Оставив свой кадиллак недалеко от входа в «Сераль», я направился к аптеке на углу. Было семь часов, и на Уилширском бульваре уже сияли огни, разгоняя мрак. Я вошел в аптеку, нашел телефонную кабинку и позвонил Сэмсону.
Он ответил, и я сказал:
Сэм, это Шелл. Келли рассказал вам, что было вчера вечером?
Когда он ответил, его голос звучал странно, напряженно. Что-то случилось.
Нет, сказал он. Едва ли расскажет. Вы его видели?
Ага. Что
Как давно? прервал он меня.
Часа два назад, может быть меньше. А что случилось? Келли говорил с вами?
Нет, Шелл. Келли убит.
До меня дошло не сразу. В первый момент я подумал, что Сэмсон меня дурачит, потом я все понял. Они его прикончили. Маленькое предприятие Келли накануне вечером, его «колоссальный» успех привели мальчика к гибели. И ответственность за это наполовину лежит на мне. Я почувствовал, что меня вот-вот вырвет.
Из телефонной трубки неслись звуки:
Шелл? Шелл?
Да, Сэм, сказал я медленно. Удар ниже пояса. Я послал его к вам часа полтора назад. Боялся, что с ним что-нибудь случится. Проклятье! Я думал, что если он свяжется с вами, он будет в безопасности. Как это случилось? Когда?
Мне сообщили несколько минут назад. Я позвонил вам в контору, но вас не было. Мы получили срочный вызов и сразу же выслали машину. Видимо, его избили до смерти и выбросили из машины на всем ходу. Почти так же, как в большинстве других случаев. Только на этот раз они не очень старались это замаскировать.
Конечно. Иначе и не могло быть, Сэм. Этим они предупреждают нас, чтобы мы отступились.
Что вы хотите сказать?
Вчера вечером малыш добрался до этой шайки убийц и выдал им свою сфабрикованную историю. Очевидно, они не поверили и решили с ним покончить. Вероятно, они здорово его обработали, прежде чем убить. И воспользовались своим излюбленным приемом выдать убийство за несчастный случай. Это связывает наглых подонков со всеми автомобильными происшествиями, которые у нас на заметке.
Вы хотите сказать, что Келли действительно осуществил свое сумасшедшее намерение, о котором вы мне говорили?
Ну да. Это был дурацкий план с самого начала. Если бы я отнесся к малышу более серьезно, когда эта идея пришла ему в голову, может быть, ничего бы не случилось. Я бегло передал Сэмсону то, что услышал утром от Келли.
Он сказал:
Из всех дурацких
Бросьте, Сэм. Дело сделано. Мой оцепеневший мозг понемногу зашевелился. Сэм, сказал я, я расстался с Келли где-то около шести часов. Еще не стемнело. Все, что он должен был сделать, это ехать прямо в полицейское управление; у него не было никаких причин разъезжать по городу. Должно быть, они перехватили его где-то на полпути. Должно быть, они его выследили. Должно быть, они следили за ним все время.
Он подумал об этом одновременно со мной:
Шелл, если они следили за ним, они наверняка видели, что он говорил с вами. Черт побери, они ведь уверены в том, что он все вам рассказал!
Тошнота понемногу отпустила меня, и во мне закипело бешенство. Я чувствовал, как гнев сжимает мне горло, и заметил, что скрежещу зубами так, что больно челюстям.
Шелл, сказал Сэм, их следующая жертва вы. Я пришлю вам кого-нибудь.
Неважно. Чтобы отпугнуть их от меня, понадобилась бы целая армия полицейских. Мне нужно кое-что сделать. Я подумал о другом: Как насчет миссис Келли? Она знает?
Едва ли, Шелл. Мы сами узнали об этом только что, откуда же ей знать раньше нас.
Я сообщу ей, сказал я. Я чувствую, что это моя обязанность. Пообещав Сэму встретиться с ним позже, я повесил трубку.
Я вынул из чехла свой кольт и переложил его в правый карман пиджака. Пока я выходил из кабинки, шел от аптеки к машине и садился в нее, я держал руку на револьвере. Сев в кадиллак, я положил его на сиденье, справа от себя, и тронулся с места. Я надеялся, что те же парни, которые прикончили Келли, последуют за мной. Эти мальчики жаждали убийства, и именно сейчас я был готов, способен и полон желания встретиться с ними, и может быть, я даже испытывал в этом какую-то потребность.
Глава пятнадцатая
Я ехал быстро, чувствуя, как подступает к горлу тошнота, полный горечи, пылая гневом. Я не думал о том, что происходило на дороге позади меня; гораздо больше меня беспокоило то, что ждало меня впереди. «Как, черт возьми, сказать о его гибели его жене? И что именно я ей скажу?»
Я поставил машину на Нортон-стрит, в темном пространстве между двумя фонарями, оставил револьвер на сиденье и вошел в Отель-Холлоувей.
Дежурный клерк указал мне номер комнаты, и я поднялся по лестнице. Я постучал. Мне открыла миниатюрная, хорошенькая женщина. Она вопросительно устремила на меня спокойный, серьезный взгляд.
Миссис Келли?
Да. В чем дело?
Я Шелл Скотт. Могу я зайти на минуту?
Что за вопрос, мистер Скотт. Входите, пожалуйста.
Я вошел и сел на предложенный мне стул. Она села на кушетку, сбоку и в нескольких футах от меня. Я взглянул на нее и опустил глаза; честно говоря, я не знал, что сказать. Не можете же вы так прямо выпалить в лицо женщине, что ее муж убит, что он мертв.
Она сказала сама:
Что-то случилось? Что-то случилось, да? В ее тоне уже чувствовалась паника.
Да, сказал я. Я сожалею. Несчастный случай.
С минуту она сидела совсем тихо, смотря на меня в упор, потом ее губы дрогнули и мышцы на шее напряглись.
С Томми, да? произнесла она сдавленным голосом. С Томми, да? Да? Она говорила хриплым шепотом, сквозь стиснутые зубы.
Я молча кивнул, как будто у меня отнялся язык.
Насколько серьезно начала она, и вдруг замолкла и посмотрела на меня. Она посмотрела на меня, а я глотал судорожно и облизывал пересохшие губы. Казалось, понимание медленно проступает в ее взгляде, и вдруг, по какой-то способности интуитивного постижения, свойственного иногда женщинам, она уже все знала.
Она сказала вдруг:
Он умер. Томми умер. Томми умер Она повторяла это снова и снова, и с ее лица уходило всякое выражение, глаза перестали видеть. Потом мышцы на шее расслабились и голова повисла, как будто она потеряла над нею всякий контроль. Я встал и подошел к кушетке, думая, что она лишится чувств, но она подняла голову и сжав руки, уставилась в стену невидящими глазами, из которых по застывшему, как маска, лицу катились слезы. Я сел рядом с ней, бормоча беспомощные слова сочувствия, которых она не слышала.
Она сидела так, не двигаясь, долгие минуты. Потом она содрогнулась, вздохнула и сказала ровным, монотонным голосом:
Я справлюсь, мистер Скотт. Спасибо, что посидели со мной. Думаю, мне лучше остаться одной с маленьким Томми, с нашим беби.
Я сказал ей, где меня найти, если понадобится моя помощь, и вышел.
Они схватили меня в холле.
Они не стали ждать, пока я выйду на улицу, где я смог бы броситься бежать, если бы захотел бежать, они действовали точно и наверняка. Профессионально, эффективно. Как только за мной закрылась дверь, я обнаружил первого из бандитов: он прислонился к стене слева от меня, держа руки глубоко в карманах куртки. Почти в этот же момент второй парень, которого я мог видеть лишь уголком глаза, уткнул мне в ребра дуло пистолета.
Скрипучим голосом он сказал:
Держи язык за зубами, Скотт, и ловко обшарил меня левой рукой. Он сказал с удивлением: На нем ничего нет. Представляешь? Красавчик чист, как стеклышко.
Парень у стены дернул головой в сторону лестницы и выпрямился, все так же держа руки в карманах. Он был массивный, с дряблым, вызывающим почти омерзение, огромным телом человека с недоразвитым мозгом, а глаза его выглядели крошечными красными щелочками на бледном, как тесто, лице. Мне невольно вспомнилась шевелящаяся груда червей, которую я однажды видел, и наверху которой извивался один более крупный и жирный, как король над всеми остальными.
Я отвернулся от него и посмотрел на второго бандита. Ни того, ни другого я никогда прежде не встречал. Этот второй, справа от меня, был невысок ростом его лысая голова доходила мне до носа, но имел длинный и крупный торс гораздо более высокого человека. Все дело было в его ногах хилых и кривых, которые делали его низкорослым, приземистым и уродливым на вид. Глаза его были широко расставлены, а крупный нос торчал крючком над толстыми красными губами.
Ты! сказал я. Убийца, сукин сын.
Глаза его сузились и он замахнулся, собираясь ударить меня рукояткой пистолета по лицу.
Джаг! Это слово вырвалось из глотки первого бандита с удивительной быстротой и прозвучало властно и авторитетно.
Лицо коротконогого сморщилось, он опустил руку с пистолетом и целеустремленно, сосредоточенно плюнул мне в лицо. Плевок угодил мне в подбородок и отскочил на мою рубашку.
Я вытер рукой подбородок и сказал:
Ты, убийца, сукин сын!
Он посмотрел мне прямо в глаза, и лицо его немного разгладилось. Он сказал своим скрипучим голосом:
Ох, братец. Ох, братец, и улыбнулся так, будто правая половина его рта была парализована. Он ткнул меня пистолетом в бок с такой силой, что я невольно зарычал. Шевелись, сказал он.
Я повернулся и пошел через холл. Толстый пропустил нас вперед и последовал за нами на расстоянии двух-трех ярдов. Бандит по имени Джаг сунул пистолет в карман и сказал:
Спокойно, братец. Главное, спокойно.
Все произошло быстро и без шума. Никто нас не слышал, никто не видел. Мы спустились с лестницы, и коротконогий пробормотал:
Попрощайтесь с дежурным у стола.
Я кивнул дежурному клерку, сказал «добрый вечер», мы вышли из отеля и повернули налево. Ярдов за десять впереди я увидел поблескивающий кузов моего автомобиля, а немного дальше длинную черную машину. Эта черная машина, вероятно, принадлежала бандитам.
Внутри у меня все кипело. Гнев заливал мой мозг, как красная волна. При том, что я чувствовал, я мог бы, казалось, взять их обоих, даже если бы они выпустили в меня шесть пуль, но мне нужен был мой кольт, который я оставил в машине. Я не знал, намерены ли бандиты бросить кадиллак здесь или увести его с собой.
Мы поравнялись с кадиллаком, и я быстро шагнул к нему, потом остановился и зашагал было дальше, как будто передумав.
Джаг схватил меня за руку и ввинтил пистолет мне в спину.
Куда, красавчик? Что это ты стараешься сотворить?
Толстый подошел к нам сзади и спросил:
Что за игра, Скотт? Хотите оставить здесь свою машину?
Они шепотом посовещались у меня за спиной. Я не расслышал ни слова, но коротконогий потянул меня к кадиллаку и сказал:
Влезай, братец. Держи руки вверх и садись за руль.
Я забрался в машину, держа обе руки перед собой, уселся на свой кольт и подвинулся к рулевому колесу. Кольт подвинулся вместе со мной.
Обе руки на баранку, братец. Двадцать миль в час. Поезжайте обратно на Уилширский бульвар. Поедете быстрее получите весь заряд. Он вынул из кармана свой длинноствольный пистолет и прицелился мне в живот.
Я включил газ и пополз по Нортон-стрит к Уилширскому бульвару.
Коротконогий рявкнул:
Сворачивайте вправо! Теперь прямо, в сторону Беверли Хиллз. Я свернул направо; черная машина это был большой линкольн висела у нас на хвосте.
Я сказал:
Собираетесь отвезти меня на Першинг-сквер, куда вы послали Келли? К тому памятнику Моцарта?
Нет, вы поедете в другое место, братец. А вы не очень-то образованный! То не Моцарт, а Бетховен. Он произнес это как «биит» Биитховен.
Я знал, что спрашиваю его напрасно, но все-таки спросил:
Который из вас, мальчиков, обработал Томми Келли?
Вот чудак, сказал он. Задаете больше вопросов, чем он. А ну, заткнитесь.
Я медленно добрался до Ла-Чиенка, по ней до Сансет-Стрип, и миновал Мокамбо и Чиро, следуя по широким извивам петляющей дороги, где игру ведут деньги и в людей иногда стреляют.
Когда мы почти достигли городской черты, Джаг слегка помахал пистолетом.
Сворачивайте с Сансет. И прямо вперед, по Догени Роуд.
Мы добрались до неосвещенного отрезка пустынной, темной дороги, и я знал, что если не сделаю чего-то немедленно, то упущу свой единственный шанс. Медленно ведя машину, я опустил левую руку на колено.
Джаг посмотрел на меня.
Обе руки на руль, братец. Обе руки.
Я снова положил левую руку на баранку. «Придется пойти на риск. И быстро». Спидометр устойчиво показывал двадцать. Я взглянул в зеркало и увидел сразу за нами фары черной машины.
Я глубоко втянул воздух и изо всех сил нажал на тормоза, привстав с сиденья. И во время этого же внезапного движения я оторвал левую руку от рулевого колеса, стараясь нащупать револьвер. Я коснулся рукоятки кольта в ту же секунду, когда колеса взвизгнули и автомобиль тряхнуло от внезапного действия тормозов. Пистолет Джага выплюнул пламя почти мне в лицо и тяжелая пуля пронеслась над самой моей головой, пробив стекло. Он сидел как-то боком, против меня, и неожиданная остановка бросила его лицом на приборную доску.
Я зажал револьвер в левом кулаке и замахнулся на коротконогого, я хотел ударить его в лицо. Его пистолет был снова направлен мне в зубы, и я смотрел в черное отверстие ствола. Прежде чем кто-нибудь из нас успел выстрелить, черный линкольн налетел на нас сзади. Дуло пистолета заплясало перед моим лицом, и из него снова вырвалось пламя.
Я едва успел почувствовать, как пуля обожгла мне кожу на шее, и крошечные горячие крупинки пороха впились мне в лицо, как мои пальцы уже опустили курок. Я всадил ему в грудь три пули, одну за другой, на расстоянии одного фута, и коротконогий сник, упал и умер, изогнувшись в странной позе, все еще прижимаясь головой к приборной доске.
Дверца в машине позади меня хлопнула, и я повернул голову и посмотрел через плечо. В глазах у меня плыл легкий туман после ярких вспышек выстрелов, но сквозь этот туман я различил белое пятно это было лицо толстого, и я выстрелил, целясь фута на два ниже белого пятна. Я понял, что промахнулся, но толстый вывалился из машины на дорогу и оказался за линией огня.
Я перелез через труп коротконогого и вынырнул из машины. Упав на четвереньки, я сжал в правой руке револьвер, отпрянул в сторону улицы и лег на живот. Я вытянул вперед правую руку, нацелился под раму кадиллака и обшарил взглядом пространство под машиной.
Жгучая, красная стрела огня метнулась ко мне с того места, где толстый упал на землю, и я почувствовал, как пуля порвала ткань на левом рукаве и задела плечо. Я скрипнул зубами, направил револьвер в сторону вспышки и выстрелил. Я услышал характерный звук, возникающий в момент, когда пуля вонзается в плоть. Я выстрелил еще раз. Пуля прошила его жирное тело, и до меня донесся короткий крик, перешедший в стон.
Я поднялся на ноги, пригнулся и двинулся под прикрытием кузова машины. Пошарив в карманах, я вытащил наполовину использованный коробок спичек. Левое плечо адски болело, но кость была невредима, рука двигалась, как ей положено. Я чиркнул спичкой, зажег от нее весь коробок и бросил его на дорогу. Прячась за машиной, с револьвером наготове, я увидел при ярком, мгновенном свете пламени простертое на земле тело бандита. Он слегка шевелился, но пистолет выпал из его ослабевших пальцев и лежал за несколько дюймов от его вытянутой правой руки.
Я приблизился, отбросил ногой пистолет и сгреб бандита за воротник. Перевернув его на спину, я склонился над ним. Глаза его были открыты, но изо рта текла кровь, темной струйкой сбегая по подбородку. Мои пули пробили плечевые мышцы и, вероятно, попали в легкие или перерезали артерию, прокладывая себе путь сквозь громаду его тела.
Я резко сказал ему:
Говори же, подонок! Где та комната с микрофоном, куда вы привозите свои жертвы? Куда вы вчера отвезли Келли? Кто ваш босс?
Он не отвечал, но глаза его, моргая, смотрели на меня. Я втиснул дуло револьвера ему в рот и прошипел:
Убить вас мало. Вы еще можете спастись, если все расскажете, но, ей богу, если нет, я раскидаю ваши мозги по всей улице!
Я выдернул револьвер из его рта вместе с частицей зуба, и он выплюнул кровь на свою куртку. Голосом человека, который полощет горло, он произнес:
Третья Уитмер.
Кто босс? закричал я. Говори прямо, или ты умрешь. Кто ваш хозяин?
Он смотрел на меня неподвижным, пустым взглядом, бессмысленно, как идиот. Челюсть его отвисла и на подбородке слабо поблескивала кровь. Его тело тяжело оттягивало мою левую руку, в которой я напряженно сжимал ворот его куртки. Того, что заставляло его двигаться, думать, говорить, уже не было в этом теле. Он был мертв. Оба они были мертвы. И все, что мне досталось, была жгучая рана в плече, жгучая ярость в сердце и бессвязное «Третья Уитмер». Что означали эти два слова? Что-то или ничего?