Его розовое лицо стало еще розовее, и тут впервые проглянула его мерзкая сущность. Он наклонился ко мне, лицо его было злобно.
Послушайте, Скотт. Я услышал сейчас более чем достаточно. Думаете, я не знаю, что вы суете свой уродливый нос куда не надо? Уберите его подальше, вы все равно не найдете ничего незаконного.
Это не просто подстроенная победа, толстяк. Это убийство.
Убийство, черта с два! Малыш потерпел неудачу, вот и все. Каждый терпит неудачу время от
Я не стал слушать дальше. На столике было расставлено пять-шесть тарелок с едой и несколько стаканов с ликером. Я поднял конец стола и обрушил всю эту чертову снедь прямо на брюхо Хэммонда. Он попытался уклониться, но не смог, тарелки и стаканы соскользнули на него и их содержимое оказалось на его модном костюме. Верзила слева от меня замахнулся, но меня больше беспокоил Рат. Его правая рука нырнула под пиджак, но прежде чем он успел вытащить то, что хотел, я ударил его ребром ладони в правое плечо. Он взвыл, как бешеный, растопырив от боли пальцы, и в это время Хэммонд крикнул:
Стойте! Рат! Келли! Прекратите. Сейчас же.
Я думал, что начнется настоящая драка, но, очевидно, это не входило в намерения Хэммонда. Рат заколебался, но потом послушно сел. Келли последовал его примеру.
Хэммонд злобно смотрел на меня, его глаза превратились в узкие щелочки.
Вы пожалеете об этом, Скотт, сказал он. Вы еще чертовски пожалеете об этом, слышите? Он оглядел стол и дернул головой, потом тяжело поднялся на ноги. Все четверо удалились. Ничего больше не произошло. Это удивило меня, но я не стал об этом думать. Я вернулся к своему месту.
Полчаса спустя, после того как Вира, как в тумане, поговорила с врачом травматологической клиники и еще раз посмотрела на Пита, мы уехали. Она держалась до того момента, как мы дошли до машины Пита. Как только мы тронулись, она упала на заднее сидение, сжимая пальцами подушки и сотрясаясь от рыданий. Поскольку Вира не хотела ехать домой, мы отвезли ее к ее матери. Потом мы с Еленой поймали такси, доехали до ее квартиры в Ломас Колони, и я проводил ее до дверей.
Прощаясь со мной, она сказала:
Шелл, будь осторожен. Я знаю, это трудно, но ходи с оглядкой. Может, в другой раз мы с тобой будем счастливее.
Конечно, Елена. Буду держать с тобой связь.
Она приблизилась ко мне, легко коснулась прохладными губами моих губ и вошла в квартиру.
Снова сев в такси, я велел водителю ехать по направлению к Прадо. У меня была масса дел, но прежде всего я хотел добраться до Хэммонда и Рата, хотя и не знал, как это осуществить. На стороне Хэммонда была могущественная протекция и власть; к тому же, нельзя обвинить человека в убийстве и даже в мошенничестве на бегах лишь на том основании, что он покупает билеты на проигрывающих лошадей. Я все еще обдумывал, как изобличить Хэммонда, как вдруг водитель закричал: «Madre Dio» и ухватился за рулевое колесо с таким видом, будто это был спасательный круг. Большая машина паккард, вынырнув откуда-то сбоку, внезапно перерезала нам путь. Таксист вывернул руль вправо до отказа и так резко нажал на тормоза, что я чуть не перелетел на переднее сиденье. Машину занесло, она повернулась поперек дороги, почти врезалась в паккард и, содрогаясь, остановилась.
Мы были все еще далеко от города, в лесистой местности. Деревья росли справа от дороги, на которой почти не было движения. Из боковой дверцы паккарда выскочил один из бандитов Хэммонда и направился к нам, держа в руке пистолет. За ним появились еще пара типов.
Я не стал тратить время на их опознание. Распахнув дверцу, я выскочил из такси и бросился бежать к опушке, но раздался выстрел и мимо меня просвистела пуля. Один из них что-то крикнул мне, он был не более чем в десяти футах сзади меня. Я понял, что у меня нет никаких шансов добежать до первых деревьев скорее, чем он всадит в меня пулю. Я остановился.
Я услышал шаги и хотел было обернуться, но не успел. Возможно, это была рукоятка пистолета, но что бы это ни было, удар был сильный и обрушился на мой череп. Когда я пришел в себя, меня волокли за руки, и при первом моем движении они остановились и бросили меня наземь. Кто-то велел мне встать, и через минуту мне это удалось. Мы находились среди деревьев, и мою компанию составляли Келли, другой верзила и Рат. Рат стоял передо мной и смотрел, как двое других схватили меня за руки, прижали спиной к стволу дерева и завели мои руки назад, за ствол. И тогда за меня принялся Рат.
Он действовал весьма методически, видимо испытывая при этом садистское удовольствие. Сначала он оглядел меня и сказал:
Конечно, вы сегодня сваляли дурака, Скотт. Конечно, вы довели босса до бешенства. Нам бы следовало всадить в вас пулю, но слишком много людей видели нашу ссору. Все же, мы собираемся проучить вас, чтобы вы от нас отстали. Он усмехнулся. После чего, думаю, вы сочтете за лучшее сесть на самолет и вернуться в Штаты.
Когда он кончил свою речь, он меня ударил. Он ударил меня в живот, но я ожидал удар, да и Рат не обладал особенной силой, так что первый раз мне не было особенно больно. Но десятый удар в то же самое место это уже не шутка. Один раз, пока у меня еще были силы, я поднял ногу и попытался ударить его в то, что вежливо называется словом «пах», но он успел увернуться. Тогда он взял у одного из парней, что держали меня, пистолет и дважды ударил меня им по лицу. Внезапно ноги мои ослабели и перестали меня поддерживать, и я обвис, так что руки, казалось, вот-вот вырвутся из суставов.
Лицо Рата залоснилось от пота, и из уголка рта потекла слюна. Он все время улыбался, такое он испытывал наслаждение. С каждым ударом дыхание как будто вырывалось у меня изо рта; все вокруг плыло и, наконец, сам Рат превратился в мутное движущееся пятно, которое означало боль.
Я почувствовал, что удары прекратились. Чья-то рука разорвала на мне рубашку, и я попытался поднять голову. Рат шлепнул меня несколько раз по щекам и потом сказал:
Смотрите, Скотт.
Мои глаза постепенно сфокусировались на ноже у него в руке. Я увидел, как он движется взад и вперед, пока его острие не уткнулось мне в грудь.
Видите, как легко вас убить? сказал Рат. Его голос звучал напряженно и возбужденно, как у человека, лежащего в постели с женщиной. Видите? сказал он. Он слегка нажал на рукоятку, и я почувствовал, что кончик ножа вонзился мне в тело.
Я чуть не взвыл от боли, стараясь уклониться от этого лезвия, прижимаясь спиной к стволу дерева и втягивая грудь. Рат засмеялся, вытащил нож и поднес его к моим глазам, чтобы я увидел окровавленный его кончик.
Так что убирайся из Мексики, Скотт. Или в следующий раз я всажу его в тебя по самую рукоятку.
Он провел острием ножа по моей груди, оцарапав кожу, не глубоко, но больно. Потом он отступил. Двое, державшие меня за руки, отпустили меня, и я упал лицом вниз, не в состоянии удержаться на ногах. Моя щека вдавилась в грязь, и я увидел, как остроносый ботинок Рата оторвался от земли, и почувствовал, как он вонзился мне в бок, потом на мою голову обрушился еще один удар, и вокруг меня сомкнулась милосердная тьма.
Должно быть, я пролежал там довольно долго, потому что, когда я выплыл из нее, уже смеркалось. При первом же движении я вскрикнул от боли, пронзившей живот и грудь. Застонав, я закусил губы и медленно, с трудом, поднялся на ноги. Я долго искал дорогу. Пройдя несколько футов, я остановился и отдохнул. Наконец я вышел на шоссе и поймал такси.
Отвезите меня к врачу, попросил я.
Доктор Домингес наклеил последнюю полоску пластыря мне на грудь и сказал:
Ну вот. Хотя внутренних повреждений у вас, видимо, нет, все же я бы предпочел отправить вас в больницу.
Я уже говорил вам, что у меня нет на это времени. К этому времени в голове у меня уже полностью прояснилось; просто, у меня все адски болело. Тем более, доктор, что нет никаких внутренних кровоизлияний и повреждений.
По крайней мере вам нужно лечь в постель и как следует отлежаться.
Я мог бы объяснить ему, что в моих мыслях не было места ни для больниц, ни для постели. Жирное лицо Хэммонда и тощее Рата, и белое, мертвое лицо Пита Рамиреса заполняли мой ум. Я просто не мог думать ни о чем другом, даже если бы захотел. Но я и не хотел.
Прежде чем доктор Домингес за меня взялся, я отдал ему резинку, которая все еще была у меня в кармане, и рассказал о своих подозрениях. Ответ был готов через полчаса после того, как он наложил мне последнюю повязку.
Да, мистер Скотт, сказал он, сюда подсыпали наркотик. Именно подсыпали, самым примитивным образом: кто-то проделал маленькое углубление и наполнил его порошком.
Это могло вызвать смерть?
Он нахмурился.
Может быть. Трудно сказать. По крайней мере, это могло вызвать рассеянность, сонливость. Но откуда у вас эта резинка?
Артур Хэммонд дал ее жокею, который сегодня погиб.
Он даже слегка позеленел.
Аа нет; вы, должно быть, ошибаетесь. О мистере Хэммонде все самого хорошего мнения. Упоминание имени Хэммонда явно его испугало. Он добавил более спокойным, профессиональным тоном: Это все, что я могу для вас сделать.
Так же явно было, что он хочет избавиться от меня. Я заплатил ему, попросил его вызвать для меня такси и уехал
Я стоял перед ночным клубом «Рио-Роза», чувствуя в груди и животе все ту же боль. Доктор Домингес дал мне шприц, наполненный морфием, но я держал его в кармане; позже он может понадобиться мне больше, чем сейчас. От врача я поехал прямо в отель Прадо и захватил свой пистолет, а потом отправился на поиск хотя бы одного из четырех подонков. И вот теперь, три часа спустя, моей единственной слабой надеждой был этот ночной клуб, это все, что мне удалось узнать. Я сверился с телефонной книгой: никакого Хэммонда. Человек, несомненно имеющий много врагов, не станет публично рекламировать свой адрес. Я испробовал все возможности, какие у меня были в Мехико-Сити, но это мне мало помогло. Его адрес остался для меня тайной. Почти все, что я узнал о нем, сводилось к одному: множество людей боялись Хэммонда и его бандитов, а также его приятеля Вальдеса. Но я узнал, что Джимми Рат месяца два тому назад снимал квартиру для девушки, которую звали Хатита и которая теперь танцевала здесь, в «Рио-Роза» и, видимо, уже не любила Джимми Рата. Я вошел в клуб.
За пятьдесят пезо метрдотель разрешил мне постучать в уборную Хатиты. Когда она открыла дверь, глаза ее стали круглыми от удивления. Думаю, я выглядел далеко не красавчиком челюсть у меня распухла, а кожа на щеке в порезах и ссадинах.
Я сказал:
Не могли бы вы уделить мне одну минуту?
Она посмотрела на мое изувеченное лицо и нахмурилась.
Простите, но мне нужно одеться.
Только сейчас, присмотревшись, я подумал, что она права. На ней был легкий шелковый халатик, такой прозрачный, что сквозь него просвечивала ее полная грудь. Она уже хотела закрыть дверь, и я рискнул.
Я насчет Джимми Рата.
Эффект был сильнее, чем я ожидал.
Джимми? произнесла она с ненавистью. Она распахнула дверь и снова вгляделась в мое лицо. Это он вас так? Я кивнул, и она сказала: Входите. Она закрыла за мной дверь, заперла ее на ключ и повернулась ко мне. Садитесь, сказала она, указывая на стул. Вы вам не нравится Джимми?
Я его ненавижу, сказал я. Я хочу найти его и сказать ему об этом.
Она улыбнулась. Это была не очень приятная улыбка.
Надеюсь, вы его найдете, сказала она. Надеюсь, вы изобьете его до смерти.
Эта Хатита была высокая, почти шесть футов на каблучках, наверно, выше ростом, чем Рат. У Хатиты было чувственное, гладкое лицо, какие вы часто видите у прелестных мексиканских женщин, большие темные глаза и пышные черные волосы. В ее лице была страстная красота, которая гармонировала с гибкими линиями ее тела.
Где же я могу найти его? спросил я.
Хотела бы я знать! Но откуда вам известно, что я его знала?
Я слышал, что вы дружили. Теперь уже нет, а?
Она подошла и остановилась против стула, на котором я сидел.
Я «exotica», сказала она. Танцовщица. Она хотела сказать, насколько я понял, что она исполняет стриптиз. Она продолжала: Мое тело, оно дает мне заработок, работу.
Я не понимал, куда она клонит, но на всякий случай кивнул.
Мое тело, сказала она, оно хорошее. Им можно гордиться. До сих пор она придерживала полы своего халата; теперь она распахнула его и движением плеч сбросила его с себя на пол.
Под халатом на ней были только короткие панталончики, ничего более. И у нее действительно было прелестное тело, полное, с чувственными изгибами линий. У нее была полная, упругая, высокая грудь. Я не знал, зачем она вдруг сбросила с себя халат, но в следующий миг я все понял.
На ее плоском животе перекрещивалось множество царапин, как будто кто-то чертил по нему острым ножом.
Видите, сказала она. Это Джимми. Я надеюсь, вы его найдете. Она закусила губы. Мое тело он его изуродовал. Изуродовал! Она снова надела свой халатик.
Она села в кресло перед туалетным столиком, и несколько минут мы разговаривали. Когда она встречалась с Ратом, он жил у Артура Хэммонда, но где находится дом Хэммонда, она не знала. По-видимому, никто не знал, где живет этот жирный мерзавец. Вот и все, чем она могла мне помочь. Правда, она дала мне более полное представление о самом Рате.
Он злой, сказала она. Ненормально злой. Он покупал мне дорогие вещи, но я не выдержала. Через месяц я от него ушла. Эти шрамы от ножа, с которым он не расстается. Она поколебалась, потом продолжала: Даже в постели. Он держал его вот здесь она указала на свое горло даже когда он в тот момент, когда Она не кончила, но я понял, что она имела в виду. После паузы она снова заговорила, как будто ей хотелось поделиться с кем-нибудь тем, что она пережила. Он хотел, чтобы я причиняла ему боль. Он любил делать другим больно и чтобы другие делали ему больно. Дважды он давал мне этот нож и просил, чтобы я его колола. «Осторожно, говорил он, осторожно». Но я не могла, и он сердился, он становился страшен. Потом, однажды ночью, он это сделал. Она прикоснулась к своему животу.
С минуту она помолчала. Я уже успел сказать ей, что если я найду Рата, я переломаю ему кое-какие кости, и она сказала:
Если вы действительно его найдете, напомните ему об этом. Сделаете это для меня? Ее пальцы медленно поглаживали под шелковым халатом покрытый шрамами живот. Мне бы это помогло, добавила она, потому что внутри у меня такая ненависть к нему!
Я напомню ему, Хатита. Если успею.
Я хотел встать, забыв про свои раны, но тотчас снова упал на стул. Но второй раз я действовал более медленно и осторожно. Хатита подошла ко мне и взяла меня за руку; ее лицо впервые смягчилось.
Я не знала, что он вас так изранил. Вы ненавидите его так же сильно, как я, да?
Может быть, сильнее, лапушка. Ее халатик раскрылся, обнажив ее грудь. Я положил руки ей на плечи, погладил их с нежной лаской и сказал: Вероятно, в вашем воображении мои раны выглядят хуже, чем они есть на самом деле, Хатита. Для мужчины это ничто. Поверьте мне вы прекрасная, обворожительная женщина.
Я почувствовал, что ее дыхание участилось от моих ласковых прикосновений. Она провела языком по нижней губке.
Спасибо, сказала она. Это хорошо с вашей стороны, только неправда.
Это правда.
При других обстоятельствах я бы, возможно, не ушел от нее раньше утра. Но я ушел. Прежде чем закрыть дверь, она улыбнулась мне и сказала:
Спасибо. Может быть может быть, это и правда.
Я усмехнулся, сказал:
Держу пари, что да, и нетвердыми шагами вышел из клуба.
В два часа ночи я сдался и вернулся в свой номер в Дель Прадо. Я не узнал ничего нового сверх того, что рассказала мне Хатита, и к двум часам чувствовал себя, как вареная сосиска. Я лег в постель.
Наутро встать с постели и одеться означало полчаса невыносимой боли. Если вчера мне было достаточно плохо, то теперь мышцы как будто окостенели, и каждое движение было пыткой. Казалось, к моим двухстам фунтов прибавилось еще сколько-то фунтов боли, и ненависти. Но ненависть была сильнее боли.
Еще полчаса я ходил по комнате, разрабатывая руки, сгибаясь и осторожно выпрямляясь, пока не почувствовал себя лучше. Потом я позавтракал и вновь вышел на охоту. Я знал, что если уж совсем ничего не выйдет, я смогу выследить тех, кто мне нужен, на ипподроме, но до субботы там ничего не будет. Я снова пролистал все телефонные книги никакой Хэммонд в них не значился.
В пять часов дня я вышел из бара на улицу Букарели. Этот бар, как я слышал, был излюбленным местом для Келли, и я надеялся получить какую-нибудь информацию. Все, что я получил в ответ, были только пустые, непонимающие взгляды. И все же я нашел Келли и Рата тоже.