Мне всегда кажется, что самое смешноеэто с какой брезгливостью они относятся к собственной наготе. И казалось бы, почему? Ведь это просто кожа. Просто мускулы, и жир, и волосы. Они так строго судят самих себя и проецируют данное суждение на других. Это все портит, каждый раз.
Неудивительно, что я никогда не мог установить с ними настоящую связь. Ни с одной.
И еще странно, ведь по идее они должны быть средоточиями творчества, пестования и чего там еще. Можно было бы предположить, что им следовало бы лучше относиться к собственному телу, коль оно создано для новой жизни.
Не понимаю, почему они так поступают с собой и с нами соответственно. Это унижает нас ничуть не меньше, будто наше мнение не считается и не стоит того, чтобы его учитывать. Каждый раз, когда ты им говоришь, что они красивые, они просто смотрят на тебя с таким видом, словно ты им лапшу на уши вешаешь.
Они составляют обо мне ложное мнение, все до единой.
Или, может, лучше сказать, недооценивают. Мне уже пора к этому привыкнуть.
Они все так поступают.
Сара
Не то чтобы она хотела остаться. Она хочет его, и, может, разговор об Уилле, случившееся в саду и его реакция на этоон действительно приревновал или ей показалось? оказали на нее странно возбуждающее действие.
«Я не хотела, чтобы все получилось именно так», думает она. Он поглаживает ее поясницу. Она никогда такого не испытывала; чувствует, как все ее тело пронизывает ощущение, словно там скрывается созвездие неоткрытых ранее нервных окончаний.
На этот раз он все делает медленно.
На этот раз, как будто принимая во внимание, что она трезвая и ей может понадобиться время на расслабление, он снимает с нее одежду вещь за вещью, уделяя внимание каждому вновь открываемому участку тела.
Она могла бы приказать ему остановиться в любой момент. Она думает об этом постоянно, размышляя, сможет ли так поступить или на самом деле позволит ему все провернуть.
Это не похоже на полноценное желание, но, вероятно, проблема всецело у нее в голове; ее тело определенно отвечает взаимностью и доходит до высшей точки, когда его руки, теплые и крепкие, обхватывают ее за талию и тянут на кровать, притягивая к себе, и тогда она окончательно сдается.
Он знает, что делает.
Сара боится щекотки, поэтому нежные прикосновения Джима часто больше отвлекали ее, чем возбуждали. Ей нравится, когда ее держат и гладят твердой рукой, и то ли ему это известноможет, он даже помнит? то ли он поступает так всегда. От него исходит ощущениеона долго пытается подобрать слово у себя в головебезопасности. Ей приятно, что он пользуется презервативом.
Нравится чувствовать, как он ее заполняет.
Нравится неожиданность оргазма и то, что он дает ей возможность вздохнуть после всего, а потом, не спрашивая, продолжает с равномерным давлением и скоростью доводить ее до второго оргазма, более долгого и насыщенного.
Ей нравится, что он знает, когда остановиться.
Ей по душе то, что потом, когда она выдыхается и хочет спать, он предлагает ей перевернуться на живот и делает массаж плеч и спины, заканчивая долгим медленным чувственным поглаживанием от шеи до копчика, и повторяет это до тех пор, пока она не засыпает.
На самом деле, она, должно быть, заснула всего на миг, но, открыв глаза, по тяжести матраса определяет, что Эйден исчез. Она поднимает голову и слышит, как он с кем-то разговаривает в соседней комнате.
Какое-то время Сара чувствует себя потерянной в пространстве, однако быстро понимает, что он говорит именно по телефону. Она натягивает одеяло, поворачивается на бок и закрывает глаза.
«Я не против, да, определенно прекрасно Ты меня знаешь, я никогда не забываю о таких вещах»
Когда несколькими минутами позже он возвращается в постель, она секунду продолжает лежать с закрытыми глазами, а затем, перевернувшись, сонно потягивается. Ей не хочется, чтобы он думал, будто она подслушивала.
Он ее целует, проводит ладонью по щеке.
Мне пора возвращаться, произносит она.
Ты это и раньше говорила, смеется он.
Нет, серьезно. Не хочу оставлять Уилла в доме одного.
Эйден корчит гримасу, но не пытается остановить Сару, когда она встает и начинает искать одежду. Может, думает она, следует что-нибудь сказать о том, что сейчас произошло, но не в состоянии подобрать слова. И что тут скажешь? У нее сто лет не было всех этих заморочек с «новыми отношениями», если произошедшее между ними можно так назвать.
Что ей хочется сделать по-настоящему, так это поблагодарить.
Через несколько минут Сара со страхом проходит по двору обратно, надеясь, что собаки не начнут лаять и не разбудят Уилла, когда она откроет дверь. Тесс, подняв морду, сонно виляет хвостом, стоит Саре войти. Бэйзил продолжает храпеть на своей подстилке и даже не шевелится.
В доме царит тишина.
Какое-то время Сара стоит в кухне, прислушиваясь к тиканью часов и ветру за окном. Выключает свет и складывает вещи Уилла в сушилку в подсобке. Потом поднимается наверх, нащупывая дорогу в темноте, пытаясь не сильно скрипеть ступенями, хотя, скорее всего, Уилл спит как убитый и ничто не сможет его сейчас разбудить.
Дверь гостевой спальни в дальнем конце коридора закрыта, и свет там не горит.
Сара заходит в ванную, моет руки и чистит зубы, потом идет в свою комнату и закрывает дверь перед тем, как включить ночник. Она не спит в хозяйской спальне. Теперь то помещение кажется слишком большим, чересчур пустым. Она перебирается в него только тогда, когда в дом приезжают гости и занимают все свободные места. Эта комната значительно меньше, в ней, по-хорошему, и двойная кровать не помещается, места ровно столько, чтобы хватило для прикроватного столика и встроенного шкафа. Кроме того, из нее открывается вид на обратный склон холма, который высится прямо у дома; таким образом, забравшись в кровать и распахнув шторы, она видит только зеленую траву за окном, и от этого чувствует себя в безопасности, как будто пейзаж охраняет и убаюкивает ее. По другую сторону дома в хозяйской спальне окна выходят в двух направлениях: то, что поменьше, на двор, то, что побольше, на непередаваемую красоту долины. Именно этот пейзаж стал определяющим при их решении купить ферму «Четыре ветра».
Она лежит в кровати, и ей кажется, что где-то нежно играет гитара, но, когда садится на постели в темноте и поворачивается к дверикак будто от этого звук станет более разборчивым, все стихает. Должно быть, ей показалось.
Странное это чувство, знать, что в доме нет никого, кроме Уилла, ни Луиса, ни Китти. Правда, Эйден рядомтолько двор перейти; она в безопасности, в гораздо большей безопасности, чем обычно, когда остается одна.
Электронные часы на прикроватном столике показывают половину первого.
Перебирая в уме события вечера, она внезапно понимает, что для звонка было поздновато.
Сон никак не приходит. Столько лет, думает она, потрачено на мысли об Эйдене; столько лет с Джимом она думала, что счастлива, а на самом деле он всегда был только вторым. Интересно, знал ли он? Не потому ли молчал о приездах Эйдена в Англию?
Конечно, именно так оно и было. Она никогда не умела скрывать собственные чувства. А теперь Джима нет, и все, что от него осталось, это нескончаемые что если, что если
Эйден
Ты долго не можешь заснуть. Примерно после двенадцати начинает накрапывать дождь, потом усиливается, из долины прилетает ветер и принимается завывать в оконной раме.
Это должно было тебя расслабить, не так ли? Но ничего не выходит. Даже наблюдая за тем, как она лежала на твоей кровати, распростертая и румяная, постепенно начиная глубже дышать, ты думаешь: «Интересно, а с Джимом она когда-нибудь так кончала?»
Просто не можешь себя остановить. Какая-то заноза внутри никак не оставит старое в покое, продолжает бередить давнюю рану.
Неприятно думать о том, что Сара спит одна в доме с незнакомцем, да еще парнем, с которым трахнулась по пьяни много лет назад. Ты бы предпочел, чтобы она осталась здесь, или, еще лучше, предложила бы пойти переночевать в доме вместе с ней. Ты бы хотел, чтобы ей было достаточно комфортно попросить. Но вы еще не дошли до этой стадии.
В голову приходит мысль, что можно было бы одеться, войти через черный ход и проверить, как у них там, все ли в порядке. Убедиться, что они в отдельных спальнях. И он, и она спят.
Ты слушаешь, как льет дождь.
Чувствуешь, как злость нарастает изнутри, начинаясь с зуда и доходя до жжения, прострации. Ты даже сам не можешь понять, почему злишься. Все дело в нем, в этом парне, который приперся сюда без предупреждения и осел на все четыре лапы; добился, чтобы она его накормила, постирала его вшивую одежду и предоставила теплую постель; и еще надеется, что она захочет его трахнуть. Вот молодой наглец, думаешь ты. А потом вспоминаешь, что сам приехал на прошлой неделе и она оказала тебе такое же гостеприимство. Даже более того.
Чем дольше ты об этом размышляешь, тем больше параллелей всплывает. Их «особая ночь» с тем парнемдела давно минувших дней, не просто пары лет, но у тебя-то история такая же. Ты тоже хотел и получил свойкак ты выразилсяматч-реванш.
Значит, поэтому и злишься? Потому что она не считает тебя кем-то особенным?
Но если подумать, все это и так застало тебя врасплох, верно?
Обычно при встрече с женщиной с тобой не происходит подобного. Это вызов, интрига. Ты никогда не ввязываешься в отношения. Не западаешь на баб. Не думаешь о них после того, как выпроводил за дверь. Иногдабудем с собой честнытебе они даже не особенно нравятся. Ты умеешь скрывать такие вещи.
И, что самое главное, бабы тебе не нужны. Конечно, ты совершал ошибки, ведь так? Но до сих пор умудрялся от них отвертеться, пока не началось это. Человек умер, а ты просто исчез.
За окном стихает дождь. Ты садишься на край кровати. В телефоне раздается звуковой сигнал сообщения. Не обращаешь внимания.
Терять ее ты не собираешься. Не позволишь, чтобы это случилось. Только не в этот раз.
Сара
Когда на следующее утро Сара открывает глаза, дневной свет едва пробивается в окно. Она слышит, как Бэйзил стучит хвостом по ковру; видит, как на нее с надеждой таращится пара карих глаз, собачье дыхание долетает с края кровати. Он положил подбородок на одеяло и лижет ей руку.
Она садится и поворачивается к двери, которая вчера ночью была закрыта, а теперь оказалась распахнутой настежь.
Одевается быстро, потому что в комнате холодно. Бросает взгляд на дверь в конце коридора, та еще заперта. Должно быть, просто неплотно закрыла свою, думает она. Или ее открыл Бэйзил. Она спускается вниз и заходит в ванную рядом с подсобкой, чтобы не разбудить Уилла, потом, надев сапоги и пальто, отправляется с собаками на улицу. Те сразу же убегают преследовать кроликов или что там еще найдут, обнюхивая сад по периметру, а затем рванув в поле. Ночью опять шел сильный дождь, поэтому земля размокла от воды. Ветер притих, но продолжает поддувать с севера, и становится морозно. Сара надеялась, что сможет поработать над новыми рисунками с утра, однако в мастерской может быть даже слишком холодно.
Когда она возвращается в дом, руки щиплет от мороза. Она стаскивает сапоги на крыльце и вешает пальто. Собаки бегут следом, и она ставит чайник, чтобы подогреть чай. Размышляет, не поджарить ли бекона или сосисок и не сделать ли ему сэндвич. Луису это всегда помогало подняться с постели.
Наконец она насыпает заварки в чайник, выпивает одну чашку, а затем идет в подсобку, чтобы вынуть вещи из сушилки.
Сушилка оказывается пустой.
Сара поднимается наверх. Дверь в конце коридора теперь открыта настежь. Постель убрана, простыни и одеяло аккуратно сложены в ногах кровати. На голом матрасе лежит листок бумаги.
Короткая записка:
СПАСИБО ЕЩЕ РАЗ, ДО ВСТРЕЧИ
Внизу он приписал номер мобильника. Сара садится на край кровати и вбивает номер Уилла в свой телефон.
Через час она убирает стол в мастерской, перед тем как начать работу над следующей иллюстрацией «Поросенка из сахарной ваты в цирке». Она уже закончила девять из двенадцати стандартных книжных листов и сделала предварительные наброски ко всему произведению. На данном этапе «Поросенок из сахарной ваты» обычно отмачивает что-нибудь неожиданное, и ей приходится делать волнующие изменения.
Ей трудно настроиться на теперешнюю книгу. В конце концов, ее никто не ждет. Последние две из серии, завершенные, проиллюстрированные и переработанные, так и не были изданы. Ее агент пытался пристроить их в разные издательства, но, несмотря на успех первых частей, никто не приобрел ни одну из книг, сделанных ею после смерти Джима. К несчастью, новым рисункам не хватало живости и энергии первых произведений серии, сообщил ей редактор. Тем временем продажи живых и полных энергии первых книг почти сошли на нет. Переизданий никто не предлагал из-за высокого процента возвратов последнего выпуска, и создавалось впечатление, что скоро они вовсе выйдут из печати.
«Может быть, тебе стоит попробовать сделать что-нибудь новое? предложил редактор. Придумать еще одного персонажа, что-то поживее?»
Она бы могла попробовать. Но по какой-то непонятной причине «Поросенок из сладкой ваты» никак ее не отпускал. Она пыталась изображать других существсобаку и какое-то время даже зайца по прозвищу Арабелла, между тем всякий раз возвращалась к поросенку и рисовала новые приключения. Теперь она ничего не может закончить, потому что, если завершит, придется кому-то показать иллюстрации, а это неминуемо приведет к новым отказам. Все, что она делает, никуда не годится.
Но она упорно продолжает.
Мастерской всегда нужно время прогреться, даже несмотря на то, что здесь стоит масляный обогреватель, постоянно включенный специально для того, чтобы трубы не замерзали, не говоря уже о ее красках.
Через окно в крыше внезапно показывается солнце, яркие полосы скользят по полу мастерской. И в каждом квадрате этого восхитительного света растянулось по собаке. Она встает и потягивается.
В мастерской есть нечто вроде кухни, служебная раковина, где она моет кисти, и рабочая поверхность с чайником и кофе-машиной, которой она уже сто лет не пользуется, потому что на ее нагрев уходит слишком много времени и после всего машина выдает один шот мутноватого кофе, при этом всегда недостаточно горячего. В мастерской Сара, как правило, пьет чай. Включает чайник и меряет шагами помещение в ожидании, когда вода закипит.
Звонит мобильник. Обычно за работой она его выключает, но сегодня еще не начала, и телефон дребезжит, прыгая по рабочей поверхности. Это Китти.
Привет, красавица! Как дела?
Привет, мама! У меня все в порядке, а ты как?
Хорошо, все нормально. Чем занимаешься?
Сейчас иду в библиотеку, потом встречаюсь с Оскаром и Сьюзи. Ничего интересного. А что у тебя? Работаешь?
Сара слышит шум машин и надеется, что дочь смотрит по сторонам, когда переходит дорогу.
Еще не начала. А как там Оскар?
О, он просто прелесть. Мне не терпится вас познакомить, мама.
Сара улыбается.
Из этого можно сделать вывод, что Оскар теперь больше, чем просто друг, да?
Ну да, думаю, так оно и есть.
В таком случае, мне тоже не терпится с ним познакомиться. Когда ты приедешь домой?
Хотела на следующих выходных, коль ты согласна. Именно поэтому я тебе и звоню. Ты не против, если я приеду с Оскаром?
У Китти появился парень. Конечно, Оскар у нее не первый. У нее было несколько парней в школе, но только один продержался больше пары месяцев.
Конечно, говорит Сара, выждав пару сердцебиений.
Ей кажется, что сейчас Китти спросит, можно ли Оскару спать с ней в одной комнате. Сара уже об этом думала; когда Джима не стало, она начала стараться все продумывать наперед, пыталась заранее просчитать все подобные решения.
Джим бы сказал, что ему плевать, что там Китти делает, когда она где-то там, но в его доме должна вести себя прилично, а это означает отдельные комнаты.
Сара бы ответила, что все онивзрослые люди; Китти несомненно занималась сексом, и заставлять их спать по отдельности было бы все равно, что принимать дочь за ребенка.
Джим бы возразил, что соглашаться, не познакомившись с Оскаром заранее, рискованное решение; а вдруг он наркоман? Что, если он начнет ею помыкать, ревновать, окажется собственником? Неужели Сара все равно не возражала бы, чтобы он спал с Китти, даже в таких обстоятельствах?
Сара парирует: она доверяет дочери и считает ее в состоянии принимать взвешенные решения. Она имеет право совершать собственные ошибки, но при этом она всегда, даже будучи ребенком, была мудрее своих лет. Сара не может себе представить, чтобы Китти встречалась с ревнивцем или собственником. А если он таким окажется, что ж, они будут разбираться с проблемами по мере их поступления.