Нет, это весьма неэтично. Джоанна Траппер снова рассмеялась, словно воспоминание этоначало давно лелеемой забавной истории («Как я встретила вашего отца»). Он настаивал, в конце концов я сломалась.
Я тоже, подумала Луиза, но сказала другое:
Мои родители познакомились в отпуске. И Джоанна Траппер ответила:
О-о, курортный роман!
И Луиза не прибавила, что отец снял ее мать в баре на Гран-Канарии, а мать напрочь забыла его имя, что, в общем-то, не важно, поскольку он был не единственным соискателем на популярную роль решительно отсутствующего Луизиного папаши.
А почему мистер Траппер оказался в травмопункте?
Какие-то хулиганы избили.
То и дело попадает в переделки, водит дурную компаниюс первой же минуты все признаки налицо. Какого же лешего прелестная доктор пошла с ним на свидание?
Мне понравилось, какой он энергичный, сказала та, хотя Луиза не спрашивала.
Собаки тоже энергичные, подумала Луиза и улыбнулась:
Да, моя мать про отца тоже так говорила.
Она не рассказала о пожаре в зале игровых автоматовкак-то невежливо, и без того дурные вести принесла.
Зовите меня Джо, сказала доктор Траппер.
Ничего определенного с ребятами из Глазго Траппера не связывает, сказала Луиза Маркусу. Может, Андерсон с Траппером во втором классе были неразлейвода.
Ну, поговаривают еще, что Траппер вот-вот потонет, сказал Маркус. Уже некоторое время ходят слухи. Закорешиться с Андерсономнеплохой способ остаться на плаву, но страховка от пожаровспособ не хуже.
Я с ним поговорю, сказала Луиза и взяла папку.
Босс?
А? Нечего мне, я слишком важно лице? Он живет за углом. Зайду с утра по дороге на работу. Она не сказала: Я читаю собрание сочинений его тестя. И уж точно не сказала: Меня заворожила Джоанна Траппер, онамой аверс, та, кем я так и не стала, умеет выжить, хорошая жена, хорошая мать. Давай напишем прокурору, пусть даст ордер на бумаги Траппера.
Ладно, босс. Расстроился: дело из-под носа выхватили.
Я только поговорю, утешила Луиза. И забирай его назад. Просто у меня слегка налажен контакт, я вчера ходила к его жене.
К его жене?
Джоанне.
Детектив-сержант Карен Уорнер вошла в открытую дверь и обрушила Луизе на стол груду папок.
По-моему, твое, сказала она, присев на край стола.
Ходячая картотека, на девятом месяце, первый ребенок, а все вкалывает. («Без борьбы не сдамся, босс».) Старше Луизы («Возрастные первородящиену ты подумай, какая мерзость, а?»). Материнство ее огорошит, подумала Луиза. Карен влетит в стену лбом на шестидесяти милях в час и не сообразит, что произошло.
Карен еще работала в команде по делу Нидлераза напряженные полгода команду ополовинили, перевели обратно из Сент-Леонарда в Хауденхолл и переселили в штаб расследований, где места меньше. Суперинтендант посоветовал Луизе «сменить пластинку», отставить дело Нидлера в сторону, брать уже другие дела.
Ты зациклилась на Элисон Нидлер, сказал он.
Ну да, бодро согласилась она, зациклилась. Это моя работациклиться.
Карен развернула «сникерс», откусила, похлопала по животу.
Лицензия на обжорство, сказала она Луизе. Хочешь?
Нет, спасибо.
Есть охота, но в рот ничего не лезет. Кажется, брак подорвал прекрасный Луизин аппетит. Патрик здоровел день ото дня, а она усыхала. В юности у нее случился краткий роман с булимиеймежду вырезанием по себе ножиком и ранним припадком пьянства (бакарди с кока-колойкак вспомнишь, блевать тянет), но все это так или иначе смахивало на зависимость, поэтому она бросила. В семью влезает только один наркоман, а мать не желала уступать свое место.
Карен глянула в рапорт у Луизы на столе:
Та же Траппер? Нил Траппермуж Джоанны Траппер? Ничего себе. Ну и совпаденьице.
Я должен знать, кто такая Джоанна Траппер? спросил Маркус Луизу.
Та, что спаслась, ответила Карен. Габриэлла Мейсон, трое детей? Тридцать лет назад?
Маркус покачал головой.
Обрыдаться. Какой ты еще зеленый, сказала Карен. Мужик в Девоне убил в поле мать и двоих детей, Джоанна убежала, спряталась, потом ее нашлини царапины. Джоанна Траппер, в девичестве Мейсон.
За убийство приговорили некоего Эндрю Декера, сказала Луиза. Признали вменяемым. Если пырять ножом мать и двоих детейэто вменяемость, кто же тогда невменяем? Вот и думай, а? А теперь он выходитуже, собственно, вышел, и кто-то где-то распустил язык. Журналисты будут вопитьчаса, я не знаю, два, а то и дольше. Кормить ненасытную утробу прессы. Я вчера зашла к Джоанне Траппер, предупредить.
Карен смяла обертку от «сникерса», швырнула в корзину.
И она все еще жертва, босс?
Хороший вопрос, сказала Луиза.
К «Максвеллу» опоздала, но можно купить цветы в «Уэйтроузе». Время есть. Совсем капелька. Луиза села в машину, серебристую «БМВ» 3-й сериигораздо стильнее, чем Патриков суперпрактичный «форд-фокус». Прямой как палка, и машина у него такая же.
И тут зазвонил телефон. Может, не отвечать? Инстинкт, полицейское шестое чувство подсказывалоорало прямо в ухо: ответишьне будет никакого морского судака, и дважды запеченное суфле тебе тоже не светит.
Она ответила после третьего звонка:
Алло?
Убежище
Сейди навострила уши: Реджи еще когда различит машину доктора Траппер, а Сейди уже услышала. Собачий восторг читался лишь в мелкой дрожи хвоста, но если погладитьпочувствуешь, как все собачье тело наэлектризовано предвкушением. И деткино тоже. Едва он видел, как доктор Траппер входит в кухню, восторг сотрясал его плотное тельце, детка готовился взмыть в воздух и тянул толстые ручки к матери.
Тпру, ковбой, полегче, засмеялась доктор Траппер, ловя его и крепко обнимая.
Вместе с нею в дом ворвалось ледяное облако. В руках у доктора Траппер, как обычно, дорогая сумка «Малберри» («Бейсуотеркрасота, правда, Реджи?»), которую мистер Траппер подарил ей в сентябре на день рождения, а на локте висит черный костюм в пакетеу нее три одинаковых костюма в ротации, один на ней, второй в гардеробе, третий в химчистке.
Quelle horreur, сказала она, театрально содрогаясь. И впрямь суровой зимою под ветром студеным. Я там окоченела.
Дубак, согласилась Реджи.
Вот ветер подул, зимою дохнул, куда же воробышку деться?
Насколько я знаю, доктор Т., в амбаре ячмень, и хоть целый день воробышек может там греться.
У вас тут все нормально, Реджи?
Ну знамо дело, доктор Т.
А как мое сокровище? спросила доктор Траппер, тычась носом детке в шею («Мне кажется, он съедобный»), и сердце у Реджи сжалось, его свело крошечной больюРеджи не поняла, с чего бы, вот только это так грустно (ужас как грустно), что никто не помнит, как был совсем маленьким. Реджи все на свете отдала бы, чтобы снова стать маленькой, чтобы ее обняла мамуля. Ну или доктор Траппер. Да кто угодно. Явно не Билли.
Так грустно, что он этого не запомнит, сказала она. (Может, грусть у доктора Траппер заразная?)
Иногда забывать неплохо, ответила та. Вчера в половине шестого я встретил двух свинок без шляп и ботинок, даю вам честное слово.
Мамуля обнимала и целовала Реджи то и дело. Еще до Гэри и до Мужчины-Который-Был-До-Гэри они в обнимку сидели вечерами на диване, ели чипсы или еду навынос. Реджи любила обхватить мамулю за талиючувствовать удобный жировой валик и мягкий живот. («Мой животбегемот», говорила мамуля.) И всё; нежнейшие воспоминания Реджио том, как она смотрит «Скорую помощь», ест куриный чоу мейн и чувствует под рукой мамулино запасное колесо. Ерунда какая-то, если вдуматься. Казалось бы, две жизни сплелисьнадеешься, что выйдет нечто большее. Вот доктор Траппер с сыном накопят удивительные воспоминаниябудут спускаться на каноэ по Амазонке, карабкаться на Альпы, слушать оперу в Ковент-Гардене, смотреть Шекспира в Стратфорде, весной уезжать в Париж, а на Новый годв Вену, и от доктора Траппер не останется лишь альбома с фотографиями, на которых она сама на себя не похожа. Странно представлять, как детка вырастает в мальчика, а потом в мужчину. Он же просто детка.
Мой личный маленький принц, проворковала ему доктор Траппер.
Все мы короли да королевы, доктор Т., сказала Реджи.
А Нил уже пришел?
Мистер Траппер? Нет.
Он сидит с ребенком. Надеюсь, не забыл. Я иду в «Дженнерс» с Шейлой, у них сегодня рождественская распродажа. Бесплатный бокал вина, пирожки, гимнытакого рода. Может, ты со мной? Ой, я забыласегодня же среда? Тебе надо к подруге.
Мисс Макдональд мне не то чтобы подруга, ответила Реджи. Боже сохрани.
Доктор Траппер с деткой на руках всегда провожала Реджи до крыльца и смотрела, как та идет по дорожке. Доктор Траппер учила ребенка махать на прощание, шевелила его рукой туда-сюда, как будто он чревовещательская кукла, и твердила (скорее детке, чем Реджи): «Пока, Реджи, пока». Сейди сидела рядом и выстукивала свое прощание хвостом по плиткам.
После мамулиной смерти Реджи все пыталась вспомнить последние минуты. Вдвоем (таксист не помогал) они с мамулей взгромоздили в машину огромный уродливый чемоданчемодан, набитый дешевыми топами «все напоказ», тонкими летними брюками, и еще там был купальник из кошмарной оранжевой лайкры, такой откровенный, что аж неловко, и он стал, как выяснилось, последним ее одеянием, если не считать савана, в котором ее похоронили (поскольку в мамулином гардеробе не нашлось ничего достойного вечности).
Реджи не помнила, какое у мамули было лицо, когда та уезжала на каникулы, скорее всего, полное надежд. И последних мамулиных слов она тоже не помнила, хотя наверняка среди них было «до свидания». «Скоро вернусь»обычно мамуля прощалась так. Je reviens. Первая половина так и недоговоренной фразы. Реджи надеялась, что потом будет все то же самое, только наоборот, vale atque ave: мамуля в аэропорту, мамуля в самолете, мамуля приземляется в Эдинбурге, садится в такси, подъезжает, выходит из такси, подзагорелая и слегка, наверное, пополневшая, и говорит: «Привет». Но ничего этого не случилось, «скоро вернусь»неисполненное обещание. Ее последние словаложь.
Реджи помнила, как такси отъезжало, а она махала вслед, но обернулась ли мамуля, помахалаили все возилась с чемоданом? Воспоминание было тусклое, наполовину выдуманное, чего не хваталосочинила. Когда с тобой прощаются, будь внимательна, запоминайа вдруг это в последний раз? Все первое приятно, чего не скажешь о последнем.
Доктор Траппер стояла на крыльце, как на портрете в раме, детка хватал ее за волосы, Сейди с обожанием взирала снизу вверх. Под костюмом у доктора Траппербелая футболка. Как всегда, черные лодочки на низком каблуке, совсем прозрачные колготки, на шее тонкая нитка жемчуга, такие же жемчужинки в ушах. И деткаего Реджи тоже видела, детку в матроске, сунул палец в рот, сжимает обрывок зеленого одеяла и той же рукой цепляется за волосы доктора Траппер, как пассажир метро за ремень в вагоне.
А потом доктор Траппер отвернулась и ушла в дом.
Реджи стояла на автобусной остановке, читала «Большие надежды», и тут чья-то рука сжала ей шею сзади, и не успела Реджи рот открыть, как что-то жестко ткнулось ей в поясницу, а в ухо угрожающе прошептали:
Ни звука, я вооружен.
Ага, ну знамо дело, прошептала Реджи. Пощупала сзади, нашла «оружие». Мятные пастилки? саркастически переспросила она. Ой-ой-ой, умру от страха.
Суперсильный вкус, улыбнулся, точнее говоря, ухмыльнулся Билли.
Ха-ха, блядь.
В доме доктора Траппер Реджи никогда не ругалась. И она, и доктор Траппер (которая утверждала, что «в молодости ругалась как сапожник», во что Реджи слабо верилось) использовали безвредные эвфемизмы, поминали всякую чепуху, что попадалась на глаза, сахар, шипучку, ракушки, чашки с блюдцами, но встреча с братом требовала выражений посильнее, чем «блямс и помоги мне Боб». Реджи вздохнула. Если б мамуля сказала Реджи последние слова, они как пить дать были бы таковы: «Присматривай за братом». Реджи помнила, как они были детьми, как Билли был ее героем и защитником, как она брала с него пример, как он присматривал за ней. Она не предаст эти воспоминания о Билли, пусть сам Билли и предает их каждый божий день.
Ему девятнадцать, старше Реджи на три года, и хотя, вообще-то, он не помнил отца, у него по крайней мере были фотографии, на которых они с отцом вдвоем, доказательство того, что когда-то они существовали на планете одновременно. Обычно на этих снимках Билли держит какое-нибудь оружие из своего игрушечного арсеналапластмассовый меч, бластер, лук со стрелами. Когда повзрослел, сменил реквизит на воздушки и карманные ножи. Бог весть, чем он вооружен теперь. Вероятно, ракетными установками.
Видимо, Билли унаследовал любовь к оружию от отца. У мамули были выцветшие фотографиимуж-солдат с однополчанами в пустыне, и у всех большие винтовки. Как-то отец в увольнительную контрабандой притащил домой «сувенир»тяжелый и уродливый русский пистолет, который мамуля хранила в коробке на верхней полке чулана, веря, как это ни абсурдно, что Билли не узнает. Не могла придумать, как избавиться от пистолета: «Не с мусором же выноситьвдруг детё найдет». И в полицию не отнесешьмамуля была очень законопослушная, но к полиции питала неприязнь, и не только потому, что полицейские вечно скреблись в дверь из-за Билли, мамуля же из Блэргаури, деревенская девчонка, а отец ее, судя по всему, помаленьку браконьерил.
Билли и пистолет покинули дом в один день, и это было не совпадение.
«Макаров», гордо пояснил Билли, взмахнув пистолетом и напугав Реджи до полусмерти. Только мамуле не говори.
Господи, Билли, не на Диком Западе ведь живем, сказала Реджи, и он ответил:
А где же?
Поди пойми, отчего он просто-напросто в армию не пошелмацал бы там оружие сколько душе угодно. Деньги не даром, и пушки за так.
Билли слишком близко к дому доктора Трапперэто нехорошо. Пару раз он заявлялся к мисс Макдональд в Масселборо, предлагал подвезти Реджи домой. (Как Билли ни встретишь, у него всякий раз тачка. И всякий раз другая.) Мисс Макдональд приглашала его в домно это она просто хотела проповедь ему прочесть и чтобы он починил засорившееся колено под раковиной. Вот уж кого без толку просить чинить что бы то ни было; потребная амуниция (новое слово) молотки, резаки, дрелиему бы понравилась, но в плохом смысле. Удивительно, потому что в другой жизни, пойди он по другой дорожке, стал бы мастером на все руки. В детстве, когда Билли еще не сошел с пути истинного, руки у него были золотыемог часами педантично клеить самолетики из конструктора, а учитель столярного дела говорил, что из Билли, если тот захочет, выйдет замечательный плотник. Это он говорил до того, как Билли просверлил дырки во всех верстаках и распилил надвое учительский стол.
Вернуть же Билли на путь истинный нынче под силу только чудотворцу. Реджи стеснялась, когда брат расхаживал по захламленному дому мисс Макдональд и водил пальцами по пыльным книгамможно подумать, понимает толк в чистоте, хотя вот уж кто не понимает, так это Билли. Реджи не понравилось, как лукаво он озирался. Плавализнаем: в детстве Билли с таким лицом планировал очередное озорство; теперь он вырос, и эта гримаса означала, что быть беде.
А вдруг в один прекрасный день Билли заявится к доктору Траппер, предложит подвезти Реджи, а той придется знакомить его с доктором Т.? Она прямо видела, как просияют его мелкие хоречьи черты при виде роскоши дома Трапперов. А то и хуже: как он просияет при виде доктора Траппер. Реджи решила, что отречется от него. (Он мне не брат. Я вообще не знаю, кто это.) «Плоть и кровь», раздался в голове мамулин голос. Да только эта плоть уже сгнила.
Ты что тут делаешь, Билли?
Так, всякое разное, пожал плечами он. (Вот вам Билли: всякое разное, ничего особенного.) В свободной стране живем. Я вроде проверялна юго-запад Эдинбурга пока пускают без паспорта.
Я тебе не верю, Билли.
Да как угодно.
Quidquid.(Ха.)
Чего?
Когда подъехал автобус, Билли нарочито помог ей войти, точно лакей, что помогает принцессе взойти в экипаж, приподнял воображаемую шляпу, сказал:
Пока-пока, увидимся, погодь чутка, и зашагал по улице.