Крэнстон? Ларри презрительно пожал плечами. Это ископаемое? Что в нем страшного?
Старикисточник всех наших неприятностей, сказал Лагана. Если ты как следует это усвоишь, попадешь в тюрьму позднее. С сомнением посмотрев на Ларри, он покачал головой:До тебя не доходит простая истина, что нельзя зарываться. Расскажу вам одну присказку, будто вы детишки в школе. Постарайтесь понять. Так вот, жил в Нью-Йорке один человек, возглавлявший городской профсоюз. А в том союзе половина членов были уголовниками. Человек этот был моим другом, а дело происходило в двадцать пятом году. В те времена глава большого профсоюза в Нью-Йорке был ничуть не ниже кандидата в сенаторы от демократов, скажем, в Алабаме. По своему политическому статусу, естественно. Мой друг Пит был большим человеком среди местных политиканов. Его парни составляли ядро самого крутого профсоюза, который когда-либо существовал в Штатах, и дышали они только по команде Пита. Когда он приходил в ресторан, у его стола выстраивались навытяжку мэтр и пятеро официантов. Ни один клиент не смел требовать, чтобы его обслужили, пока не был удовлетворен Пит. Сунув в рот сигарету, Лагана повернул голову, и Гордон услужливо поднес ему спичку. Благодарю. Так вот, однажды вечером Пита пригласили на пьянку, и вдруг он увидел, что какого-то ублюдка на другом конце зала обслуживают на таком же высочайшем уровне. Это подействовало Питу на нервы. Он вызвал мэтра и поинтересовался, что там за тип. «Бриллиантовая Нога, наш дорогой клиент», ответил тот.
Тебе что-нибудь говорит эта кличка? обратился Лагана к Ларри.
Конечно, ответил тот, раздраженный иронией босса. И что дальше?
Пит подошел к его столику. «Мне передали, что тыБриллиантовая Нога», сказал он. Тот поднял на него глаза и спросил: «Ну и что из того?» Пит любил одеваться шикарно, и на резинках для носков у него были зажимы с бриллиантами. Он поставил ногу на столик, закатал штанину и сказал: «Если ты такой крутой, сбей вот этот камушек из своей пушки». Бриллиантовая Нога выхватил свой тридцать восьмой и продырявил Питу левую ногу. «А теперь, говорит, исчезни, пока не получил девять граммов в лоб». Лагана улыбнулся:Вот и вся история.
А что все-таки было дальше? поинтересовался Ларри.
Ничего, абсолютно ничего. Пита унесли, а Бриллиантовая Нога продолжил свой ужин. В Нью-Йорке он занимал положение повыше, чем босс самого большого и самого крутого профсоюза. Пит перегнул палку. Фараонам всё было известно, но они предпочли смотреть в другую сторону. Такой же вес был и у нас, но эти времена, Ларри, минули, прошли навсегда. Теперь нам надо думать о респектабельности. Ты понял, что я имел в виду?
Понял, босс, небрежно ответил Ларри.
Лагана внимательно оглядывал Ларри своими бесстрастными, похожими на стеклянные бусинки глазами.
Скажи спасибо, что сейчас не двадцатые годы. Идем, Гордон, мы опаздываем. Кивнув Стоуну, он вышел.
Услышав звук спускавшегося лифта, Ларри передернул плечами и подлил себе виски.
Стоун потер лысину. Настроение у него внезапно улучшилось.
Черт побери, как я проголодался!
X
Бэньон выехал из Честера под проливным дождем. Остановив машину возле конторы букмекера, он узнал у него домашний адрес Ларри Смита. Потом в ближайшей аптеке нашел в справочнике номер его телефона и позвонил. Ответа не последовало.
Это устраивало Бэньона. Подъехав к красивому многоэтажному дому, в котором обитал Ларри, Бэньон поставил машину на противоположной стороне улицы. Закурив, он приготовился к ожиданию. Рано или поздно Ларри явится.
Из квартиры Стоуна Ларри ушел в девять тридцатьозлобленный и раздраженный. Макс и Лагана считают, что умнее их нет только потому, что они занимались рэкетом ещё в двадцатые годы. Тогда, если верить им, человека могли пристрелить только за то, что он невежливо разговаривал с главарем банды. Всё это чушь. «Тоже мне, герои, с издевкой подумал он. Из-за дешевого фараона Бэньона и старой бабы Крэнстона у них поджилки трясутся».
Внезапно он вспомнил, какими глазами смотрел на него Лагана, странные пустые, мертвые глаза. «Что ж, наверное, старику требуются очки, криво усмехаясь, подумал он. Такие глаза я видел разве что у покойников. Точно, у жмуриков».
Судорожно дернувшись, Ларри забрался в машину, не обращая внимания на протянутую за чаевыми руку швейцара. Что они ему, глаза старика Лаганы? Глаза как глаза. И всё же обмануть, успокоить себя ему не удавалось. Его мысли вновь и вновь возвращались к Лагане, и он знал, что основания для беспокойства у него есть. Ларри боялся смертине своего физического конца, а того, что будем потом. Человек куда-то перемещаетсявниз, вверх, может, в космическое пространство, а тело остаетсябесполезное, никому не нужное, холодное, окоченевшее. Ларри был воспитан в канонах католицизма, он страшился умереть, потому что отказался от церкви и знал, что понесет за это суровое наказание. Но если таинственная неизбежная вера и ужасала его, то учение атеистов пугало ещё сильнее. Исчезнуть навсегда, внезапно и бесследно, было страшнее всего.
«К черту эти мысли, к черту!»сказал он себе, стукнув ребром ладони по рулевому колесу. Вон из головы эту галиматью. Всё прекрасно. Завтрашний день будет чудесным, завтра он будет счастлив. Он был уже почти дома, когда решил заехать в ночной клуб на Маркет-стрит. Когда девушка-гардеробщица приняла у него пальто и шляпу, а из фойе, кланяясь и подобострастно улыбаясь, появились два официанта, настроение Ларри совершило резкий скачок вверх. С широкой улыбкой на лице он прошел в ресторан.
«Приятный кабак, подумал он. Здесь отдыхаешь по-настоящему». Здесь знали его по имени, относились почтительно.
Ларри работал на Макса Стоуна шесть лет. В филадельфийской табели о рангах он проходил под номером четыре, и, хотя до ответственных заданий его допускали ещё сравнительно редко, порученную работу он выполнял добросовестно. Ларри был жесток, сообразителен и лишен всяких моральных устоев. Он вырос в обществе, где всё было основано на чистогане и мошенничестве. Ребенком он разносил рекламные листки для политиканов, подростком возил избирателей к местам голосования, наблюдал, как в избирательные списки вносятся вымышленные фамилии и как запугивают тех, кто собирался голосовать против продажной администрации. Ларри не был голодным мальчишкой из трущоб. Он закончил среднюю школу, его семья состояла из приличных людей. В рэкет Ларри пошел по зову сердца, зная, что в обществе всё фальшиво и продажнополиция, суд, политика, выборы; так другой юноша выбирает профессию юриста. Продан на корню был него родной город. Так стоило ли пополнять ряды простофиль?
В двадцать один год он стал букмекером, а вскоре начал работать на Стоунасобирать дань с других букмекеров, работавших в районе Уэст-Сайда. Он следил за тем, чтобы они отстегивали от своих доходов причитающийся процент, вел трудные переговоры с теми, кто желал открыть собственное увеселительное или питейное заведение, отвечал за связь. В организации Ларри был новичком, его нашел лично Майк Лагана. Он не был безграмотным сицилийцем, хватающимся за нож по всякому поводу. Лагане требовался спокойный молодой человек, хорошо знающий город, сообразительный и крутой, но умеющий избегать осложнений с полицией. Ларри не был поставлен в известность о высших стратегических соображениях, благодаря которым он стремительно продвинулся вверх, оставив позади многих ветеранов организации. Он наивно полагал, что родился в рубашке, и благодарил старую добрую американскую традицию, вознаграждавшую прилежание и верность независимо от возраста, прежней жизни и других малозначительных факторов.
В клубе Ларри заказал ужинустрицы и пятидолларовый бифштекси поудобней устроился в кресле, чтобы насладиться шоу.
В первом ряду на эстраде стояла красотка, которую он раньше не видел, высокая брюнетка с пышным телом и приглашающим выражением лица. Он посигналил мэтру и указал на неё пальцем:
После шоу спроси, не пожелает ли она поужинать со мной.
Мэтр улыбнулся:
Она пожелает, мистер Смит.
Забавно, как быстро всё меняется в этом мире. Полчаса назад он был подавлен, а сейчас готов петь и танцевать. Спустя некоторое время, держа в руке бокал и ухмыляясь сидящей за его столиком брюнетке, он сказал:
Детка, ты именно то, чего мне не хватало. Сегодня вечером ты спасла мне жизнь.
Брюнетка нежно похлопала его по руке.
С сигаретой в уголке рта Бэньон вышагивал взад и вперед по тротуару перед домом Ларри. Дождь прекратился, раннее утро было холодным и ветреным. Глянув вверх, на огромное притихшее во сне здание, Бэньон провел ладонью по лицу. Усталости он не ощущал. Он знал, что надо отыскать Ларри Смита, ухватиться за этот кончик веревочки и постараться рывком вытянуть её всю. Но приходится ждать. Ларри явно нашел место, где можно провести ночь интересней, чем дома. Что ж, веселись, Ларри, подумал Бэньон, наслаждайся жизнью сегодня, потому что завтра ты ею наслаждаться уже не будешь.
Трудные пять часов, проведенные в темноте и сырости, Бэньон не переставал думать о Кэйт. Она являлась к нему в воспоминаниях, он делил с ней свое одиночество, память о ней была единственным, что у него осталось в жизни.
Щелчком отбросив сигарету, он подошел к своей машине, решив согреться спиртным. Прошло много времени с тех пор, как он ел в последний раз, однако голода он не чувствовал.
Все бары, мимо которых он проезжал, были ещё закрыты, лишь в центре города, на Маркет-стрит, он нашел работающее заведение. Устроившись в драпированной красной кожей кабинке, самой дальней от входа, он попросил официантку принести двойную порцию водки.
Спустя двадцать минут в бар, сопровождаемый Дэбби и телохранителем Джонсом, вошел Макс Стоун. Джонс уселся на высокий табурет у стойки, откуда он мог следить за боссом. Стоун начал играть в кости с девушкойхозяйкой зеленого стола. Он проигрывал раз за разом, и его настроение упало. Деньги сами по себе ничего не значиликаждый заход стоил всего четверть доллара, однако он не любил проигрывать из принципа. Дома ему не везло в покер в течение четырех часов, и сейчас он решил немного проветриться в надежде, что фортуна повернется к нему лицом. Стоун чувствовал себя отвратительновечером он съел четыре сандвича с мясом, обильно сдобренных специями и приготовленных из ржаного еврейского теста, и выпил несколько порций виски. Сейчас он сузившимися от усталости глазами наблюдал, как кости выскакивают из кожаного мешочка, который он держал в руках. Что с ним происходит? В начале вечера он чувствовал себя превосходно, особенно когда Лагана наставлял на путь истинный Ларри. Он вспомнил тогда добрые старые времена. Но стоило Майку уйти, как его вновь охватило непонятное беспокойство, странное ощущение, что вокруг происходят вещи, не предвещающие ничего хорошего.
Не поднимай кости так быстро, сказал он хозяйке стола. Я тоже хочу взглянуть.
Конечно, мистер Стоун.
Стоуну улыбался бармен, ему улыбались управляющий и Дэббивсе знали, что он в раздраженном, взрывоопасном настроении. Не улыбался только Джонс, его телохранитель. Ему платили не за улыбки, а за бдительность, за безопасность патрона. Сидя в самом конце стойки, угрюмый лысеющий Джонс, медленно перемещая свои внимательные серые глаза, наблюдал за приближавшимися к боссу людьми.
Не поднимай кости слишком быстро, повторил Стоун, злобно глядя на девушку.
Да, да, конечно, мистер Стоун, с нервной улыбкой пролепетала девушка.
Спустя минуту Стоун грязно выругался:
Ты обманываешь меня, сука!
С силой швырнув кожаный мешочек на стол, он отвел назад руку и ударил хозяйку стола в лицо.
Бармен начал невозмутимо протирать бокал; кто-то из посетителей, узнав Стоуна, собрал со стола сдачу и, стараясь не привлекать внимания, вышел за дверь.
Подойдя к Стоуну, управляющий неуверенно коснулся его плеча:
Макс, забудь ради Бога. Я дам ей расчет сегодня же. Выгоню к чертовой матери.
Что за притон ты здесь развел? сказал Стоун, стряхивая руку управляющего со своего плеча.
Послышался неясный шум. Головы присутствующих повернулись в сторону стола с зеленым сукном.
Сунув руки в карманы пальто, Стоун посмотрел на посетителей, задерживая взгляд поочередно на каждом. Люди торопливо отворачивались.
Вышибала, горилла в темно-синем костюме, занял позицию позади Стоуна, готовый вышвырнуть за дверь любого, кто посмеет противоречить боссу. Джонс тоже лениво сполз с высокого табурета и, покачиваясь на пятках, внимательно наблюдал за обстановкой.
В баре слышались лишь негромкие всхлипывания избитой девицы.
Молодые ребята в кабинке напротив Бэньона повскакали на ноги.
Сейчас мы наведем порядок, сказал один из них. Его слова прозвучали в тишине громко и отчетливо.
Выйдя из кабинки, он шагнул в сторону Стоуна.
Ему не удалось сделать и нескольких шагов. Быстрой, пружинистой походкой телохранитель двинулся ему наперерез. С ходу налетев на парня, он схватил его за плечи и втолкнул обратно в кабинку.
Куда прешь, герой? прошипел он.
Двое официантов схватили парня за руки и швырнули на сиденье. Один из официантов сказал:
Не глупи, болван. Это Макс Стоун. Ты понял? Макс Стоун. Не суйся в чужие дела.
Он ударил девушку, сказал юноша тонким, срывающимся голосом.
Ударил, ударил, повторил официант. Он может делать все, что ему вздумается. Он глянул на Джонса снизу вверх:Они неплохие ребята, только легко возбуждаются.
Джонс посмотрел на парня:
Возбуждаются, говоришь? Нервы не в порядке?
Бэньон медленно поднял голову. Джонс стоял всего в нескольких футах от него. Он без труда узнал Стоуна. Он знал и Джонса, мрачного громилу, приходившего в хорошее настроение, лишь когда ему удавалось нагнать страху на беззащитных людей. «Держись подальше от всего этого», сказал он себе.
Ему нужен был Ларри Смит. Он мог привести его к Стоуну. Ему требовались доказательства. Не было смысла заранее раскрывать свои карты, совершать благородные поступки, способные свести на нет его шансы. Он вновь и вновь твердил себе, что не станет вмешиваться, чувствуя, как в нем поднимается волна ненависти, способная вместе с врагами смести и его надежду на возмездие.
Громкий издевательский голос Джонса нарушил ход его мыслей.
Зачем нервничать, мальчик? Это вредно для здоровья.
Стакан хрустнул и разлетелся на кусочки в кулаке Бэньона. Поднявшись, он шагнул в проход между двумя рядами кабинок.
Эй, подонок! негромко произнес он, обращаясь к Джонсу.
Быстро обернувшись, Джонс крепко сжал губы. Он глянул на Бэньона, и его лицо утратило нарочитое безразличие.
Тебя это не касается, Бэньон, сказал он.
Ухватив Джонса за полу пальто, Бэньон притянул его к себе.
Тогда объясни, подонок, что же меня касается, сказал он негромким, слегка дрожащим голосом. Объясни, чтобы все поняли.
Облизав пересохшие губы, Джонс попытался заглянуть в глаза Бэньону:
Мне мне нечего тебе объяснять.
Притянув телохранителя ещё ближе, Бэньон начал медленно поднимать руку вверх, заставив Джонса встать на цыпочки.
Думаешь всех запугать, подонок? сказал он также негромко. Тогда попробуй испугай меня. Он развернул Джонса на сто восемьдесят градусов и оттолкнул от себя. Стой и не шевелись.
Окинув телохранителя оценивающим взглядом, Бэньон шагнул в сторону Стоуна. Он двигался неторопливо, глубоко засунув руки в карманы пальто. Под полями намокшей от дождя шляпы его лицо было суровым и бесстрастным.
Стоун не отрывал от него злобного взгляда. Он увидел, как невозмутимое лицо Бэньона внезапно перекосила гримаса животной ярости. В баре стояла мертвая тишина. Стоун знал, что за ним наблюдает Дэбби. В её присутствии он не мог допустить, чтобы кто-то указывал ему, что делать.
Сейчас он не был настроен уступить даже в мелочах.
Не делай ошибки, Бэньон, сказал он.
Любишь бить женщин? спросил Бэньон. Теперь он знал, что надо делать, убить гадину. Он понимал, что совершает глупость, делает для себя невозможным дальнейший поиск убийц Кэйт, но чувствовал, что не в силах справиться с охватившей его ненавистью.
Дэбби наблюдала за обоими мужчинами с улыбкой. Опустив подбородок на сложенную чашечкой ладонь, она медленно покачивала ногой, обутой в золотистую босоножку. Никогда раньше она не видела, чтобы со Стоуном обращались подобным образом. Разыгравшаяся перед её глазами сценка щекотала нервы и вызывала чувство удовлетворения.