Те клубы, в которые я начинал ходить десять лет назад, давно закрылись: перекрытия снесены, стекла замазаны краской, вывески проржавели, названия забылись. Была бы моя воля, я бы и до сих пор сидел в «Wild Side» или в «Цинике». Да только кто их сегодня вспомнит, а?
С этими клубами у меня много чего связано. Например, в клубе «Циник» я познакомился с Леонидом Новиковым, выпускающим редактором журнала «Rolling Stone». Тогда Леонид стоял в очереди передо мной, а я был смертельно пьян. Слово за слово; развернувшись, я саданул собеседнику кулаком в лицо и был тут же выведен милицией из клуба вон, но не успокоился, вернулся в «Циник», подскочил к столу, за которым сидел Леонид, и попытался садануть еще раз. Так и познакомились.
Прошло несколько лет, и именно к этому парню я пришел просить средств на жизнь. Меня выгнали с работы, у меня не осталось никаких иных источников заработка, я с ужасом смотрел в завтрашний день и, чтобы хоть как-то выжить, должен был обращаться с просьбой к человеку, с которым познакомился, треснув ему по носу в «Цинике». Нормально, да?
Мне неловко вспоминать о том давнишнем эпизоде. Тем более что такая манера поведения - вовсе не мой стиль. При первом подвернувшемся случае я принес Леониду извинения. Но дружить домами после такого начала, сами понимаете, не вышло.
Когда мне было двадцать лет, драться в клубах считалось хорошим тоном. Да только времена эти давно прошли. Во времена моего тинейджерства панки, наслушавшись «Объекта Насмешек», били морду всему, что двигалось. Металлисты трясли башками под «АС/DC» и цепями молотили тех, кто слушал «Ассерt» Рокабилы выходили из самого первого в России музыкального клуба «TaMtAm» и с бритвами наперевес бросались резать ментов. Это было нормально. Тот, кто слушает агрессивную музыку, и сам должен быть агрессивен. А вот нынешние двадцатилетние - вовсе не таковы. Это первое поколение молодых людей, четко проводящих границу между музыкой и жизнью. Несколько сотен человек, набившихся сегодня внутрь «Red-Club'a», выглядят как папуасы... они покрыты пирсингом, завиты в дреды, разрисованы татуировками... они прыгают вниз головой со сцены, а в лица у них вставлено по полкило металла... но если кто-то из] них случайно наступит тебе на ногу, то улыбнется и скажет: «Извините, пожалуйста!»
Может быть, дело в гашише?.. Гашиш делает человека мягче... покладистее... а может, и не в гашише... а в том, что к концу 1990-х обычай драться в клубах сам собой исчез. Как тут подерешься, если ты бьешь парня кулаком по лицу, а он в ответ достает ствол и сносит тебе полчерепа? Кто не научился быть добрее, давно уехал на кладбище. Выжившие предпочитают улыбаться.
Клубы, к которым я привык, давно закрыты. Манера поведения, которая для меня естественна, считается бестактной. Группы, которые я люблю, - давно ретро. Или вот еще штука, которой не было во времена моего двадцатилетия, - стейдж-дайвинг. В смысле разбежаться и головой вниз сигануть со сцены. В руки зрителей - как в волну.
Никогда не мог понять эту забаву. Еще в конце XX века я как-то зашел на концерт группы «Bloodhound Gang». Во время выступления кто-то из команды разбежался и лихо нырнул в объятия фанатов. Да только фанаты не поняли порыва и расступились... Обратно за кулисы прыгуна унесли. Концерт группа доигрывала уже без него.
Я все еще сидел на втором этаже «Red-Club'a». Вокруг меня сидели, болтали, ходили и вдыхали черт знает что музыканты лучшей отечественной группы 2000-х годов. А я был толстый, лысый и безработный. Мнe было душно, и из всех, кто пришел сегодня послушать «Психею», я был, наверное, самым старым.
Я выковырял из кармана мобильный телефон и посмотрел на часы. Некоторое время я думал над тем, что, может быть, стоит плюнуть на все это и уехать домой? Но тогда что бы я написал для журнала «Rolling Stone»? И что бы тогда стала есть моя большая семья?
Глава 4: За 7 месяцев до концерта.
Утром мне позвонил Саша Долгов. Вежливо спросил, удобно ли мне говорить. Я сказал, что да, удобно.
- Знаете, по какому поводу я вам звоню?
- Думаю, что по тому же, что и в прошлом году. Да? -Да.
- Опять вручаете свои премии?
- Опять вручаем. Саша Долгов - главный редактор журнала «FUZZ».
И организатор ежегодного FUZZ-фестиваля. В рамках этого мероприятия он ежегодно вручает лучшим рок-музыкантам страны призы: «Лучшая группа»... «Лучший альбом»... «Лучшая песня»... С музыкантами у Долгова проблем нет. Уже десять лет победители его конкурса - это одни и те же люди. Проблемы возникают с теми, кто мог бы выйти на сцену и вручить победителю статуэтку. В прошлом году одну из премий вручал я.
- Спасибо, Александр, за ваше ко мне доверие. Кому вы хотите, чтобы я выдал приз на этот раз?
- Приходите в «Юбилейный». Все объясню на месте.
- Ну хотя бы намекните! Кто победил в вашем конкурсе на этот раз?
День только начинался. Плечом прижимая телефонную трубку к уху, я дошагал до кухни и копался с кофеваркой. Мне хотелось сказать Долгову, что «исключительно достойные» люди, которым он уже полтора десятилетия раздает свои статуэтки, всем давно осточертели и не пора ли обратить внимание на новое поколение, но долго разговаривать по мобильному телефону экономный Долгов не стал. Сказал, что увидимся уже на концерте, и попрощался. Я положил телефон на кухонный стол, все-таки сварил себе кофе и закурил первую утреннюю сигарету.
в прошлом году на долговском FUZZ-фестивале я вручал премию в номинации «Лучшая песня». Победил в тот раз Вячеслав Бутусов с песней «Девочка».
Прежде чем заняться изданием рок-ролльного журнала. Долгов был флотским офицером. Я видел фотографии, где он в черной форме и белой фуражке стоит на корме здоровенной подводной лодки. Не исключено, что атомной. Не исключено, что там на своей лодке Долгов получил какое-нибудь секретное флотское облучение, потому что за последние лет пятнадцать этот парень совсем не изменился. По всем прикидкам, сегодня ему должно быть к пятидесяти. Но выглядит он куда лучше тридцатипятилетнего меня.
Организовано у Долгова на фестивале все было по-военному четко. За семь минут до того, как я должен был выйти на сцену. Долгов выловил меня в коридорах Дворца спорта «Юбилейный» и отвел к сцене. Велел стоять здесь и никуда не уходить.
На сцене заканчивала выступать предыдущая группа. Я послушно пристроился на металлической лесенке, ведущей за кулисы. Группа докривлялась, собрала инструменты, смотала за собой провода и освободила место. Рядом со мной стоял парень, громко, через микрофон, объявлявший следующую номинацию. По основной профессии парень был радиоведущим. Орать в микрон у него получалось здорово.
Сама процедура несложна: забираешься на сцену, если хочешь, можешь сказать какие-то слова от себя, потом распечатываешь конверт и громко зачитываешь имя победителя. Я вышел на сцену и огляделся.
Пол у меня под ногами был выложен грязными нестругаными досками. Снизу, из зала, сцена кажется не очень большой, хотя на самом деле она огромна, как стадион. Аккуратно переступая через провода, я подошел поближе к краю. Отсюда Дворец казался крошечным, как чашка утреннего кофе.
Что за слова положено говорить, я не знал, а на месте придумывать было поздно. Я просто распечатал конверт и прочел:
- Вячеслав Бутусов! Песня «Девочка»!
Из зала что-то заорали. Отсюда, с высоты, это было даже не очень громко. Стоявший в тени Бутусов подошел поближе. Я отдал ему статуэтку и пожал руку. У Бутусова были черные, сросшиеся на переносице брови. Говорят, это признак мизантропии, и в данном случае это правда. Людей Бутусов не любит. А уж пьяных подростков, верещавших в зале у него под ногами, он не любит особенно.
Забрав у меня из рук статуэтку, Бутусов помахал ею в воздухе, а потом незаметно передал в руки Долгову. В тот вечер статуэтку всем победителям вручали одну и ту же. То ли спонсоры не успели подвезти остальные статуэтки, то ли Долгов сэкономил на металле. Оно и правильно: думаю, у того же Бутусова статуэток столько, что одной больше, одной меньше, - роли уже не играет.
После прошлогоднего FUZZ-фестиваля я дошел до ближайшего музыкального магазина и купил себе mpЗ-пластинку со всеми альбомами бутусовской группы «Наутилус Помпилиус». В середине 2000-х годов я впервые в жизни послушал то, что вся остальная страна слушала двадцать лет назад. Ранние альбомы Бутусова показались мне действительно очень хорошими.
На диске имелись не только студийные треки, но и концертные записи группы. На них в паузах между песнями слышны крики тысяч слушателей. Но вот моего голоса на этих записях нет. Великий русский рок-н-ролл 1980-х грохотал в моем собственном городе, будущие легенды ходили по тем же улицам, что и я, сидели в тех же кафе, что и я, даже девушки у нас иногда бывали общие. Но ничего кроме презрения к этим типам с сальными волосами двадцать лет назад j я не испытывал. Сегодня я искренне уверен, что все эти люди - живые легенды. Тогда я бы лишь рассмеялся, если бы кто-то высказал подобную глупость в моем присутствии.
Скажу честно: вообще-то, я лузер. Я никогда не бываю в правильном месте в правильное время. Обо всех самых важных вещах я узнаю с опозданием на годы. Конец 1980-х был славной рок-н-ролльной революцией. Но я ее не застал. Пятнадцать лет подряд я жил почти напротив Рок-клуба - и ни разу туда не зашел. В конце 1980-х я слушал «The Сиге», по-английски читал Хантера Томпсона, и если при мне упоминали русский рок-н-ролл, не мог пересилить брезгливость. Прошло двадцать лет, и я понимаю: именно там ковалась моя сегодняшняя страна. Но как это происходило, я не заметил.
В 1991 году я встречался с несовершеннолетней, но дико красивой девушкой. Встречаясь, мы часами не вылезали из постели... она вела себя так, что часы заканчивались моментально, и сразу хотелось, чтобы они начались снова... правда, в остальное время пойти нам было некуда. Ленинград начала 1990-х был очень тоскливым городом. Как-то случайно мы зарулили во Дворец спорта «Юбилейный». Оказалось, что в тот день в «Юбилейном» выступает группа «Кино».
Со временем выяснилось, что это было самое последнее выступление Цоя в родном городе. Я помню, что свет в зале почему-то горел на полную. И сам Дворец спорта был заполнен от силы на треть. Еще помню, как после концерта мы дошли до безлюдной набережной Невы и подружка прямо там сползла на корточки и я был уверен, что потеряю-таки сознание прямо здесь, на набережной... Но вот самого концерта я не помню совершенно. Ни лица Цоя, ни единой песни - ничего!
Тогда страна переживала великую рок-н-ролльную революцию. Эхо эпохи гремит по стадионам и до сих пор. Но музыка 1980-х не была интересна мне тогда - не интересна и сейчас.
в этом году на FUZZ-фестивале все происходило точно так же, как и в прошлом. За исключением того, что пожарная инспекция запретила курить в гримерках и музыканты выходили на улицу. Бутусов в закончившемся году ничем особенным не отличился, и премию на этот раз я вручал группе «Агата Кристи».
В «Юбилейный» я подъехал к семи вечера. Концерт уже начался. Долгов поймал меня у входа и проинструктировал, куда именно и во сколько я должен подойти. Я пообещал следовать инструкциям.
По ту сторону сцены бродила целая толпа уродливых девушек и сальнорожих молодых людей. Именно так выглядела отечественная музыкальная пресса. Люди, не способные сформулировать ни единого вопроса. Люди, не интересующиеся ничем на свете. Люди, не способные увидеть событие, даже если событие само на танке въедет к ним в редакцию. Люди, которые в любой стране мира были бы признаны «лицами с ограниченными умственными возможностями» и отправлены проходить курс реабилитации - и только в России формирующие общественное мнение. Русские журналисты. Люди, каждый из которых несет персональную ответственность за то, что в России столь ущербный шоу-бизнес, у русских столь чудовищные вкусы, а у страны в целом - абсолютно беспросветное будущее.
Общаться с коллегами мне не хотелось. Ничего кроме омерзения русские журналисты у меня уже давно не вызывают. Большую часть времени перед выходом на сцену я просидел в гримерке у знакомых музыкантов. Сальнорожие иногда совали нос внутрь, но зайти не решались. Около половины десятого Долгов позвонил мне на мобильный телефон и сказал, что пора подойти к сцене. Следующий выход - мой. Я вышел из гримерки и стал протискиваться поближе к сцене.
Возле лесенки, ведущей за кулисы, уже стояли парни из «Агаты Кристи» и стоял, держа в руках статуэтку. Долгов. Музыканты были смешными, невысокими и полными. Они напоминали медвежат из «StarWarsVI». Стоявшая здесь же девушка-фотограф навела на гитариста группы Глеба Самойлова камеру. Он поморщился, замотал шею шарфом и, перекрикивая музыку, пояснил:
- Второй подбородок!.. Снимите меня так, чтобы второго подбородка было не разглядеть!..
Долгов замахал руками: хватит болтать! Все выходим на сцену. В этом году статуэток хватило уже на всех - может быть, Долгов нашел спонсора посостоятельнее? Правда, победители были все те же. Премия FUZZ существует лет десять, и получают ее каждый год одни и те же люди. Ну, может, иногда меняясь очередностью. Весь русский рок-н-ролл - это уже давно пятнадцать названий, и ничего кардинально нового в этой области вроде бы не предвидится.
Я распечатал конверт, громко прочитал: «Агата Кристи!», отдал музыкантам статуэтку, спустился по металлической лесенке со сцены, выбрался из зала и решил выкурить сигарету на улице.
Дело происходило весной. Снаружи было даже еще не темно. У самого выхода стоял мультипликатор Олег Куваев. От него, конечно же, пахло алкоголем, но совсем пьяным Олег не был. На фестивале он тоже вручал кому-то статуэтку.
Мы помолчали. Потом я спросил, как ему концерт. Как ему выступающие коллективы.
- Говно, а не коллективы.
- Все до единого? Кому ты вручал статуэтку?
- «Королю и Шуту».
- «Король и Шут» тоже говно?
- Почему сразу говно? «Король и Шут» очень нравятся моему сыну.
- Что-то поновее. Что-то сегодняшнее. Не обязательно же всю жизнь слушать рок-клубовское ретро. Знаешь, кто писал музыку для наших последних мультфильмов с Масяней?
- Кто?
- Группа «Психея». Вернее, не вся группа, а их компьютерщик Кита. Знаешь его?
Куваев посмотрел на меня. Последний раз затянулся и выкинул докуренную сигарету.
- На самом деле я думаю, что эти парни - главное, что есть в сегодняшней музыке. А как думаешь ты?
Глава 5: Клуб «Полигон».
Все началось в холодном и голодном 1996 году. Тогда стало окончательно ясно: никакого русского рок-н-ролла больше не будет. Эта старая, дряхлая, смертельно больная музыка никому не нужна. Отныне ее место займут веселые танцы со стриптизерками и ди-джеями. Группы, успевшие сделать себе громкое имя во времена Перестройки, теперь не вылезали с европейских гастролей. Музыканты следующего поколения, попробовавшие поднять голову в 1990-х, теперь массово гибли от героина. Первый независимый русский рок-н-ролльный клуб «TaMtAm» доживал последние дни, а клубы, пытавшиеся продолжить его дело, влачили жалкое существование.
Середина 1990-х - наиболее жесткий кризис идей за всю историю рок-н-ролла. Так было не только в России - так было по всему миру. Сколько существует эта музыка, столько идут разговоры о том, что, мол, реальный-то рок-н-ролл давно мертв. Но тут дело обстояло действительно серьезно. Ничего нового в гитарной музыке не появлялось уже больше десятилетия. Изо всех окон звучало техно, и даже самые упертые стали сдаваться: да, похоже, рок-н-ролл действительно сдох.
В начале 1990-х в клубе «TaMtAm» произошли две последние русские рок-революции. Именно там появились русский панк и русское рокабилли. Эти революции остались никем не замеченными и никого не потрясли. Рок-н-ролл давно потерял способность кого бы то ни было поражать.
Главной звездой середины 1990-х была группа «TequillaJazzz». Коллектив действительно недурен, вот только аудитория его даже сегодня составляет максимум пятьсот человек. А десять лет назад не было и того. Это была проблема не группы, а времени. У тех, кому сейчас чуть за тридцать, украли десять лет карьеры. У них украли стадионы, клипы на музыкальных каналах, вопящих фанаток и лица на обложках глянцевых изданий. Десять лет назад в России не было ничего из перечисленного. На стадионах тогда звучал только рейв, первые глянцевые журналы явились только к 1997-му, а музыкальный канал и на три года позже. Если же говорить о девушках, то они в 1990-х на нищих рок-идолов даже не смотрели. Девушки тогда мечтали отдаться первому встречному бандосу. Пусть не очень крупному, но бандосу. С бритой головой, мобильным телефоном и в пестром пиджаке. Потому что лучше уж так, чем двинуть коней от голода.
Тогда, десять лет назад, задача была простая: выжить. Ни о какой внятной музыкальной политике речь не шла. Кто-то пытался привозить в страну иностранных знаменитостей - но выступать им было негде, да и зрители не хотели их видеть. Кто-то пытался открыть звукозаписывающую компанию, но быстро разорялся, потому что продавать кассеты было тоже негде, да и желающих купить находилось немного. Музыканты рок-клубовских команд пытались открывать собственные музыкальные клубы. Обычно через пару месяцев клубы закрывались, потому что выступать в Сперва «Полигон» открылся черт знает где - в Ленинградской области, в поселке Сертолово. По сл хам, там имелся реальный танковый полигон. В честь клуб и получил свое название.
В Сертолово «Полигон» просуществовал года полтора, а потом начал кочевать с точки на точку. Из Ленобласти клуб переехал в актовый зал Университета профсоюзов. Оттуда - в хэви-металический клуб «Гора» на Лиговском проспекте. Оттуда - в Дом культуры «Красный Октябрь». Открывая «Полигон», его хозяева не были даже уверены, что найдутся группы, которые смогут в новом клубе выступать. Надо всем витало ощущение конца света.
За музыкальную политику «Полигона» отвечал молодой человек, которого звали Павел Клипов. Задача у Павла была сложная. В какую сторону идти? По сотому разу играть осточертевший русский рок? Тупо пилить метал? Клипов нюхал ветер, всматривался в горизонт, но перспективы у его корабля были туманны.
Клинову было чуть за двадцать. Выше среднего роста, лоб с залысинами, очень тонкие губы. Говорил мало и неохотно. В те годы он хватался за все сразу, пытался экспериментировать, выпускал на сцену всех, кто хоть что-то из себя представлял. Он пробовал смешивать их в разных пропорциях: а вот что получится, если в первом отделении сыграют рокабиллы, а во втором - хэви-металисты? А если еще и добавить панка? Он без конца слушал демо-записи, разговаривал с музыкантами, отсматривал всех, кто приходил. Ситуация не менялась.
«Alice In Chains» для тех лет были действительно свежим ветром. В середине 1990-х до Петербурга дошли первые записи новой американской металлической волны. Самыми заметными среди этих музыкантов были лос-анджелесские подонки из группы «КОЯМ». И молодые русские тут же стали пытаться играть «под «КОЯМ». Но дальше нескольких продвинутых меломанов эта мода не шла. Аудитории у такой музыки не существовало. Стиль оставался полным андеграундом, и никаких надежд на то, что ситуация изменится до самого начала XXI века, не было. Но по крайней мере, теперь становилось понятно, в какую сторону двигаться. 4
В 1996-м в «Полигоне» Павел Клипов провел самый первый в стране концерт «новой альтернативной» музыки. Рекламы не было, да и быть тогда не ^ могло. «Новая альтернатива» в те годы означало: ' «что-то хоть немного похожее на «КОЯМ». На сцену ' вышли группы «Кирпичи», «Military Jane», «Джан-Ку» и еще парочка совсем забытых коллективов. На «КОЯN» никто из них похож не был. Концерт собрал 150 человек. Как именно относиться к новой музыке, никто не понимал. Но 150 человек все-таки пришло. Для первого раза это было даже и неплохо.
Ни о каких выступлениях за деньги в 1990-х речь не шла. Группы, игравшие в клубах, в лучшем случае могли рассчитывать на несколько бутылок бесплатного пива.
Павел Климов, бывший директор группы «Психея»:
В «Полигоне» гонорар могла получить группа-хедлайнер. Каждый вечер у нос выступало несколько групп: одна, на которую публика покупало билеты, и три-четыре на разогреве. Деньги мы делили пополам: половину выручки от входных билетов забирал себе клуб, а вторую половину я отдавал главной выступающей команде. Соответственно, группы разогрева не получали ничего. Они играли на будущее: нарабатывали опыт, обзаводились поклонниками, хватались за возможность себя показать. Большинство не выдерживало и сходило с дистанции. Зато те, то продержался первые год-два, дальше стремительно становились звездами.
Первыми звездами «новой альтернативы» попробовали стать группы «SCANG» и «Military Jane». Но те, кто под шквальным огнем первым поднимается из окопов, первыми, как правило, и гибнут.
Лидер «Military Jane», Илья «Черт», плюнул на «альтернативу» довольно быстро. Уже в конце 1990-х он полностью сменил музыкальную ориентацию. Его сегодняшняя группа «Пилот» - довольно типичный русский рок, что-то вроде «Алисы» двадцатилетней давности. О радикальной молодости «Черта» сегодня не напоминает ничто.
Вторые отцы-основатели русской «новой альтернативы» держались дольше. Если послушать «SCANG» сегодня, то звучит это как клонированный «КОЯN». Впрочем, для 199Q-X неплохо было и это. Лидера команды звали Нильс. Как каждый приличный музыкант того времени, Нильс имел огромные проблемы с наркотиками. К концу десятилетия он пропал, бросил группу, и несколько месяцев никто не зал, где он находится. А потом Нильс выплыл при каком-то монастыре в Ленобласти. Бывший главный альтернативщик страны завязал с наркотиками, изменил свою жизнь и музыку больше не играет. Зато, по крайней мере, он выжил. Остальные пионеры «альтернативы» к 1999-му вымерли почти поголовно.
Проблемы с помещением у «Полигона» продолжались. В 1997-м из Дома культуры «Красный Октябрь» клуб уехал на северную окраину города, к станции метро «Лесная». Там он и прожил лучшие денечки своей биографии. Правда, тогда никто еще не знал, что именно эти денечки будут лучшими.
Павел Клипов продолжал биться лбом о стену. Аудитория новой музыки по-прежнему составляла 150 человек. И никаких надежд на то, что ситуация изменится, не было. Иногда на «альтернативные» концерты вместо ста пятидесяти слушателей приходило триста, и всем казалось - вот оно! дело сдвинулось с мертвой точки! Но спустя неделю на точно такой же концерт не приходил вообще никто, и от отчаяния можно было опустить руки.
Какие-то группы Клипов пытался прямо во время концертов записывать. Он говорит, что у него дома и до сих пор валяется несколько коробок, внутри которых - вся история русской независимой сцены. Именно таким образом появились первые концертные альбомы группы «Кирпичи» и Ильи «Черта». Конечно, это была полная самодеятельность, но ничего другого в стране тогда не существовало.
Из этих концертных треков в конце каждого года Клипов составлял аудиосборники. Он выпустил сборник «Альтернатива-1995»... потом «Альтернатива-1996»... потом «Альтернатива-1997»... потом «Аль-тернатива-1998»... Думаю, если бы ситуация не изменилась, упорства этого парня хватило бы на то, чтобы в том же духе продолжать до «Альтернативы-2037»... Но после 1999 года ситуация хоть и медленно, но начала выправляться. Вo второй половине 1990-х рабочий день Павла Клинова начинался с того, что он наугад выуживал из коробки с демо-записями несколько кассет и выбирал группу для сегодняшнего выступления. В офисе Павла стояла громадная коробка, доверху наполненная демо-записями. Выудив оттуда кассету-претендента, Павел втыкал ее в магнитофон и слушал половину первой песни. Если музыка казалась ему более или менее, Павел проматывал немного вперед и слушал половину второй песни. Десять минут - и программа сегодняшнего вечера составлена. Девяносто процентов кассет отправлялось в мусорное ведро, а три-четыре группы начинали готовиться к выступлению.
Павел Климов, бывший директор группы «Психея»:
На «Психею» я нарвался тоже случайно. В тот момент ничего выдающегося группа собой не представляла. Но я все равно решил дать им шанс выступить. О том, что группа приехала из Кургана, я, разумеется, не знал. Я послушал их демку и по указанному электронному адресу написал парням письмо. Так, мол, и ток. Есть возможность сыграть. Если согласны, то такого-то числа - ждем. Вышло тан, что на тот момент «Психея» как раз была в Петербурге. Они пришли в «Полигон» и выступили. С этого все и началось.
Глава 6: «Психея» перебирается в Петербург.
Позапрошлым летом я как-то пошел выпить кофе со знакомым главным редактором небольшого петербургского издания. Вроде бы нам нужно было поговорить о деле, но вместо этого редактор купил алкогольный коктейль, выпил его залпом и стал жаловаться на жизнь.
В семье редактора подрастает двое сыновей. Он хороший отец: покупает детям свежие компьютерные игры, в выходные вместе с ними катается на велосипедах и, если есть время, ходит на рок-концерты.
- Все, что слушают мои парни, и я тоже готов слушать. Если они просят у меня купить им футболки мордами каких-нибудь очередных панков, я всегда покупаю. А вот вчера вместе с ними послушал «Психею» - и эти парни сделали меня стариком.
- Сделали стариком? Как это?
- Вместе со своими детьми я мог слушать любую музыку, и она мне нравилась. Честно нравилась! Я ходил с детьми на футбол и на любые концерты. Мы все тогда отжигали вместе. Музыкальные вкусы у нас были общие, и я чувствовал себя молодым. Ровесником собственных детей, понимаешь?
- Понимаю. Я и сам иногда хожу со своими детьми на концерты.
- А то, что играют эти уроды, мне уже не понять. Вокруг всем нравится, а я этого не понимаю. «Психея» - это пропасть, отделившая меня от молодости.
Он сходил к стойке бара, купил себе еще один коктейль, сел за столик, опять выпил его залпом и поморщился:
- Они сделали меня стариком. Зачем эти черти из Кургана вообще приехали в мой город?
Черти из Кургана приехали в Петербург, чтобы здесь жить. Куда еще из своей Западной Сибири могли отправиться семнадцатилетние провинциалы, мечтающие о славе рок-н-ролльных звезд? То есть, конечно, еще лучше было уехать сразу в Гамбург или Сиэтл, но они уехали в Петербург, потому что в конце 1990-х это было почти то же самое.
Первыми в городе десантировались Фео и Слесарь. Дело было в феврале. В Петербурге стояли последние зимние морозы. По слухам, для того чтобы купить билеты, вокалист «Психеи» украл немного денег у собственных родителей, а бас-гитарист продал родительский ваучер. Замерзшие и невыспавшиеся, они стояли на перроне Московского вокзала и понятия не имели, что дальше. Задача была осмотреться на месте, найти жилье и подготовить все к приезду остальных членов группы.
Слесарь сходил на несколько собеседований, о потом плюнул и пристроился грузчиком. Мне, если честно, не хотелось работать руками. Для начала я закончил недельные курсы косметологов и получил диплом «Мастера красоты».
Впрочем, вместо того чтобы делать красивыми других, этот парень вплотную занялся собой. Десять сережек в лице. Татуировки «MY LIFE» и «IS MINE» на предплечьях. Эта жизнь действительно принадлежала ему одному. В пятимиллионном мегаполисе дела до двух оболтусов из Западной Сибири никому не было.
Фео, лидер группы «Психея»:
«Мастером красоты» я так и не поработал. Вместо этого приходилось таскать тяжести и раздавать на Невском рекламные листовки. А через какое-то время я устроился работать в хозяйство по выращиванию грибов вешенок.
Очень причудливая технология: висят здоровенны мешки, в них понемногу растут эти самые вешенки Наша бригада состояла из пяти человек: взрослый совершенно сумасшедший прапорщик и четыре приезжих андеграундных музыканта. Сома работа немного напоминала работу смотрителя в зоопарке, только твои подопечные никуда не сбегут. Мы жили в брошенном коровнике - под потолком висели мешки, из дырок в мешках наружу росли грибы. Неторопливая, размеренная жизнь на природе.
Вечерами после работы Фео и Слесарь ходили по улицам, читали все подряд афиши и выписывали в специально купленный блокнот адреса петербургских клубов. Еще дома, в Кургане, знакомая девочка-журналистка дала им с собой телефон Евгения «Ай-яй-яй» Федорова, из группы «TequillaJazzz». Набравшись смелости, парни позвонили по продиктованному номеру. Федоров сказал, что сегодня вечером у него концерт в клубе «Манхеттен», и пригласил заскакивать на саундчек.
Фео и Слесарь отпросились с работы пораньше, надели чистые футболки и в назначенное время уже сидели в «Манхеттене». Вживую видеть, как на глазах у ,6я рождается музыка, которую преждеты мог слышать только на хрипящей, плохо переписанной аудиокассете, - ради такого было не жалко остальные шесть вечеров в неделю жить в коровнике и следить за ростом грибов вешенок.
Федоров дал парням телефоны нескольких клубных администраторов. Фео плюнул на работу и целыми днями теперь обходил и обзванивал клубы, пытался договориться о выступлении. Отправляя его в Петербург, парни просили закрепиться в этом странном, но прекрасном городе, найти хоть какое-то жилье, но главное - выяснить: реально ли здесь играть?
Всего через несколько недель стало ясно: играть в Петербурге реально, очень реально! Пора было звать остальных.
Все началось в холодном и голодном 1996 году. Тогда стало окончательно ясно, что никакого русского рок-н-ролла не будет. Никому не нужен этот старый, дряхлый рок-н-ролл, а будут вместо него веселые танцы со стриптизерками и диджеями... и именно в этом году в западносибирском городе Кургане появилась группа «Психея».
До этого Курган был знаменит только как место рождения композитора и промоутера Макса Фадеева. В том году, когда в Кургане появилась «Психея», Фадеев запустил первый в новейшей русской истории успешный продюсерский проект: публике была представлена певица Линда.