Ловушка - Харлан Кобен 5 стр.


Как обычно по утрам, Чарли с грохотом скатился по лестниценастоящий перекормленный скаковой конь в подковах,  не сел, а рухнул за кухонный стол, мгновенно заглотил бутерброд и спросил:

 Когда на работу?

 Нет у меня работы. Нет со вчерашнего дня.

 Точно. Забыл.

Подростковый эгоизм. Впрочем, в подобные моменты он даже очаровывал.

 Отвезешь меня в школу?

 Конечно.

Утренняя пробка у касселтонской школы, когда родители привозили детей, была невообразимо плотной. Иногда эти поездки выводили Уэнди из себя, а иногда оказывались единственной возможностью поговорить с сыном, узнать, о чем тот думаетне напрямую, конечно, но если слушать внимательно, понять удавалось немало. Впрочем, тем утром Чарли всю дорогу с кем-то переписывалсясидел, уткнувшись в крохотный наладонник, молчал, только пальцы мелькали над кнопками. Вышел он, тоже продолжая строчить.

 «Спасибо, мама!»крикнула вдогонку Уэнди.

 Да, извини.

Свернув в переулок, Уэнди заметила напротив своего дома машину, сбросила скорость, припарковалась и пристроила мобильный поближе. Ждать неприятностей было неоткуда, хотя кто его знает. Потом набрала 911, положила палец на кнопку вызова и вышла.

У заднего бампера на корточках сидел человек.

 Колесо бы подкачать,  сказал он.

 Чем могу помочь, мистер Грейсон?

Эд Грейсон, отец одной из жертв, встал, отряхнул руки и прищурился на солнце.

 Я заезжал к вам на телевидение. Говорят, уволили?

Уэнди промолчала.

 И видимо, из-за решения судьи.

 Мистер Грейсон, чем я могу вам помочь?

 Хочу извиниться за то, что сказал вчера на слушаниях.

 Принято.

 А если у вас есть минутка, мне очень хотелось бы с вами поговорить.

После того как они вошли в дом и Эд Грейсон отказался от предложения что-нибудь выпить, Уэнди села за кухонный стол и стала ждать. Гость еще немного покружил, потом внезапно придвинул стул и тоже селсовсем рядом, меньше чем в метре от нее.

 Во-первых, еще раз хочу принести свои извинения.

 Не нужно. Я понимаю ваши переживания.

 Правда?

Уэнди промолчала.

 Моего сына зовут Э-Джейто есть, само собой, Эд Джуниор. Он рос счастливым ребенком. Любил спорт, особенно хоккей. Вот яя про хоккей вообще ничего не знаю, все детство только баскетбол. А моя жена, Мэгги, из Квебека, у нее вся семья играет. Там хоккей в крови. Ну и я увлексяради сынишки. Вот только теперь теперь Э-Джей потерял интерес к спорту. Ведешь его на катокистерики закатывает, из дома выходить не хочет.

Эд Грейсон замолчал, посмотрел вдаль.

 Мне очень жаль,  сказала Уэнди.

Ответа не последовало. Тогда она решила сменить тему:

 О чем вы говорили с Флэром Хикори?

 Его клиента уже две недели никто не видел.

 И?

 И я попробовал узнать, где он может быть. Но Хикори не сказал.

 Вас это удивило?

 Нет. Не очень.

Снова наступила пауза.

 А я-то чем могу помочь?

Грейсон стал теребить часы. «Таймекс». На эластичном ремешкеотец Уэнди в свое время носил похожий; от него еще оставался красный след на запястье. Надо же какие мелочи всплывают в памяти, а ведь со смерти отца прошло уже столько лет.

 Та программа  начал Эд Грейсон.  Вы целый год ловили педофилов, а почему?

 Что «почему»?

 Почему именно педофилов?

 Какая разницакого?

Он улыбнулся шутке, но очень вяло:

 Ну а все-таки?

 Ради рейтинга, наверное.

 Это понятно. Но была и другая причина, разве нет?

 Мистер Грейсон

 Просто Эд.

 Давайте все же на вы. Прошупереходите к делу.

 Я знаю, что произошло с вашим мужем.

Вот так вот. Уэнди начала закипать, но промолчала.

 Вышла. Ариана Насбро на свободе.

Уэнди поморщилась от звука этого имени.

 Я знаю.

 Думаете, произошло исцеление?

Она вспомнила письма и то, как ее едва не выворачивало от одного их вида.

 Не исключено, конечно,  продолжил Грейсон.  Я сам знаю людей, которые завязали на такой же стадии, как у нее. Но для вас-то это ничего не меняет, так?

 Не ваше дело.

 Верно. А вот Дэн Мерсермое. У вас ведь сын?

 Тоже не ваше дело.

 Люди вроде Дэна Точно одно: такие не меняются.  Он подсел ближе и склонил голову набок.  Так не в этом ли причина?

 Причина чего?

 Того, что вы ловили педофилов. Вот алкоголики могут завязать. А с педофилами все прощеу них нет шансов исправиться, а значит, и получить прощение.

 Пожалуйста, мистер Грейсон, не устраивайте сеанс психоанализа. Вы обо мне ни черта не знаете.

 Я понял вашу мысль.

 Тогда переходите к своей.

 А она очень понятная: Дэн Мерсер, если его не остановить, навредит другим детям. И это факт ясный и вам, и мне.

 С такими заявлениями надо к судье.

 Мне от нее больше нет толку.

 А от меня есть?

 Выжурналистка, притом хорошая.

 Только уволенная.

 Тем больше поводов.

 Поводов для чего?

Эд Грейсон придвинулся еще ближе.

 Помогите мне найти Дэна Мерсера.

 А вы его убьете?

 Он не остановится.

 Это вы так считаете.

 А вынет?

 Я считаю, что не хочу участвовать в вашей мести.

 Думаете, дело в ней?

Уэнди пожала плечами.

 Совсем нет,  сказал Грейсон и продолжил тише:И даже наоборот.

 Не поняла.

 Все просчитано и продумано. Никакого риска. Я намерен сделать так, чтобы Дэн Мерсер больше никому не причинил зла.

 Убить?

 Знаете другой способ? Тут нет никакой кровожадности. Все мы люди. Но если кто-то творит подобное, если из-за наследственности или бардака в его жалкой жизни обязательно надо причинять боль детям тогда самое гуманноеубрать такого человека.

 А хорошо сразу быть и судьей, и присяжными.

Грейсона это почти развеселило.

 По-вашему, судья Говард приняла правильное решение?

 Нет.

 Тогда кто его примет, если не мы, люди, которые понимают суть?

Уэнди задумалась.

 Вчера после заседания почему вы обвинили меня во лжи?

 Да потому что вы лгали. Вас не волновало, убьет ли себя Мерсер. Вас волновало другое: а вдруг он уничтожит улики? Вот и вошли в дом.

Она промолчала.

Эд Грейсон встал, пересек кухню, замер у раковины.

 Я выпью воды?

 Пожалуйста. Стаканы слева.

Он открыл шкафчик, повернул кран и, глядя на струйку, заговорил:

 У меня есть другадвокат, очень успешный. Несколько лет назад он сказал, что обеими руками за войну в Ираке; все разложил по полочкам, объяснил, почему иракцы заслуживают шанс на свободу. Я спросил: «У тебя ведь сын, так?» «Да,  говорит,  учится в Уэйк-Форесте». Я ему: «Вот честноты бы им пожертвовал?» Попросил подумать очень серьезно, представить, как является Бог и предлагает уговор: США одержат в Ираке победу (как бы там ее ни понимали), а взамен его сыну прострелят голову, и он умрет. Он один, больше никто. Все приедут домой живые-здоровые, а его сын умрет. Потом спрашиваю друга: согласен на такое?

Эд Грейсон встал лицом к Уэнди и сделал большой глоток.

 И каков был его ответ?  спросила она.

 А вы бы что сказали?

 Я не ваш друг-адвокат, который поддерживал войну.

 Увиливаете,  улыбнулся Грейсон.  На самом делеесли перед собой как на духуникто на такое не пошел бы, правда? Ни один не пожертвовал бы своим ребенком.

 Детей на войну отправляют каждый день.

 Да, конечно. Некоторые и сами не против послать их в бой. Но не на смерть. Есть маленькая разница. Которая, правда, требует большой самоотверженности. Рискуют, играют по-крупному, так как на самом деле не верят, что погибнет их ребенок. А это совсем другая история. Тут нет выборатого, о котором я говорю.

Грейсон посмотрел на Уэнди.

 Ждете оваций?  спросила она.

 Не согласны со мной?

 Вы преуменьшаете жертву, на которую идут люди, а это чушь.

 Наверное, я несправедлив, согласен. Но в нашем случае в чем-то все именно так. Моего ребенка Дэн больше не обидит, а ваш для него уже слишком большой. Забудете о Мерсере, поскольку ваш сын вне опасности? Раз наших детей это не касается, имеем право умыть руки?

Уэнди промолчала.

Эд Грейсон встал рядом.

 Если вы закроете глаза, проблема не исчезнет.

 Я не сторонница самосуда.

 Это не самосуд.

 По-моему, он и есть.

 Тогда давайте так.  Грейсон посмотрел Уэнди прямо в глаза и убедился, что его слушают внимательно.  Если бы вы могли попасть в прошлое и найти Ариану Насбро

 Хватит.

 в тот момент, когда та в первый раз ехала пьяной. Или во второй, или в третий.

 Да заткнитесь вы наконец!

Эд Грейсон удовлетворенно кивнул:

 Ладно, мне пора.  Он вышел из кухни и зашагал к входной двери.  А вы подумайте, больше ни о чем не прошу. Мы ведь с вами в одной команде. И вы это знаете.

Ариана Насбро.

Грейсон уехал. Уэнди все никак не могла выбросить из головы то чертово письмо в мусорном ведре.

Она включила айпод, прикрыла глаза и попыталась расслабиться под музыкупоставила спокойную подборку, где «Трайвинг Айвори» поют «Ангелы на Луне», Уильям Фицсиммонс«Прости», а Дэвид Беркли«Шпильки и прочее». Не помогло. В каждой песнео прощении. Тогда Уэнди поступила иначе: надела спортивное и врубила песни из детства«Первую ночь» Холд Стеди, «Забудься» Эминема.

Без толку. Ее преследовали слова Эда Грейсона: «Если бы вы могли попасть в прошлое и найти Ариану Насбро»

Да с удовольствием. Без вопросов. Отправилась бы назад, выследила бы эту стерву, отрезала бы ей голову и сплясала вокруг дергающегося тела.

Заманчиво. Но ты там, где есть.

Уэнди проверила электронную почту. Дэн Мерсер не обманулприслал адрес, где предлагал встречу в два часа. Уайкертаун в Нью-Джерси. Никогда не слышала. Потом в «Гугле» составила маршрут. Ехать час. Отлично. Значит, есть еще четыре свободных.

Она приняла душ, оделась. Письмо. Проклятое письмо. Уэнди сбежала вниз, порылась в ведре, достала простой белый конверт и внимательно рассмотрела почерк, будто тот мог дать какую-то подсказку. Кухонный нож прекрасно подошел для разрезания бумаги. Она вытащила два простых тетрадных листка в линейкукак когда-то в школьном детстве.

Прямо там, у раковины, Уэнди прочла письмо Арианы Насброот первого до последнего поганого слова. Никаких неожиданностей, никаких просветлений, одно дешевое откровенничанье, каким нас кормят с самого рождения. Все банальности, охи-вздохи, избитые оправдания, которые только можно придуматьвсе были на этих страницах. Каждое слово резало Уэнди, как лезвие. Ариана писала о «зачатках идеального яцели ее личности», о «заглаживании вины», о «поиске смысла», о том, что «достигла дна». Ничтожество. Даже посмела рассказать, как «плохо всю жизнь со мной поступали, но я научилась прощать» и «какое чудопрощение», и до чего она хочет «дарить его людям, вроде вас и Чарли».

Увидев написанное рукой этой женщины имя своего сына, Уэнди пришла в такую ярость, какой не испытывала никогда.

«Я всегда буду алкоголичкой»,  писала Ариана Насбро в конце своей самообличительной речи. Опять «я». Я буду, я хочу, я такая-то. Все письмосплошные «я».

Я, я, я.

«Я знаю, я так несовершенна, что не заслуживаю прощения».

Уэнди чуть не вырвало.

А еще последняя строчка: «Это мое третье письмо. Пожалуйста, дайте о себе знать, пусть исцеление начнется. И да благословит вас Господь».

«Ой, дам,  подумала Уэнди.  Услышишь, так-перетак, прямо сейчас».

Она схватила ключи, сломя голову сбежала к машине, вбила в джи-пи-эс адрес и поехала в реабилитационный центр к Ариане Насбро.

До заведения в Нью-Брунсвике был час езды, но Уэнди, постоянно давя на газ, домчала туда меньше чем за сорок пять минут, резко припарковалась, стремительно вошла в главные двери, назвала женщине за стойкой свое имя и цель визита, а в ответ на предложение присесть сказала, что, спасибо, постоит.

Вскоре явилась Ариана Насбро. Уэнди не видела ее семь лет, с суда по делу о непредумышленном причинении смерти во время автокатастрофы. Тогда эта женщина выглядела напуганной, жалкой, все время моргала, будто ждала удара, плечи понуро висели, мышиного оттенка волосы торчали в разные стороны.

Вышедшая из тюрьмы Насбро была уже другой: дама с короткими высветленными волосами держала себя уверенно, спокойно и глаз не отводила.

 Спасибо, что пришли.

Она протянула руку, но Уэнди не стала ее пожимать.

 Я здесь не ради вас.

Тогда Ариана предложила с улыбкой:

 Не хотите прогуляться?

 Нет, я не хочу прогуляться. В своих письмахна первые два я не ответила, но, похоже, намек понят не былвы спрашивали, как могли бы искупить вину.

 Да.

 Так я приехала объяснить. Не присылайте мне больше вашего эгоцентричного анонимно-алкогольного бреда. Мне плевать. Я не желаю прощать, лишь бы вы исцелились, восстановились или как это там называется. Мне все равно, станет вам лучше или нет. Программу «Анонимные алкоголики» вы проходите, по-моему, уже не первый раз, да?

 Верно,  ответила Ариана слишком спокойным тоном.

 До восьмого шага раньше доходили?

 Да, но в этот раз все иначе, потому что

Уэнди, подняв руку, заставила ее замолчать.

 Мне безразлично. Иначе или не иначеменя совершенно не волнует. Плевать я хотела на ваше восстановление и на шаг восьмой. Но если вы действительно хотите искупить вину, тогда выйдите на улицу, встаньте у обочины и бросьтесь под первый же автобус. Если бы вы поступили так в прошлый раз, когда добрались до шага восьмогоесли бы кто-то из других жертв, кому вы посылали такую же дребедень про себя любимую, не стал прощать, а дал бы именно такой совет,  и, возможно, ну вдруг вы послушались бы и умерли, тогда мой Джон остался бы в живых. У меня был бы муж, а у Чарлиотец. Вот это важно. А не вы. Не ваши анонимно-алкогольные вечеринки в честь шести месяцев без капли. Не ваш духовный путь к трезвости. Поэтому, если в самом деле хотите искупления, перестаньте, во-первых, выпячивать свое «я». Вы излечились? Совершенно, полностью, на все сто уверены, что никогда не станете пить?

 Вылечиться нельзя,  ответила Ариана.

 Ну да, опять эта анонимно-алкогольная чушь. Ведь никто не знает, как все будет завтра, да? Поэтому искупление такое: перестаньте писать письма, рассказывать о себе в группе, жить по принципу «думать только о ближайшем будущем». Сделайте то единственное, что точно не даст вам убить еще чьего-то отца: дождитесь автобуса и выскочите перед ним на дорогу. А неттогда, черт возьми, оставьте нас с сыном в покое. Мы никогда вас не простим. Ни-ког-да. Как же эгоистично, как же чудовищно думать, что мы станем делать это ради вашего исцеления!

Сказав так, Уэнди развернулась, вышла, села в машину и включила зажигание.

С Арианой Насбро она разобралась. Настало время Дэна Мерсера.

ГЛАВА 6

Марша и Тэд Макуэйды сидели на диване, напротив нихФрэнк Тремонт, следователь округа Эссекс, который приехал с еженедельным отчетом о поисках их пропавшей дочери. Марша наперед знала все, что услышит.

Коричневый пиджак Тремонта оттенком напоминал шкурку бурундука, а поношенный галстук выглядел так, будто последние четыре месяца провел в туго свернутом состоянии. Сам следователь, уже разменяв седьмой десяток, готовился к пенсии и имел вид все познавшего, утомленного жизнью человекатакой имеют люди, слишком долго проработавшие на одном месте. Поначалу наводя о нем справки, Марша слышала, что Фрэнк якобы уже не тот и считает месяцы до отставки, но сама ничего подобного пока не замечалаТремонт приезжал регулярно, держал связь, привозил с собой то федеральных агентов, то экспертов по поиску пропавших без вести, прочих разнообразных представителей закона. Однако за девяносто три дня их поток иссяк и остался лишь онстареющий коп в жутком пиджаке.

Первое время Марша занимала себя тем, что готовила приходившим печенье и кофе, затем бросила всю показную суету. Фрэнк сидел напротив, смотрел на измученную пару, на обстановку их уютного пригородного дома и раздумывал над темэто было очевидно,  как в очередной раз сказать: новостей нет.

 Мне жаль,  проговорил он, словно по сигналу.

Чего и следовало ожидать.

Тэд поднял лицо к потолку, часто заморгал, скрывая слезы. Марша знала: мужхороший, чудесный человек, прекрасный супруг, отец и глава семьи; только, как оказалось, не слишком стойкий.

Назад Дальше