Надька, не церемонясь, отвела меня в Ленинское ПТУ поступать на слесаря и как-то незаметно овладела вместо матери этим самым определяющим и последним словом в моей жизни. Она контролировала меня везде, даже следила за тем, как мне одеться и куда сходить, учила, что мне сделать в тех или иных ситуациях. И если ей что-то не нравилось в моих решениях и поступках, грозно выговаривала мне: «Олег, ты что, не слышал, что я тебе сказала?».
Я был уже достаточно взрослым, уверенным в себе молодым парнем, смело держался в общении с людьми на улице, на танцах, потом на работе, но эти слова Надькины отзывались во мне громогласным эхом детской нерешительности. Надька стала для меня большим авторитетом, так что мне не удавалось сделать ничего мало-мальски важного без её одобрения.
Помню лето 1975-го, когда я начал встречаться с Аней, будущей женой. Теперь даже смешно признаться, но меня охватывала какая-то оторопь при мысли, что Надьке не глянется мой выбор. Надьке выбор не глянулся. Аня была такой современной во всёмсовременной, естественно, в тогдашнем смыслевсе эти платьишки яркие до колен, брючки клёш, причёски модные, танцы постоянные, вино, мотоциклы, пляж и такая неистовая, очаровательная, самоуверенная девичья дерзость.
«Олег, я тебе что сказала?! У этой Аньки только одни шуры-муры в голове», сердилась Надька. Но я её уже не слушал. «Шуры-муры» были в моей голове. Отныне определяющее и последнее слово могла сказать только Аня. И она не замедлила им воспользоваться. «Олежик, ты меня замуж брать будешь или нет? с лёгкой усмешкой поставила она меня перед фактомсамоуверенно, неистово, дерзко и очаровательно. Я тебе сказала, долго ждать не стану. Женихи помимо тебя найдутся».
Мы поженились зимой 1976-го и переехали в заводское общежитие. Осенью родилась Галька. Она оказалась единственным нашим ребёнком, потому что я не знаю всегда какие-то другие семейные надобности, проблемы и тяготы выходили на первый план.
Анна очень пеклась обо всём, что касалось построения нашего «гнёздышка». Я таскал все эти веточки, листочки, фантики, бумажки, мусор всякий, а она заботливо и самозабвенно строила. И ей всегда чего-то не хватало. Ах, веточек мало!.. Ах, листочки кончились!.. А ты фантиков натаскал?.. Почему бумажек нет в доме, а?.. У всех есть, а у нас нет! Я тебе сказала: видишь мусорбери, а ты опять проворонил, тьфу на тебя, дурак!.. В итоге не хватило, пожалуй, самого главногояиц, из которых бы вылупились наши птенцы.
Я же не сильно о том задумывался. Работа, калым. Зарплатужене, калымна водку, пиво и сигареты. Ну и на гостинцы Гальке иногда.
Так и жил. Новый год отметили, поработал, сколымил, сто грамм в закусочной перехватил и домойспать. В выходной дырки в стене сверлю. Раньше как-то так: если мужик более-менее нормальный, то обязательно нужно в доме что-то сверлить, прибивать, переделывать. На Восьмое марта Аннедухи, Галькеигрушку. Весной в Бабинку, к матери (отец умер к тому времени): огород копать, сажать картошку, огурцы, помидоры. А летом окучивать, поливать, в лесу грибы собирать. И сумки домойАнна банки закрывать будет. Осенью же «гнёздышко» требует очередной модернизации. Чего у нас ещё нет? Ах, холодильник! Ах, телевизор! Ах, магнитофон Свистуновы импортный где-то достали! А у Таньки Муравьёвой дублёнка за 500 рублей, настоящая! Ты был у Надьки своей? Видал, какой у них сервиз? Между прочим, они машину собираются покупать!
В 83-ем, когда Галька в школу пошла, нам дали малосемейку в микрорайоне на улице Розы Люксембург. Всё «нажитое» туда перетащили. Перетащили, расставили, опять чего-то не хватило. Опять сверлить, прибивать, переделывать. А в 86-ом новый переезд. Тёща умерла, брат же Анны, младший, в Москву к тому времени умотал. И таким образом их однушка на Клары Цеткин тоже к нам перешла. Подумали, подумали и обменяли две на двухкомнатную «брежневку».
Гальке тогда десять сравнялось, при желании нам с Анной можно было подумать и о втором ребёнке, пока не поздно. Увы, оказалось поздно. Вернее, мы даже не подумали. Дети ведь от чего появляются? От чувства, от близости. За десять прожитых вместе лет чувство между нами остыло. Нет, даже не так. Печальнеечувство остыло и раньше, осталось ещё где-то в общежитии, году так 78-ом или 79-ом. Именно близость ушла, пусть и такая вотхолодная, печальная, бесчувственная.
Каюсь, эти мысли посетили меня недавно, а в то время мне, здоровому тридцатилетнему мужику, ничего не стоило найти близость на стороне. Какие уж тут дети, когда мы с Анной редкий вечер без скандала проводили! Да и мне разве хотелось? Нет. Зимой мне хотелось выпить в закусочной с заводскими приятелями. Весной выпить в Бабинке с приятелями деревенскими. Летом отправить Гальку к бабке, да и Анну туда же в придачу, а самому взять отпуск и на недельку уйти в реальный загул. Осенью же я вполне легально «обмывал» очередную «модернизацию». Единственное, что могло ненадолго задобрить Аннуэто какая-нибудь значимая покупка в дом. Значит, не зря живём. Домашние хозяйство и уклад прогрессируют.
В этом смысле меня, в отличие от отца, главой семьи назвать всё равно что посмеяться. Я Анне поперёк не становился. Моя мужская функция заключалась лишь в том, чтобы отдать заработанные деньги. Анна являлась банком, а из меня и кредитор, как из мёртвого жених. Все мои отношения с деньгами сводились к тому, чтобы тут же их не стало. А это, конечно, ненадёжно. Как можно доверить бюджет семьи человеку, который не в состоянии им рационально распорядиться? Вопрос денегэто вопрос общения с миром, сферой, выходящей за границы дома и семьи. Я был некомпетентен. Я чувствовал себя уютнее там, где всё знакомо и безопаснов цеху у станка, в закусочной, в Бабинке на рыбалке, в квартире со сверлом, молотком, отвёрткой, а позже, когда мы купили машину, в гараже наедине со своей «шестёркой».
Моё общение с миром ничем не отличалось от отцовскоготакое же узкое, такое же немужское, неответственное, боязливое «как бы что не так сделать», такое же униженное. Но отец хотя бы внешне производил впечатление, будто он что-то в этом мире может решить, будто он мужчина, как того требует мужской статус, а я, боюсь, растерял и внутренность, и внешность.
Так вотдети. Дети не просто результат брака. Детипродукт семьи. Некачественная семьянекачественные дети. Бывают семьи, где детям вообще противопоказано появляться. Даже в животном мире детёныши копируют взрослых особей, которые произвели их на свет. Так они учатся охотиться или же наоборот спасаться от хищников. Словом, так они учатся жить.
Я своего ребёнка почти не касался. Заболеет ГалькаАнна с ней в больницу, в детский садАнна, гулять, в цирк, в киноАнна, в школу время пришлоАнна, на родительские собранияАнна, в пионерский лагерьАнна, везде и всюду с Галькой Анна. А я так: чего ни коснисьмать, чего ни спросик матери. Конечно, у меня есть оправдание. Я работал. Но ведь и Анна всю жизнь работала. Просто она была настоящим главой семьи, и ей было дело до всего, что в семье происходило. Именно так, как бы сегодня ни больно и обидно это признавать. Благодарю Бога, что у меня родилась девочка. Мальчика я бы угробил как мужчину на корню. Мы с Анной его бы вместе угробилия своим мужским бездействием, она своим женским действием. Признаю, родитель из меня вышел никудышный. Девка без меня выросла, так же вырос бы и парень.
Думаю, Анна сейчас бы мне возразила. Мол, почему же из тебя плохой отец-то? Девочкаодно дело, а мальчик-то много чего полезного понабрался бы. Ты и в доме на все руки молодец, и не пьянь, не рвань, опрятный всегда, обходительный, с людьми говорить умеешь, машина опять же, рыбалка, футболвсё, как полагается у вас, у мужиков. Нет, Аня. Я не научил бы главномучто есть мужчина. А всё остальное Зачем оно в таком случае нужно? Ты думаешь, почему Галька как с цепи сорваласьАнжелку с одним в восемнадцать лет нагуляла, потом замуж за другого вышла, Лёшку родила, а теперь развелась и за третьего, «настоящего мужчину», подалась? Потому что она мужиков своих не сердцем и даже не умом выбирала, а бабьим местом!.. Она не знает, что такое мужчина. Она не умеет выбрать ни умом, ни сердцем. В отце она должна была видеть мужчину умом и сердцем, пока бабье место не заиграло. Я, конечно, спохватился, воспитывать взялсятолько слишком поздно. Помнишь, Ань, как Галька-то мне обычно: «Ладно, папка, хватит, не учи»? Ты же посмеивалась. А в прошлом году, когда она за «джигита» собралась выходить, помнишь, как кричала дурниной на родного отца: «Отстань от меня, я сказала! Моя жизнь, мне жить! Сам дураком прожил, ко мне не лезь с нравоучениями!». Тут уж не до смеха. Тут в пору слезами горькими обливаться. Родная дочь дураком назвала. А я, Ань, дурак и есть
Ладно, дальше. Там, в «брежневке» на улице Веры Засулич, мы прожили почти 20 лет. В 2005-ом продали и купили трёшку в новостройке здесь, на Крупской. Это тоже не моё решение. Жена сказала, и мы сделали.
Оно, конечно, всё обосновано. Галька с Мишкой развелась и с двумя детьми к нам переехала. Анжелкеодиннадцать, Лёшкешесть. Куда ей с ними без мужика-то? Это понятно Но меня поражает другоекак же бабы ловко всё обставили! Посидели на кухне, тра-та-та, поплакали, мужиков поругалии бах: «Так, Галя, забирай оттуда детей и подавай на развод! Ноги чтоб твоей у него больше не было! Пусть живёт, как хочет!..». Я: «Вы чего это вдруг? Надо же с Мишкой обговорить. Семья всё-таки, нельзя же так». Галька рукой машетчто же, отец-то дурак, ничего не понимает. А Анна своё обычное, бабье-командирское: «Всё, я сказала! Не о чем тут обговаривать!».
Так мы с Анной разрушили Галькину семью. Анжелка только-только к Мишке привыкла, папой стала называть, а Лёшка-то вообще родного лишился. Вот так. Шесть лет люди прожилии одним махом, бабьей болтовнёй на кухне, всё перечеркнуть.
Немного скажу о Мишке. Самсонов Михаил Иванович есть человек, который заставил меня задуматься о многом из того, о чём я сейчас пишу. Он придал определённый вектор моим теперешним мыслям относительно мужчины и его роли в современном мире. Чувствую, как моя Галька саркастически усмехается. У неё, конечно, резко отрицательное, даже презрительное мнение о своём бывшем муже. Когда он женился на ней в 1999 году, ему было 27 лет, в 2005-омпри разводе33, теперь 40. К чему я всё это говорю? К тому, что речь идёт о взрослом человеке, о мужчине. Но вот какая страшная картина открывается. Живёт на иждивении родителейс окладом в семь-восемь тысяч не то что семью, себя прокормить невозможно; ни головой, ни руками работать не можетруки слабы, ленивы и неумелы, голова же бестолкова, наивна и боится всякой ответственности, хотя образование высшее; все жизненные интересы зиждутся на телевизоре и компьютерных играх; машины нет, квартира родительская, ничего не надо, постоянная депрессия, без двухлитровой «сиськи» пива день прошёл зря, «во всём виноват Путин», «все бабыдуры», поржать под идиотские сериалы, «порнушка» втихаря, «раньше было лучше», «не хочу жить», эгоизм, ненависть и животный страх.
Так вот я о чём: мужик не просто измельчал, мужик впал в детство. Измельчал мужик ещё во времена моего отца, став лишь номинальным главой семьи. Моё поколение сдало с потрохами это, пусть и номинальное, главенство своим жёнам. А те, кто пришли после нас, по статусу сравнялись с детьми. У Гальки было трое детейАнжелка, Лёшка и Мишка. Пожалуй, для мужчин настал момент истины: или вверх, постепенно возвращать себе утраченные позиции, или вниз до положения никчемных рабов в женском мире.
Но кто повинен в этом? Одни только мужики? А кто таких слабых мужиков воспитывал? Не бабы ли? Кто воспитывал моего отца, когда дед сгинул где-то в конце 30-х? Бабка и страх. Меня кто воспитывал? Мать и отцов какой-то леденящий внутренний страх, который хлёстким, словно плеть, духом пропитывал наш дом и, не побоюсь сказать, всю тогдашнюю Россию. Кто воспитывал Мишку? Отец-алкоголик, набиравшийся храбрости только после пузыря водки и избивавший перепуганных жену и детей? Нет. Опять же мать. И опять же страх. Страх быть мужчиной. Что же, хорошо быть таким мужчиной: стрезва аморфной пустышкой, спьяну пустой отталкивающей аморфностью? Лучше слушаться маму, быть, как мама, от отца никакого толку. Одна ненадёжность, одна опасность, один страх. И вот вопрос: кто теперь воспитывает Лёшку? Мать и бабка. Мать: отецдурак, отецдурак, отецдурак. Бабка: отецдурак, хуже деда, но он и деддурак.
Да, вы правы тыщу раз, благоразумные наши женщины! И дед дураком жизнь прожил, и отец дураком живёт. Но вы-то чего добиваетесь? Чтобы и этот мальчик дураком вырос? Ну что же вы никак не поймёте, что надо когда-нибудь эту цепь женского воспитания мужчин безжалостно разорвать? Боюсь, как бы не стать Лёшкиному поколению рабами в бабьем миреженоподобными или бесполыми существами, презирающими саму мужскую природу!..
И чего же, скажут, ты предлагаешьчтобы у Лёшки был такой непутёвый отец? У Мишки воспитание короткоекак и у меня, собственно, было, и у отца моего: чего ни коснисьмать, чего ни спросик матери. А Галька разрывайся между ним, Лёшкой и Анжелкой. Хотя Анжелка, по сути, у нас с Анной выросла
Это всё так. Спорить бессмысленно. И нигде, получается, нет смысла. Зачем Галька за Мишку выходила? Она же изначально хотела такого мужика, чтоб его «под каблук» посадить. Я прекрасно помню её это по-женски самоуверенное и непрошибаемое «мама, я сделаю из него человека». Сделала? Никогда женщина ничего не сделает. Не заставит мужчину жить её жизнью и не сотворит какую-то третью жизнь. Она обречена жить его жизнью. Так устроен мир. Вся сила бабы состоит в том, что она заполняет собой жизнь мужика.
Что в итоге? Пожила Галька у Мишки с его мамой и папой-алкашом, ничего не добилась, никакого «человека», ей угодного не сделала, хотя «человек» поперёк неё слова лишнего боялся сказать, и свалила из гнезда вместе с птенцом. Птенец с малолетства «жизни» уже наелся. И страха быть мужчиной. И ненависти к мужчине. Глядит теперь на этого своего «нового папу», невесть с каких гор спустившегося, и глазёнками по-бабьи хлопает. Боится, ненавидит и лукавит всячески.
Лукавствоэто вообще женская половая болезнь. Баба всегда врёт, даже когда не врёт, потому что когда она не врёт, то она, значит, и самой себе врёт, считая своё враньё за правду.
Это у них с первейших девчачьих лет начинается. Испокон веков женщинам прививались определённые нормы поведения, некая нравственная схема. Чуть за порогначинали клевать: «гулящая», «потаскуха», «подстилка» и прочее. А кто клевал-то прежде всего? Сами бабы и клевали, из-за того, что этих «гулящностей», «потаскушеств», «подстилочностей» в них не меньше гнездится. Вот оно и враньё. Ну и та, попавшаяся и заклёванная, тоже врала и изворачивалась: у меня, мол, любовь, об этом, мол, в книжках пишут и кино снимают, а вы, мол, ханжи. Отсюда и вышло самое главное враньё, которое называется бабьей мудростьюне попадайся. На людях надо быть хорошей и благообразной.
Анна, небось, не забыла ещё подругу своюТаньку Муравьёву. Та большим мастером сделалась на этот счёт. Никогда не попадалась. Муж, дети, карьеру начальника на заводе сделала. По улице идётдумаешь, королева. А я знаювсю её жизнь одно враньё. Просто никто не уличил. Шептались, конечно, знающие люди, но попробуй ей в глаза скажи. Такой скандал подымется. Как жеона верная супруга, мать двоих детей и, между прочим, начальствующее лицо.
Но так было, пока ещё старая нравственная схема действовала, а сейчас всё ползти начало в разные стороны. Маленькие девочки всё видят и запоминают. Всё можно себе позволить, лишь бы в жизни состояться. Ради собственной иконы состоявшейся женщины им уже и чести не жаль. А мне вот жаль эту женскую честь. Особенно, если она утрачена в твоей крови и плоти. Я о Гальке говорю. Хотя теперь уже поздно говорить. Пропала девочка моя увы как ни прискорбно. Впрочем, какая она теперь девочка Превратилась, как и все, в бабу.
Я раньше всегда удивлялся на эту тему. Как такие милые девочки-девушки в отвратительных баб превращаются? Из чутких, бесконечно женственных, умилительно слабых во всех естествах, свежих на любое проявление нежности вот в этихдо крайности жестоких, стервозных, властолюбивых, с почти мужскими наглостью и бесстыдством, с угрожающе громоздким телом и очерствелою, меркантильною душой. Неужто возраст, опыт, тяготы жизненные, роды, скорби, болезни всякие такую с ними страшную мутацию производят?
И раньше сомневался, и теперь сомневаюсь. У мужиков ведь тоже и возраст, и опыт, и скорби, и болезни, и труд. Только что не рожают. Хотя тут гадина-алкоголь ещё больше сил забирает. Но вот встретишь случайно знакомого из далёкой молодости, сурового дядьку с каменным лицомСашка, ты, что ли? вспомнишь старое инет-нет, заблестят в морщинистой суровости удивительно отзывчивые огоньки юности и ребячества. Старик, да, я вроде как!.. Вот, он ещё и гадаетон ли?.. Он ли?.. Знает, что жизнь изуродовала. Может, и не он уже Может, чужая самому себе тварь внутри поселилась, потому и не он Неосознанно сравнивает себя с тем мальчишкой Санькой, гонявшим со мной гусей в Бабинке, а потом здесь, в Ленинске, гонявшем на мотоцикле с какой-нибудь солнцеподобной девкой.