Если Алина не волновалась при встрече с Александрой, то Наталья не находила себе места. Ей совершенно не нравилось то, что кто-то расспрашивает о ней, о коттедже. Ей казалось это неслучайным. Помогая игрокам не первый год, она привыкла к подозрению, к недоверию, к тому, что нужно быть осторожной ежедневно, ежеминутно. Постоянно. Вопросы Александры звучали настораживающе. Зачем ей информация о камерах? Какое ей дело, когда уехала Наталья? И почему она соврала об экскурсии?
Тревога жгла изнутри. Поговорить бы с кем-нибудь, уменьшить тревогу. Но с кем? В правилах ясно значилось: не говорить об Игре с близкими. А так хотелось. Наталье тяжело было жить с не прекращаемым чувством опасности.
Она в нетерпении ждала подробностей от Алины, ходила из угла в угол, нервно тёрла подбородок. Отец ненавидел эту привычку. Наталья прятала руки, кусала губы и снова возвращалась к тому, что так не любил отец.
Когда Алина вновь позвонила, страшные опасения подтвердились. Наталья ещё не знала, чем именно опасна Александра, но понимала, эта женщина приезжала отнюдь не за отдыхом. Оставалось надеяться на Алину, на то, что та не взболтнёт чего лишнего. И хотя Алина ничего не знала, опасность всё равно оставалась.
Опасность существовала всегда.
Поэтому в «Жар-птице» не было других работников, только второй администратор.
Наталья взяла себя в руки, она должна была узнать, кто такая Александра, и отправила Алине СМС:
«Проверь её сумочку. Мне кажется, это журналистка. Хочет нарыть грязи про коттедж по просьбе конкурентов».
Сообщение улетело, и Наталья позволила себе выдохнуть.
* * *
В номере Ольги? переспросила детектив.
Именно. Ольга говорила, что вышла подышать воздухом, а когда вернулась, её знакомая уже не дышала.
Умерла от инфаркта.
Да.
Была ночь?
Простите?
Вы проснулись, когда всё произошло, напомнила Александра.
Да, верно.
И ночью Ольга куда-то выходила.
Она выпила и хотела подышать воздухом. А вам это кажется странным?
Не знаю.
Александра, эти ваши вопросы Я уже начинаю думать, что смерть была не из-за сердца. Натужно улыбнулся. Убивают обычно где угодно, но только не там, где мы сами.
Почему вы сказали про убийство? зацепилась за его слова детектив. Никто не говорил, что смерть была насильственной.
Всё из-за ваших вопросов, ответил постоялец. Если бы вы не вели себя так дотошно, я бы и не раздумывал о случившемся. Но вы всё спрашиваете и спрашиваете, и я начинаю припоминать. Не знаю. Он вновь стал вертеть кольцо, будто его это успокаивало. Продолжил:Те люди, что уже были у номера, когда я прибежал Я не слышал криков. Никто не слышал криков. Но как тогда они там очутились? Что их привело? Ночью?
«Хороший вопрос», подумала детектив, а вслух спросила:Вы точно больше ничего не помните о тех мужчинах?
Александра, а вы точно не из полиции?
Взгляды встретились. Застыли. Принялись изучать собеседника. Первой нашлась детектив.
Я похожа на полицейского, да? улыбнулась. Люди часто настораживаются в разговоре со мной. Дурацкое у меня всё-таки хобби.
Дурацкое, согласился постоялец.
Она посмотрела на коттедж, на окно. Ей показалось, Алина стояла там. Наблюдала? Александра поправила сумочку, намекая на готовность уйти, и произнесла:
Я, вероятно, уже надоела вам со своим чрезмерным интересом, но мне правда крайне любопытно, что заставило вас думать, будто те люди странные? Расскажите, пожалуйста, и я отстану. Состроила жалобную мину. Ну, пожа-а-алуйста.
Он вздохнул, но ответил:
Сам не знаю. Среди них были те, что задавали мне вопросы и замолчал.
И что? Продолжайте.
И как я уже сказал, вот вам сейчас всё это рассказываю и теперь мне кажется, что всё это странно: и смерть, и те люди, и следователь. Скажите, разве не должна была приехать скорая? При чём здесь следователь? Я чего-то не понимаю?
Я сама в этом не очень хорошо разбираюсь, но ваш вопрос кажется мне интересным. Действительно, зачем? Может, на всякий случай? Ладно. Что-то мы увлеклись. Что ж Спасибо. Ваш рассказ действительно очень любопытный. Я, пожалуй, пойду, не буду больше отнимать ваше время. Она искренне улыбнулась. Он улыбнулся в ответ и заметил:
Вы поосторожнее со своим хобби. Оно не каждому понравится.
Это точно. Ещё раз спасибо.
Они расстались. Викторов остался в беседке, Александра направилась в «Жар-птицу». Уже у входа она обернулась и увидела нечто такое, что заставило её почувствовать радость. Детектив готова была поспорить: то тепло, что читалось на мужском лице, принадлежало Свете. Викторов говорил с женой по телефону. Его пальцы нежно поглаживали кольцо.
Алина была на месте. Две полные кружки чая должны были продемонстрировать расположение и дружественность. Но детектива и улыбка, и напиток смутили. И тому было несколько причин. Александре хватало наблюдательности, чтобы заметить, какой напряжённой стала улыбка администратора, как подрагивала её рука, поправляя и без того идеальную причёску, как неаккуратно был налит новый чай. Крохотное пятно осьминогом выплывало из-под кружки.
* * *
Наталья не могла отделаться от дискомфорта. Постоянно потирая подбородок, она вспоминала работу Алины, её расторопность и трудолюбие, покладистый характер. Нервозность.
Сможет ли Алина сыграть свою роль?
Наталья имела на этот счёт оправданные сомнения.
* * *
Может, вы хотите чая? поинтересовалась Алина, протягивая детективу напиток. Составьте компанию, и я расскажу вам всё, что ещё не рассказала.
И это тоже выглядело странно.
А вы хотели рассказать что-то ещё? кружку Александра проигнорировала.
Я заметила Я видела Вы долго общались с Дмитрием. Расспрашивали о плюсах и минусах или это ваш знакомый?
Что вы хотите мне рассказать?
Не знаю. Может, у вас остались какие-то вопросы? Возьмите чая, если, конечно, не торопитесь. Он свежий. Я его только заварила.
Вы со всеми пьёте чай?
Алина не скрывала своей растерянности, и если она играла какую-то роль, то явно справлялась неважно. Её неуверенность можно было не только увидетьпощупать. При желании.
Я всего лишь пытаюсь быть внимательной к будущему постояльцу. Разве это плохо? зачастила она, делая большой глоток. Поперхнулась, спрятала глаза. Мы стараемся со всеми быть вежливыми и доброжелательными. Иначе как у нас появятся отдыхающие?
Детектив молчала.
Алина спросила:
Ой, а где вы покупали сумочку?
Что?
Мне нравится ваша сумочка, и снова улыбка. Нервная. И, как и вопрос несвоевременная.
Александра решила принять игру, чувствуя, Алине что-то надо. А где-то в городе Наталья уже жалела о своей просьбе.
Так что с вашей сумочкой? старалась быть милой администратор.
Детектив выдержала паузу, затем взяла кружку:
Сумочкиэто моя страсть. Присядем на диванчик?
* * *
Беседа протекала неуютно, хотя говорили, в общем-то о приятном. Александра взаправду любила сумки, хотя и не до такой степени, как те же носки, но всё же достаточно для того, чтобы иметь парочку экземпляров, а именно четырена каждый сезон. Сегодня в её руках красовалась кожаная сумка цвета фисташек с окантовкой из белых ромашек. Недавнее приобретение. Первое, но только после носков, естественно, по возвращении из отпуска.
Алина проявляла заинтересованность в покупке, наслаждалась цветовым сочетанием и даже говорила о собственной сумке. Единственной. Кофейной. От темы сумок плавно перешли к моде и одежде в целом. В общем, вели женский разговор. И всё бы вроде ничего. Алина пояснила, что на работе бывает скучно, и сегодня как раз тот случай, когда отдыхающих мало, а те, что есть, или гуляют по паркупогода благоприятствовалаили отдыхают в номерах. Но всё-таки чрезмерная словоохотливость администратора выглядела подозрительно. Алина уже не настаивала на забытой Александрой чашке, опустошённой лишь на четверть, ведь разговор и без того клеился, но тянулась к собеседнице, словно к подруге. Несомненно, это могло быть от поглощающей скуки или природной болтливости или Причина всё же заключалась в другом. Когда Алина снова вспомнила о сумке и потянулась к ней, чтобы пощупать, детектив потеряла остатки сомнений. Администратору что-то было очень нужно, но и детектив сидела здесь не просто так.
Предлагаю обмен, сказала Александра, отодвигая сумку.
Что?
Обмен, повторила детектив и как бы между делом заметила, я дам вам сумку, там, кстати, внутри, есть тайный кармашек. А вы мне покажете записи с камер.
За-зачем?
А вам моя сумка зачем?
Просто посмотреть. Я люблю сумки.
И я тоже хочу просто посмотреть. Если вам, конечно, нечего скрывать.
Алина понятия не имела о том, что творится в «Жар-птице», но помнила опасения Натальи: старший администратор подозревала Александру в журналистском расследовании. Неопытная Алина пребывала в замешательстве. С одной стороны, у неё появился шанс выполнить просьбу Натальи, а камеры всё равно вычищались, потому как объясняла сама старший администратор, такая мера была необходима для лучшей работы устройства. С другой стороны, разве предложение Александры само по себе не отвечало на вопрос Натальи? Зачем ещё этой женщине в ярком пальто записи с камер, если не для СМИ?
Я беспокоюсь о личной жизни и хочу сама видеть, ЧТО именно попадает в объектив, Александра пододвинула сумку обратно. Так что скажете? Или вам есть что скрывать?
«Жар-птица» не мелькала в скандалах, отзывы получала почти что всегда положительные. Попадались, конечно, и неприятные жильцы, по жизни недовольные всем и всеми, но это были единичные случаи, тонувшие в море хороших рецензий.
Алине нечего было скрывать.
Пожалуйста. Улыбнулась, подошла к стойке, подключила к сети нетбук, поставила пустую запись, взяла протянутую сумку. И вдруг замерла.
На камере возникло изображение.
Глава 19
«Поедем сразу, вещи я соберу, слова мамы, перепуганные и взволнованные, стучали в висках, дробились на сотни вопросов и мешали сосредоточиться на работе. Ника уже третьего клиента слушала вполуха, но ничего не могла с этим поделать. Воспоминания об утреннем разговоре полностью перекрывали тему недвижимости Петра Ивановича. Клиента постоянного. Клиента, в эту минуту, недовольного. И не смотри на меня так, ни о чём не расспрашивай. Просто поверь, что сейчас так будет лучше. Ну подумай сама, доченька, Ларочка была для тебя близким человеком, ты переживаешь. Ты я слышала, как ночью ты звала её. Тебе необходим отдых, доченька».
продать в этом месяце. Вы слышите?
Ника потрясла головой и рассеянно взглянула на клиента.
Да где вы сейчас витаете?
Да конечно. Продать
Вы меня вообще слушали? сердитые ноты не давали и шанса усомниться в том, что Петра Ивановича можно одурачить.
Ника потянулась за бутылкой. Она нуждалась в глотке воды. Во рту вдруг пересохло. Она во сне звала Лару? Лару, которую считала едва ли не сестрой. Лару, которую убили.
Бутылка опрокинулась, вода побежала в сторону ошеломлённого клиента. Ника была уверена, что сейчас начнутся крики, скандал. Ей сделают выговор. Но Пётр Иванович отодвинул стул, а затем подскочил к Веронике, разом теряя сердитость и участливо интересуясь:
Вы в порядке? Вы сегодня сама не своя.
Всё в порядке, соврала и тоже поднялась. Пошатнулась.
Пётр Иванович подхватил её под локоть:
Вероника, вы, наверно, заболели. Я знаю, какой вы внимательный человек и замечательный сотрудник и поэтому забуду сегодняшний день, но и вы меня должны понять. Время не терпит. Я вынужден поменять агента. Простите ещё раз.
Ника не обижалась на него. Она смотрела ему вслед, ловила довольную улыбку Людмилы, к которой он направлялся, и обижалась на себя. На работе нельзя давать волю чувствам, эмоциям. На работе нужно оставлять всё, что не касается дела.
Она не смогла.
Пётр Иванович был приятным стариком, нескандальным, но уж очень себялюбивым. Он не терпел, когда что-то шло не так. И уж тем более он не мог вынести, когда его агент проявляла неуважение. А Ника проявляла. Непроизвольно. Но так уж получилось.
Промокнула воду бумажным полотенцем, взяла следующее, убрала всю влагу, ловя дрожь в собственных пальцах, выбросила полотенца в урну и опустилась на стул. Теперь дрожали и колени.
Лара Лара была мертва. Если вчера случившееся вызывало панику, истерию и норовило задушить слезами горя, то сегодня, начиная с утра, оно давило, ухудшая самочувствие, заставляя погружаться в лабиринт с неясными силуэтами и неяркими смазанными воспоминаниями. И всё, что возникало в мыслях и кружило перед глазами было серым. Светлым почти прозрачным, но всё же серым. Блеклым. Таким, что вызывало тревогу из-за невозможности понять, что он обозначает, этот светло-серый?
Вспомнила утро.
Максим, как всегда, был нежен. Осторожен. Своими прикосновениями, касаниями хотел помочь. Хотел показать, что он рядом и готов оградить от любой беды. Но он не мог оградить её от осознания смерти. От понимания того, что близкой подруги больше нет. Что Ника теперь одна.
В ту минуту любовь супруга дарила не покойстрах. Её ведь тоже легко могла забрать чужая воля. Нет. Ника не верила в способность Макса её разлюбить, это было невозможно, они слишком многое пережили, чтобы бросаться чувствами. Но после смерти Лары Ника поняла, как недолговечна любовь и как сурова реальность. Лара тоже обещала всегда быть рядом, любить и поддерживать, но не смогла сдержать обещания. Её жизнь вместе с чувствами забрал какой-то безумец. Не человекмонстр. Настоящее чудовище. Могло ли подобное произойти с Максом? С её любимым мужчиной? С тем, в ком заключалась её собственная жизнь? Отца же смерть забрала? Забрала. Ни о чём не спросила. А Ника его так любила.
Напуганная мыслями, переживаниями; полная страхов и опасений, Вероника отказалась от ласк мужа и попросила оставить её одну.
Он не стал выяснять причин, мучить и её, и себя разговорами. Понял жену и молча ушёл готовить ей завтрак.
Иногда Максим не ленился вставать к плите и жарить гренки с корицей и сахаром.
Иногда Ника именно об этом и мечтала.
Но сегодня был не тот день. Она без единого слова приняла из его рук чашку с кофе, отодвинула поставленную на стол тарелку с гренками и начала делать глоток за глотком, глядя куда-то в пустоту.
Так утро стало окрашиваться серым.
А потом проснулась мама. Она вымоталась и осталась у них ночевать. И её слова лишь ускорили окраску. Блеклым серым, навязчивым своей неопределённостью стало всё.
И продолжало окрашиваться до сих пор.
Вероника не помнила, как дошла до кабинета начальства, как села в маршруткуавтобус только что уехал. Она теребила ярко-зелёный шарф из шифона и думала лишь об одном: о словах мамы. О том, что та произнесла в момент, когда Ника уже закрывала дверь. В момент, когда взорвался Максим.
* * *
Тёща всегда была тактична.
Но не сегодня.
Максим не мог понять, что произошло.
Утро не встретило яркими красками, какие неизменно дарили Никина улыбка, смех, голос.
Глаза. Необыкновенно тёплые лучистые. В них тонули все его тревоги, страхи. В них рассеивалась его неуверенность в том, что им действительно стоит быть вместе.
Максим не отличался храбростью. Он и в армии то выжил с трудом. Его ранение и всё, что последовало позже навсегда впечаталось в память. Для Ники те воспоминания иногда ложились на строки зелёной тетради, а иногда слезами являлись во сне.
Максим видел ужас тех дней каждый день в зеркале.
Был ли он трусом, не мог ответить даже он сам. Если бы на любимую кто-то напал, он, не сомневаясь, полез бы в драку, защитил жену от любого зла. Отдал бы всё, лишь бы она оказалась в безопасности. Даже собственную жизнь.
Даже собственную любовь.
Когда Ника, романтичная и по-детски трогательная, насмотревшись жутко слезливых фильмов, спрашивала его, а что бы он выбрал: остаться с ней, несмотря на опасность для неё же или расстаться, подарив ей чувство безопасности, он всегда отвечал одинаково. Потому что он так чувствовал. Потому что Ника была для него воздухом. Ника была для него всем.
Но когда Раиса Павловна в тот единственный раз попросила его оставить дочь и не причинять ей боли, он не смог этого сделать. Не смог уйти. Максим помнил, как бил дождь по крыше загородного дома, как бешено колотилось его собственное сердце, и как билась раненной птичкой его Ника. Как она вырывалась из объятий мамы.
Он остался. Чем причинил Нике новую боль.
Иногда ему казалось, расставание было бы лучшим решением.
Максим не признавался любимой в своих терзаниях. В конце концов, у них получилась настоящая семья. Они были счастливы. Но страх, тот жуткий страх, преследовавший их пару, начиная со школы, никуда не делся. Когда всё было хорошо, этот дикий зверь закрывал глаза, растворялся, исчезал, но стоило малейшему пятну проявиться на холсте семейной жизни, как тот просыпался, становясь сильнее и злее.
Он омрачал всё светлое.
Сейчас зверь был внутри. Он скалил пасть в ожидании.
Максим стоял у окна. Он сделал себе перекур, решив, что недвижимость клиентов никуда не сбежит. Весна тянулась тонкими ветвями зелёных деревьев. Весна звала с собой: прокатиться по речке на лодке, покормить лебедей в озере, пройтись между вечнозелёных елей, посидеть на веранде дома, с которым связано так много воспоминаний.
«Возможно, идея Раисы Павловны не так уж плоха, и нам действительно стоит уехать из города. Хотя бы на пару дней».
Но едва он приблизился к мысленному согласию с тёщей, как вспомнил её слова, сказанные громко и властно у самой двери. Она обращалась к дочери.
«Нашу семью просто преследуют несчастья. А что, если Лара была ошибкой? Вдруг убить хотели тебя, а не её? Вы ведь так похожи. Доченька, нам надо уехать, пока всё не образумится. Слышишь? Подумай об этом».
Конечно, он не сдержался, закричал. Ника плохо спала, всё звала Лару. Проснулась грустная, с поникшим взглядом. Говорила о подруге, отказалась от ласк. Не захотела есть гренки. Закрылась. А Раиса Павловна такое сказала.
Максим принял слова на свой счёт, поэтому супруги расстались без привычного поцелуя. Он вновь сомневался. Тёща, сама того не зная, разбудила зверя, и тот принялся грызть Макса.
«В своих несчастьях она винит тебя, и ты знаешь почему», доносились слова из жуткой пасти. Они звучали снова и снова.
* * *
Раиса Павловна чувствовала себя ужасно. Физически она оставалась бодра и весело месила тесто на пирогдорога-то неблизкая, а в пути на её детей всегда нападал жор. А внутренне дрожала, тряслась. Боялась. Чувство вины и неправильности хватало за горло, лишало воздуха. Трепало нервы.
Зачем она это сказала Нике? Почему не сдержалась? Кто за язык тянул? Город действительно покинуть надо. На время. Сменить обстановку, подышать свежим воздухом. Только кому это больше нужно: ей или Нике с Максимом?
Ей.
Раиса Павловна мучалась снами: её одолевали кошмары, один другого хуже. То к ней приходил покойный муж и пьяный болтал о каких-то соседях и о том, что те убьют всех, если понадобится, рассказывал о лотах, о договоре на игру. То она видела, как муж стоит у окна, спиной к ней и скалится. Отражение в стекле показывает не Давидакакого-то монстра. А потом супруг оборачивается, но на месте его лица не родные глаза и губы, а расплывающиеся черты. Будто перед ней не человек вовсе и не монстрпятно, клякса.
Проснувшись посреди ночи, Раиса долго не могла прийти в себя. Она лежала, глядя в потолок, но всё ещё видела остатки от того, что когда-то было её мужем. И это было страшно. Бережно хранимый в сердце образ любимого мужчины, всегда заботливого с дочерью и некогда внимательного к ней самой рассеивался быстро и неизбежно. Портрет обретал всё более шокирующие черты, какие изо всех сил Раиса старалась не замечать все эти годы. Черты, которые тщательно прятал сам муж. Но стоило ему окунуться в привычное пиво и немного расслабиться, как маска слетала, и тогда обнажались клыки кровожадности, увеличивалась опухоль эгоцентризма. Жадность и похоть, похоть и жадность овладевали рассудком, и Давид становился другим.
Обнаруженная переписка живо предстала перед глазами, доказывая то, как много секретов было у мужа. Молчаливый вопрос, застывший на губах, улетел в приоткрытое окно, когда, борясь со страхом и бессонницей, Раиса поднялась с кровати.
«Кем ты был Давидушка? Кем?»
Теперь на этот вопрос некому было ответить.
Раиса не сдержала слёз. Она тихо оплакивала молодость, своё влюблённое сердце и светлые дни, проведённые с тем, кто никогда собой, наверное, и не был.
Утром Раиса Павловна начала обдумывать план побега. Она должна была покинуть город вместе с семьёй. Всё просто. Максим с Никой поедут на работу, а она в это время соберёт их вещи, приготовит еду в дорогу, съездит домой за ключами.
Всё просто.
Она предложила поездку дочери, но та неожиданно воспротивилась. Сказала, что не хочет покидать город, в котором жила подруга. Ника вела себя неразумно, вела себя, как глупый ребёнок, и Раиса рассердилась. Напуганная собственными фантазиямисны не прошли бесследнонаговорила ей лишнего. Напугала.
Максим взбесился, начал кричать.
В итоге все разошлись в дурном настроении, так ничего и не решив.
Пирог с картошкой и грибами уже давно румянился в духовке, а Раиса Павловна всё продолжала вспоминать обрывки снов, ту переписку и лицо дочери у двери.
Во всех бедах она винила только себя.
Раиса была несчастна.
* * *
У Ники не выходили из головы мамины слова. Что она имела ввиду, говоря о несчастьях? Неужели винила Макса? Продолжая теребить шарф, Ника едва не проехала остановку. Она крикнула водителю, вышла из автобуса и начала рассеянно озираться по сторонам. Медленно пошла вперёд. У витрины кофейни остановилась, замерла. Здесь были бешенные цены, а кофе на любой вкус. И Лара не жалела денег водить её сюда, угощать. Баловать.
«Ты не пробовала?! Ника, это надо срочно исправить. Вкуснейшего десерта ты точно не ела».
«Я обойдусь кофе. Тут и так дорого».
«Дорого, дорого. Подруга, жить надо в удовольствие. Всё, я беру. Кофе выбрала?»
В тот раз Ника доверилась вкусу Лары. Не ошиблась. Они отлично посидели, поболтали, а потом отправились по магазинам. Лара подобрала себе юбку. Ника захотела такую же, но не кремовую, а цвета персика.
Это неправильнопроизнесла еле слышно, отходя от витрины. Так не должно было случиться. Слёзы встали комом. Ника едва сдержалась. Начала махать руками перед лицом. Опустила голову, поспешила прочь и от этого места, и от тяжёлых воспоминаний.
Ника так спешила, что врезалась в мужчину.
Извинитезалепетала, поднимая глаза.
Ты вернуласьпроизнёс незнакомец. Его серый шарф развевался на ветру.
Простите, вы ошиблись, Ника сделала шаг в сторону.
Это действительно ты, повторил незнакомец. В его глазах плескалось что-то такое пугающее до чёртиков.
Ника ещё раз извинилась и почти побежала.
Третий стоял, как вкопанный и счастливо улыбался, глядя ей вслед. Он маниакально повторял:
Ты вернулась. Ты вернулась.
Третий пошёл следом.
Ника добежала до квартиры и тщательно закрыла дверь. Обычно два замка означали, что супруги уехали на дачу и вернутся не скоро, но сегодня, несмотря на полный дом, такой шаг казался жизненно необходимым. Она не могла объяснить причину своего страха, но всё внутри кричало. Хотя вроде бы Обычный мужчина: глаза, нос, рот. И вроде ничего такого не сделал. Подумаешь, обознался! Чего дрожать?! Но доводы рассудка всё равно чахли перед иррациональным. Вероника испуганно тёрла пальцы.
Матери не оказалось, однако аромат из кухни подтверждал серьёзность намерений: планы уехать никуда не делись. Более того шла тщательная подготовка. Ника заметила остывающий пирог и два термоса на полотенце для сушки: Максим пил только из бутылки и в основном минералку.
Взгляд в поисках успокоения прошёлся по зелёным обоям, дошёл до белой воздушной тюли, выхватил приоткрытое окно. Нике хотелось всего лишь удостовериться, что мужчины внизу нет. А богатое трусливое воображение уже вовсю рисовало незнакомца: тот стоял у подъезда, высоко задрав голову. Его глаза искали Нику.
Сердце ускорило ритм, нервы натянулись струнами. Ругая себя за нелепый страх, Вероника задержала дыхание и посмотрела вниз.
Мужчины не было: ни его, ни серого шарфа. Почему-то казалось, если и не он, странный человек, чья непримечательная, слишком обычная внешность тут же стёрлась из памяти, то его серый шарф точно окажется в поле зрения. Он останется на ветке дерева, указывая хозяину, где искать Нику или будет ждать на скамейке у подъезда.
Пусто. Ника выдохнула с облегчением.
Рассеивая неясную тревогу, взяла в руки любимую тетрадь и какое-то время описывала в ней чувства.
* * *
Третий не мог поверить глазам и в тоже время верил в случившееся больше, чем во что бы то ни было на этом свете. Лара. Его Лара была жива. Она была невредимая и всё такая же красивая. Ей так шло каре. Он не мог налюбоваться и поэтому при встрече, долгожданной и желанной вёл себя столь глупо.
«Это действительно ты», всё, на что хватило фантазии.
Запомнив, в каком подъезде живёт любовь всей жизни, Третий какое-то время ходил вокруг дома. Он как раз встал под окном, когда Ника отвернулась. Он не видел её, но чувствовал. И нисколько не сомневался: поведению Лары есть объяснение. И даже больше Третий ЗНАЛ, в чём причина.
Асины жалоба и непонимание уже не волновали. Подумаешь, поменял жене причёску? Ну и что, что не спросил? Ей ведь подошёл новый образ, так к чему возмущение?
Третий терпеть не мог бабских эмоций, тем более эмоций не оправданных, поэтому хлопнул дверью и покинул квартиру, оставив Асю оплакивать отрезанные волосы. Он не сомневался, когда вернётся домой, жена встретит его как всегда и даже сама извинится. Конечно извинится. Он же тщательно подбирал женщину для своей вымышленной семьи. Только сейчас это не имело никакого смысла. Перед глазами стояла Лара. Его вернувшаяся любовь.
Он об Асе почти не думал, а она думала только о нём. Вспоминала его взгляд утром. И терялась. Он смотрел на неё так, как никогда прежде. Мечтательно, с любовью, восхищением.
Он смотрел на неё так, будто видел совсем не её.
Их история не походила на лавстори из романтичной мелодрамы. Не было любви со случайного столкновения, обжигающего страстью взгляда, мурашек при прикосновениях. Ничего такого. Они и встретились-то довольно странно. Она стояла в отделе с порошками и просматривала товары по акции, он подошёл к ней и спросил, чем лучше выводить пятна от крови. Она молчала, и он рассказал о попавшей под машину собаке. Животное осталось жить, но пострадало. Он отвёз пса к ветеринару и теперь хотел отстирать рубашку. Кровь на рубашке действительно была. Засохшая.
Ася помнила, как моментально прониклась симпатией. Нет. Не симпатией, уважением. Человек, спасший животное, априори не мог быть плохим человеком. Посоветовала средство от пятен и больше мужчину не видела. До своего дня рождения.
Она встречала гостей у подъезда и вдруг увидела его. Задумчивый, какой-то не от мира сего, он шёл, глядя в телефон. Ася поздоровалась, не собираясь приглашать на праздник, не имея даже мысли о возможных отношениях. Она это сделала лишь потому, что была в прекрасном настроении и любила весь мир, но к её удивлению, он шагнул навстречу. Ответил. Сначала словами, затем улыбкой. А через мгновенье одна из подруг прокричала «С днём рождения, Аська!», и он, немного растерявшись, тоже её поздравил. Подруга приняла незнакомца за Асиного мужчину, отпустила свойственную для неё неприятную шутку в его адрес. Ася смутилась, а тот перестал улыбаться и посерьёзнел. В тот день они расстались у подъезда. Она с гостями пошла отмечать день-рождения, а он пожелал ей хорошего дня и отправился по своим делам. Ася думала на этом всё, но однажды они встретились вновь. Это случилось на похоронах той самой подруги. Они стояли возле могилы, и Ася плакала. Он взял горсть земли и бросил на гроб.
Кого он навещал, она не спрашивала. Да и какая разница? Важно то, что он оказался рядом, когда она так нуждалась в мужском плече. Ася помнила, как он утешал её, поглаживая по голове, щупая волосы. Помнила, как была благодарна внимательному незнакомцу.
Отражение пугало. Стрижка не уродовала, но и не красила. Она просто меняла. И даже не столько внешность, сколько привычный Асе образ. Длинные волосы со школы, множество средств по уходу, разные причёски. Ей не нравилось ходить всё время с распущенными. К тому же иногда это было совершенно неудобно. Поэтому на работу она плела косу «рыбью», «французскую» или забирала волосы в хвост, а во время уборки собирала их в кичку.
Мужу нравились её волосы. Иногда он задумчиво перебирал пряди, а когда случайно тянул за них, делая ей больно, извинялся и целовал их.