Пришельцы из прошлого - Дональд Гамильтон 6 стр.


Глянув на меня, она сказала:

- Беру обратно свои угрозы, дорогой, и приношу извинения. Тебе ничто не угрожает. Ты просил меня рассказать обо всем, так слушай. Я убила эту девку, я, Мадлен Лорис, Тина, убила ее, выполняя приказ, потому что она заслужила смерть. Ее смерть была необходима, чтобы не дать умереть другому человеку, может, даже не одному, а многим. После ее разговора с тобой мы, я и Лорис, подумали, что, возможно, она явится к тебе домой и будет ждать тебя. Мы опередили ее. Лорис ждал за дверью - единственное, на что он способен, но это немногое он делает здорово. Она была еще жива, когда он приволок ее к тебе в кабинет. Я нашла пистолет в единственном запертом ящике твоего стола, дорогой, какой жалкий замок! И именно я застрелила ее так же, как она убивала других. Думаешь, нож и револьвер она носила для украшения? Или считаешь, что мы одни знаем, как убивать? - Тина выпрямилась. - Можешь вызвать полицию, я во всем признаюсь, ты окажешься чист. Меня посадят на электрический стул, но я не произнесу ни слова, хотя и не давала обета молчания. И до последней минуты я буду помнить, что человека, пославшего меня на смерть, я когда-то любила Во мне не будет ненависти к тебе я буду помнить лишь ту чудесную неделю в Лондоне, которую мы провели вдвоем. Это было так давно - Она умолкла. Затянувшись сигаретой, она нежно улыбнулась мне: - Ты находишь, что я стала еще красивей, чем прежде? Прямо кинозвезда.

Я перевел дыхание:

- Задание ты могла выполнить в любом другом месте, но не в моем кабинете. Дай мне платочек, ты так разжалобила меня, что я должен утереть слезы. И скажи, какие дальнейшие действия предусмотрены твоей программой?

Ей было незачем выказывать нежные чувства, потому что она абсолютно права - я не могу передать ее полиции и, тем более, ничего объяснить. Выбора у меня нет.

XII

Спустя десять минут мой пикап был готов к путешествию. На первый взгляд в нем не было ничего, кроме видеокамеры, багажа и палатки. О том, что не весь багаж принадлежит мне, мог знать только посвященный.

Присев на корточки, я заглянул под брезент, чтобы убедиться, что с походной кровати не капает кровь, а из-под чемодана и сумок не выглядывает мертвая рука или длинная прядь темных волос. Годы мирной жизни наложили отпечаток на мой характер, и моя нервная система реагировала на труп в машине не так хладнокровно, как прежде. Думаю, в мирное время отношение к трупам вообще серьезнее. Черт побери, попадись я в войну на вражеской территории с мертвым телом, я имел бы шанс пробиться к своим, отстреливаясь от преследователей. Но я с трудом представлял свои действия в отношении местных стражей порядка, задержи меня с трупом Херреры какой-нибудь Мартинес или ОБрайен.

Я помог Тине забраться в багажное отделение пикапа. Она негромко выругалась на незнакомом мне языке.

- В чем дело? - шепотом спросил я.

- Пустяки. Порвала чулок.

- Черт с ним, с твоим проклятым чулком! - в сердцах выругался я.

Я опустил брезентовую дверцу и закрепил ее цепью.

- Устраивайся на матрасе и не слезай с него, - посоветовал я. - А если у тебя вставная челюсть, спрячь ее в карман, не то рискуешь ее проглотить. Амортизаторы в пикапе не предусмотрены, трясти будет отчаянно.

Я собрался залезать в кабину, но внезапно послышался звук отворившейся двери, и из кухни вышла Бет. В ярком свете фонарей она направилась через дворик. Более неподходящего момента моя жена выбрать не могла. Я двинулся ей навстречу.

- Я принесла кофе, - сказала она.

Я взял чашку из ее рук и отхлебнул. Кофе был горячим, крепким и черным, как смола. Она хотела, чтобы он меня взбодрил и я не уснул за рулем. Небрежно наброшенное на плечи пальто и грубые мокасины на босых ногах не сочетались с изящной ночной сорочкой. Некоторые считают, что женщины в неглиже за порогом дома, на открытом воздухе выглядят очень сексуальными, журналы для мужчин изобилуют изображениями этих сказочных фей, но у Бет был, мягко говоря, нелепый вид. И сонный.

- Я задержался, потому что заряжал фотоаппарат, - без особой необходимости солгал я, словно застигнутый врасплох не слишком сообразительный преступник. - Проще зарядить здесь, чем по дороге. А почему ты не спишь?

- Я услышала звук мотора. - Она протянула руку в сторону пикапа. - Думала, ты уже уехал, и не могла понять, что это за звук. Кроме того, кто-то поставил в проезде другую машину, наверное, какая-нибудь влюбленная парочка. Я всегда нервничаю, когда остаюсь дома одна. К тому времени, как машина уехала, я уже проснулась. Решила проверить, хорошо ли ты запер ворота.

- Правильно, - сказал я. - Спасибо за кофе. Постараюсь позвонить тебе из Сан-Антонио.

Мы продолжали стоять, глядя друг на друга.

- Будь осторожен, - сказала она. - Не гони.

- Эту развалюху? - презрительно сказал я. - Возвращайся домой пока не простудилась.

Она ждала, что я ее поцелую, но я был не в состоянии совершить это простое действие. Маскарад кончился. Я уже не был мистером Хелмом, писателем, фотографом, мужем, отцом. Я был неким субъектом по имени Эрик, с ножом и двумя пистолетами, чьи намерения были сомнительны, а место назначения неизвестно. Я не имел права даже прикасаться к ней - это было бы равносильно приставанию к чужой жене.

Повернувшись, она медленно зашагала к дому. Я забрался в кабину пикапа и выехал в проезд. Потом остановился, вылез из машины, закрыл ворота и повесил на цепь замок. Когда я возвращался к машине, свет во дворике погас. Бет не терпит, чтобы фонари горели без надобности.

Мой пикап пятьдесят первого года выпуска - простенькая, без излишеств машина, изготовленная в те счастливые послевоенные годы, когда производителям не приходилось ломать голову, как продать автомобиль, надо было просто вызвать следующего заказчика. Тогда обходились без стальных надбровий над фарами, рыбьих плавников над задними фонарями и не мудрили с окраской - все машины типа моего пикапа были одинакового зеленого цвета, который, на мой взгляд, не хуже любого другого и уж всяко много лучше приторно-слащавых тонов, столь полюбившихся детройтским снобам.

Мой автомобиль был трудягой, служившим мне верой и правдой. Я мог прицепить к нему передвижной домик, преодолеть в пургу перевал Волчьего Ручья или вытащить из кювета «кадиллак» какого-нибудь бедолаги. Иными словами, мог сделать все, если у меня имелось желание и достаточно времени.

Так я рассуждал в течение многих лет, и таковы были мои чувства в отношении моего старичка пикапа, и лишь сегодня вечером, неторопливо удаляясь в темноте от Санта-Фе, я внезапно понял, что прочное, надежное транспортное средство, которым я в данную минуту управлял, перестало меня удовлетворять. На современной автостраде меня способен обогнать любой семейный автомобиль, не говоря уже о полицейской машине с форсированным двигателем.

По существу, мы представляли собой подвижную мишень, которую, выражаясь фигурально, каждый мог при желании расстрелять. Я чувствовал себя раздетым догола беззащитным человеком - то же самое я испытывал, сидя в крошечных самолетиках, перебрасывающих нас через Ла-Манш. Если на пути попадалась стая летящих к югу гусей, наши машины должны были не мешкая отворачивать в сторону.

Я ехал медленно, постоянно поглядывая в зеркало заднего вида. Когда Тина громко постучала в мутноватую плексигласовую перегородку, отделявшую кабину от багажного отделения, я включил верхний свет и повернул голову. Лицо Тины показалось мне мертвенно-бледным, как у привидения. В руке она держала крохотный пистолетик. Его рукояткой она колотила по перегородке.

Я съехал к обочине, выпрыгнул и, обежав машину, открыл брезентовую дверцу багажника.

- В чем дело?

- Убери отсюда эту тварь! - Раздавшийся из темноты голос был хриплым. - Выброси вон, или я буду стрелять!

В моей голове мелькнула дикая мысль, что она говорит о девушке, которую сама же и убила. Я представил, как Барбара Херрера поднимается на ноги с закрытыми глазами и запекшейся в волосах кровью Под брезентом что-то зашевелилось, и передо мной появился наш серый котище. В тусклом свете, проникавшем из кабины, его зеленые глаза сузились, как щелки, шерсть стояла дыбом.

Ему тоже не нравилось общество Тины и мертвой Херреры. Он мяукнул и вытянул ко мне мордашку. Я подхватил его и сунул себе под мышку.

- Черт побери! Что за психоз, Тина? Это всего-навсего кот. Забрался в машину, когда мы грузились. Он тоже любит кататься. Верно, Том?

Из темноты послышался приглушенный голос Тины:

- Тебе понравилось бы сидеть взаперти с покойником и котом? Я этих тварей не переношу. При виде их у меня по спине мурашки бегают. Омерзительные твари.

Я сказал:

- Он не собирается доводить тебя до мурашек. Не правда ли, Томми? Пойдем, мой мальчик, я отвезу тебя домой.

Я почесал кота за ушком. Не скажу, что коты относятся к числу моих любимцев - Тома мы держим только ради детей, им полезно общаться с домашними животными, а собака слишком шумное существо для дома писателя. Тем не менее из всей семьи Том отдает мне явное предпочтение. Возможно, у нас родственные души. Сейчас он удовлетворенно и мелодично мурлыкал.

Тина с немалыми трудностями переместилась к дверце. Высоты брезентовой крыши было недостаточно, чтобы выпрямиться во весь рост, а передвигаться на локтях и коленях в вечернем платье непросто.

- Что ты собираешься с ним делать? - раздраженно спросила Тина.

- Отвезу домой, - ответил я, - раз уж тебе не нравится его общество.

- Домой!? Ты спятил! Разве нельзя просто

- Бросить его в пяти милях от дома? Бедное животное не способно отыскать даже блюдце с молоком, если поставить его в другом конце комнаты. Его задавят на дороге, а дети будут переживать.

Она крикнула:

- Ты превратился в сентиментального кретина! Я категорически запрещаю

Я ухмыльнулся:

- Запрещать, детка, твое право. - Опустив дверцу, я зафиксировал ее цепью, сел в кабину и поехал обратно в город.

Внезапно на душе у меня стало легко и спокойно. Я преодолел психологический барьер. Я возвращался домой с трупом в кузове с единственной целью доставить обратно никчемного кота. Но именно такой бессмысленный, опасный и сумасбродный поступок и был необходим, чтобы вывести меня из почти невменяемого состояния. Протянув руку, я чесал Тому брюшко, и в знак признательности это нелепое существо перевернулось на спинку, подняв кверху все четыре лапки. Вряд ли ему было известно, что в отличие от собак представители гордой кошачьей породы весьма сдержанны в проявлении чувств.

В одном квартале от дома я приоткрыл дверцу и осторожно опустил кота на землю. Бессмысленная на первый взгляд езда туда и обратно не была пустой тратой времени. Возникшие передо мной проблемы стали теперь куда отчетливее. Я снова тронулся в путь, но уже в другом направлении и больше не плелся, а ехал на большой скорости, не заглядывая все время в зеркальце заднего вида. Нас могли остановить, но я перестал беспокоиться о том, чего нельзя избежать.

XIII

На последнем, самом крутом отрезке дороги, ведущей к штольне, я перешел на первую передачу, но даже тогда мог двигаться вверх лишь с черепашьей скоростью.

Я затормозил перед входом в подземную галерею, остановив машину на небольшой ровной площадке. Все существовавшие здесь ранее строения были снесены, когда работы под землей прекратились.

Фары освещали лишенный растительности холм и зияющую в его склоне дыру, обрамленную черными полусгнившими бревнами крепления.

Это было самое подходящее место для того, что мы намеревались там оставить.

Выключив фары, я достал карманный фонарик и подошел к задней дверце. Я услышал шорох, потом брезентовая дверца приподнялась, и Тина перебросила ноги через бортик кузова. Зацепившись острым каблуком за подол, она никак не могла освободиться, пока я не помог ей. Встав обеими ногами на землю, она откинулась назад и затянутой в перчатку рукой ударила меня по скуле. Хотя она стала старше на пятнадцать лет, жаловаться на недостаток физических сил ей, судя по всему, не приходилось.

- Думаешь, это шутки! - задыхаясь от ярости, крикнула она. - Сидишь на мягком сиденье и гонишь по кочкам, не думая обо мне. И радостно гогочешь, как последний дебил. Я научу тебя - Она снова занесла руку для удара.

Я отступил на шаг и поспешно произнес:

- Извини, Тина. Мне следовало пересадить тебя в кабину, как только мы выбрались из города. Но голова у меня была занята другим.

Несколько секунд она злобно смотрела на меня. Потом сняла шляпку с вуалью, которая от тряски съехала на затылок, и бросила ее в кузов.

- Наглый лжец! Я знаю, о чем ты думал. Мол, Тина слишком возомнила о себе. Я поставлю ее на место, укажу этой шлюхе в мехах, корчащей светскую даму, кто здесь хозяин! Проучу ее, чтобы ее любовники больше не смели поднимать на меня руку и сама она надолго запомнила, как подставлять невинных людей! Пусть потрясется, как коктейль в шейкере, превратится в яичницу-болтунью! - Тина глубоко вздохнула, сняла меховую накидку и положила ее под брезент. Потом, как обычно поступают женщины в подобных ситуациях, поправила юбку. Наконец, рассмеявшись, она сменила гнев на милость: - Ладно, я больше не сержусь. Где мы?

Я потер скулу. Неправда, будто я сознательно пытался сделать ее поездку невыносимой, однако, признаюсь, мысль о том, что на каждой рытвине, на каждом ухабе ее заднице изрядно достается, не огорчала меня.

- Если ты узнаешь, что мы в горах Ортиц или в Серрилос-хиллз, это тебе что-нибудь скажет? Раньше ты о них слышала? Мы в двадцати пяти милях к юго-востоку от Санта-Фе, - сказал я.

- Что это за место?

- Заброшенная шахта, - ответил я. - Штольня уходит в глубь горы, не знаю, правда, на какое расстояние. Я натолкнулся на нее, когда пару лет назад собирал материал для статьи. Первая золотая лихорадка в Северной Америке началась именно в этой части штата Нью-Мексико. С тех пор тысячи людей копались в этих горах. Я сделал снимки почти всех заброшенных шахт. Их здесь сотни, но до этого рудника добраться, пожалуй, труднее, чем до остальных. Раньше чем через пять лет здесь никто не появится. Я опасался, что сюда можно проехать только на джипе, но последние недели было сухо, и я решил попробовать.

- Понятно. - Глянув на горы, силуэт которых на фоне звездного неба напоминал зубья пилы, Тина вздрогнула. Натянув длинные перчатки, она прижала руки к груди, защищаясь от холода. - Приступим к делу.

- У войны есть и свои плюсы, - сказал я, - трупы можно не прятать

На обратном пути первые несколько миль мы ехали молча. Повернув к себе зеркало заднего вида, Тина в тусклом свете приборного щитка удаляла расческой пыль и паутину с волос. Вскоре я услышал ее негромкий смех.

- Что тебя так позабавило? - поинтересовался я.

- Мак так и сказал: он сообразит, что делать. Мне ее слова не показались забавными.

- Я тронут его доверием. Когда это было сказано?

- Мы не ожидали, что так быстро установим с тобой контакт и легко договоримся. Я запрашивала у него инструкции по междугородному телефону. Потому-то меня и не было в твоем кабинете, когда ты вошел. А кроме того, мне пришлось надеть куртку Херреры и взять ее машину, чтобы съездить в мотель за ее вещами.

- Что еще сказал Мак?

Она улыбнулась:

- Еще он сказал, что ты давно живешь в этих местах и наверняка знаешь, где лучше выкопать могилу.

Я сказал:

- Пусть он сам попробует рыть могилы в наших краях. Копать глину здесь труднее, чем дробить камень. Только поэтому я выбрал готовую дыру. Между прочим, как вам удается объяснять убийства в мирное время?

Она засмеялась:

- Ты называешь это мирным временем? Какую красивую и безмятежную жизнь вы ведете здесь на западе! Заткнули уши ватой, а глаза зашорили! - Она взяла с колен сумочку и, сунув туда руку, достала маленькую карточку: - Мы нашли ее в вещах Херреры. Она лишь подтверждает то, что нам было известно, и я сохранила ее с единственной целью показать тебе. Останови машину, дорогой. Пора поговорить.

XIV

Карточка, выданная женщине по кличке Долорес, представляла собой удостоверение личности с кратким описанием внешности владелицы и отпечатками пальцев. В ней содержалось требование оказывать ей всемерную поддержку, в которой она может нуждаться при выполнении специальных заданий. Характер заданий карточка не раскрывала. Я вернул ее Тине:

- Ну?

Тина удивленно глянула на меня:

- Ах, да! Я забыла, что с этим противником ты не сражался. В те годы они были нашими благородными друзьями и союзниками. А видел ты обычный членский билет участника боевой группы. Это группы настоящих, практических действий, а не какие-то теоретические кружки, в которых заседают интеллектуалы, попивая чаек, рассуждая о Марксе и чувствуя себя при этом ужасно р-р-революционными! Нет, это не обычный билет, беру свои слова обратно. Это билет участника весьма особой группы. Членов в подобной группе немного, не больше, чем таких, как мы. И квалификация у них та же. - Она бросила на меня быстрый взгляд: - Ты понимаешь, о чем я говорю?

Назад Дальше