Женщина за столом покачала головой.
Мне очень жаль, мисс Робертс, сказала она деловито, но мы не регистрируем начинающих. У нас тысячи более опытных людей, которые в этом бизнесе годы и которые голодают. Мы не можем найти работы для них. Мы стараемся сокращать списки, насколько можно, не добавляем в них новичков.
Но я я заикалась Клэр, я хочу быть актрисой! У меня может оказаться великий талант Я боже, я знаю, что у меня великий талант!
Вполне возможно, сказала женщина обезоруживающе нежно. Но то же самое говорят десятки тысяч других. Очень неумно, мисс Робертс, для юной и неопытной девушки вроде вас думать об этом жестоком, душераздирающем бизнесе. Очень неумно Конечно же, она добавила, когда Клэр бесцеремонно поднялась, конечно, если ваша ситуация скажем, сложная, мы можем предложить организацию, которая предоставляет ссуды, позволяющие достойным девушкам вроде вас добраться домой.
Клэр на мгновение забыла свою роль: она сделала то, чего ни одна начинающая актриса не делалагромко хлопнула дверью.
«Они идиоты, думала Клэр, сидя в своем гостиничном номере, все они просто слепые, ленивые идиоты. Их работаискать таланты, но они просто не видят его, потому что Потому что им, кажется, наплевать. Кто говорил мне об этом еще давно?»И тогда она вспомнила холодные, насмешливые глаза и вскочила на ноги с новой решительностью: новой решительностью и новым чувством одиночества.
Если у них нет собственных глаз, решила она, она сама покажет им. Если им нужен актерский опыт, так пускай подавятся. Она начала с маленьких театров, которые росли, как грибы, в самых темных уголках Голливуда. Она узнала, что выступления в маленьких клубах не оплачиваются, потому что «шанс быть увиденной» считается уже достаточной платой за долгие недели репетиций. Она была готова это принять, хотя ей было немного интересно, как она могла бы принять подобное предложение, если бы она была настоящей новенькой, вынужденной кормиться собственным заработком. В четырех театрах ей сказали, что не берут никого без сценического опыта. В трех других ее имя и номер телефона записали с обещанием позвонить, «если что-нибудь подвернется», сделанным таким тоном, что становилось ясно, что этим все и кончится, и этим все и кончалось.
Но в восьмом театре толстый, жирный менеджер посмотрел на ее шляпку за тридцать долларов и нетерпеливо проводил ее в контору.
Ну конечно же, мисс Робертс, он фонтанировал энтузиазмом, Конечно! Вы рождены для экрана. У вас есть все данные, чтобы стать звездой, первоклассной звездой! Поверьте мне, я старая лошадка и знаю этот бизнес. Но талант должен быть замечен, таков вот секрет Голливуда. Вы должны быть замечены. Сейчас у меня есть пьеса и роль специально для васох, какая роль! Одна роль, как эта, и все уже для вас решено. Только, к сожалению, проект был отложен из-за финансовых затруднений, очень неудачно. Но двести долларов, к примеру, не были бы для вас затруднением, особенно вложенные в будущее, где вас ожидают миллионы. Так, сказал менеджер своей секретарше, моргавшей при хлопанье дверей. Ну что с ней не так, ну скажи мне?
Агенты, подумала Клэр, агенты; они делают деньги, открывая новые таланты, так что они должны действительно заниматься поисками. Почему она об этом раньше не подумала?
Она была очень осторожна, звоня только тем агентам, которые никогда не встречали Клэр Нэш. Она обнаружила, что эта предосторожность была излишней, потому что ее не пускали дальше элегантных приемных, где полы были покрыты мягкими коврами, где бушевали стекло, медь и хром, где подтянутые секретарши вздыхали с сожалением, извиняясь, потому что мистер Смит, или мистер Джонс, или мистер Браун, увы, заняты на конференции; но если мисс Робертс оставит номер телефона, мистер Смит обязательно перезвонит. Мисс Робертс оставляла номер. Звонков не было.
Агенты без приемных и хрома, а только с дырой, выходящей на кирпичную стену, да с викторианским креслом, ронявшим вату на грязный ковер, были рады познакомиться с мисс Робертс и занести ее имя в список их потенциальных клиентов; и это было все, что они могли сделать для мисс Робертс.
Один из них, высокий и небритый, был рад видеть ее больше, чем остальные. «Ты пришла к правильному человеку, детка, заверил он ее, к правильному человеку. Ты знаешь Джо Биллингса из «Эпик пикчерс»? Ассистента режиссера? Так вот, Джомой давний приятель, и у него море влияния в «Эпик». Все, что мне нужно сделать, шепнуть ему пару слов и бинго! Тебя пригласят на пробы. На настоящие, подлинные пробы. Как насчет ужина сегодня у меня дома, детка?» Она сбежала.
Ее лицо ее лицо, которое так часто называли «одним из сокровищ экрана» Ее лицо, казалось, не производило ни на кого никакого впечатления. За одним-единственным исключением. Один из агентов, которого она никогда прежде не видела, пристально смотрел на нее с минуту, а потом воскликнул:
Боже, да ты двойник Клэр Нэш, сестрица!
Потом он посмотрел еще, покачал головой и передумал.
Хотя нет, сказал он, не совсем. Глаза у Клэр поярче, и рот поменьше, и фигура у нее, конечно, гораздо лучше, чем у тебя. Моя близкая подруга, Клэр Вот что мы сделаем: оставь мне свой телефон, и я найду тебе чудную работу в качестве дублерши Клэр. Ты так на нее похожану немного. Только нам придется подождатьКлэр сейчас в Европе.
Шанс Джейн Робертс все же выпал; не совсем так, как она ожидала, но выпал.
Однажды вечером, когда она сидела на кровати в своем старомодном отеле, туфли были отброшены в угол, ноги мучительно болели, соседка зашла попро-' сить разменять деньги. Соседкавысокая, страшная: как смерть девица с длинным носом и семилетним стажем актрисы массовки.
Никакой удачи на этих студиях, а? она спросила с сочувствием, глядя Клэр в глаза. Тяжело это, детка, вот как. Я знаю. Она вдруг просияла. Слушай, а хочешь завтра поработать?
Клер вскочила на ноги, услышав это.
Понимаешь, объяснила девушка, у них завтра утром большая массовка, и мой друг-бутафорщик пристроил меня, и я уверена, что для тебя он тоже что-то придумает.
Да! задохнулась Клэр. О да, пожалуйста!
Начало съемок в восемь, нужно быть уже одетыми и в гриме. Мы приходим к шести тридцати. Пойду позвоню дружку, думаю, все будет хорошо.
Она уже поворачивалась, чтобы уйти, когда Клэр спросила:
Какая это студия и какая картина?
«Уандер пикчерс», ответила девушка. «Дитя опасности», знаешь, большой фильм с их новой звездой, Хейди Леланд.
Клэр Нэш сидела, дрожа от холода, в уголке автобуса. Хрипя и урча, автобус плелся по направлению к студии через темные пустые утренние улицы. Автобус трясся, как коктейльный шейкер на колесах, бросая пассажиров друг на друга, подкидывая их вверх и бросая вниз на липкие кожаные сиденья на каждой кочке. Все пассажиры с усталыми лицами, с видавшими виды коробками косметики, ехали в одно и то же место.
Клэр чувствовала себя замерзшей и разбитой. Веки казались ватными и закрывались помимо ее воли. Мысль, что режиссер, подлинный режиссер обязательно распознает талант, тоже проходила тяжело и мутно через безумный, нереальный мир вокруг нее.
Она все еще обдумывала это, проходя устало через ворота «Уандер пикчерс студио». Клэр Нэш проработала на этой студии семь лет. Но она впервые проходила через некрасивые ворота «Входа для статистов». Она осторожно склоняла голову, скрывая подбородок шарфом, чтобы никто не узнал. Впрочем, довольно скоро поняла, что бояться нечего: никто бы не разглядел ее в унылой толпе теней, проходящих мимо окошка конторы по подбору актеров; никто бы не разглядел, и никто не пытался разглядеть. Паренек в окошке передал ей талон, даже не подняв головы. «Поторопись!»нетерпеливо подтолкнула ее соседка, и Клэр вместе с остальными бросилась к гардеробу.
Три суровые, мрачные, холодные личности в рубашках передавали из-за деревянной стойки костюмы статистам. Они вылавливали первые попавшиеся тряпки из корзин, наполненных грязными обносками, и пихали их в безропотные руки. Когда подошла очередь Клэр, личность сунула ей что-то тяжелое, огромное, бесцветное, с грязными обрывками золотой ленты, с застарелым запахом грима и пота.
Ваш талон? приказал он резко, протягивая за ним руку.
Мне не нравится этот костюм, в ужасе объявила Клэр.
Мужчина посмотрел на нее с недоверием.
Ну, это просто ужасно, не так ли? заметил он, забрал ее талон, пробил его и повернулся с охапкой тряпок к следующей в очереди женщине.
Раздевалка статистов была холодной, как погреб, холоднее даже, чем ледяной воздух снаружи. Негну-щимися пальцами Клэр сняла одежду и влезла в костюм. Затем посмотрела в зеркало и сразу зажмурилась. Затем, сделав над собой усилие, открыла их снова и посмотрела на себя: огромное одеяние могло вместить троих; тяжелые складки комом собирались на животе; она попыталась разгладить их, но они все равно соскальзывали на свое место; она была неуклюжей, жирной, бесформенной.
Задыхаясь, она опустилась на деревянную скамью перед маленьким зеркалом на грязном столе из некрашеного дерева. Но она мало что знала о киногриме и это немногое уже давно забыла. Последние семь лет с ней работал профессиональный визажист, который знал, как скрыть небольшие дефекты лица. Сейчас она вдруг поняла, что ее глазанемного узкие, щекислишком широкие, что у нее намечается второй подбородок. Она сидела, беспомощно вертя тюбик в руке и пытаясь вспомнить все, что знала.
Барак был полон оживленных, шумных, торопливых и болтливых женщин. Она видела полуголые, дрожащие тела и дряблые мышцы, пар, идущий из ртов при каждом слове, варварские туники и нижнее бельене очень чистое белье.
Она уже собиралась встать, когда крепкая рука усадила ее обратно.
Что за спешка, дорогуша? Давай-ка, надевай парик!
Невысокая, полненькая девушка в голубой спецовке стояла, держа во рту шпильки, а в рукечто-то, напоминавшее по виду мех нечистоплотного пуделя.
Вот это мне? Клэр раскрыла рот. Но но я блондинка! Я я не могу надеть черный парик!
Неужто ты думаешь, что у нас есть время скакать вокруг каждой из вас? спросила девушка, орудуя шпильками. У тебя не может быть короткой стрижки в этом фильме. Он про древность. Давай надевай, мы не будем заботиться о цвете для двухсот голов.
Но это будет выглядеть ужасно!
Ну а за кого ты себя принимаешь? Это испортит картину, так ты думаешь?
Парик был мал. Парикмахерша натягивала его, пока он не сжал голову Клэр, как тиски. Она намотала сверху огромный тюрбан, чтобы удержать его на месте, и воткнула с десяток шпилек так грубо, что поцарапала Клэр голову.
Ну, теперь ты в порядке. Поторопись, у тебя пять минут, чтобы добежать до площадки.
Клэр бросила последний взгляд в зеркало. Черный мех пуделя свисал клочьями; огромный тюрбан съехал на глаза; она выглядела, как гриб с бугром посередине. Она в безопасности, никто ее не узнает: она сама себя не узнавала.
Фее на площатку! Вернер фон Хальц прорычал в микрофон.
Послушная, как стадо, огромная толпа наполнила вымощенный камнем двор замка королевы лани. Четыреста пар глаз устремились вверх, где на площадке возвышалась величественная фигура мистера фон Хальца.
В торжественной тишине голос мистера фон Хальца прозвенел повелительно;
Фот што фам нушно сделат. В вашей стране фой-на, и фы только што одершали большую победу. Фаша королефа объяфит фам это с крепостной стены. Фы фстречаете нофост с фосторгом.
Замок возвышался на фоне голубого неба, гигант из неприступного гранита и гипса, окруженный строительными лесами и проводами. Армия в спецовках медленно прошла через замок, располагая листы металла внутри, над и под крепостными валами, направляя на толпу горячие солнечные лучи. Нервные ассистенты режиссера пробежали, расставляя людей по площадке.
Клэр провожала каждого ассистента взволнованным, ждущим взглядом. Но ни один не заметил ее. Ее не поставили на лучшее, заметное место. И когда один показал на нее, другой покачал головой: «Нет, не эту!»
Операторы склонились над камерами, напряженные, неподвижные, изучали сцену. Вернер фон Хальц внимательно осматривал площадку через темную линзу.
Тень в левом углу! приказывал он. Фиключи-те тот сфет слефа!.. Я хочу еще семь челофек на этих ступеньках Разбейте эту линию! Фы не солтаты на параде!.. Не сбифайтесь, как кильки, ф отном месте! Разойтитесь по тфору!.. Хорошо! наконец скомандовал он. Тафайте попробуем!
Худая, юркая фигурка Хедди Леланд появилась на стене крепости. Она заговорила. Толпа взревела неподвижно, только сотни рук поднялись вверх механически, как во время зарядки.
Останофите! взревел Вернер фон Хальц. Рас-фе так нарот встречает королефу, кофорящую о победе? Предстафьте себе, что она гофорит, что фам фсем сейчас татут обед! Посмотрим, как фы встретите это!
Королева лани снова заговорила. Подданные встретили ее слова с энтузиазмом. Мистер фон Хальц кивнул.
Фот это картинка! провозгласил он.
Ассистенты бросились в толпу, бросая последние приказания. «Эй, ты там! Сними очки, дубина!.. Не жуй жвачку!.. Спрячь тот подъюбник, слышишь? Никакой жвачки! В том веке не жевали жвачку!»
Готовы? прокричал Вернер фон Хальц.
Вся площадка замерла в молчании, в благоговейном молчании.
Камерааа!
Семь рук сработали, как рычаги. Семь маленьких, сияющих стеклянных глаз вдруг ожили, зловещие, направленные на сцену, как семь пушек. Четыреста человек в паническом энтузиазме бушевали, как котел, полный тряпок, у подножья замка. На стене две тонкие, сильные руки поднялись к небу, и юный голос восторженно зазвенел, перекрывая рев толпы.
А Клэр Нэш чувствовала, как ее сбивают с ног, толкают, пихают, переворачивают, бросают вправо и влево обезумевшие человеческие тела. Она пыталась сыграть радость. Зажатая между двумя восторженными мужчинами, она не могла бы сказать, с какой стороны находятся камеры и с какойзамок; все, что она могла видеть, был маленький кусочек неба над красными потными шеями. Она пыталась пробиться наружу. Ее отбросил назад чей-то локоть, вонзившийся под ребра, и чье-то колено, ударившее в живот. Женщина, неистово выкрикивавшая: «Да здравствует королева!»брызгала слюной ей в лицо. Мужчина с внешностью атлета наступил на ее босую ногу, ободрав кожу на пальцах. Она жалко улыбалась и бормотала: «Да здравствует королева», вяло помахивая ладонью над головой. Даже ее ладонь не было видно.
Затем, когда наконец раздался пронзительный вой сирены и ассистент прокричал: «Перерыв!», когда камеры остановились, когда Клэр смогла наконец глубоко вдохнуть и вынуть прядь парика изо рта, мистер фон Хальц довольно вытер лоб и сказал:
«Корошо!.. Еще раз, пошалуйста!»
Клэр была на ногах уже три часа, когда камеры передвинули, а ей удалось доковылять до медсестры, которая смазала ей царапины на руках и ногах, подышать, оглядеться.
Она увидела высокую, грациозную фигуру мужчины в простейшем сером костюме, бесстыдно прекрасном в своей простоте. Ее сердце перевернулось. Она узнала чистые, высокомерные глаза, презрительную, неотразимую улыбку. Он наклонялся к Хедди Леланд, разговаривая с ней так, словно они были одни на площадке. Хедди Леланд сидела в низком удобном кресле, темный шелковый халат был натянут поверх костюма, тонкие загорелые руки неподвижно лежали на подлокотниках. И она смотрела на Уинстона Эйерса снизу вверх с непроницаемым лицом; но смотрела на него так, словно он был единственным мужчиной на съемках.
Клэр почувствовала, как что-то ударилось под ребром. Ее не волновали ни площадка, ни толпа, ни ее место в ней, ни место Хедди Леланд. Ее волновал мужчина в сером и то выражение, с которым он смотрел на девушку в кресле. Клэр была удивлена, обнаружив, как сильно ее это волнует. Она поспешно ушла, бросив последний, горький взгляд на кресло с черной надписью на полотняной спинке: «Не садиться. Хедди Леланд».
Она устало опустилась на первый попавшийся стул. «Прошу прощения!»крикнул мальчик-ассистент и, не дожидаясь, пока она поднимется, выхватил из-под нее стул и унес прочь. Она увидела, что на спинке было написано: «Не садиться. Миссис Уиггинс, костюмер». Она отошла и присела на ступеньку стремянки. «Прошу прощения!»крикнул электрик и унес стремянку. Она дотащилась до темного угла и жалко опустилась на пустую коробку.
Фее на площадку! взревел Вернер фон Хальц.