Она тяжело побрела на площадку, немного покачиваясь, ослепленная белоснежным сиянием солнца в отражателях. Быстрая тень человека, проходящего мимо, упала на ее лицо. Она открыла глаза и обнаружила. что смотрит прямо на Уинстона Эйерса. Он остановился и посмотрел на нее. подняв бровь, открыл рот и закрыл его снова. Затем поклонился спокойно, элегантно, не произнося ни слова, повернулся и пошел дальше. Но Клэр заметила, как скривились его губы, будто ему очень большого усилия стоило не рассмеяться. Она покраснела, как свекла, даже сквозь толстые слои коричневого грима.
Пока репетировали новую сцену, Клэр расчищала себе путь, отчаянно и уверенно, к краю толпы, прямо перед камерами. «Они заметят меня!»мрачно прошептала она. И они заметили.
Что это за тефчонка в коричневом? спросил Вернер фон Хальц после первого прогона, указывая большим пальцем на Клэр Нэш, свирепо боровшуюся с комом у себя на животе и с тюрбаном, съезжающим с головы. Уберите ее оттуда! Поставьте вперед кого-то, кто умеет играть!
К концу дня каждая кость в ее теле болела, и ее ноги горели, как раскаленное железо, с глазами, запорошенными пылью, и пылью на языке. Клэр Нэш стояла у окошка кассы, любопытная и взволнованная, видя, как девушки уходят, держа в руках чеки на семь с половиной и десять долларов. Когда она попросила свою оплату, на кусочке бумаги, протянутом ей, были написаны слова: «Выплатить Джейн Робертс сумму в пять долларов».
Клэр Нэш была упрямой женщиной. Кроме того, мысль о скривленных губах Уинстона Эйерса не давала ей уснуть всю ночь. На следующий день на студии она получила эпизод.
Она вспомнила начало своей карьеры. Она улыбнулась и подмигнула ассистенту режиссера: она поговорила с нимне слишком строго. В итоге, когда мистер Хальц попросил девушку для эпизода, ее вытолкнули вперед.
Мистер фон Хальц критически ее осмотрел, наклоняя голову из стороны в сторону.
Ну корошо, попробуй, сказал он в конце концов безразлично. «Фот тот мужчина, он показал на высокого, тощего, Жалкого статиста, трус, боится идти на фойну. Ты, он показал на Клэр, злишься и смеешься над ним. Ты как фы это назыфаете? Бесцеремонная женщина.
Я? открыла рот Клэр. Бесцеремонная женщина? Но это не мой типаж!
Што? сказал мистер фон Хальц в изумленииМошет быть, ты не хочешь это делать?
О нет! сказала Клэр поспешно. О нет, я хочу!
Камеры щелкнули. Трус задрожал, закрывая лицо руками. Клэр дьявольски рассмеялась, уперев руки в бока, и хлопнула его по спине, стараясь забыть об идеале нежной девицы
Тем же вечером Клэр присутствовала на просмотре своей сцены. Вообще, статистов не допускали в святая святых зала, но она мечтательно улыбнулась нежному ассистенту режиссера, и он сдался и тайком пропустил ее через узкую дверь, когда свет выключили и все великие уселись в глубокие кожаные кресла: мистер Бамбургер, мистер фон Хальц, мистер Эйерс, мисс Леланд. Клэр стояла в темном углу возле двери и с нетерпением смотрела на экран.
Ей пришлось признаться себе, что она выглядела на пленке хуже, чем обычно; и вспомнить, что в течение семи лет у нее был собственный оператор, который знал секрет, как расставить свет, чтобы ее лицо выглядело таким, каким считали его поклонники. Кроме того, бесцеремонные женщины никогда не были ее амплуа.
Мнение мистера фон Хальца было более обстоятельно. «Хм, услышала она его слова, у этой девицы таланта ни на грош. И она не смотрится на пленке. И она не актриса. Вырежьте это!»
Она не помнила, что произошло после этого. Она помнила, как стояла на темной аллее возле студии, подняв голову навстречу ветру, холодному ветру, который никак не мог охладить ее пылающего, пульсирующего лба; пока ассистент режиссера глупо бормотал что-то об ужине и о чем-то, что она обещала.
У ворот студии стоял длинный, низкий автомобиль, слегка поблескивающий в лунном свете. Стройная девушка стояла одной ногой на подножке, завернувшись в короткое пальто с широким меховым воротником; высокий мужчина в сером держал для нее дверь. Они тихо разговаривали, и Клэр не могла расслышать их голосов.
Все девушки прошли мимо, глядя на них. «Это Уинстон Эйерс и его открытие», Клэр услышала их шепот. Те двое услышали его тоже. Они посмотрели друг на друга, прямо в глаза. Его улыбка была теплой и мягкой, еескупой и горькой. Она села за руль, закрыла дверь и уехала. Он стоял не двигаясь и смотрел, как ее машина скрывается за поворотом темной дороги.
Думайте что хотите! сказала Клэр Нэш Уинстону Эйерсу, который встретился с ней по ее просьбе в безымянном ресторане. С этим покончено! Я ничего не думаю, и я устала думать. Это все ужасно глупо. Я кладу конец этой нелепой комедии.
Конечно, мисс Нэш, ответил он невозмутимо. Это можно легко устроить. Мне жаль, что это маленькое приключение вас так расстроило.
Это все, что он сказал. Он не задавал вопросов. Он никогда не упоминал съемочную площадку фильма «Дитя опасности», будто они там не встречались.
Она постаралась все забыть и улыбалась тепло, призывно, с надеждой. Холодное, твердое лицо его оставалось неподвижным. Она уже в первую встречу понимала, как мало надежды для чувств, которые пробуждает в ней этот мужчина. Теперь она понимала, что надежды нет никакой. Что-то изменило его. Она думала, что могла бы узнать, что это было, если бы вложила уверенность в свои слова; но она не хотела знать.
Она вернулась одна в свой гостиничный номер, чувствуя себя усталой и опустошенной.
Это было в понедельник. В среду кинообозреватели голливудских газет объявили, что Клэр Нэш отплыла из Европы, перехитрив репортеров, пытавшихся узнать название корабля; она. как уверяли газеты, собирается сразу по прибытию вылететь из Нью-Йорка в Голливуд.
Клэр купила все газеты. Она сидела в своей комнате, глядя на них. Казалось, она просыпается от кошмара.
Затем она отправила телеграмму своей секретарше в Нью-Йорк. Секретарша должна была прилететь в Голливуд на «Трансконтинентал делюкс» через пять дней: она должна была зарегистрироваться на рейс под именем Клэр Нэш, она, Клэр, встретит самолет на последней остановке перед Лос-Анджелесом, и они поменяются местами; затем ее ждет надлежащая встреча в Нью-Йорке.
Она отправила телеграмму, вошла в первый попавшийся бар и заказала выпивку. Она провела слишком много ночей одна в номере, опасаясь идти в развлекательные заведения, где могла бы встретить друзей. Она больше не могла этого выносить. Не могла терпеть еще неделю. Ей было все равно. Но в баре ничего не произошло. Никто ее не узнал.
Банкет подходил к концу. Длинный белый стол, аккуратный и формальный, напоминал реку подо льдом, с хрусталем, как кусочки льда, серебряными приборами, как сияющая вода в трещинах, с цветами, как острова в потоке. В денежном выражении фамилии людей, наполнявших зал, составили бы сумму, цифры которой выстроились бы в ряд длиной от одного конца стола до другого. Богатые и дорогие люди Голливуда собрались, чтобы отметить подписание пятилетнего контракта между мисс Хедди Леланд и «Уандер пикчерс».
На почетном месте сидела похожая на розу в облаке розового тюля, белого шифона и стразов, похожих на капли тумана, тонкая фигурка. Она сидела прямая, сдержанная, спокойная, вежливая, как того требовал случай, аккуратная вся, кроме волос, зачесанных со лба назад, непослушных, готовых улететь и забрать с собой это розовое облако прочь из этого ужасного места, где ей приходилось улыбаться, кланяться и прятать глаза вместе с желанием закричать. Слева от нее располагалась огромная сияющая улыбкой физиономия мистера Бамбургера и сияющие бриллиантовые запонки мистера Бамбургера. Справа сидел Уинстон Эйерс.
Он сидел неподвижно, молча, угрюмо; казалось, он лишился своих безупречных манер и забыл изобразить на лице подходящую случаю восторженную улыбку; он не показывал вовсе никакого энтузиазма; похоже было, что он не знает и не думает о том, где находится. Хедди вдруг поняла, что этот день, день, которого она дожидалась и добивалась таким адским трудом, не значил для нее ничего в сравнении с мыслями мужчины, сидевшего рядом. Он не пытался с ней заговорить. Она не поворачивалась к нему, а покорно улыбалась мистеру Бамбургеру, цветам, бесконечным громким фразам произносящих речи в ее честь:
«Мисс Леланд, чей несравненный талант Мисс Леланд, блестящая юность которой Голливуд рад приветствовать Слава никогда так не улыбалась такому блестящему будущему Мы, те, кто всегда в поиске великих и талантливых»
«Мисс Леланд» Уинстон Эйерс перехватил ее в темном коридоре, куда она сбежала, чтобы побыть одной, покинуть роскошный банкет незамеченной. Она остановилась. Все же кому-то ее не хватало; ему, хотя он, казалось, не замечал ее присутствия.
Она стояла неподвижно, белая, как статуя в темноте. Холодный ветер дул с голливудских холмов, раздувая ее юбку, как парус. Он приблизился. Остановился, глядя на нее. Взгляд не сочетался со словами, произнесенными тихим, насмешливым голосом:
Я пренебрег своим долгом в этот великий день, мисс Леланд, сказал он. Считайте, что я вас поздравил.
Она ответила, не двигаясь:
Спасибо, мистер Эйерс. И спасибо вамза все.
Не нужно, пожал он плечами. Теперь вам уже не понадобится моя помощь. Она знала, что он хотел, чтобы это прозвучало насмешливо; но это было больше похоже на сожаление.
Я рада этому! вдруг сказала она, прежде чем поняла, что говорит, ее голос впервые ожил, страстный и дрожащий. Я всем этим обязана вам, но хотела бы, чтобы это было не так. Только не вам. Кому угодно, но не вам. Благодарностьслишком сложная вещь, потому что она может может Она не могла сказать этого. Потому что она может занять место всего остального, пытаясь покрыть, объяснить все Я не хочу быть вам благодарна! Не благодарна! Я хотела бы умереть за вас, и не из благодарности! Потому что я
Она вовремя остановилась. Она не понимала, что говорит; конечно, подумала она, он тоже не мог этого знать. Но он стоял так близко сейчас. Она подняла на него глаза. Она знала, о чем говорят его глаза, она вдруг поняла это так ясно, что почти не обращала внимания на его слова, слова, которые пока еще боролись с тем, чему поддались его глаза.
Вы ничего мне не должны, сказал он холодно. Я давно хотел вам это сказать. Знал, что я должен. Я выбрал вас не потому, что что-то в вас увидел. Я такой же идиот, как другие. Это была шутка, выходкачтобы доказать что-то неважное кое-кому еще менее важному. Когда-нибудь я расскажу вам эту историю. Я не заслуживаю вашей благодарности. Я ничего от вас не заслуживаю. Я не думал, что для меня что-то может иметь значение. Но кое-что имеет. Он закончил мрачным, тихим голосом, все еще суровым, все еще холодным, но что-то сломалось в этой холодности:Потому что я люблю вас.
И это был не насмешливый, циничный писатель, что обнял дрожащую белую фигурку и чьи голодные губы встретились с ее
О, боже, боже, говорил Уинстон Эйерс, входя с Хейди Леланд в свою квартиру три дня спустя, не только кинокарьеры зависят от случая!
Не только кинокарьеры зависят от случая
«Экстренный выпуск! Экстренный выпуск! газетные мальчишки кричали на всех углах. Чудовищная катастрофа! Разбился авиалайнер с двенадцатью пассажирами!»
Нетерпеливые горожане вырывали газеты из рук мальчишек, с голодной радостью. И сенсация росла с выходом следующих изданий с огромными черными заголовками:
КЛЭР НЭШ МЕРТВА
Более мелким шрифтом внизу объяснялось, что звезда зарегистрировалась на рейс среди пассажиров злополучного самолета, крушение которого произошло незадолго до последней остановки перед Лос-Анджелесом, что никто не выжил и что тела невозможно опознать.
Затем как будто прорвало плотину. От побережья к побережью в многокилометровых газетных колонках проливались слезы в связи с ужасной утратой. Говорилось, что экран лишился своего ярчайшего светила: что ее имя было записано в книге бессмертия; что весь мир ощутит ее потерю; что не будет другой Клэр Нэш; что «Уандер пикчерс» подписала с Лулой дель Мио, известной инженю, контракт на главную роль в фильме «Душа и сердце», которую должна была получить Клэр Нэш.
В своем маленьком номере, вернувшись из города, куда так и не долетел самолет, Клэр Нэш сидела посередине газетного моря. Никогда некрологи не находили более восторженного читателя. Вот, думала Клэр Нэш, читая, вот же оно. Вот что она значила для мира! Они знали ей настоящую цену, в конце концов. Какая известность! Какая сенсация будет, когда мир узнает, что его ярчайшее светило все еще сияет! Она решила отложить свое воскресение на несколько дней. Урожай прекрасных слов падал ей в руки с каждой газетой и становился долгожданным глотком вина для жаждущей души.
Она впервые нахмурилась, когда племянник продюсера, о котором она давно позабыла, появился в прессе со статьей об их давнишнем разводе; печальной, нежной статьей, который, впрочем, напоминал о некоторых вещах, которые лучше было бы сохранить в секрете. Без сомнения, ему хорошо заплатили, и изуродованный труп не мог подать в суд, но все же существовали женские клубы, а такая вещь едва ли улучшала репутацию женщины.
Она перестала улыбаться, когда известный своим пламенным латиноамериканским темпераментом плейбой, давно сидевший без работы, имя которого она с трудом припоминала, опубликовал длинное признание о своих любовных отношениях с мисс Нэш, детали которой она ох как хорошо помнила. Воскресные издания принесли такие истории, с фотографиями и факсимиле писем, что она решила, что время пришло остановить это. То, о чем страна начинала шептаться, было не так грустно и не так прекрасно, как некрологи.
Я действительно не понимаю, мадам, как вы можете настаивать на этом, сказал мистер Бамбургер Клэр Нэш, изможденной, осунувшейся, до зелени бледной Клэр Нэш с безумными глазами, которая сидела в его офисе, куда долго и отчаянно пыталась пробиться.
Но, Джейк пробормотала она. Но ты Я Ради бога, Джейк, ты не заставишь меня считать себя сумасшедшей. Ты знаешь меня. Ты узнаешь меня!
Правда, мадам, я никогда прежде вас не видел.
Секретарша мистера Бамбургера вышла из комнаты. Мистер Бамбургер поспешно поднялся и закрыл за ней дверь.
Послушай, Клэр
Она вскочила на ноги, светящаяся улыбка осушила ее слезы.
Джейк, дуралей! Ну что за проделки!
Послушай, Клэр, конечно, я узнал тебя. Но я не узнаю тебя на людях. Ну, не смотри на меня так. Я не узнаю тебядля твоего же блага.
Она села обратно, потому что едва устояла на ногах.
Я я не понимаю, прошептала она.
Ты понимаешь, сказал мистер Бамбургер, прекрасно понимаешь. Ты же читала все эти чертовы статьи, правда же? И как ты думаешь, какой продюсер захочет подойти теперь к тебе ближе чем на десяток метров?
Но я могла бы
Нет, ты не могла бы. Ты не можешь подать на них в суд, потому что они все докажут. И мы знаем, что дамские клубы и общество поборников морали бойкотирует студию, сотрет ее с лица земли, если один из нас окажется таким идиотом, что снимет тебя снова.
Но
Піе ты была все это время, пустоголовая дура? Почему ты позволила им печатать эти некрологи? И если бы это было все! Как ты думаешь, публика простит тебе это? Нажиться на катастрофе! Это разрушит всю веру в киноиндустрию, если они только узнают! Прошло время таких пресс-секретарских трюков!
Но я же объяснила тебе! Я сделала это только потому, что
А, так ты собираешься выложить реальную историю? Рассказать миру, что тебя не было на самолете, потому что ты играла в глупую, жалкую игру со студиями? И что ты думаешь, что после этого продюсеры подхватят тебя и изобразят себя кучкой остолопов?
Да да, но Но я знаменитость ябольшая звезда якассо
Была, а еще ты начала проваливаться. Да, определенно проваливаться, девочка моя. Публике надоедают инженю. Ну и потом, мы подписали уже контракт с Лулой дель Мио, она займет твое место. Нам не нужно две звезды
Послушайся моего совета, Клэр, мистер Бамбургер говорил белому призраку женщины, который покидал его офис полчаса спустя. Останься мертва официально, бросай Голливуд, бросай кино. Так будет лучше для твоей репутации и твоего душевного покоя. Конечно, можно легко идентифицировать твою личность. Но публика тебя не примет, ты просто выставишь себя в нелепом свете. И ни один продюсер не возьмет тебя. Поспрашивай их, они все скажут то же, что и я. Ты нажила неплохое состояние, тебе больше не понадобится работатьтак отдыхай и наслаждайся. Выйди замуж за какого-нибудь милого, порядочного миллионера. Забудь про кино. Я гораздо опытней тебя в этих делах, и я скажу тебеэкран больше не для тебя.