Живот выпирал из распахнутой рабочей куртки, но он не выглядел ни обвислым, ни дряблым под розовой, наглухо застегнутой рубашкой. Коричневато-желтые брюки выглядели бесформенными, здоровенные ступни ног были босы.
Лет А. Беззаконцу было сорок пять или, может, шестьдесят. Только даже громила с бейсбольной битой в руках дважды подумал бы, прежде чем замахнуться на него.
Орлин? снова спросил он.
Да, сэр.
Входите, входите.
Он приглашающе повел руками, довольно коротковатыми для такого телосложения. Но это только напомнило мне то, что я читал про «коричневого бомбардира» Джо Луиса. У того руки тоже были коротковаты.
Мистер Беззаконец обошел меня, чтобы запереть обшитую досками дверь. Он задвинул три запора по сторонам, а потом легким ударом вогнал в порог бронзовый брусок, служивший подпоркой, способной остановить всякого, кто попытает вломиться через дверь силой.
Просто чтобы нам с вами избежать незваных гостей, пояснил хозяин. Затем повел меня внутрь конторы.
Я проследовал за ним через средних размеров комнату с потемневшим деревянным полом и деревянной мебелью, изготовленной не в этом веке и даже не в прошлом. Всего пара столов, один стул и кушетка без подушек. Предметы тяжеловесные, они многое пережили за прошедшие лет сто с гаком, но отлично отполированные и крепкие.
В глубине комнаты находились две двери. Прямо по ходу располагалась дверь с матовым стеклом, на котором не было никакой надписи. А сразу слевадубовая дверь, где по трафарету сверкающими золотистыми буквами было выведено слово «Склад».
Через необозначенную дверь мы прошли в комнату поменьше, которую я принял за контору. Окно в этой комнатенке выходило на Гудзон и раскинувшийся за заливом штат Нью-Джерси. Было около шести часов, и солнце только-только поднималось над затуманенным штатом-соседом. Возле окна стояло деревянное вращающееся кресло, а перед ним маленький столик, места на котором хватало только для переносного компьютера-лэптопа.
В помещении стоял запах мускуса, не сладкий и не кислый, а скорее даже приятный. Позже этот запах всегда ассоциировался у меня с бытием Арчибальда Беззаконца. Собой и своей полуцивилизованной гениальностью он словно пронизывал окружающую обстановку.
На стене слева от меня располагались ряды полок, заставленные всякими диковинами. Стояли там старый обшарпанный ящик для игрушек и детская кукла-голыш с красным поясом вокруг шеи. В большой банке хранилась заспиртованная гремучая змея, рядом свиток пергамента, перевязанный шнурком, еще копия человеческого черепа, чучело маленького зверька (в то время я не знал, что это за вид) и ожерелье, ювелирное изделие для костюма, в пластиковом футляре, державшемся на металлической рамке в форме буквы W. Ожерелье было составлено из кричащих стекляшек, имитирующих по большей части изумруды и рубины, с продернутой через них лентой фальшивых бриллиантов. На полках много чего еще имелось, но с первого раза я запомнил именно эти предметы.
На стене напротив полок красовалась гигантская увеличенная фотография, тонированная сепией, с лицом то ли немца, то ли русского из девятнадцатого века. У мужчины были густые усы и дикий взгляд. Я бы сказал, это Ницше, но знал, что не он, потому что только-только закончил читать «Так говорил Заратустра» и на обложке книги видел фотографию немецкого философа.
Бакунин, подсказал А. Беззаконец. Это Бакунин.
Анархист?
Это по его милости я сегодня беседую с вами. И по его милости вы сегодня беседуете со мной.
А-а Я старательно соображал, о чем бы повести разговор.
Присаживайтесь, предложил гигант.
Я заметил, что наискосок от кресла лежат два ствола. Самые настоящие стволы деревьев, вырванных прямо из земли. Каждый толщиной чуть не в полный обхват, в каждом сделаны углубления, чтобы удобно сидеть. Я сел.
Арчибальд Беззаконец, вольный анархист, формально представился мой хозяин. Он сел во вращающееся кресло и откинулся на спинку.
Что это в точности означает?
Что, по-вашему, это означает?
Что вы намерены свергнуть правительство в надежде создать хаос во всем мире?
Похоже, и в Ксавьере, и в Колумбии далеки от реальности?
Я не помнил, чтобы говорил ему о своей курсовой в Ксавьере; только я вообще мало что помнил из бывшего до Арретт.
Чем вы занимаетесь? задал я вопрос.
Хожу по кромке.
Какой кромке?
Не какой кромке, анархист воздел указующий перст, а кромке между какими силами, вы хотите сказать?
Ладно, кивнул я. По кромке между какими силами?
Я хожу по кромке между хаосом и человеком.
3
Арчибальд Беззаконец дотронулся двумя пальцами до нижней губы. Он, казалось, размышлял обо мне и том, сгожусь ли я для предстоящей работы.
Только к тому времени я уже решил за эту работу не браться. Его присутствие стало меня раздражать. Если бы он предложил мне в ту минуту чашку чаю, я бы ее принял из вежливости, но не отпил ни капли.
И все же любопытство разбирало. Лично для меня кромка между хаосом и человеком казалась отличным проникновением в философию А. Беззаконца. Это вызывало в сознании картину какого-то дикого создания, напустившегося на некую великую загнивающую цивилизацию. Для курсовой в университете интересно, но как сфера деятельностинет.
Только начал я подумывать, как отказаться, если работу мне все же предложат, раздался стук в дверь конторы.
Феликс, будьте любезны, не посмотрите, кто там? попросил Беззаконец.
Отговариваться не хотелось, так что я снова прошел через комнату в стиле «американа» и спросил через дверь:
Да?
Карлос к А.Б. по делу, донесся голос, в котором легкий испанский акцент мешался с легким уличным.
Я не знал, что делать, а потому откинул три запора, вздернул вверх подпорку и открыл дверь.
Человек за ней оказался моего роста, щупленький и явно предрасположенный к зеленому цвету. Одетый в костюм цвета зеленого леса с пиджаком на трех пуговицах, бледно-зеленую сорочку и тощий темно-зеленый галстук.
Туфли на нем были, само собой, из крокодиловой кожи и тоже зеленые. И цвет кожи оливковый. Возраст лет за сорок, может, за пятьдесят.
Салют, братец! воскликнул Карлос, а я никак не мог сообразить, что с ним делать.
Подождите здесь, пожалуйста, пробормотал наконец я.
Тот кивнул, и я отправился обратно в контору Арчибальда Беззаконца. Анархист сидел в кресле, ожидая моего доклада.
Там тип по имени Карлос. Весь в зеленом. Я не спросил, что ему нужно.
Карлос, проходи! громко крикнул Арчибальд.
Зеленый человечек вошел, настежь распахнув дверь конторы.
Салют, мистер Важный, приветствовал Карлос.
Что у тебя?
Не так много. Говорят, он пил, она нет, но она-то и была той самой девицей, какую он подцепил в том баре.
Ты не мог побольше узнать? Беззаконец не выглядел огорченным, но в вопросе слышалась определенная настойчивость.
Мария старалась, старик, но у них этого нет в компьютере, а файлы отправили в Аризону через три часа после того, как их записали. Это-то ей удалось узнать только потому, что она знакома с мужиком, который работает на подготовке файлов. Он для нее и глянул тайком.
Беззаконец отвернулся от Карлоса и меня и воззрился на штат Нью-Джерси.
Как твоя мама? спросил он, обращаясь к городку Хобокен в этом штате.
В полном порядке, отозвался Карлос. И Пити, точно говорю, здорово пашет в школе, куда ты его устроил.
Передай ему привет, когда увидишь. Беззаконец крутанулся в кресле и остановил свой мрачный взгляд на зеленом человеке. До свидания, Карлос.
Надо будет, зови, мистер Важный. В любое время.
Карлос повернулся, чтобы уйти. Мне показалось, ему не по себе. Не то чтобы напуган, но определенно рад, что уносит ноги. Я проводил его до входной двери и запер ее на три запора.
Когда я вернулся, Беззаконец натягивал грубые рабочие башмаки. Он кивнул на обрубок дерева, и я сел.
Вам известно, чем занимается писец? спросил он.
Не знаю, стоит ли мне вообще
Вам известно, чем занимается писец? оборвал он меня.
Они монахами были, типа того Копии делали с Библии раньше, чем появились книгопечатание и наборный шрифт.
Верно, одобрительно кивнул он. Ни дать ни взять, один из моих профессоров. Кроме того, они писали за неграмотных лордов. Контракты, мирные договоры, даже любовные письма. Беззаконец улыбнулся. Много ли вы знаете о Бакунине?
Только имя.
Он был великим человеком. Все знал про вопиющие несправедливости Сталина еще до того, как Сталин родился. Он был, наверное, величайшим политическим мыслителем двадцатого века, а ведь даже в этом веке не жил. Однако вам известно о его недостатке?
Нет, сэр.
Бакунин был человеком дела, а потому не уделял достаточно времени систематизации своих идей. Не поймите меня превратнописал он много. Однако так и не создал всеобъемлющего документа, который детально и четко излагал бы идею анархистской политической организации. После его смерти многие недалекие люди на основе оставленных им материалов объявляли Бакунина ненормальным и глупцом. Я не хочу, чтобы и к моему наследию было проявлено такое же неуважение.
И для этого вам понадобился писец?
Главным образом. Беззаконец опять повернулся к окну. Но еще мне нужен просто пишущий помощник. Тот, кто возьмет мои записи и наброски и доведет их до ума. Задокументирует то, что я стараюсь делать.
Это все?
По большей части. Будут и другие поручения. Возможно, даже немного аналитические ну, вы знаете, работы по расследованию. Но ведь тот, кто обучается журналистике, должен любить время от времени пробовать себя в свободном поиске.
Я не говорил, что обучаюсь журналистике.
Да, вы не говорили. Но я много знаю о вас, Феликс Орлеан. На этот раз он произнес мою фамилию правильно. Поэтому-то я и повесил странную куколку на двери. Хотелось посмотреть, не суеверны ли вы. Известно мне и про вашего отца, Джастина Праудфута Орлеана, процветающего адвоката в Луизиане. И про вашу матушку, Кэтрин Хэйдити, бывшую до выхода замуж за вашего отца студенткой-медичкой и решившую посвятить свою жизнь вам и вашей сестре Рэйчел, которую теперь знают под именем Анжела в той части Лондона, что зовется Брик-стон.
Такое впечатление, что он меня здоровенным окороком по башке трахнул. Я и знать не знал, что моя мать была студенткой-медичкой, но, похоже, это правда, ведь она всегда хотела, чтобы Рэйч стала врачом. Но я и ведать не ведал, что Рэйчел перебралась в Англию.
Откуда вы
А это уже другое дело. Беззаконец бросил взгляд на лэптоп на маленьком столике. Потом воздел указующий перст. Никакие исполняемые вами для меня поручения не фиксируются в компьютере. Я хочу выждать, пока мы сделаем все верно, чтобы позволить миру узнать о нашей работе.
Я у вас не р-р-работаю, мистер Беззаконец, выговорил я, ненавидя себя за то, что заикнулся.
А почему?
Хотя бы потому, что не знаю, чем вы занимаетесь. И мне не по душе люди, которые звонят мне в любой час ночи. У вас двери обшиты досками, и вы сами называете себя анархистом. Какой-то тип, ни дать ни взять уличный головорез, приходит и, типа того, отчитывается перед вами.
Я сказал вам, чем занимаюсь. Я анархист и хочу, чтобы у всех все обстояло прямо и честно. От безумца политикана, возомнившего, будто он может ограничивать права других на том основании, что располагает некоторыми сведениями об изнанке истины, до фашиста-мэра, старающегося задавить маленького человечка для того, чтобы набивать свои сундуки золотом, и заново изобретающего полицейское государство.
Я последний честный человек, ковбой с востока. А вы, мистер Орлеан, вы молодой человек, старающийся сотворить из себя кое-что. Ваш отец богат, но вы сами оплачиваете путь, который выбрали для себя. Он, готов поспорить, хотел, чтобы вы стали адвокатом, а вы повернулись к нему спиной, чтобы самому решать за себя. Это уже половина пути ко мне, Феликс. Почему бы не взглянуть, что будет дальше?
Я в силах позаботиться о собственной жизни, мистер Беззаконец, буркнул я. От работы мне требуется только одно: деньги.
Сколько?
Ну, скажем, плата за учебу, которая составляет пятьсот пятьдесят в месяц, другие мои расходы
Стало быть, вам нужно сорок две тысячи, включая налоги, в том, разумеется, случае, если вы налоги платите.
Сам я досчитался до той же суммы, целый день убив на бухгалтерские выкладки.
Разумеется, я плачу налоги, выдавил я.
Разумеется, платите, поддакнул Беззаконец, широко улыбаясь. На этой должности я буду платить вам нужную сумму. От вас необходимо лишь согласие попробовать себя в этом качестве несколько недель.
Взглянув на фото Бакунина, я подумал, а не посылает ли мне судьба шанс. В деньгах я нуждался. Предки ни на одно мое письмо не ответили бы, не то что стали бы платить за мое образование.
Я не уверен
В чем?
В кромке, о какой вы говорите. Она похожа на границу законности. По одну сторону законопослушание, а по другуюнет.
Феликс, вы всего-навсего служащий. Как и любой из работающих на «Энрон» или «Хасбро». Ни один из них не несет ответственности за то, что сотворили или не сотворили их работодатели.
Я ни за что не стану делать что-либо противозаконное.
Разумеется, воскликнул Беззаконен.
И учеба у меня будет стоять на первом месте.
Можем договориться о гибком графике.
Если мне не понравится то, что происходит, я немедленно уволюсь. Без предварительного уведомления.
В вас говорит студент-юрист, а не гончий пес за новостями, заметил Беззаконен. Но, поверьте, вы нужны мне, Феликс. У меня нет времени читать газеты. Если я знаю, что вы просматриваете пять-шесть солидных изданий, у меня как гора с плеч. И здесь вы многому научитесь. Я где только не побывал. От Азии, где я гостил в королевских семьях, до тюрем Турции и Мексики.
Для меняникаких нарушений закона, повторил я.
Это я уже слышал. Беззаконец взял с подоконника какой-то листок бумаги и протянул мне. Подберите сведения об этих людях. Пару дней у вас есть.
Что вы имеете в виду?
Ничего сомнительного. Просто выясните, есть ли они в городе. Постарайтесь лично поговорить с ними. Но если не сумеете, просто убедитесь в том, что они здесь и с ними все в порядке.
Вы полагаете, этим людям может грозить беда?
Меня не тревожат куколки, свисающие с дверных ручек, фыркнул он. Они для меня ничегошеньки не значат. Просто сейчас я занят небольшой задачкой.
Может, стоит позвонить в полицию?
У меня с полицией есть уговор. Я не обращаюсь к ним, они не слушают меня. Получается великолепно.
4
Мне хотелось поговорить побольше, однако Беззаконец заявил, что у него день уже расписан.
Я должен уйти, но вы можете остаться, сказал он. Комната по соседству будет вашим рабочим местом. Давайте я покажу.
Мой новый патрон встал. Как я уже говорил, человек он крупный. И казалось, будто в мире для необыкновенной цели вдруг ожил и задвигался каменный монолит.
Комната за дверью с надписью «Склад» была узкая, вся заставленная коробками и неопрятная. В ней стоял длинный стол, заваленный вырезками из журналов и газет, а также исписанными от руки бумагами и разными изданиями. Я обратил внимание на коробки. Они были картонные, одни белые, другие коричневые. На крышках белых от руки красным выведена одна-единственная буква. Коричневые стояли наполненные всевозможными папками.
В белых коробках, пояснил Беззаконец, мое личное собрание досье. Содержимое коричневых коробок ждет не дождется, когда вы наведете порядок и там. В углу возле окна кипа несобранных коробок для папок. Когда вам понадобится новая, берите оттуда и складывайте. Он махнул рукой в сторону какой-то кучи в углу.
А это что? Я показал на розовый металлический ящик под окном.
А это единственное настоящее документохранилище. Но мы в нем документы не держим.
Ничего больше про ящик сказано не было, а я слишком увлекся, чтобы вникнуть.
В окно было видно, как по заливу медленно проходил океанский лайнер. Размерами он превосходил три городских квартала.
Все документы различаются, говорил Беззаконец. К узаконенным относятся мои журнальные статьи, доклады и заметки. Их надо переписывать. Текущая документацияэто бумаги, которые поступают ко мне. Вам нужно сортировать их так же, как остальные досье. Появятся вопросы, обращайтесь.
Лайнер загудел. Сквозь закрытое окно я услышал слабый отзвук его гудка.
А это информационные бюллетени, договорил мой новый работодатель и умолк.
И что с ними делать?
Бюллетени я получаю из разных мест. Они весьма и весьма специфичны. В руках Беззаконца оказалась толстая пачка печатных материалов. Некоторые поступают от друзей со всего света. Из анархистских и синдикалистских коммун в Америке и других мест, в этой стране и в крупных городах. Одна из коммунинтернетная. Вот за ней следить интересно. Взгляните, нет ли у них чего-нибудь.