Пока мы работали, я задумалась о том, каково этоиметь ребенка. Я видела, что происходило с женщинами, работавшими в моей области. Тех, у кого были дети, как правило, отодвигали в сторону, или они отодвигались сами. То же нередко происходило с мужчинами, которые занимались своими детьми.
У меня не было причин ожидать, что со мной все будет по-другому. И если это действительно важная находка, то очень своевременная. Открытия в археологии важны, но вся слава достается тому, кто интерпретирует находку и публикует данные. Я знала, что мое отсутствие на раскопках может привести к тому, что мое имя будет фигурировать в конце списка авторов или, что еще хуже, полностью из него исчезнет. Список женщин-ученых, чей вклад был преуменьшен или забыт, был удручающе длинным.
А затем, с несколькими очередными взмахами кисточкой, у меня перед глазами начало проясняться то, что происходило в земле. Должно быть, было около двух часов ночи, когда я раскопала достаточную часть черепа, чтобы увидеть его контур.
Смотри, чуть не задохнулась я. И указала Энди на профиль с выступающей бровью, большой носовой полостью и низким покатым лбом. Что ты видишь?
Какую-то уродину. Он присвистнул.
Энди!
Роуз?
Это неандерталка.
Энди сделал долгий выдох. Такой долгий, что стало ясно, насколько не уверен он был в моих теориях о том, где и как мы можем найти артефакты. Никаких шуточек, никаких новых банок. Мы оба были слишком ошеломлены. Энди разинул рот и схватил меня за руку. Никто из нас не мог говорить. Мы сидели молча и смотрели.
Мы смотрели, и до нас медленно доходило, каковы могут быть последствия этой находки. Возможно, где-то в глубине души я сама начинала сомневаться в себе. Благодаря недавнему открытию при анализе ДНК мы хорошо знали, что многие современные люди унаследовали гены от неандертальцев, но, помимо очевидного способа передачи, мы мало знали об отношениях между ними. В моменты трезвого рассуждения я сомневалась, что когда-либо что-нибудь узнаем.
Но в пещере останки неандертальской женщины лежат рядом с останками мужчины современного типа. Похоже, что они погибли вместе, может быть, при извержении вулкана, ведь в этом районе такое случалось. Кто-то, наверное, нарочно положил их такбудто они захотят увидеть друг друга после смерти. Может быть, они жили вместе.
Как бы то ни было, их поза свидетельствовала о каких-то сложных отношениях между нимиотношениях, которые, как я всегда предполагала, потеряны во времени. А теперь найдены. Отношения, чувства, взглядыведь это все не каменеет.
4
Семья гуськом двигалась к зубриной тропе. Дочь шла первой. Она прокладывала путь, продираясь сквозь бурелом, нападавший на дорогу во время зимней непогоды. Она представляла себе мясо и вспоминала вкус разных частей туши. Первый кусок она съела бы сырым, а остальноеподжаренным на палочке. Из округлых кусков она нарежет пластин и высушит. Иногда, когда еды было мало, она ела и растения, но считала, что от них мало толку.
Ее тело предпочитало мясо. Она шла, с каждым шагом издавая громкий клич: «Ду-ду-дон, ду-ду-дон, ду-ду-дон. Голова моязубр».
Помощники, Дикий Кот и Струк, присоединились к ней. Дикий Кот остался в кустах, а Струк побежал прямо за ней. Накануне она по редколесью дошла до более густого скопления деревьев, где паслось маленькое стадо зубров. Семья не могла охотиться на зубров в лесу, поскольку ландшафт не давал им никакого преимущества. Но Дочь хотела знать, чего ждать от этого стада, когда они начнут охотиться на него на тропе. Она взяла с собой Струка, потому что он должен был узнать, что делать, когда тает снег. Если мальчишке суждено выжить, он должен хорошо представлять себе землю. Чтобы было из чего потом делать выводы. Достигнув деревьев, Дочь нахмурилась сильнее, чем обычно. Зубры рылись в тающем снегу, выискивая первые ростки. У них были длинные, как у лошадей, ноги и мохнатые бороды под мордой, они двигались медленно и размеренно: эти животные знали, что зеленый побег не вырастает в одночасье. Чем больше она смотрела, тем сильнее чувствовала, что земля перезимовала. Зубров было совсем мало. Обычно в стаде было десять-пятнадцать животных, а то и больше, а здесь паслась маленькая кучка из пяти особей, и выглядели они какими-то потерянными. Слишком мало, чтобы образовать стадо, если только они не вольются в другое. Два теленка стояли на конечностях, похожих скорее на длинные пальцы, чем на сильные ноги. Они нюхали грязный снег, пытаясь найти стебельки травы, у которых было мало шансов вырасти сезоном раньше.
Девушка фыркнула и указала на них Струку. Животы зверей дрожали, распространяя сквозь ветви деревьев кисловатый запах. Он так и витал облаком над их спинами.
Ну? Она коснулась его носа.
Струк повел круглыми ноздрями.
Берлога. Она кивнула. Страшно.
На обратном пути в лагерь Струк едва волочил ноги. Дочь видела, что мальчик усталдаже недалекий поход был для него слишком трудным. Поскольку для младших детей в семье походы были привычным делом, ее сомнения в отношении Струка усилились. Но Большая Мама приняла мальчика как своего, и Дочь не могла пойти против этого.
И вот Дочь подняла его легкое тело и посадила на плечи, чтобы ускорить путь. Ее большая рука придерживала его ногу, и Струк почувствовал себя в безопасности. В горле мальчика поднялся пузырь радости и лопнул. Он начал болтать. Вместо того чтобы обозвать мальчишку каркуном, она попыталась прислушаться. Звуки забавляли ее. Слова, быстрые и чешуйчатые, скользили мимо ее ушей и уходили на ветер. Но вместе с тем она была обеспокоена.
Косточки маленького зада Струка впивались ей в плечи, и она понимала, что к рыбалке зад у него должен стать круглее и шире. А сейчас, двигаясь вместе со всеми, она думала о сократившемся стаде зубров и о ртах семьи. Им очень нужна сила.
Второй напарник Дочери, Дикий Кот, тоже шел с ними к тропе, но сторонкой, под прикрытием кустов. Он мурлыкнул, чтобы Дочь знала, где он. Она повернулась и увидела, как кончик его хвоста исчез за деревом. Сын, замыкавший шеренгу, тоже услышал мурлыканье. Дочь увидела, что его нос рефлекторно сморщился. Он не любил котов и, без сомнения, с радостью освежевал бы эту особь.
Дикий Кот посмотрел на Сына из кустов такими же суженными и осторожными глазами. Сын поднял было ногу, но кот вовремя увернулся. Дочь едва сдержала смех, представив себе, как кот горд тем, что снова успешно избежал пинка.
Большая Мама шла следом за Струком; шаткая походка и качающиеся бедра заставляли ее идти медленно. С каждым шагом ее рога мотались из стороны в сторону. Крюк шел сразу за ней, в любой момент готовый прийти на помощь. Дочь услышала треск и, обернувшись, увидела, что Большая Мама споткнулась и упала. Но не успела она подойти, как Крюк уже был рядом и протягивал руку, чтобы помочь старухе подняться. Гордость не позволяла Большой Маме предупредить, что она вот-вот упадет. И когда она все-таки упала, поднять ее было непростой задачей.
С земли Большая Мама взглянула на них так, будто спрашивала себя: не хотят ли они, чтобы ее кости так и остались глубоко в земле? Крюк пытался успокоить ее тихим бормотанием и поглаживанием. Дочь знала, что он больше всех обеспокоен растущей слабостью ее тела. Он был сыном Большой Мамы, и при ней его положение в семье было незыблемым. Но без нее оно бы пошатнулось, и Дочь понимала: ему трудно представить, что с ним тогда будет. Крюк помог старухе подняться и посмотрел на Дочь. Их глаза встретились, и Крюк осторожно раздвинул губы и показал зубыэто был жест любви.
Ароо? произнес он высоким негромким голосом.
Дочь кивнула и тоже раздвинула губы. Несмотря на увечье, а может быть, благодаря ему, он был самым добрым в семье. Она отвернулась от брата и снова двинулась к тропе, прилаживаясь к шагу Большой Мамы.
Все звери, обитавшие на этом участке земли, безропотно дали семье пройти. У них на то была причина: они знали, что происходит в это время года.
Если семья убьет зубра, им тоже будет чем поживиться. Семья всегда оставляла часть туши для пещерного медведя. Судя по большой куче помета, медведь не спал. Вероятно, он двигался к реке в надежде, что семье повезет. Большая рыжая лань и ее детеныш пришли намного раньше, вероятно, чтобы успеть задолго до медведя. Их отдававший молоком запах легко окутывал тающий снег. Гиены и барсуки придут позже, скорее всего, в сумерках, чтобы заняться отходами. Птицы очистят скелет. Черви проникнут внутрь и превратят кровь в грунт. Они будут разносить этот грунт, потом польют дожди и смоют мельчайшие частицы в реку. Серебристые речные рыбки будут кормиться зелеными водорослями, которые вырастут на разлагающихся костях. Охота связывала их всех.
А вот молодым леопардом не пахло, и Дочь это удивило. Перед самыми зимними бурями, когда леопард только объявился, он дал о себе знать. Он искал для себя территорию. От него она в первую очередь ждала угрозы и теперь задавалась вопросом, где же он.
У всех зверей были свои повадки, и семья не считала себя исключением. Как у медведей, у них были мягкие ноги хищников, которые позволяли им подкрадываться к добыче. Как у пещерных львов, у них были глаза, которые смотрели вперед, оценивая расстояние до цели. Как и птицы, они могли издавать горлом звуки, чтобы звать друг друга и предупреждать об опасности. Как и лисы, они собирали и прятали еду на зиму. Различия между их телами и телами животных были не недостатком, а источником изобретательности и вдохновения. Медведь мог сдирать шкуруа они искали, чем бы ее распороть. Давным-давно один из членов семьи начал раскалывать камни на куски наподобие когтей. Со временем техника обработки камня была усовершенствована. Обточив камень, семья сделала топор достаточно удобным, чтобы держать его в ладонях. Им тоже можно было когтить шкуру. У волка были зубы, чтобы прокусывать вену и выпускать из добычи кровь; а семья умела прикрепить каменный наконечник в форме клыка к заостренной палке. Птица могла криком привлекать себе пару; члены семьи могли соединять звуки, исходящие из их глоток, делая их более певучими.
Все звери были сделаны из мяса и крови. Повседневная жизнь семьи тоже часто была связана с кровью. Когда они разрезали любое животное, внутренности тела выглядели почти так же, как их собственные. Кровь благородного оленя на вкус удивительно напоминала их собственную кровь. Обломок кости росомахи было трудно отличить от костей брата. Но при всем сходстве одно различие резко разделяло зверей. Существовало только два вида мяса. Мясо, которое едят. И мясо, которое ест.
5
Семья в укрытии ждала, когда первый зубр из маленького стада двинется через реку. Брод был в ее широкой части, где вода разлилась перед местом, в котором русло сузилось, а берега стали круче. Здесь скалистые утесы будто распластались, чтобы звери могли пройти. Маленькие стада зубров часто использовали этот брод, чтобы переместиться из своих зимних убежищ среди деревьев на открытые пастбища выше по реке. Они входили в реку на противоположном берегу, ломали истончившийся лед и плыли по холодной воде как можно быстрее, чтобы их не унесло течение. На другом берегу единственная тропа вела их в узкую лощину. Чтобы подняться на пастбище, нужно было пройти ее цепочкой.
Дочь зажала копье под мышкой. Охота требовала терпения. Семья оставалась на охотничьих угодьях, пока не наступало время теневых историй, но это место принадлежало не им одним. Все окрестные звери в этом месте либо охотились, либо пересекали реку. Здесь было удобно пить и резвиться, но вместе с тем и опасно. Везде, где имелась еда и пресная вода, было опасно.
Вдруг послышался щелчок. Звук. Где? Дочь приподняла верхнюю губу, чтобы ощутить ветерок на чувствительной части десны. Она почувствовала легкую дрожь, поток нагретого воздуха. Что это? Она наклонила голову вправо, прислушиваясь. Дрожание воздуха от щелчка было похоже на острый укол в затылок.
На этой земле она родилась и знала ее как собственное тело. Это было единственное место, где она жила. Дочь Большой Мамы, она помнила все охоты своей матери, и ее матери, и тех, кто жил еще раньше. Еще Дочь знала истории о других членах семьи, приходившие к ней во сне. Каждая кочка, ямка и изгиб земли лежали в извилинах ее мозга, и не только там. Ее тело тоже несло в себе память. В ее голени была вмятина, словно ямка на тропе, после того как она упала. На пальце был шрам в форме гребня, изогнутый так же, как скала, после того как она порезалась острым камнем. Когда волоски на ее руках вставали дыбом, они походили на траву лужайки, где паслись зубры. Ее тело повторяло формы земли.
Из голых веток высунулась маленькая морда зубренка. Кустарник был еще чахлым и бурым от холода. Тут и там набухали немногочисленные первые почки. Дочь увидела голову, маленькое тело и шаткие, слабые ноги. Это была бы легкая добыча.
Дочь услышала, как Большая Мама щелкнула языком. Безопасности ради старуха держалась в стороне, но внимательно следила за происходящим. Она никогда не согласится признать, что больше не может охотиться. Она указала на Струка и прикрыла глаза руками, показывая, что за ним нужно присмотреть, а потом спряталась между корней дерева. Ее делом было смотреть в оба и подавать знаки, щелкая языком. Два щелчкавзрослая корова, одинтеленок. Щелчок был один, поэтому Дочь знала: решение принято. Взять теленка означало, что молодой зверь не дорастет до возраста размножения и не даст потомства. Это было сиюминутное решение, чтобы быстро получить мясо, но это также означало, что в долгосрочной перспективе стадо, по всей вероятности, вымрет. Оно слишком мало, чтобы воспроизвести себя.
Дочь сделала медленный вдох, наполняя воздухом все тело. Взглянув на Сына, она приподняла верхнюю губу. Чувствилищем на десне она ощутила биение его сердца: тело Сына предвосхищало опасность охоты. Он фыркнул и посмотрел на нее. Знал ли он ее секрет? Чуял ли, что у нее течка?
Она отвела глаза.
Из кустов вышла зубриха-мать. Она осторожно двинулась по тропинке к воде. Было холодно, и дыхание выходило из ее пасти клубами. В грязи виднелись острые края льда.
В этом году на переправе было мало зверей. Корове пришлось немного продвинуться, чтобы добраться до мелководья, где лед разбивался под ее копытами. Лед держался дольше, чем в прошлые годы. И все на земле должно было приноравливаться к этому.
Теленок догнал мать, оскальзываясь на маленьких копытах. Корова внимательно огляделась, спустилась в холодные воды и оглянулась на детеныша. Теленок вошел в воду чуть выше по течению. Его копыта оторвались от дна, и он барахтался, изо всех сил стараясь продвинуться вперед. Река была еще достаточно сильна, чтобы попытаться смести и проглотить его тело. Кусок льда ударился о его круп и едва не накрыл, мать оттолкнула его мордой. Она провела теленка через быстрину, и они достигли другого берега.
Теперь тонкие ноги теленка изо всех сил пытались зацепиться за берег. Корова выскочила из воды и встряхнулась. Первые мухи роились под теплым солнцем и залезали в ее спутанный мех. Он клочьями свисал с ее боков, когда она пробиралась сквозь грязь. Ребра торчали из-под согнутого хребта; суровая зима наложила заметный отпечаток на ее тело. Теленок добрался до матери и встал рядом, ткнувшись носом в ее хвост. Судя по его испуганным глазам, он рад был бы забраться обратно к ней в утробу, если бы это было возможно.
Тропа вверх по берегу сужалась впереди. Идти нужно было через лощину между высокими скаламиловушку, выход из которой был только на другом конце. Таков была ландшафт этой земли, кормившей семью.
Бывает мясо, которое едят.
Сидя на корточках на высоком уступе и глядя вниз, Дочь затаила дыхание и застыла, как камень. Она учуяла учащенное сердцебиение Сына, а ее собственное сердце замерло, когда она увидела, как зубриха идет по лощине. Дочь переждала, пока крупное животное пройдет, и глубоко вздохнула.
Дочь, взревев, прыгнула в лощину и оказалась перед теленком. Скалы были высоко над головой. Звук разнесся во всех направлениях, и теленок, должно быть, чувствовал себя уже в глотке Дочери. Ее тело взорвалось действием. Она подняла руки над головой, сотрясая воздух отчаянными взмахами, открыла рот, обнажив зубы. Она выглядела в два раза больше себя самой.
Глаза теленка расширились; с его дрожащего черного языка сорвалось испуганное блеяние. Корова чуяла серьезную опасность, но не могла развернуться в узком проходе. Она была не так глупа, чтобы повернуться к Дочери спиной, рискуя получить удар копья в слабое место. И волки, и семья всегда нападали сзади. Вместо этого зубриха бросилась вперед, к выходу из лощины. Там она могла бы повернуться и прибежать обратно, направив рога на Дочь. Нужно было все успеть, пока зубриха будет бегать взад-вперед. Прежде чем корова вернется, теленка необходимо отогнать к реке, где поджидает Сын. Крюк приложит все усилия, чтобы отвлечь зубриху и замедлить ее продвижение, но Дочь знала: действовать нужно безошибочно. Ранить теленка, а потом всем взобраться на смотровое дерево и ждать, когда ярость матери уляжется, а теленок умрет. А если ярость ослепит мать, возможно, они смогут подобраться и к ней. Они изо всех сил старались избежать столкновения со зверем, который мог так легко убить их. Способ охоты семьи на зубров был таким же, как у волков. Разница была лишь в выборе территории. Семья не могла бегать, как волки. Им требовалось преимущество узкой переправы.