Мадам Паризо возмущённо встрепенулась:
Интересно! А сам до этого звонил Марселю Додиньи! Худшему врагу Ива-Рене!
Инспектор поморщился, но пошёл дальше, видимо, поняв тщетность попыток соблюдать секретность, имея дело со сплетницей и светским хроникёром. Я был уверен, что читатели Paris-Soir уже завтра будут осведомлены о всех пикантных деталях преступления. К сожалению, не приходилось сомневаться, что там будет фигурировать и «прекрасная персиянка».
Друзья Люпона и вдова глядели на инспектора так, как будто осмотр трупа мог принести с собой нечто утешительное. Я снова опёрся спиной на регистрационную стойку немного поодаль, но всё ещё в радиусе слышимости.
Валюбер прошерстил свои записи, подытожил:
Итак, дамы и господа, вы сидели за ужином. Где-то без четверти одиннадцать мадам Ворони́н встала и вышла, захватив с собой сумочку. Через пару минут вниз спустился месье Люпон. В фойе между ними состоялся короткий разговор, после чего мадам Ворони́н выбежала из ресторана. Месье Люпон последовал за ней.
Мадам Люпон резким, напряжённым голосом спросила:
Я не понимаю, он что, вышел за этой русской?
Я скрипнул зубами, но смолчал. Ей откровения следствия были наверняка ещё менее приятны, чем мне.
Антуан взял её за руку, нежно увещевая:
Одри, успокойся. Полиция разберётся.
Мадам Люпон вырвала руку, упрямо повторила:
Выходит, Ива-Рене убили, потому что он побежал за ней.
У меня запульсировала кровь в висках, но я опять заставил себя не вмешиваться. Эта женщина только что потеряла мужа, причём он скончался на моём операционном столе. Зато Бартель что-то шепнул ей, она прижала пальцы к вискам и уставилась на меня слепым взглядом:
Боже, зачем его привезли сюда!
Полицейский продолжал:
Судя по показаниям медсестры Тома, мадам Ворони́н появилась в Отель-Дьё через двадцать минут после того, как покинула ресторан.
Двадцать минут? Здесь пять минут хода! воскликнула Одри.
Ну не пять, конечно, Валюбер почесал висок карандашом. К сожалению, мадам, секундомера ни у кого не было. Мы завтра промерим, как быстро можно добраться сюда от ресторана.
Я перебил его:
Простите, моя жена под подозрением?!
Инспектор не смутился:
Следствие обязано рассмотреть все возможные версии, доктор. Ещё пара вопросов, мадам и месье, и я отпущу вас. У месье Люпона до крови стёрта кожа на костяшках правой руки. Кто-нибудь обратил внимание, была ли его рука цела во время ужина?
Одри судорожно сглотнула, месье Бартель протянул ей носовой платок, она его словно не заметила, вытащила из сумочки зелёную пачку, чуть дрожащими руками выудила оттуда сигарету и закурила.
Опять первой отозвалась Клэр:
За ужином было всё в порядке. Я сидела за столом справа от Ива-Рене и непременно обратила бы внимание.
Мой муж ухаживал за руками и берёг их, подтвердила Одри.
Ваш муж был правшой?
Да.
Антуан приобнял её за плечи. Он уверенно вошёл в роль главного утешителя.
Ага, Валюбер поднял карандаш, а на набережной, мадам Паризо, вы заметили, в каком состоянии была его правая рука?
Я надеялся, что вездесущая и всезнающая Клэр подтвердит, что покойник повредил руку до того, как попал ко мне, но, как назло, именно на его кисть она не посмотрела. С дотошного инспектора сталось бы заподозрить, что я выдумал эту драку и сам повредил руку покойника, лишь бы отвести подозрения от Елены.
Валюбер пожевал губами:
А его пиджак в каком состоянии был его пиджак, мадам Паризо? Вы ведь перевязывали его, вы должны были заметить.
Клэр обрадовалась:
Конечно, заметила. В ужасном, просто в ужасном. Весь в крови, прострелен, скособочен!
Бартель невежливо поперхнулся.
Валюбер уточнил:
Был ли он разорван?
Да-да, наслаждаясь всеобщим вниманием, Клэр охотно пустилась в воспоминания, правый лацкан был оторван, папьон на шее болтался развязанным, вся рубашка вымокла в крови. Это прямо бросилось мне в глаза, ведь наш Ив-Рене всегда отличался безупречной элегантностью
Мадам Люпон издала глухой стон. Бартель снова приобнял её. Клэр прижала пухлые руки к груди и повернулась к Одри:
Прости, дорогая, но мои показания необходимы для следствия.
Валюбер заглянул в свой блокнотик и на сей раз атаковал Бартеля:
Месье Бартель, а вы где были сегодня в одиннадцать часов вечера?
Тот закусил губу вместе с усиком, вместо него ответила вдова:
Антуан был у меня в гостях.
Журналист поспешил поддакнуть:
Мадам Люпон неважно себя чувствовала, она не смогла пойти на ужин, я составил ей компанию.
Понятно. А кто такой Марсель Додиньи?
Месье Ришар кисло объяснил:
Марсель Додиньи увлекается историей старинной мебели, он несколько раз устно и письменно оспаривал профессиональную экспертизу месье Люпона. Додиньи с нами не было, разумеется.
Бартель уже оправился, опять сунул руки в карманы и вздёрнул голову:
Я сам подумал о нём, именно поэтому первым делом позвонил ему, ещё от Одри. Многозначительно прищурился: Его не было дома. Сейчас, правда, ответил. Уверяет, что провёл вечер в театре.
Во сколько вы звонили ему в первый раз?
Сразу после того, как Клэр сообщила нам о случившемся. Где-то в половине двенадцатого.
Валюбер занёс в свой кондуит нового подозреваемого. Я вспомнил два выпавших из смокинга ключа. Второй мог быть реквизирован у уволенного сотрудника.
Я вмешался:
А помимо месье Додиньи? Может, месье Люпон кого-нибудь уволил?
Вдова безучастно ответила:
Мой муж никого не увольнял. У него много лет одна секретарша мадам Сильвиан. Ив-Рене не собирался её увольнять. И так же бесстрастно добавила: Имеется ещё Марго Креспен. Она была любовницей моего мужа.
Все, кроме самой вдовы, почувствовали себя неловко.
Бартель тихо сказал ей что-то, Одри обернулась к мадам Паризо:
Ты звонила ей?
Клэр смешалась:
Я Одри, дорогая Право, не помню
Бартель опять простёр крыла обеих рук, видимо, намереваясь в очередной раз заключить вдову в свои спасительные объятия, но та оттолкнула его.
Ты звонила этой дряни? За моей спиной? Не могла удержаться, чтобы не сообщить ей первой?!
Клэр виновато отступила:
Одри, умоляю тебя!
Мадам Люпон прикрыла глаза рукой и оперлась о стол.
Клэр испуганно лепетала:
Извини, Одри, прошу тебя, пойми и меня
Месье Паризо отвёл свою неуёмную супругу в сторону. Она потерянно оправдывалась:
Ведь речь же шла о жизни и смерти!
Антуан тем временем хлопотал над вдовой:
Одри, успокойся! Не стоит эта мерзавка твоих переживаний.
Он заботливо приобнял обмякшую женщину за плечи и повёл к дверям.
Инспектор записал адреса остальных присутствующих, заявил, что в ближайшие дни встретится с каждым для дачи показаний, и отбыл. Все с облегчением покинули госпиталь.
Мартина заняла своё место в регистратуре. Я вернулся в операционную и, не отвлекаясь на покойника, нашарил под столом выпавшие брелоки. Они оказались совершенно одинаковыми: на каждом виднелось выгравированное кресло с подлокотниками и висело по одному ключу. Пришедшее от антиквара письменное приглашение на ужин в «Ля Тур дАржан» «Серебряную башню» венчал точно такой же рисунок с названием ателье Люпона Galerie le Fauteuil («Галерея Кресло»).
Если бы выпал только один ключ, я бы не стал долго думать и сразу бы рассказал о нём полиции. Но два идентичных ключа с брелоками настораживали. Человек не носит с собой в кармане два ключа от одной двери без причины. Один ключ не значил ничего, два требовали объяснения. Я собирался отыскать это объяснение до того, как указывать на находку инспектору.
Вдова утверждала, что Люпон никого из галереи не увольнял. У кого же, помимо уволенного служащего, он мог забрать второй ключ? Например, у любовницы. Забирают ключ при разрыве отношений. В таком случае существовала женщина, которую любвеобильный бонвиван бросил совсем недавно. Судя по репликам его друзей, ею могла быть Марго Креспен.
А может, он собирался отдать второй ключ кому-то из сотрапезников? Кому? Никто из присутствовавших в ресторане мужчин, похоже, не знал Люпона настолько близко, чтобы одалживать его ателье для собственных тайных рандеву. Может, ключ предназначался для дамы? Однако ни Клэр, ни мадам Ришар не выглядели женщинами, способными заинтересовать импозантного Люпона. Третья сотрапезница, подружка красавца-фотографа, была молоденькой и хорошенькой, но не сводила глаз с собственного кавалера и к гибели Люпона проявила полное равнодушие. Неужели антиквар приволок этот ключ для Елены? От одного этого предположения затошнило, но отвергнуть его я не мог: «прекрасная персиянка» Люпону явно понравилась, он пригласил её на ужин в узкой компании, она приглашение приняла. Это могло показаться ловеласу многообещающим.
Я был абсолютно уверен, что ноги моей жены не было у этого волокиты. Я полностью доверял ей. Но инспектор заподозрил Елену, а французскому правосудию я доверял гораздо меньше. В гарсоньерку Люпона следовало наведаться.
В большой адресной книге Парижа я легко нашёл Galerie le Fauteuil: ателье находилось в квартале парижских галерей и антикварных магазинов на рю Фобур-Сент-Оноре.
Медсестра Тома, сделайте одолжение, попросите доктора Шаброля перенять моё дежурство. Я хочу вернуться домой, жена даже не подозревает, чем закончился этот злосчастный ужин. Не хочу, чтобы газетчики принялись тревожить её.
На сей раз я сам позвонил Дерюжину. Мартина оказалась чрезмерно внимательной и словоохотливой. Теперь, когда велось полицейское расследование, я доверял только другу.
С Дмитрием мы десять лет назад вместе гнили в Галицийских окопах. Потом наши пути разошлись: я был ранен, а после поправки отправился руководить крошечным российским госпиталем в прикаспийской провинции Персии. Летом 1918 года госпиталь прекратил своё существование из-за отсутствия медикаментов и персонала, и я принял предложение англичан сопровождать колонну беженцев из Баку в Тегеран. Столица Персии в 1919 году не была избалована докторами, получившими медицинское образование в Гейдельбергском университете, так что вскоре я стал личным врачом последнего каджарского шаха. Осенью 1920 года шаха свергли, но я занял ту же должность при новом правителе Реза-шахе Пехлеви. Служба придворным лекарем являлась нехлопотной синекурой, и большую часть своего времени я посвящал детскому дому и русской богадельне Тегерана. Три месяца назад я прибыл на год в Париж в надежде почерпнуть новейшие умения и знания и сразу отыскал своего прежнего сослуживца через Русский общевоинский союз. Наша дружба возобновилась. Эмиграция не хуже сидения в окопах уравнивала бывшего полковника и потомка бояр с простым лекарем.
Извини, что бужу так поздно, нужна твоя помощь.
Он прокашлялся и выругался. Это означало готовность явиться немедленно хоть на край света.
Можешь сейчас приехать за мной?
Автомобиль шуршал по спящей рю Риволи между домами в нахлобученных серых папахах высоких мансард, вдоль роскошных фасадов с перевитыми кованым железом балкончиками, мимо запертых витрин и тёмных окон. По ночам весь благопристойный Париж превращался в кладбище, шабаши продолжали бушевать лишь на Монмартре, Монпарнасе да кое-где на Больших бульварах.
Елену довёз благополучно?
До двери проводил.
У меня только что на столе скончался раненый, подстреленный в самом центре города. Он без десяти одиннадцать вышел из ресторана «Ля Тур дАржан», а спустя двадцать минут его нашли истекающим кровью под мостом Турнель. Такое тут часто случается?
Дмитрий курил, выставив локоть в окно:
Бывает, но в основном там, где курочки и их клиенты: Пигаль на Монмартре, рю Сен-Дени, Монпарнас. В барах на левом берегу бывают матросы, там всякое может случиться. Ещё на рю де-Лапп, там клубы для мужчин с нетрадиционными предпочтениями.
Убитый арт-дилер с вполне традиционными предпочтениями. Калибр пули средний 7,65 миллиметра, причём, судя по повреждениям на теле, он успел подраться с нападавшим. И его не прикончили, бросили раненым. Опытный убийца позаботился бы завершить дело.
Может, кто-то помешал. Набережная Турнель довольно тихое место. Под мостом иногда ночуют клошары, и среди них могут оказаться помешанные или пьяные, но у этих редко бывает огнестрельное оружие.
Его даже не ограбили. Золотые часы остались на руке и портмоне с деньгами в кармане.
Ну тогда это не грабитель и не проститутка. Похоже на сведение личных счётов.
Чтобы сводить личные счёты, надо знать, что он окажется один на улице. А он вышел из ресторана совершенно случайно.
Да тебе-то что?
Глядя в окно, я объяснил:
В ресторане с ним были три пары друзей и Елена. Он пристал к ней, она выпорхнула на улицу и убежала. Он, оказывается, выскочил вслед за ней. Она прибежала прямо ко мне, в Отель-Дьё, а его на улице кто-то ранил.
Дмитрий ничего не сказал, только щелчком выкинул окурок.
Мы свернули на Фобур-Сент-Оноре. Я спросил:
А что это за новый способ определять по пуле, из какого она пистолета? Ты о нём слышал?
Никто не разбирался в огнестрельном оружии так, как Дерюжин. Ротмистр эскадрона в Галиции, после Брестского мира он разделил судьбу тысяч офицеров: не смирившись с большевиками, два года сражался в рядах Добровольческой армии, вместе с остатками врангелевских войск покинул Севастополь и ещё год, уже в чине полковника, служил в военном лагере в Галлиполи. Летом двадцать первого уехал на работу в Польшу, а год спустя перебрался в Париж.
Париж в двадцать втором старался забыть о Великой войне, о погибших миллионах, о нужде, страхе и голоде. Город лихорадочно навёрстывал упущенные годы. В него стекались новые люди: провинциалы, американцы, привлечённые дешёвым франком, и молодые одинокие женщины, которых война заставила выйти на работу, в обмен подарив им независимость. Одних беглецов из большевистской России в столице Франции оказалось около восьмидесяти тысяч. В Париже бушевали огни рекламы, звуки джаза и бешеные амбиции. Переполненные рестораны и дансинги, синема и модные дефиле, деньги, бутики, ар-деко и культурный авангард манили, влекли, сводили с ума. Правда, Дмитрий Дерюжин, как и подавляющее большинство беглецов из России, в этой вакханалии не участвовал. Бывший офицер, дворянин, гуляка, вояка, картёжник, патриот и защитник отечества превратился в бесправного эмигранта и бедствующего таксиста. Но знатоком и ценителем оружия полковник остался. Он понял, почему я спрашиваю.
Уставившись на освещённую фарами мостовую, процедил:
Одно точно если пистолет не найдут, то ничего определить не смогут.
То есть ты бы не полагался на эту проверку? Что ты про неё знаешь?
Баллистическая экспертиза сравнивает бороздки на пуле с нарезами на канале ствола оружия. Утверждают, что и на шляпке гильзы после выстрела тоже образуются характерные следы. Я этой американской экспертизе не доверяю. Знаешь, сколько надо сделать сравнений, чтобы с уверенностью устанавливать такую зависимость? А эта проверка ещё совсем новая. О ней много говорят, а большого опыта с ней ни у кого нет. Самозваные эксперты запросто находят «аномальные зазубрины», каких-то бедолаг осуждают, а потом оказывается, что убийца был кто-то другой и стрелял он из другого пистолета. Я бы не хотел, чтобы меня или кого-то из моих близких осудили на одном основании этой баллистической экспертизы.
У меня волосы встали дыбом. Ситроен миновал пустынную и тёмную Пляс де ля Конкорд, резко свернул направо на авеню Матиньон. Мы молчали, но с Дерюжиным молчание никогда не становилось неловким. Стоило нам после многих лет встретиться, и наша дружба заполнила провал разлуки, как заполняет весеннее наводнение высохшее русло вади. С моей стороны этому способствовало искреннее уважение к бывшему командиру, а с его, полагаю, лёгкость характера, неискоренимая доброта и воспоминания об общих испытаниях.
Подавляющее большинство бывших русских офицеров, полковник Дерюжин в их числе, не имели ни профессии, ни каких-либо востребованных навыков. Солдаты и казаки работали на сталелитейных или автомобильных заводах «Ситроен» и «Рено». Офицеры искали занятия, обеспечивающие свободу от каторги конвейера: заканчивали курсы водителей таксомоторов, давали уроки русского, французского, фехтования, верховой езды или танцев, устраивались подсобными рабочими. Некоторые бывшие адъютанты его величества почувствовали в себе призвание и приняли сан священнослужителя. Красивые кавалергарды пытали счастье в кинематографе, на подмостках, даже наёмными танцорами в дансингах. Те немногие, кто обнаружил в себе деловую жилку и трудолюбие, открывали свечные заводики, лавки или русские кабачки в Латинском квартале.
Мне не пришлось разделять трудности и отчаяние моих соотечественников, я и во Франции оставался врачом. У меня была Елена, востребованная и любимая профессия и планы на будущее.