снова шел дальше. В итоге остался абсолютно одиноким, никому не нужным и ничего не заработавшим немолодым мужчиной.
И что? Вы-то ему кто? не унимался Эдуард Эрикович.
Я его пасынок от третьей жены. Я не видел его много лет. Но моя мама перед своей смертью попросила меня, если когда-нибудь на моем горизонте объявится Марк Тарасов, помочь ему. Я не спрашивал маму, зачем ей это надо. Просьба, тем более предсмертная, для меня была законом. Но мама сама сказала мне, что все очень просто: она любила его. Многие вещи в нашем мире гениально просты, хотя порой кажутся сложными. Я не думал, что когда-нибудь увижу Марка, но моя мама оказалась мудрее. Не знаю, почему из всех своих десяти жен он, в состоянии полной нищеты и полного душевного хаоса, пришел именно в наш дом. В мой дом. Наверное, моя мама была самой доброй и самой всепрощающей из его женщин. Я дал ему апартаменты, полное содержание и даже побаловал тем, о чем Марк мечтал многие годы, приобрел здание, где он организовал первый русский частный театр в Венгрии.
Человечный поступок, пискнула Груня.
Явно не доходное дело? спросила Таня, имея в виду театр.
Антидоходное, согласился Вилли. Но Марк был рад, словно ребенок, и так возился со своим детищем, что я не возражал. Иногда туда приезжали не очень известные труппы из провинциальных театров Венгрии, Европы и стран СНГ. Зал часто был полупустым. Но Марк старался если и не получить прибыль, то хотя бы окупить затраты на содержание здания, поэтому сдавал театр в аренду на праздники, юбилеи, свадьбы. Собралась группа самородков-энтузиастов из пяти человек, которые организовали там что-то типа театральной студии. К вашему приезду Марк организовал рекламу, и на четыре заявленных спектакля билеты проданы. Но зал там небольшой.
А вы русский? спросил Эдуард. Очень хорошо говорите по-русски.
Моя мама была русской. Отца я не знал, мне известно только, что он был поляком.
Да громогласно и вслух задумался Эдуард Эрикович. Я все годы совершенно ничего не знал о судьбе Марка, хотя порой вспоминал его. Почему-то не верилось, что дела у него плохи, казалось, что если остался на Западе, выбрав себе такую судьбу, то теперь как сыр в масле катается. А когда вдруг ко мне приехал, все время говорил, что деньги его, что приглашает к себе. А выходит, ничего своего у него и не было. Правда, выглядел Марк не ахти, что уж говорить. Я еще подумал: вот, погулял человек, попил
Марк Анатольевич тяжело болел. У него обнаружили рак, и все было предрешено. В Россию он отправился, желая проститься с родиной. Врачи прогнозировали, что жить ему осталось месяца два-три, но ошиблись. Жалко, что вы его не застали, не попрощались.