Дверь открыл худощавый парнишка с дредами. Он наскоро пожал Артёму руку и мазнул по Ольге заинтересованным взглядом.
Мы ненадолго, сказал Артём.
Ага, кивнул парень. Будешь уходитьпросто захлопни дверь, а я побежал.
Они остались одни. Просторное, залитое солнцем помещение, золотистый паркет, окна до пола, на потолке дизайнерские светильники. В таком зале хочется учить детей чему-нибудь умному и доброму, например, танцам или рисованию. Поставить мольберты или станок для хореографии Но ведь не будет здесь ни кружка рисования, ни танцев. Нагородят пластиковых перегородок и примутся перекладывать свои скучные бумаги с места на место. Тем более, что стопка этих перегородок уже лежала в углу. В другом конце зала стояли штабеля пока еще разобранной офисной мебели и вместительные картонные коробки с офисными принадлежностями.
Ольга с деловым видом обошла помещение. Ее шаги гулко отдавались в пустоте.
Отлично, вынесла она вердикт, сделав круг. Давай номер француза.
Быстрой скороговоркой по-английски договорилась о встрече.
Сейчас прибежит, он где-то тут поблизости.
Он не удивился?
Не-а, она помотала головой. Похоже, даже обрадовался.
Она достала зеркальце и что-то поправила во внешностисегодня ее волосы свободно спадали на плечи. Затем осмотрелась, покрутившись на месте, и отошла к окну. Кивнула сама себе:
Да, здесь будет отлично.
Ольга словно находилась на сцене и готовилась к спектаклю. Впрочем, все это в какой-то мере и было спектаклем. Постановкой, розыгрышем, в котором она была и актрисой, и режиссером, и сценаристом, разве что на кону в этом представлении стояла ее жизнь. Артёму же отводилась второстепенная рольсделать из коробок укрытие, где он мог бы отсидеться, и не забыть записать разговор на видео. А у него в душе царил полный раздрай. Он машинально выполнил все, о чем просила Ольга, но когда пошли минуты ожидания, вновь погрузился в свои мысли. Сначала Марина, теперь Оля Ну почему с женщинами всегда так сложно?..
Задумавшись, он чуть не пропустил приход Дальбана. Едва успел пригнуться за коробками. Вот был бы для француза сюрприз!
Дальбан вошел чуть запыхавшись.
Бонжюр, прозвучал его голос.
Ответного приветствия Артём не услышал. Вместо него Ольга неожиданно залилась слезами.
Что случилось?
Морис бросился к ней.
Не надо! беспомощно промямлил он по-английски. Пожалуйста, перестаньте.
Артём осторожно высунул нос из-за коробок. Ольга сидела на полу, закрыв лицо руками, белокурые волосы свободно спадали вниз, закрывая лицо, тоненькая фигурка в белой блузке казалась трогательной и беззащитной. Морис беспомощно топтался рядом с ней. На жестокого и хладнокровного убийцу он совсем не походил. Все-таки Ольга сумела сначала просчитать, а затем и обескуражить его: есть категория мужчин, которые не выносят женских слез, и Дальбан оказался именно из таких.
Смутная тень проскользнула в зал. В помещение вошел кто-то чужой? Или показалось? Артём слегка привстал за коробками, приглядываясь, но никого не увидел.
А спектакль на «сцене» продолжался.
Мне страшно, стонала Ольга. Я не хочу умирать! Я не сделала ничего плохого! Вы тоже из них? За что? Скажите, за что?
Нет-нет! Я не убийца!
Но там, на крыше
Вы думаете, я хотел вас столкнуть вниз? Нет! Это меня хотели убить!
Морис нагнулся к девушке, желая поднять ее, и вдруг, сбитый с ног, взмахнул руками и пропал из видимости. Артём не понял, что произошло, коробки загораживали обзор. Взвизгнула, отскакивая в сторону, Ольга. Послышалась возня и сопение.
Когда он выбрался из укрытия, драка была в самом разгаре. В напавшем на Мориса он не сразу узнал Брагина. Выдержанный, спокойный и уже немолодой подполковник с рычанием цеплялся за лацканы пиджака француза. Дальбан отступал. Из носа у него шла кровь.
Артём бросился разнимать мужчин и тут же пропустил удар сначала от Брагина, а затем и от Мориса. В голове взорвалась петарда. Правду говорят: в драке больше всех достается разнимающему.
Ольга опять взвизгнула:
Викентий Сергеевич, перестаньте! Тёма, да разними же их!
Не без помощи Артёма Морису удалось вывернуться из рук Брагина. Француз отбежал на несколько шагов и крикнул по-английски:
Я вам не враг!
Но Брагин, похоже, не понял его. Он отошел к Ольге и, загородив девушку собой, налитыми кровью глазами уставился на француза. В любой момент подполковник был готов отразить атаку противника. Но Дальбан не собирался нападать. Брагин выждал несколько секунд, выдохнул и, повернувшись к Артёму, заорал:
Ты соображаешь, что делаешь? Совсем с ума сошел?! Как можно было тащить девчонку на встречу с этим? О чем вы думали? Он же опасен!
Дальбан, ничего не понимая, беспомощно взглянул на Артёма и забормотал:
Я только хотел поднять ее с пола! Я никого не убивал, меня нанял Ален, сын де Вержи, я расследую убийство его отца.
И тут послышались хлопки.
Браво, Ватсон, с усмешкой сказала Ольга, обращаясь к подполковнику. Вы сделали правильное наблюдение, но ошиблись в знаке. Нужно было поставить плюс, а вы поставили минус. Впрочем, мы тоже.
Глава 11
В «Кемпински» они позорно проникли с черного хода. Замыли в туалете кровь и незаметно пробрались в вечно пустующий крошечный конференц-зал. Морис первым делом схватил со стола бутылку с водой. Артем тоже свинтил крышку с бутылки и сделал пару глотков. Брагин, громыхнув стулом, уселся напротив Дальбана. Он был зол на французацелый месяц водил следствие за нос. Зол на Артёмамолодежь совсем потеряла страх. Зол на себяне смог просчитать первого и не донес серьезность ситуации до второго. Ольга, приоткрыв окно, расположилась на широком подоконнике, откуда ей была видна вся компания. Судя по ее нетерпеливому ёрзанию, она рассчитывала на исчерпывающие объяснения.
Вы обещали все объяснить, напомнил Артём Дальбану.
Да, конечно, сейчас.
Француз допил воду и поставил опустевшую бутылку на стол.
После недолгой дискуссии решили, что рассказывать он будет на французском, а Артём переводить. Не хотелось, чтобы между ними возникло недопониманиеБрагин со своим далеким от идеала английским мог многое истолковать неверно.
Морис сразу взял быка за рога.
Я занимаюсь тем же, чем и вы, заявил он, пытаюсь докопаться до истины. Моя цельнайти убийцу де Вержи, в этом, думаю, мы с вами совпадаем. Но, по всей видимости, в последнее время события приняли лавинообразный характер, о котором я пока не имею ни малейшего представления. Надеюсь, вы введете меня в курс дела. Со своей стороны обещаю открытость информации и всемерное содействие. Все, что в моих силах.
Брагин нехотя наклонил голову, соглашаясь.
Когда со вступительными реверансами было покончено, француз открыл вторую бутылку, сделал глоток и начал рассказывать.
Дальбан действительно был журналистом. Но не только. В молодости он служил на набережной Орфевр в уголовной полиции, а потом разом совпали два событияМорис получил серьезное ранение и небольшое наследство. Тут француз хмыкнул, добавив: «Лучше бы наоборотлегкое ранение и большое наследство, но получилось, как получилось».
Выписавшись из больницы, лейтенант Дальбан, вернее, уже бывший лейтенант, обосновался в небольшом особнячке под Дижоном. Два месяца он наслаждался покоем, запивая вином деревенский хлеб с домашним сыром, но затем жизнь взяла своебездельничать ему наскучило. И Дальбан решил заняться журналистикойпока что он не видел иного применения своим способностям.
Его коньком стали журналистские расследования. По сравнению с коллегами у Дальбана была фора: опыт работы в полиции и бывшие коллеги с набережной Орфевр, у которых всегда можно было разжиться информацией. Вскоре за его писанину уже сражались несколько изданий. «Фигаро» и «Ле Монд» даже предлагали войти в штат, обещая вполне сносный заработок, но Дальбан отказался. Возможность работать тогда, когда хочется, и писать то, что хочется, для него была важнее стабильного дохода.
На одном из приемов, устраиваемом то ли каким-то телеканалом, то ли печатным изданием, сейчас уже и не вспомнить, Дальбана представили Жан-Пьеру де Вержи. Они поболтали несколько минут, вернее, «болтать» приходилось Морису, так как де Вержи устроил настоящий допросего интересовали личные и профессиональные качества Мориса. Дальбан отвечал, все больше недоумевая. Собеседование при приеме на работуименно так для себя он определил эту «беседу». Но зачем он де Вержи? В необъятной «империи» бизнесмена не было ни одного СМИ, а для работы в службе безопасности Морис не годился. Как и вообще не годился для работы в корпорации. Тогда чего ради смотрины? Неужели что-то личное?
Утром, приняв таблетку аспирина, Дальбан проверил по своим каналам, не замешан ли де Вержи в каком-нибудь скандале, но ничего не нашел. Аристократ был чист как родниковая вода. А к вечеру, когда Морис уже извелся от любопытства, бизнесмен попросил его о встрече. Причем, позвонил лично, минуя многочисленных секретарей и помощников.
Встреча проходила в ресторане. Довольно дорогом, чтобы Морис задумался о цифрах на своем счете. Метрдотель проводил Дальбана за столик, а спустя несколько минут к нему присоединился и сам бизнесмен.
В этом месте рассказа француз посчитал объяснить, почему эта встреча вызвала у него удивление.
Де Вержи был представителем старой знати, той, которую называют белая кость и голубая кровь. Этот древний аристократический род вел начало с восьмого столетия, с мажордома Карла Мартела и сумел подарить Франции множество боевитых графов, нескольких епископов и еще пару-тройку заметных в истории людей. В настоящем империя де Вержи включала химико-фармацевтический концерн, несколько десятков гектаров виноградников и производство вин. К мнению бизнесмена прислушивались три последних президента Франции, при его посредстве устраивались многие деликатные внутриевропейские дела. В распоряжении бизнесмена кроме собственной службы безопасностичертовски квалифицированной, надо сказать, была помощь всей Франции. Отсюда и возникал вопрос, что же такое стряслось, что ему понадобился бывший полицейский? Примерно такие мысли промелькнули в голове Мориса, когда он глядел на высокого мужчину с седыми висками и аристократической осанкой, протягивающего руку для приветствия.
Де Вержи прошептал несколько слов на ухо изогнувшему в поклоне официанту, а вслух заметил:
Я попросил принести бутылку моего вина. «Романэ Конти» тысяча девятьсот семьдесят второго года очень неплох. Рекомендую.
Далее он не произнес ни слова до того момента, пока Дальбан не пригубил вино.
Вряд ли вы найдете во мне подлинного ценителя, усмехнулся журналист.
Это дань уважения и доверия, такое вино я пью только с близкими людьми. Информацией, которую я хочу доверить вам, не владеет никто, и, я надеюсь, таковым это и останется.
Дальбан наклонил голову, соглашаясь.
У меня есть серьезная проблема, которую я не могу разрешить самостоятельно, продолжал де Вержи. Она точно не для полиции и я не могу доверить ее своей службе безопасности, потому как не знаю, кому могу доверять, а кому нет. Я выбрал вас.
А если я не возьмусь за ваше дело?
Надеюсь, этого не случится. Но в любом случае, я рассчитываю, что все, что вы услышите сейчас, останется между нами.
Морис опять кивнул и приготовился слушать.
Как у многих богатых людей, которых с детства окружали произведениями искусства, у де Вержи была любимая игрушка, отдушинакартинная галерея с безупречной репутацией. Эксперты, искусствоведы, реставраторы, работающие на нее, являлись лучшими в мире. Считалось, если картина куплена через «Галери де флёр», то в ее подлинности можно не сомневаться. Это был своего рода знак качества, стоящий на произведении искусства. Галерея часто выступала посредником при заключении сделки, агенты де Вержи прочесывали запасники музеев и частные коллекции в поисках «забытых» шедевров. В последние годы все больше заказов поступало из России.
Относительно недавно русский олигарх, очень известный, приобрел через «Галери де флёр» вторую часть триптиха Верещагина «Снежные траншеи», первая часть у него уже была. Хотя все экспертные заключения оказались положительными, и довольный олигарх увез картину в Москву, де Вержи что-то насторожило. Он и сам не мог понятьчто. Просто сработала интуиция, как это бывает у людей, долгие годы занятых любимым делом. От Дальбана требовалось под видом написания статьи покрутиться в галерее. Недалекий журналист, везде сующий нос и задающий странные вопросы, ни у кого не вызовет бейспокойства.
В общей сложности Морис провел в галерее месяц, но ничего не обнаружил. Оставаться дальше означало вызвать подозрение у персонала. Тогда он под разными предлогами продолжил общение с теми, кто мог быть причастен к подлогу, если таковой имел место.
А олигарх настоятельно просил галерею заняться поисками других картин Верещагина. И вот, за два месяца до смерти де Вержи агенты галереи вышли на «Подавление индийского восстания англичанами»картину, долгое время считавшуюся утраченной. Олигарх был в восторге. «Я повешу ее в центральном офисе в Лондоне!»задорно гоготал он. От замечаний, что картина должна пройти долгую экспертизу, он просто отмахнулся, сомнений в подлинности у него не было. Зато они были у де Вержи. Сразу два утерянных Верещагина за короткое времяэто было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но экспертные заключения и на этот раз оказались положительными.
Де Вержи как мог, оттягивал сделку. Менее щепетильный галерист с радостью продал бы картину, заломив за нее ценуолигарх совершенно не разбирался в живописи, но для де Вержи репутация была дороже денег.
Он списался с главным специалистом по Верещагину в Петербурге Кстати, почему его не позвали в качестве эксперта? За четыре дня до смерти бизнесмена эксперт попросил его срочно приехать. Считал ли де Вержи эту поездку опасной или ему по каким-то иным причинам был нужен сопровождающий, Дальбан не знал. К тому же, у него создалось впечатление, что галерист кого-то подозревал, только решил умолчать о своих подозрениях.
С разницей в сутки французы вылетели в Санкт-Петербург. Как и договаривались, Морис обосновался в «Кемпински» и на следующий день, попивая коньяк в лобби, наблюдал, как де Вержи оформляется в отель. Ничего подозрительного в этот день, да и на следующий, Морис не заметил.
Дальбан «проводил» бизнесмена до ресторана, где тот встретился со своим другом консулом, прогулялся за ним по набережной, побывал в театре. Если за ним и была слежка, то делалось это виртуозно.
На следующий день де Вержи отправился в Эрмитаж. В Греческом зале он встретился с экспертом, который повел бизнесмена куда-то в недра музея. Дальбан терпеливо ждал его возвращения на скамейке в Эрмитажном дворике. Проголодавшись, купил пару бутербродов и кофе, один из бутербродов пришлось скормить эрмитажному коту, облюбовавшему ту же скамейку. Хотякак скормить Кот понюхал колбасу, презрительно дернул лапой и занялся туалетом.
Де Вержи появился через три часа. Выглядел он расстроенным, если не сказать злым. Уже не скрываясь, подошел к Дальбану. Режим конспирации отменялся, все закончилось. Завтра бизнесмен собирался вернуться в Париж.
Но назавтра все пошло прахом. Начать с того, что де Вержи не позвонил утром, как обещал. Именно тогда Морис и заподозрил неладное. А к вечеру в отеле уже появились российские полицейские во главе с Брагиным. Теперь о скором возвращении не могло быть и речи.
Получается, картина оказалась фальшивкой? перебил француза Брагин.
Не знаю, пожал плечами Морис. Но, похоже, дело обстояло именно так.
А сделка? Состоялась?
Не знаю. Газеты ничего не писали, но даже если тот русский и купил картину, вряд ли он стал бы трубить об этом на каждом углу.
Брагин кивнул, соглашаясь.
Дальбан с самого начала был в курсе расследования. Обычный любопытствующий, волею случая оказавшийся в эпицентре событий, повсюду совал свой нос, не вызывая подозрений. Затем, когда к расследованию подключилась французская полиция, он мог сравнить свои наблюдения с официальной информацией. В версию несчастного случая, которая стала у следствия основной, он, конечно же, не верил. Версия со стероидами могла ввести в заблуждение кого угодно, но только не его, знающего истинную причину визита в Петербург умершего. Морис мог поверить в несчастный случай, если бы бизнесмен скончался от диабетической комы, не успев сделать укол, но стероиды были явным перебором. Как и свидетельство горничной о том, что француз сговаривался с проститутками. В тот вечер де Вержи было не до любовных утех. Именно тогда у Дальбана и зародились первые подозрения в адрес горничной.
Вы могли рассказать мне, укоризненно заметил Брагин.
Не мог. Потому что де Вержи просил сохранить конфиденциальность. Не было никакой гарантии, что в этом случае информация не станет достоянием прессы, и пресса не начнет полоскать доброе имя галереи. Именно этого он хотел избежать любой ценой.