- Эта девочка? - недоверчиво спросил я. - По виду она не способна была обидеть муху. Я полагал, что сумею разглядеть человека нашей профессии темной ночью, даже если он целится в меня с противоположной стороны бульвара.
- Для девочки, не способной обидеть муху, у нее было слишком много мухобоек. Тебе не кажется? Ты стал дряблым и мягкотелым, - проворчала Тина, - куда делась твоя бдительность? У них она была одной из лучших, мы с Лорисом не ожидали, что все окажется так просто. А что касается возраста, милый, вспомни, сколько лет было мне, когда мы познакомились.
В ее словах был смысл. Мне следовало понимать, что Мак никогда не санкционировал бы убийство, не будь это продиктовано высшими стратегическими соображениями. Правда, в чем они состояли в мирное время, я представлял с трудом.
- Мы не ангелы мщения, - заявил он мне как-то в Лондоне, - и не делим людей на плохих и хороших. Я, к примеру, с величайшим наслаждением подписал бы смертный приговор всем без исключения надзирателям концлагерей Третьего рейха, однако это ни на час не приблизит окончание войны.
Мы не ставим себе целью карать людей за совершенные ими преступления ради торжества справедливости. Помни это, Эрик!
Из этого правила имелось, пожалуй, единственное исключение. Не знаю, во имя торжества справедливости или ради чего иного мы предпринимали попытки ликвидировать самого Гитлера. Всего их было три, и все неудачные, никто из наших людей не вернулся с задания. Я в них не участвовал. Акции эти были сугубо добровольными, и после ознакомления с планами операции я пришел к выводу, что они нереальны. Я не желал бессмысленно погибнуть в бездарно спланированной акции, в которую к тому же сунулся по собственной воле. Конечно, соответствующий приказ я выполнил бы без малейших колебаний.
Тина между тем продолжала:
- Ты думаешь, Мак - единственный человек, создавший такую организацию, Эрик? У них есть свои спецы по убийствам, и Херрера была одной из них. Причем, пожалуй, самой активной. Но теперь она исчезла. Она выписалась из гостиницы. Исчезли ее одежда и личные вещи. Ее машину никто не опознает - она получит новый номер, будет перекрашена и отогнана на стоянку в Альбукерке, где продают подержанные автомобили. Рано или поздно ее приобретет какой-нибудь добропорядочный гражданин. Я тоже исчезну. Но я исчезну, оставив и автомобиль, и вещи. С собой я возьму лишь одежду, которая в тот день будет на мне. Муж станет искать меня в мотеле. Не найдет и расстроится, возможно, до такой степени, что даже известит полицию. Не исключаю, что вскоре в газетах появится сообщение о моей смерти - меня обнаружат в глухом месте, застреленной из тридцать восьмого особого или зарезанной каким-нибудь необычным ножом. Что тогда подумают люди Херреры? Что бы подумал на их месте ты, Эрик?
- Что ты вступила в единоборство с этой малолеткой и потерпела неудачу. Конечно, если предположить, что они тебя плохо знают.
Она засмеялась:
- Редкий комплимент с твоей стороны. Будем надеяться, что ты прав. Но им уже известно, кто такая я и кто такой Лорис. Они решат, что, выполняя задание, Херрера встретила меня и сумела ликвидировать. Потом сочла за лучшее на время выйти из игры, уйти в подполье. Какое-то время они будут ждать информации, что даст нам определенную фору. А через неделю Амос Даррелл уже закончит отчет и переправит его в Вашингтон. Там ему будет обеспечена надежная защита.
- Амос? - Я был удивлен, но меньше, чем можно было предполагать, поскольку инстинкт, я это хорошо помнил, предупреждал меня, что Амосу может угрожать опасность.
- Кто же еще? Думаешь, они считают тебя настолько важной персоной, что решили ликвидировать? Может, и правду говорят, что перо сильнее меча, но склонности к литературе у этих людей не замечено. Они не станут рисковать хорошим агентом ради того, чтобы помешать тебе написать еще одну книгу вроде Как назывался твой последний опус? Ах да, «Шериф из Ущелья Палачей».
- Я никогда не писал
Она кокетливо пожала плечиками:
- Ведь ты не рассчитываешь, что я запомню название, дорогой?
Я усмехнулся:
- Ладно, ладно. Но я не представлял, что Амос такая важная фигура.
- Достаточно важная. Кто сегодня генералы и на чьих полях ведутся сражения, Эрик? Конечно, между такими мелкими сошками, как Лорис, я и Херрера происходят мелкие стычки, но настоящая линия фронта проходит через лаборатории. Или ты не согласен? А если какая-нибудь ключевая фигура неожиданно встретит свою смерть, разве не явится это простейшим способом торпедировать программу научных исследований? Недавно на Западном побережье пьяный рабочий застрелил специалиста по ракетной технике.
За то, что тот его оскорбил. А вместе с ракетчиком в могилу ушла ценнейшая информация. В своей лаборатории доктор Даррелл - выдающаяся личность, его смерть явилась бы серьезным ударом для науки. Вот почему в Вашингтоне вспомнили о работе Мака в годы войны и дали ему право действовать так, как он сочтет необходимым, вплоть до применения самых беспощадных методов. - Тина сморщила свой хорошенький носик. - Им потребовалось много времени, чтобы прийти к подобному решению. Вашингтон - город, где живут люди с размягченными мозгами и сердцами трусливых зайцев.
- А Амос? - спросил я.
- Он был бы уже покойником, не вмешайся мы. Херрера явилась с рекомендательным письмом, выдавала себя за журналистку. Разве наивный ученый может отказать хорошенькой девушке, молодой честолюбивой журналистке в пятиминутной беседе? Они прошли бы в его кабинет. Вскоре там прозвучал бы выстрел. Она могла скрыться через окно или продолжать стоять над мертвым телом с растерянным видом и пистолетом в руке. С растрепанными волосами и в разорванном платье. - Тина пожала плечами. - В подобных ситуациях существует много вариантов. Или ты забыл о генерале фон Лауше? Впрочем, агентом, даже такой симпатичной мордашкой, можно пожертвовать. Но в доме Амоса оказались мы, и девушка нас узнала. И поняла, что жить ей осталось самую малость, если она не найдет надежное место, где можно переждать опасность. - Тина улыбнулась. - Войди ты внезапно в свой кабинет, она объяснила бы, что зашла к тебе с рукописью. Но мы лишили тебя возможности выслушать ее объяснения. Жаль, сцена могла оказаться интересной.
- Не сомневаюсь, - сказал я. - Итак, Мак взял на себя функции государственного телохранителя?
- Не совсем так, - возразила Тина. - Есть два способа осуществления охраны. Ты можешь не спускать глаз со своего подопечного день и ночь и надеяться, что твоя бдительность поставит заслон на пути ножа или пули.
Или ты постараешься установить личность предполагаемого убийцы и заблаговременно ликвидировать его. У полиции и ФБР на втором пути имеются серьезные трудности. Они не могут приговорить человека к смерти и привести приговор в исполнение до совершения преступления. Для нас подобной проблемы не существует. Мы охотимся за охотниками. Мы ликвидируем убийц еще до того, как они уничтожают свою жертву.
- Еще один вопрос, - проговорил я, поворачивая ключ в замке зажигания. - Ты сказала, что некоторое время тебе придется скрываться. Ты или Мак имели в виду какое-то определенное место?
Негромко рассмеявшись, она положила руку мне на колено:
- Ну конечно, милый. Мы рассчитывали, что я могу скрываться у тебя.
XV
На рассвете я свернул с шоссе на грунтовую дорогу, пересекавшую чье-то ранчо. Я ехал по ней около двух миль, пока в свете фар не заметил впереди небольшую низинку, где растительность была обильнее, чем в других местах. Там мы и остановились.
С трудом переставляя онемевшие ноги, я вылез из машины и осторожно прикрыл дверцу, чтобы не разбудить Тину, которая, свернувшись калачиком, спала на другом сиденье. Затем, поднявшись на невысокий пригорок, я некоторое время любовался полоской неба ни востоке, наливавшейся желто-розовым цветом. День обещал быть ясным, хотя в наших краях почти все дни ясные.
Меня охватило чувство нереальности, отрешенности от происходящего, которое иногда посещает человека после бессонной ночи. Не верилось, что в ста с лишним милях к северу в заброшенной шахте лежит красивая девушка с пулей в спине.
Барбару Херреру вместе с ее сложенными в кучку вещами мы засыпали землей и забросали камнями. Тина назвала наши действия бессмысленной тратой времени в угоду глупой сентиментальности, но я почувствовал себя спокойней, когда это подобие погребения было завершено. Мне становилось не по себе при мысли о крысах и койотах.
Дома я не успел зарядить газовый баллон и сейчас, чтобы приготовить завтрак, мне пришлось развести костер. Под кофейником и сковородой весело потрескивали сухие сучья, когда я услышал, как отворилась дверца машины. Подняв голову, я увидел Тину. Она приглаживала рукой волосы, потягивалась и зевала, как пробудившаяся ото сна кошка. Глядя на нее, я не мог удержаться от смеха. Она быстро закрыла рот:
- Что здесь смешного, Эрик?
Я сказал:
- Детка, взгляни на себя.
Она окинула себя взглядом, потом сделала жест, словно собиралась пригладить платье, но через мгновение ее руки беспомощно опустились. Ситуация требовала кардинальных мер, а не простого латания дырок. В этом наряде она не смогла бы блистать в обществе. Перчатки и шляпка бесследно исчезли, роскошное вечернее платье вымазано в грязи, а его подол изорван в клочья. Туфли порезаны острыми камнями, чулки порваны. Казалось, лишь норковая накидка не подвержена воздействию внешних факторов. Однако ее великолепие лишь подчеркивало плачевное состояние остальных предметов туалета.
Она рассмеялась и повела плечами:
- Ах, черт побери! Ты купишь мне новую одежду, когда мы окажемся в городе?
- Да, да, - ответил я. - Ты можешь привести себя в порядок за тем кедром. И поторопись - яичница почти готова.
Она ушла, а я тем временем расстелил армейское одеяло, расставив на нем походную посуду, и разлил по чашкам кофе. Вернувшись, Тина расчесала волосы, поправила чулки и накрасила губы, хотя до превращения в светскую даму, блиставшую на приеме у Дарреллов, ей было далеко. В журналах для женщин, которые выписывает Бет, ее привели бы в качестве примера, достойного глубокого сожаления. Она не была ни элегантна, ни по-юношески свежа. В нынешнем состоянии у нее было ничтожно мало шансов привлечь внимание мужчин.
Она села рядом со мной. Я протянул ей тарелку и чашку и, прочистив горло, сказал:
- Мы оставили следы колес на холмах, когда ехали к шахте. Впрочем, сомнительно, чтобы кто-нибудь взял на себя труд проследить, куда они ведут. Налить тебе в кофе немного виски?
Она бросила на меня удивленный взгляд;
- Зачем?
Я пожал плечами:
- Говорят, виски - хорошая профилактика от простуды. Кроме того, после виски представительницы слабого пола легче идут на уступки. Я имею в виду, на уступки мужчинам, преследующим аморальные цели.
- А твои цели аморальны, дорогой?
- Естественно, - ответил я. - Мне вряд ли удастся избежать измены супруге, прежде чем мы с тобой расстанемся. Это стало ясно, как только я увидел тебя вчера вечером. Сейчас мы сидим в уютном, спокойном месте. Если мы согрешим, я успокоюсь и перестану бороться со своей совестью.
Она улыбнулась:
- Не похоже, чтобы ты энергично с ней боролся.
Я развел руками:
- Она слишком слаба, и борьба с ней не требует больших усилий.
Она рассмеялась:
- Твой подход чересчур прямолинеен, а я слишком голодна. Прежде чем ты меня изнасилуешь, дай закончить завтрак.
Но немного виски в кофе все же не помешает. - Она наблюдала, как я наливаю виски в чашки. Через некоторое время она сказала: - У тебя очень красивая жена.
- И очень хорошая, - сказал я. - И я люблю ее больше всех на свете. А теперь давай заткнемся о моей жене. Посмотри, внизу долина реки Пекос. Река отсюда не видна, но она там, можешь мне поверить.
- Неужели?
- Эта река вошла в историю. Было время, когда выражение «к западу от Пекоса» означало что-то дикое, первобытное и чудесное. Чарльз Гуднайт и Оливер Лавинг попали здесь в засаду, устроенную индейцами, насколько я помню, это были команчи. Они отгоняли скот на север Техаса. Лавинг был ранен в руку, а Гуднайту удалось ускользнуть и вернуться с подмогой. Но у Лавинга началось заражение крови, и вскоре он умер. Команчи были замечательными наездниками и отличными стрелками из лука. Я пишу о них очень редко.
- Почему же, дорогой?
- Они были нацией великих воинов, и я не хочу изображать их негодяями. С другой стороны, меня тошнит от книг, в которых краснокожие представлены благородными рыцарями. Для литературных целей куда более подходят апачи. Они тоже были неплохими вояками, во всяком случае армии США они долго причиняли головную боль, но в их характере я не обнаружил ни одной черточки, которой можно было бы восхищаться. Самый отъявленный вор и лгун был у апачей в наибольшем почете. Мужество, по их понятиям, совершенно бессмысленное слово. Конечно, апач мог с честью умереть, если не оставалось ничего другого, но это было пятно на его биографии - он должен выкручиваться из любых ситуаций. А от их чувства юмора у нормального человека стынет кровь в жилах. Для них не было ничего веселее, чем совершить набег на одинокую ферму, сожрать мулов - мясо мулов у них считается деликатесом, - а обитателей фермы оставить в самом смешном, самом забавном, по их понятиям, виде.
Они сдирали с человека скальп, отрубали уши, нос и язык, срезали веки. У женщин отрезали груди, а у мужчин половые органы. Всем без исключения ударом ножа перерезали сухожилия на ногах. Потом апачи старой закалки - сегодня, естественно, они все цивилизованные и респектабельные - становились полукругом и, глядя на эти окровавленные, хрипящие обрубки, беспомощно ползающие в грязи, держались за животы, заливаясь громким, радостным смехом. Насладившись зрелищем, они садились на коней и скакали прочь, оставляя свои жертвы еще живыми с тем, чтобы первый пришедший на ферму белый взял грех на душу и выстрелом прекратил страдания этих несчастных. Это не было ритуалом, торжественным испытанием на мужество и силу характера, как практикуется у некоторых племен. Это было просто развлечение для шайки зеленых юнцов. Да, в свое время у апачей не было предрассудков, недаром Нью-Мексико и Аризона долгие годы оставались безлюдной пустыней. Не будь этих злодеев, не знаю, чем я зарабатывал бы на жизнь. - Я протянул руку за пустой тарелкой Тины: - Еще?
Она отрицательно покачала головой:
- Беседа с тобой, Эрик, не способствует возбуждению аппетита. Странная у тебя манера создавать настроение для любовных утех, рассказывая о глазах без век и отрезанных грудях.
- Я просто демонстрировал тебе глубину знания предмета. Мужчина должен о чем-то говорить, пока женщина приводит себя в порядок. Уж лучше я буду говорить об апачах, чем о своей жене и детях.
- Ты первый упомянул о ней.
- Да, - согласился я, - и ясно дал тебе понять, что больше в разговорах между нами ее имя не должно упоминаться.
- Ты всегда любил меня, Эрик?
- Дорогая, об этом я не размышлял уже лет десять.
Она улыбнулась:
- Когда любишь, не размышляешь.
Она сняла норковую накидку и аккуратно положила ее на край одеяла. Потом в мятом и рваном платье без рукавов повернулась ко мне лицом. Из-за обнаженных рук она казалась хрупкой и уязвимой. Мне хотелось прижать ее к себе хотя бы для того, чтобы согреть. Ее губы разомкнулись, а фиолетовые глаза блестели. Смысл ее действий был ясен. Она отложила в сторону единственную вещь, которая была ей дорога, а что случится с остальными, ее мало заботило. Меня же это не заботило вовсе.
XVI
Я купил ей джинсы, рубашку из хлопчатобумажной ткани, белые спортивные носки и пару кроссовок размера семь с половиной. Ножка у Тины великовата, и роль Золушки ей не сыграть. Еще я купил две коробки патронов для скорострельной винтовки двадцать второго калибра и бутылку виски. Мы двигались в сторону Техаса, а в этом великом штате смелых мужчин - трудно поверить - практически царил сухой закон. Баров там не было, а в ресторанах подавали лишь легкое вино и пиво. Конечно, имелись различные способы обходить подобные странные правила, однако это было сопряжено с немалым риском.
Городок, в котором мы остановились, чтобы купить перечисленное выше, был небольшим, и все необходимое имелось в одном пыльном магазинчике, который местные жители именовали почему-то торговым постом. Лишь за виски мне пришлось зайти в винную лавку на противоположной стороне улицы. Возвращаясь к своему пикапу, я едва не угодил под проезжавший мимо джип. Это был сравнительно новый автомобиль, окрашенный в зеленый и белый цвета. Почему некоторые хотят иметь двухцветные джипы, остается для меня загадкой. На мой взгляд, это так же бессмысленно, как розовая ленточка на хвосте рабочего мула.
В джипе сидели двое. Один постарше, с усами, вел машину. Другой был молодым парнем в большой шляпе с широкими, загнутыми полями. Я обратил внимание на его холодное, равнодушное лицо.