О, я нередко испытываю это чувство, поверьте. Каждый день.
Тогда почему вы решили стать учительницей?
Застигнутая врасплох, я захлопала глазами. Наверное, я идиотка и не знала, с чем столкнусь. Скорее всего тогда это казалось наилучшим вариантом, и я не понимала, что не гожусь для этого по своему темпераменту. Я не осознавала, какими жестокими и непрощающими могут быть подростки по отношению к людям, поставленным над ними, даже если у этих людей полностью отсутствует способность держать дисциплину, не говоря уже о том, чтобы учить. Два последних года стали для меня адом на земле.
Блейк все еще ждал моего ответа.
О просто это было хоть какое-то дело. Мне нравился английский язык, и я изучала его в университете. Затем некоторые из моих подруг пошли преподавать, и я сделала то же самое. Я засмеялась, и мой собственный смех показался мне резким и натянутым. Но, знаете, это ничего. Зато отпуск длинный.
На лице Блейка отразился скепсис.
Это не может быть единственной причиной. Должно быть что-то еще. Вы по-настоящему переживаете за своих учениц я понял это по вашей реакции, когда мы говорили о Дженни.
Правда состояла в том, что по-настоящему переживать за нее я начала, только когда она пропала. Пока она была жива, мне и в голову это не приходило, я даже не знала, что она живет по соседству со мной. Я не ответила Блейку, я просто сидела и смотрела на дорогу, которая, как бесконечная лента, разматывалась в боковом зеркале. Я не могла сказать, будто люблю свою работу. Она мне даже не нравилась. Я не смогла бы заниматься ею всегда, проходя все те же старые стихи и пьесы, автоматически произнося отшлифованные от постоянного повторения фразы. Я не хотела провести всю жизнь у классной доски, вытягивая нужные мне ответы из замкнутых подростков, наблюдая, как они вырастают и уходят, а я остаюсь и топчусь на месте.
Автомобиль подъехал к тротуару и остановился. Блейк посмотрел на меня.
Керзон-клоуз. Какой дом?
Он стоял у начала тупика с работающим двигателем.
Можно и здесь, поспешила сказать я, собираясь выйти из машины. На самом деле это было идеально. Высокая изгородь скроет меня от всякого любителя подглядывать из-за занавесок.
Я вполне могу довезти вас до дома.
Да нет, не нужно. Я нащупала ручку.
Послушайте, нет никакой спешки. Шеф не так скоро закончит совещание. Так какой у вас номер дома?
Четырнадцать, но, пожалуйста, не подвозите меня. Тут недалеко, я могу дойти пешком. Я просто не хочу не хочу, чтобы кто-нибудь видел, что вы меня подвезли.
Он пожал плечами, затем выключил двигатель, оставив ключи в замке зажигания.
Как скажете. А что такое ревнивый друг?
Если бы.
Просто моя мама может услышать шум машины. Я живу с ней, а она в общем, она не слишком жалует полицию, и я не хочу ее расстраивать. И все эти событиято, что я нашла сегодня Дженни мне просто больше не хочется об этом говорить. Не хочется объяснять, где я была. Поэтому, если я смогу тихонько войти в дом, она никогда ни о чем не узнает.
Я рискнула бросить взгляд в его сторону, чтобы понять, понимает ли он. Блейк хмурился.
Вы живете с матерью?
Спасибо, что слушали.
Да, сухо ответила я.
Как так вышло?
Мне так удобно. Пусть думает что хочет. А вы?
Я? Блейк удивился, но ответил:Я живу один. Девушки нет.
Великолепно. Теперь он решит, будто я к нему клеюсь. Большинство женщин так и поступили бы. Нельзя отрицать: он привлекателен. При других обстоятельствах я, быть может, и обрадовалась бы, что он одинок.
Я имела в виду, где живете вы?
У меня квартира в бывшей старой типографии у реки.
Очень мило, заметила я. Типографию, располагавшуюся по дороге из города, в сторону Уолтона, недавно перестроили, превратив во впечатляюще шикарное жилье.
Да. Но я не всегда там жил. Мой отец не в восторге от моего выбора профессии, но помог с покупкой этой квартиры. Он, не сдерживаясь, зевнул, показав белые ровные зубы. Простите. Слишком много дежурств допоздна.
Мне пора, сказала я, сообразив, что у меня нет причин оставаться в машине. Спасибо.
В любое время. Я приняла это за автоматический ответ, пока Блейк не положил мне на руку ладонь. Серьезно. Позвоните, если я вам понадоблюсь. Он протянул визитную карточку. Номер мобильного на обороте.
Я взяла карточку, еще раз его поблагодарила и вышла из машины. Необъяснимо смущенная, я сунула карточку в карман ветровки и быстро пошла к дому. Прохладный ночной воздух, словно ледяная вода, освежил щеки. Позади заработал автомобиль Блейка, и передо мной протянулась моя тень, затем она сместилась влево, когда сержант развернулся в нашем просторном тупике. Когда Блейк скрылся, я прислушалась к затихающему вдали звуку двигателя. Пощелкивая на ходу ногтем большого пальца по визитной карточке, я торопливо преодолела последние несколько ярдов и вошла в дом. В прихожей оказалось тихо и темновсе было так, как я оставила уходя. Секунду я постояла, вслушиваясь в тишину. Длинный, странный и напряженный вечер. Неудивительно, что я чувствовала себя выбитой из колеи. Но по какой причине мной овладело тревожное чувство, будто что-то лежит не на месте. И почему, гадала я, окинув взглядом пустынную улицу, прежде чем закрыть дверь, у меня возникло такое впечатление, будто там все еще кто-то есть и следит за мной?
1992 год
Через шесть часов после исчезновения
Я не смотрю на часы на каминной полке, но знаю, что уже поздно и пора быть в постели. Мне бы радоваться, я давно борюсь за право ложиться позднее, но я устала. Я откидываюсь на спинку дивана, не доставая ступнями до пола. Мои ноги торчат передо мной, икры прижаты к краю сиденья. Ткань диванной обивки пушистая и мягкая, но покалывает кожу.
Я зеваю, потом смотрю на свои руки, лежащие на коленях, ладониодна в другой, коричневые на фоне голубого хлопка юбки. Если я подниму глаза, то увижу мать, шагающую взад-вперед, ее сандалии оставляют крохотные вмятины в ковре гостиной. Фигура справа от менямой отец, откинувшийся в кресле, словно отдыхая. Под всеми ногтями у меня черные полоски. Свежая царапина вьется по тыльной стороне левой ладони, и кожа вокруг нее порозовела. Не помню, когда это случилось. Она совсем не болит.
Это уже больше не забавно, Сара. Это нелепо. Забудь, что велел тебе сказать Чарли, мне нужна правда.
Я отрываю взгляд от своих колен и смотрю на маму. Под глазами у нее черные пятна, как будто кто-то окунул в чернила большие пальцы и ткнул ей в лицо.
Тебе ничто не грозит, мягко произносит отец, просто скажи нам.
Скажи нам, где Чарли. Мамин голос звучит напряженно. Она тоже устала. Вам лучше прекратить игру в молчанку, юная леди. Не ухудшай ни свое положение, ни положение твоего брата.
Я ничего не отвечаю. Я уже говорила, я не знаю, Чарли сказал, что скоро будет, и больше ничего. Впервые я говорю правду, а мне не верят. Весь вечер я то и дело начинаю плакать, желая, чтобы Чарли вернулся домой, и тогда они оставят меня в покое. Теперь я замкнулась в молчании.
Я сосредоточиваю все внимание на подоле своей хлопчатобумажной юбки, закладывая его в складки, как на аккордеоне, сначала широкие складки, потом узкие, затем я их разглаживаю и начинаю снова. Ткань расправляется на коленях. Они торчат, кожа немного натянута на коленных чашечках. Иногда мне нравится рисовать на них рожицы или притворяться, будто это горы, но сегодня это просто колени.
Ну, Сара, давай, ради Бога. Просто скажи нам.
Мама опять плачет, и отец встает. Он обнимает ее и шепчет на ухо, тихо, чтобы я не услышала его слов. Мне все равно. Я вижу, что оба они смотрят на меня, как смотрят весь этот вечер с тех пор, как мама поняла, что Чарли пропал. Где-то внутри, глубоко внутри, я даже слегка наслаждаюсь этим.
На правой коленке у меня голубовато-белый шрам, размером и формой напоминающий яблочное семечко. В раннем детстве я упала на осколок стекла. Мама и папа смотрели, как Чарли играет в футбол, и не заметили, что со мной случилось, пока кровь из коленки не окрасила мой носок в ярко-красный цвет. Мне влетело за то, что я испортила новые летние туфли, но моей вины в том не было. Они просто не обращали на меня внимания.
Не то что сейчас.
Глава 3
Если и бывают тошнотворные дни, то таким днем оказался вторник. Сев в машину, я взглянула на себя в зеркало заднего вида, отметив зеленоватую кожу и набрякшие под глазами мешкирезультат чрезвычайно неспокойного сна. Спала я действительно плохо, просыпаясь почти через каждый час, подходила к окну и таращилась в темноту. Когда меня разбудил звонок будильника, события предыдущего вечера показались мне настолько нереальными, что я даже подошла к шкафу в своей комнате и проверила карман ветровки, и не знаюобрадовалась или разочаровалась, коснувшись пальцами прямоугольной карточки с контактной информацией сержанта Блейка. Давясь кашей, я увидела в утренних новостях Шефердов, личности которых еще не стали достоянием средств массовой информации. В бледном предутреннем свете они шли посмотреть, где лежало тело их дочери. Миссис Шеферд была растрепана, ее соломенные волосы в беспорядке свисали сосульками в отличие от гладкой шапочки стриженых волос, которые я помнила. Когда они дошли до края леса, Майкл Шеферд обернулся, взглянув прямо в камеру испуганными, воспаленными до красноты глазами. Я отставила кашу в сторонуменя внезапно замутило.
В зеркале заднего вида отразились и мои покрасневшие глаза. Я определенно выглядела больной. Но пребывание дома привлекало меня еще меньше, чем работа. Минувшей ночью, когда я пришла домой, мама спала; не появилась она и утром. Но так продолжаться не могло. Если я останусь дома, мне в какой-то момент придется ее увидеть. Даже разговаривать с ней.
Я завела двигатель и переключилась на задний ход, но потом оцепенела, сжимая руль, пока не побелели костяшки пальцев. Я не могла ехать в школу, но должна была, и в конце концов, выругавшись вслух, снялась с ручного тормоза, позволив машине покатиться к дороге. В следующую секунду я ударила по тормозам, так как мимо меня с ревом промчался мотоцикл, громко и возмущенно прогудев. Я его даже не заметила. Даже не посмотрела. Сердце у меня колотилось, я чувствовала слабость, выезжая на главную дорогу, и как одержимая проверяла, не представляю ли угрозу для кого-нибудь еще. «Возьми себя в руки давай не раскисай»
А что еще хужеабсолютно невыносимо, я точно знала, кто был этот мотоциклист: Дэнни Кин, лучший друг Чарли. Сколько себя помню, он всегда жил от нас через дорогу. С таким же успехом он мог жить на Луне. Мы находились далеко за той гранью, когда я могла бы завязать с ним дружеский разговор; я намеренно его избегала, он это знал и уже давным-давно не улыбался мне, не кивал и никаким другим способом не показывал, будто знает о моем существовании. Не его вина, но он ассоциировался у меня с худшими моментами моей жизни, и у меня в голове никак не могла разорваться связь между Дэнни Кином и отчаянием. Обычно я уезжала рано и возвращалась домой поздно, наши дорожки редко пересекались, но я по-прежнему его помнила, а онменя. Сбив его с мотоцикла, я отнюдь не поспособствовала бы восстановлению дружеских отношений с ним.
Движение было плотным, и автомобили ехали медленно, гораздо медленнее обычного. Машины скапливались на всех перекрестках, забивая боковые дороги, и я недоумевала, что происходит. Оказалосьчеловеческое любопытство в действии. По всей главной дороге, где она шла вдоль леса, мягкая земля обочин оказалась изрыта и исполосована колесами фургонов новостных служб. Их спутниковые «тарелки», укрепленные на крышах, транслировали несчастье Шефердов по всему свету. При каждом фургоне имелась своя маленькая бригада из обслуживающего персонала: оператора, звукорежиссера и репортера. Это являлось обратной стороной того, что я видела по телевизору во время завтрака. А еще это стало самой свежей достопримечательностью Суррея. Водители до минимума снижали скорость. Это было поинтереснее автокатастрофы: имелась возможность увидеть настоящих знаменитостей в образе одного-двух известных репортеров. Существовала даже вероятность на пару секунд попасть со своим автомобилем в кадр во время съемки общей панорамы. Наконец-то слава. Неудивительно, что движения буквально никакого не было. Отважно держась почти впритык к впереди идущей машине, я потихоньку продвигалась вперед, не слишком пристально разглядывая временную новостную деревню, внезапно выросшую у дороги.
У школьных ворот я заметила толпу родителей, собравшихся там и озабоченно переговаривавшихся между собой, но я не стала сосредоточивать внимания на них и проехала мимо, не снижая скорости. Даже мельком брошенный в их сторону взгляд подтвердил мне, что единственной темой для обсуждения было тело, и мне не хотелось слушать, какие догадки они строят: что случилось, кто это был и правда ли это За милю стало видно: мельница слухов работает с повышенной нагрузкой.
Равно как и в профессиональной среде. На парковке я поставила машину у стены. Когда я выключила двигатель, кто-то внезапно постучал по стеклу с моей стороны, и я вздрогнула. Круто обернувшись, я приготовилась крикнуть на подкравшегося ко мне человека, предполагая, что это кто-то из коллег. Но уставившееся на меня сквозь стекло лицо не принадлежало ни одному из учителей. Я нахмурилась, пытаясь вспомнить стоявшую там женщину средних лет, с одутловатым лицом, покрытым блестящей крем-пудрой цвета загара. Из-за бледно-розовой губной помады ее зубы казались желтыми, одета она была в коричневое пальто тусклого оттенка, которое не украшало ее фигуру и не способствовало улучшению цвета лица. Хотя она улыбалась, глаза смотрели холодно. Они просканировали внутренность машины, в том числе и меня, ничего не упуская. С огромной неохотой я опустила стекло.
Могу вам чем-то помочь?
Кэрол Шэпли, главный репортер «Элмвью икзэминер», представилась она и просунулась в машину, почти прикоснувшись ко мне. Вы преподаете здесь?
Я выразительно посмотрела на табличку на стене футах в десяти от того места, где припарковалась. На табличке буквами размером примерно в фут значилось: «Места для учителей».
Вы кого-то конкретно ищете?
Да нет, сказала она и улыбнулась еще шире. Я делаю сообщение об убийстве одной из ваших учениц и располагаю некоторой информацией, подтверждение которой хотела бы от вас получить.
Она произносила слова очень быстро и выдавала свою коротенькую речь со страшной скоростью, пытаясь создать впечатление, будто она и так уже знает об этом все, что можно. Внутренний сигнал тревоги зазвенел во мне очень громко, и я удивилась, как это она его не услышала. Я вспомнила, что видела ее раньшена различных школьных спектаклях, акциях по сбору средств, где она расхаживала с важным видом. «Элмвью икзэминер» была самой местной из всех местных газет; даже «местечковая» было не то слово. И выражение «главный репортер» звучало несколько забавно. Насколько я знала, она единственный репортер.
Простите, но, боюсь, я ничем не смогу вам помочь, любезно произнесла я и стала поднимать стекло, несмотря на то что ее лицо касалось его верхнего края. Секунду она очевидным образом боролась с желанием настоять на разговоре со мной, но затем отошла на шаг или два. Недостаточно далеко.
Взяв свои вещи и открыв дверцу машины, я поняла, эта женщина оставила мне ровно столько места, чтобы только выйти из автомобиля.
У меня всего пара вопросов.
Я выпрямилась и обнаружила, что она на пару дюймов выше меня; не в первый раз я пожалела о недостаточно высоком росте, чтобы смотреть на всех сверху вниз. Но мне не требовалось преимущество в росте, когда я обладала серьезным моральным превосходством.
Послушайте, мне нужно идти к своим ученицам. Видите ли, в настоящий момент у меня нет времени на разговор. Откуда-то я извлекла улыбку. Я знаю, что вы делаете свою работу, но и я должна заняться своей.
О, я понимаю. Могу я узнать ваше имя? Она взмахнула передо мной листком бумаги формата А4.Видите, у меня тут список. Всегда приятно соотнести имя с лицом.
Я не могла придумать, как уклониться от этого.
Сара Финч.
Финч Она провела ручкой по списку и поставила рядом с моей фамилией галочку. Спасибо, Сара. Может, мы поговорим в другое время.
«А может, и нет».
Я направилась в сторону школьного здания, но, разумеется, она еще не закончила.