Бес, именно так и подумав, усилил давление. И не ошибсяЮлечка построила фразу иначе: «Лёнечка, ты, конечно, замечательный, но у меня есть муж». В сравнении с первоначальным «Леонид, что вам надо?» прогресс налицо.
Бесу уже было, от чего оттолкнуться. Он и оттолкнулся:
Как там муж?
Она вздрогнула от неожиданности, но, кажется, не рассердилась, а наоборот только обрадовалась его приходу. Всё-таки скучно.
Не знаю. Спит себе, наверно, посапывает.
И тебя во сне видит, да?
Юлечка кокетливо засмеялась.
Не знаю. Может быть, и видит.
К нам охранником не собирается?
С чего это? она посмотрела Бесу в глаза недоумённо и заинтересованно.
Как с чего? Тебя охранять.
Лицо её покраснело стыдливо, но удовлетворённо.
Дурачок ты, Лёнечка!.. Я и сама себя могу охранять. Лучше расскажи мне что-нибудь хорошее.
Легко. О чём же тебе рассказать? О любви?
Давай о любви.
О несчастной или счастливой?
Ой, давай лучше о счастливой!.. Несчастной и так хватает
А чё так? Счастливой любви тоже много. Вот у тебя с мужем, например. Или у нас с тобой, если бы мужа у тебя не было.
Дурачок ты, Лёня! Ладно, давай о несчастной тогда.
Хорошо. О несчастной о несчастной а вот! На самом деле, кстати, было. Недавно совсем произошло. Был у меня друг. Витя Правдолюбов. Может, знаешь? Нет, не знаешь? Ну и ладно. Так вот. И была у него девушка
Как звали?
Бес на секунду задумался, но тут же нашёлся:
Да Юля, как и тебя. В нашем районе каждая вторая Юля. Но имя-то красивое.
Да, красивое. И что? Юлечкино стыдливое покраснение на лице приняло ещё более удовлетворённое выражение.
Он её очень сильно любил. А она полюбила другого. Такое часто случается. Ну, она просто поняла, что Витя был ошибкой в её жизни. Она мучилась, но ничего не могла с собой поделать. Она не могла больше быть с Витей, хотела быть с тем, другим. Но и решиться на разрыв тоже не могла, потому что боялась сделать Вите больно, ведь Витя её очень сильно любил
Ну это понятно, перебила она. И что она сделала?
Бес многозначительно вздохнул.
Ничего. Стала встречаться с тем другим.
А как же Витя?
И с Витей тоже. Потому что знала, что Витя не переживёт, если она его бросит.
Ну уж она и деловая, конечно, эта Юля! с негодованием всплеснула руками Юлечка. Разве так можно делать? Дура какая-то!..
Ну а что ей оставалось делать? Вот ты бы что на её месте сделала?
Я? При чём здесь я? С мужем то есть с Витей бы осталась!
Да, но она не любила ведь больше Витю! Она другого любила! А с Витей была просто потому что боялась за него! Из-за жалости, понимаешь?
Ну, ладно. И что дальше?
Бес снова на секунду задумался и снова быстро нашёлся:
А дальше Витя как-то всё узнал Кто-то нехороший ему донёс
Почему это нехороший?
Потому что хороший человек в чужую личную жизнь не полезет. Это легко со стороны рассуждать. А когда сам в такой шкуре окажешься
Это понятно, снова перебила она. И что он сделал?
Напился с горя пьяный и с балкона прыгнул.
И что? Юлечка побледнела. Насмерть?
Не, чудом живой остался! Хотя лучше бы и насмерть, наверно А так и девушку потерял, и калека на всю жизнь
А она что? Не вернулась к нему после этого?
Нет. Теперь уже ничего не вернёшь Ты бы вернулась?
Не знаю Какую ты мне страшную историю рассказал, Лёнечка Я теперь всё время думать буду про это
Бес легонько приобнял её.
Не переживай. Прости меня, надо было лучше про счастливую любовь рассказать
Надо было
Юлечка, в порыве расстроенных чувств наклонив было голову в сторону Лёни, стремительно отпрянула, потому что в магазин зашёл один из тех немногочисленных покупателей. Раньше всякий покупатель в это время её радовал, потому что скучно, теперь же он отчего-то показался не к месту и даже немного разозлил.
* * *
Как странно. Как нелепо. Как глупо. Как безрассудно. Как пленительно. Как тягостно. Как сладостно. Как безумно. Кажется, Юлечка сошла с ума.
Она, точно наивная девчонка, влюбилась в охранника Лёню. И сама себя ругала. И сама себя оправдывала. И не знала, что делать. Её любовь, её страсть перешла все границы
Вот уже несколько дней она ходила по краю пропасти. И не могла остановиться. Пропасть насколько страшила, настолько и притягивала.
Ещё недавно всё ограничивалось поцелуями после работы. А потом вдруг поцелуи повлекли за собой и большеесумасшедший, непередаваемый, кошмарный секс в Лёниной машине прямо возле дома, почти под окнами квартиры, где наивно, добросердечно и искренне ждали муж и маленький Ванечка.
Лёня оказался сногсшибательным, непредсказуемым, безгранично страстным любовником. Он хотел всегда и везде. И она вслед за ним тоже хотела его всегда и везде.
Сначала это происходило в туалете во время работы, затем в редкие подходящие дни у неё дома, когда по стечению обстоятельств мужа не было, Ванечка домучивал последние часы в детском садике, а ей самой время ещё не пришло выходить на работу.
О, безумие!.. На кухне, где столько прожито, сказано, переварено с мужем. В ванной, где за всё время с мужем были только робкие объятья, а потом робкий же конфуз. В туалете, куда она вообще никого никогда не впускала и думала, что никогда не впустила бы. В зале, на полу, где рос, ползая и обретая себя, любимый больше жизни Ванечка.
И, наконец, в спальне, на постели, где пережито немыслимое количество счастливых ночей с мужем, на той самой постели, где был самый первый раз, на той самой постели, где в трогательных чувствах положилось трогательное начало любимейшему Ванечке.
И этого оказалось мало. В довершение Юлечка привела Лёню домой в то время, когда Ванечку она уже успела забрать из садика, а муж ещё не вернулся с работы. Целый час ребёнок был заперт в зале и плакал, пока мама навзрыд, громко, в голос, стонала в спальне.
Ну что она могла сказать ему после на это его «злой дядечка»? Да, так не могло больше продолжаться. Хотя и продолжалось, пока Юлечка не преисполнилась внутренней противоречивой боли настолько, что больше не могла таиться, держать всё в себе. Иначе она просто лопнула бы. Или прощесошла с ума.
Юлечка набралась мужества, поехала к родителям и рассказала всё своей матери, рыхлой пенсионерке в застиранном фартуке.
Та, побледнев, опустилась на кухонную табуреточку, бессильно ковыряя пухлыми, натруженными пальцами многочисленные дырочки в протёртой ткани фартука и молча выслушала причитания, слёзы и мольбы отчаяния дочери. Гробовую тишину нарушало лишь назойливое тикание настенных часов.
Ну что мне делать, мамочка? в который раз вся в слезах взмолилась Юлечка.
Бросить этого Лёню, ответила мать с каменным лицом.
Но я люблю его, мамочка!.. Я жить без него не могу!.. Я всё хочу бросить, растоптать ради него!.. Я не смогу без него жить!.. Я убью себя!.. Выброшусь с балкона!..
И опять причитания, слёзы и мольбы. Мать, молча всё выслушав, с каменным лицом сказала:
Тогда брось мужа. Живи с Лёней.
Но он не переживёт этого!.. Он не сможет это понять!.. Он очень любит меня!.. Он не простит меня!.. Он не сможет без меня жить!.. Он убьёт себя!.. Выбросится с балкона, как Лёнин друг Витя Правдолюбов!..
Да с чего ты это взяла-то? Балконы какие-то! Взяли тоже моду выбрасываться. «Лёнин друг»! «Выбросился»! «Витя Боголюбов»! Кто Бога любит, тот не выбрасывается! Кто такой этот Витя Боголюбов?
Правдолюбов. Его девушка бросила. Он с горя напился пьяный и выбросился!.. И девушку тоже Юлей звали!.. Он не смог пережить и выбросился!.. Мамочка, я не знаю, что мне делать!..
Мать, бессильно ковыряя пухлыми, натруженными пальцами многочисленные дырочки в протёртой ткани своего фартука, думала. Юлечка беззвучно причитала, беззвучно плакала и беззвучно заламывала себе руки.
Наконец мать обречённо опустила руки и с каменным лицом сказала:
Тогда обоих брось. Ваньку возьми, а тех обоих брось. Найдешь нормального себе мужика, время придёт. А не хошькидайся с балкона, раз такое дело. Выдумали моду всякие недоделанные Боголюбовы, а вы и перенимаете, своего-то ума нет.
Мамочка, Юлечкино лицо в изнеможении чувств застыло, неужели я такая дура?..
Дура. Если я была такая дура, как ты, тогда б я тебя ещё вот такохоньким грудничком с балкона выкинула. Сама не живёшь, так хоть Ваньке дай пожить. Обоих бросай, раз одного выбрать не можешь.
А что мне сейчас-то с собой делать? Я прямо жить не хочу!..
Иди вон картошку чисть. И хватит об этом.
Мать бодро вытащила из кладовки увесистую авоську с картошкой и вручила дочери нож.
Юлечка встала и, ощутив в руке твёрдую непосредственность рукояти такого привычного и родного инструмента, кажется, немного пришла в себя. Она ещё не знала точно, наверняка, как поступит с Лёней и мужем, но ей определённо стало легче.
* * *
В тихом зелёном дворике, втиснутом меж старых пятиэтажных «хрущёвок», приветливая, любимая местными пенсионерами лавочка подле детской песочницы была не по-вечернему одинока.
В пяти метрах влево, как всегда, «сосалась» парочка тинейджеров.
Онахуденький подросток в оттопыренных на заднице смешных, уродливых штанишкахбесстыдно и страстно теряя слюни на подступах к обожаемым устам своей, возможно, первой любви, мастерски, как опытная шлюха, запрокидывала ножку.
А онвысокий, нескладный юноша с беспечно взъерошенными золотыми кудрямитеряясь в возможностях неожиданно нахлынувшей свободы выбора, одной рукой обретаясь в распахнутой настежь ширинке тех самых смешных, уродливых штанишек, а другой конвульсивно елозя под курточкой, пытаясь нащупать там титьки, пользовался всем, чем только можно. Пока есть возможность, пока кто-нибудь из ненавистных «предков» не спугнёт несвоевременным звонком и не прикажет сию же минуту идти домой делать уроки.
В десяти шагах вправо, как всегда, тосковали трое «хануриков», с жалобным видом всматриваясь в заветное окошко на первом этаже, откуда смачно несло «чистоганом» и матерной руганью.
В самой песочнице, как всегда, с детскими упорством двое дошколят кунали в потемневший от времени песок третьего, визжащего на весь двор писклявым голоском вовсе недетские ругательства.
А лавочка была одинока. Но стоило только двум случайно проходившим мимо молодым людям с «сиськой» пива в руках блаженно опустить на неё свои «пятые точки», как с балкона ближайшей пятиэтажки раздался властный женский голос:
Это вам, что ли, здесь поставили? Идите отседова! Нечего здесь безобразничать!
Молодые люди сконфуженно удалились.
Из подъезда же, победоносно охая, явились сначала рыхлая пенсионерка в застиранном фартуке, а потом тётенька неопределённого возраста с неестественно пышной шевелюрой и накрашенными губами.
Скучаешь, Петровна? зычным голосом справилась вторая.
Да тут уж, Валь, поскучаешь, приглашающе похлопала по лавочке первая.
А чё так?
Нам некогда скучать. Мы скучать не привыкли. Это вот эти вот сейчас моду взяли скучать.
Что да, то да.
Им бы только скучать, лишь бы дела не делать. Мы в своё время не скучали.
Что да, то да.
Мызубы стисни и делай. А эти чуть что не так, чуть что не по-ихнему, готовы детей сиротами оставить. С балконов взяли моду прыгать.
Кто же это?
Да вон, дочка сказала, Витя Боголюбов какой-то. Чуть не понравилось, чуть не по нему, взял и прыгнул с балкона.
Оёй! Насмерть?
А как же? Насмерть, конечно! Они не насмерть не прыгают.
А чё это он?
Чё, жена бросила, к другому ушла. А он, видите ли, пьяный нажрался, пошёл и прыгнул! Вот, мол, вам, какой я герой! С балконов могу прыгать! А ребёночка выраститьэто он не герой! Вот его бы спросить: раз тебе только прыгать, если что не по тебе, то зачем тогда дитя родил?
Что да, то да. А у него и ребёночек был?
А как же? У них у всех ребёночки! Это они умеют!
Оёй, жалко! Как же ему теперь? А жена-то что?
А чё жена? Причитает, плачет, руки заламывает. А поздно теперь, Юля-херуля! Наюлила, теперь не выюлишь!..
Это что же за Юля такая?
Да не знаю я, Валь. Мне дочка рассказала. Аж, всё сердце вынула, с каменным лицом произнесла Петровна. Измучилась. Пойду лягу, мочи нет.
Пенсионерка, охая, встала и проследовала к подъезду.
А тётенька неопределённого возраста, растерянно поправив свою неестественно пышную шевелюру, загребла из кармана горсть семечек и погрузилась в раздумья.
* * *
Тётя Валя, накрасив губы ярко-красной помадой, отдыхая от домашних дел, присела на диван к мужу, дяде Коле.
Дядя Коля смотрел телевизор. Телевизор хохотал. А дядя Коля нет. Его взгляд был колок, с желчным огоньком и с цепкой сосредоточенностью, а лицо дышало морщинистым напряжением и еле сдерживаемым гневом.
Что смотришь? спросила тётя Валя.
Да опять мудаков каких-то показывают, сквозь зубы процедил дядя Коля. Зае**ли.
И с досадой переключил канал. Телевизор, запнувшись, снова захохотал.
Вот чего мне Петровна вчера рассказала-то! Это вот не смешно.
Оно и это не смешно. Зае**ли.
И дядя Коля опять с досадой переключил канал. Телевизор, запнувшись, теперь запел. Тётя Валя помолчала и продолжила:
Да вот они всё про любовь поют. А любовь-то она вона какая бывает
Какая-то ещё любовь Зае**ли.
Дядя Коля снова переключил канал. Телевизор, запнувшись, начал стрелять. Тётя Валя помолчала, тяжело вздохнула, поправила свою неестественно пышную шевелюру и пододвинулась к мужу.
Вот у них одни убийства и убийства. А в жизни-то смерть-то тоже недалеко ходит. Рази нет человека.
Человека и так нет. Одно зверьё. Зае**ли.
Дядя Коля в который раз переключил канал, и телевизор, запнувшись, громко и бесстыдно провозгласил: «Мои бёдра и ягодицы стали упругими!». Тётя Валя всплеснула руками.
Вот, смотри-ка, что показывают! Задницу голую выставила и думаетхорошо! Смотри, смотри, растопырилась-то как! Вот они, эти шалашовки, растопыриваются, а ребята потом из-за них с балконов прыгают! Смотри, смотри! Оёй! Ни стыда, ни совести!..
Чё там смотреть? Раздолбили уже вот такимидядя Коля согнул почти под прямым углом одну свою мускулистую руку, а другой хлёстко врезал по сгибу. Аж всё свисает, через трусы вылезает. Ладно бы хоть детей много рожали, тогда понятно. А так лучше бы без трусов вышла, не так свисало бы Или не обтягивалась бы уж тогда.
И дядя Коля, не выдержав, принялся с гневом переключать каналы один за другим. Телевизор, запинаясь, то пел, то хохотал, то стрелял, то сообщал про ягодицы, пока не остановился на непривычной тишине.
Ой, старинное кино!.. Это я люблю, обрадовалась тётя Валя. Раньше любовь так любовь
Раньше, позжепробурчал дядя Коля. Ну и что тебе там Петровна опять натрепала?
Почему натрепала? Ей дочка рассказала. Зачем она трепать-то будет?
Ну? И что?
Да парень какой-то с балкона прыгнул и расшибся насмерть.
Какой парень? Из наших?
Я не знаю такого. Витя Боголюбов его звали.
Дядя Коля с недоверием посмотрел на жену.
У нас на работе есть Витя Боголюбов, парень молодой. Хорошо его знаю. Недавно только вот видел Когда же он успел прыгнуть?
Да может на днях. Для этого много времени не надо.
Да, в пятницу его не было А чё он прыгнул-то?
Петровна сказала, мол, жена его бросила. Юля, по-моему Жалко, ребёночек маленький остался
Да, жену у него Юлькой зовут И пацанёнок маленький есть Ну и дела! Чё же это он? Пьяный был, что ли?
А как же? Трезвый бы не прыгнул!
Дядя Коля поник.
Жалко. Хороший парень был
Что да, то да. Был
Тётя Валя ушла на кухню и вернулась с кульком семечек. Телевизор многоголосно и елейно пел о том, как хорошо живётся на советской земле счастливым трудящимся сёл и городов. Из этой чарующей приторности диссонансом пробивался высокий женский голос, такой экзальтирующий, противный.
На! Дядя Коля раздражённо бросил пульт жене. Зае**ли! Пойду покурю.
Он встал и, громко хлопнув балконной дверью, скрылся за белой пеленой развешанных простыней. Тётя Валя загребла из кулька горсть семечек и растерянно уставилась в телевизор.
* * *
Дядя Коля, электрик высокой квалификации и вообще ценный и незаменимый работник на прославленном в советские времена, но ныне деградирующем заводе-гиганте, в понедельник, как только представилась возможность, первым делом направился в цех, где трудился несчастный Витя Боголюбов, разузнать всё, что услышал от жены, как говорится, наверняка.